***
— Надо нарезать мелко и на равные части. Дазай, неловко держа нож в руке, пытался нарезать ровно и случайно не ударить лезвием себе по пальцу. — Спагетти, кажется, уже готовы. Посмотри. Дазай, отвлекшись от шинковки зелёного лука, открыл крышку кастрюли. — Теперь соли пасту. Дазай снова накрыл кастрюлю со спагетти крышкой и переключился на другую, взяв в руки солонку. — Смотри не пересоли. Чёрт, да не так же много! Выключи плиту, не перевари спагетти! — нервно, хлопнув ладонью по столу, прикрикнул Чуя и закатил глаза. — Чу-уя, ты меня постоянно поправляешь, я не могу сосредоточиться, — прохныкал Дазай и застыл около плиты, ссутулившись. — Чёрт, отойди уже. Дай я сам всё сделаю! — буквально прорычал Накахара, вскакивая со стула, и отобрал у Дазая из рук солонку и лопатку. Осаму послушно опустился на стул, наблюдая. Чуя выключил плиту, отставив спаггети. Попробовал готовящуюся пасту, хмыкнул, недовольно пробурчал что-то вроде «говорил же, не пересоли», добавил немного воды, специй и размешал. Снова попробовал и довольно хмыкнул, удовлетворённо кивнув. Он делал это всё так ловко и умело, что Осаму снова не смог сдержать восхищения, смотря на Накахару. Харти сидел рядом и терпеливо ждал, облизываясь. В итоге вкусную пасту, наконец, все поели, даже Харти. Он всё-таки заслужил это тем, что ждал сегодня слишком долго. — Довольно неплохо, — хмыкнул Чуя, вытирая рот салфеткой. — Потрясающе, — поправил его Дазай с ноткой восхищения. — Ты прекрасно готовишь. Чуя нахмурился и смущённо отвернулся, почёсывая своего пса за ухом. — Но готовил ведь ты, я просто помогал. — Но ведь всё было под твоим чутким руководством, — настаивал Осаму, и Чуя усмехнулся, пытаясь скрыть смущение. — Перестань меня хвалить, я просто привык готовить себе сам с шестнадцати лет. Хотя… если бы я не попробовал пасту на соль, то сейчас собственноручно бы тебя убил. Дазай негромко рассмеялся. — Не преувеличивай. Зато мы, наконец, поели. — Это точно, потому что я думал, мой желудок переварит сам себя, пока я смотрел на твои жалкие попытки приготовить что-нибудь съестное. — Вот поэтому именно благодаря тебе мы и поели сегодня, — добавил Дазай и хитро улыбнулся. Чуя только смущённо фыркнул. Когда Харти вдруг неожиданно положил морду на колени Дазаю, тот правда сильно удивился. — Чего ты? — буркнул Чуя, всё ещё пытаясь перебороть собственное смущение. — Твой пёс, кажется, что-то напутал, — недоумённо сказал Дазай и осторожно погладил Харти по голове, тот, собственно возражать не стал. — Может, это набитый желудок так на него повлиял? — Не называй моего пса глупым, — недовольно фыркнул Накахара, сложив руки на груди. — Я такого и не говорил, — протянул Дазай, перестав чесать пса за ухом. Он всё же не проникался особой любовью к этим животным, просто, чтобы собака, по собственной воле, начала ластиться к Осаму — это было впервые в его жизни. — И вообще-то я ревную, — слегка нахмурившись, тихо пробормотал Накахара. — Меня? — хитро прищурился Дазай, улыбнувшись. — Харти, дурень, — Чуя закатил глаза. Пёс, услышав свою кличку, лениво подошёл к хозяину, и Чуя погладил его по голове, самодовольно смотря на Дазая. — Ну, так нечестно, ты подозвал его, — наигранно обиженным тоном протянул Осаму. — Хотя, если честно, так я чувствую себя намного спокойнее. — Тебе не понравилось то, что мой пёс ластился к тебе? — прищурившись, уточнил Чуя с деланной угрозой в голосе. — Ты должен чувствовать благоговение или что-то вроде того. Дазай рассмеялся. — На моих коленях покоился королевский пёс, значит? — Именно так, — кивнул Накахара со всей серьёзностью. Дазай в данный момент почувствовал настоящее счастье. Счастье от простого, живого общения с человеком. Живым человеком. Это правда было немаловажным уточнением, ведь последние несколько лет Дазай привык разговаривать только с могилами, тоскливо смотря на серое небо и не ожидая никакого ответа. Дазаю хотелось сказать столько всяких вещей, хотелось спросить всё, что он жаждал узнать. Он не хотел давить на Чую, но и резину тянуть не хотел. Всё-таки Чуя вовсе не необщительный. Он милый, живой и довольно приветливый. А ещё заботливый, точно. В общем, копилка знаний о Чуе у Дазая заметно пополнилась. Но он хотел расширить её ещё немного, наконец, узнав, что происходит в жизни Чуи. — Чуя, — собравшись с мыслями, немного неуверенно начал Дазай. — Я вовсе не хочу давить на тебя, но я хочу узнать, что случилось, — Накахара замер и поднял взгляд на Дазая. — Зачем ты подделал свою смерть? Чуя опустил взгляд в пол и молчал, и Осаму неуверенно добавил: — Поначалу, когда я не знал, что ты жив, я так сильно хотел узнать, что произошло и какая причина того, что ты умер в таком возрасте. Мне было интересно, почему твоя могила такая неухоженная и почему на ней никогда никого нет, хотя ты умер недавно. Я был так заинтересован твоей смертью, а сейчас, когда я знаю, что ты жив, я ещё больше заинтересован твоей жизнью, и я не могу это контролировать, — Дазай перевёл дух, нервно облизав губы и глубоко вздохнув. — Но в любом случае, если ты не хочешь говорить, я могу отстать. — У меня ничего интересного не было, если не считать моей смерти, — усмехнулся Чуя. — Мне тоже интересен ты и твоя жизнь. Ты заявляешь, что хочешь общаться со мной, а я тебя совсем не знаю. Но ты ведь тоже, и, наверное, поэтому ты так рвёшься залезть в мою жизнь. — Я хочу общаться с тобой вне зависимости того, знаю ли я что-то о твоей жизни или нет, — возразил Осаму серьёзным тоном. — Меня привлекает не это. И снова Чуя неловко отводит взгляд. Такие слова со стороны Дазая вводят в ступор и заставляют его смущаться уже который раз, и из-за этого Накахара немного злился. — Тогда давай так. Ты рассказываешь о себе, я рассказываю о себе. И будем квиты, — предложил Чуя, смотря на Дазая. — Сразу предупреждаю, ничего интересного в рассказе о моей паршивой жизни ты не найдёшь. — Согласен, — твёрдо согласился Дазай. — Про себя могу сказать то же самое.***
Когда начинаешь интересоваться человеком, то хочется узнать о нём всё, каждую деталь и незначительную мелочь. Сначала узнать что-то не особо важное, например: личные вкусы, пристрастия и манеру общения, а потом постепенно углубиться и изучить все манеры, эмоции, тембр голоса и привычки. Хочется знать практически всё. И не всегда бывало такое, что хотелось узнать о человеке всё, но по частичкам. Например, в истории Осаму было всё наоборот — он хотел узнать важные детали сразу, потому что гореть в ожидании просто больше не хватало терпения. Раньше Дазай считал, что любовь — это форма одержимости. Что ж, в таком случае, он совсем не против быть одержимым. Они лежали на диване и смотрели в потолок. Первым рассказать должен был Дазай — так хотелось Чуе. Дазай шумно выдохнул и пожал плечами. — Я — простой парень. Самый обычный. В детстве погибла моя мама, — он замолчал, чувствуя ком в груди. — Как? — осторожно поинтересовался Чуя, чуть повернув голову к Дазаю. — Пьяный водитель сбил её насмерть на тротуаре. Она прикрыла меня своей спиной, — через некоторое время ответил Дазай. — И после смерти мамы началась чёрная полоса. Мы стали жить с папой вдвоём. Денег не хватало, отец пил. В итоге, он умер в баре от ножевого в пьяной драке. Дазай пытался говорить спокойно, но выходило у него это, честно сказать, с трудом. Он брал большие паузы, тихо вздыхал и часто моргал. Он рассказывал кому-то о своей жизни впервые, и Чуя не давил и не торопил. — Меня забрала к себе тётя, — продолжил Дазай, выдохнув. — Кстати, это её квартира. Я пошёл учиться в университет, но потом всё опять пошло по наклонной. Тётя серьёзно заболела и работать не могла, денег снова начало не хватать и я устроился на первую в своей жизни работу и стал подрабатывать курьером, а потом… — Дазай снова взял огромную паузу и прикрыл глаза; его губа заметно дрожала. — Потом тётя умерла, и я остался совсем один. На тот момент я уже был совершеннолетним и это меня спасало от очередных переездов и, возможно, детдома. Мне некому было помочь. Мне пришлось бросить университет и пойти на ещё одну подработку. Потом я нашёл объявление о том, что в офис одной крупной фирмы срочно требуются работники, и мне повезло. Муха принял меня, конечно, с личными данными пришлось немного приврать, — криво улыбнулся Дазай. — Муха? — осторожно переспросил Накахара. — Прости, я так своего бывшего начальника называю, — усмехнулся Дазай и продолжил. — Благодаря новой работе я, наконец, разобрался со счетами и прочим. А потом я вдруг узнаю, что мой дядя — бывший муж покойной тёти — разбился в авиакатастрофе. И тогда я понял, что наш чёртов род проклят. Мои родственники умирали, а я никак не мог. Столько увечий на моём теле и каждый раз нулевой результат. Ну, а потом я случайно наткнулся на твою могилу, и дальше ты уже знаешь. Дазай слегка шмыгнул носом, часто поморгав, и взглянул на Чую со слабой улыбкой. — Я же говорил, что ничего интересного. Накахара, взглянув Дазаю в глаза, отвернулся и снова принялся рассматривать потолок. — Это очень печально — вот так потерять всю свою семью, — тихо сказал Чуя, и в его голосе сейчас прорезался не привычный холод, а грусть. — Я же говорил, что я очень невезучий, — сказал Осаму, тоже уставившись обратно в потолок. — Я даже не знаю ничего о том, есть ли у меня кто из родственников или нет. И что стало с детьми тёти, которые остались жить с её бывшим мужем, я тоже не знаю. Хоть мы и не особо ладим с ними, я чувствую себя каким-то засранцем, — вздохнул он. — Быть родственниками ещё не значит быть родными людьми, Дазай, — на полном серьёзе изрёк Чуя, и Дазай, немного подумав, согласно закивал. — Да, ты прав. Ну, теперь твоя очередь, так? — Ага, — протянул Накахара, слегка поёжившись. — Что сказать, я тоже не особо везучий. Я родился в богатой семье, и из-за этого у меня все беды в жизни. — Кто твои родители? — тихо спросил Осаму. — Бизнесмены. Довольно влиятельные. Из-за их дел дома всегда было много шума, мы всегда находились в центре внимания, а я хотел только одного — тишины. Я знал, что это такое — ведение собственного бизнеса. Меня, может, и привлекают детективные романы в трёхсотстраничных книгах, но никак не детектив в жизни. Я люблю тишину и порядок, — Накахара глубоко вздохнул и облизал пересохшие губы. — В общем, мои родители предложили мне взять часть их бизнеса после окончания школы, но я не хотел топиться в этой трясине, состоящей из фальшивых людей, наигранной популярности, в общем-то, опасной жизни и одного лишь шума. Я твёрдо настоял на своём отказе и даже съехал от родителей в шестнадцать лет. Жил более-менее тихо, нашёл подработку, учился. Меня иногда доставали, но, в общем-то не так часто. И уже на двадцать втором году жизни, когда я устроился на постоянную работу и, наконец, нашёл то, чем хочу заниматься, заявляется семейный менеджер и говорит, что я теперь законный владелец доли семейного бизнеса, — Чуя резко повернул голову к Дазаю, смотрящему на него. — У меня выбора не было, понял? Ничего необычного, просто я не хотел быть частью всей этой дрянной элиты. Вот и всё. Как-то вечером я рвал на себе волосы и обдумывал каждый возможный вариант отказа. Но я знал свою семью слишком хорошо. И вот я натыкаюсь на какую-то бессмысленную передачу, где выдвигались гипотезы по поводу какого-то известного певца, который, возможно, инсценировал собственные похороны. И я тогда подумал: «Чёрт, а это же идея». Это правда был единственный вариант! Я не мог уехать, скрыться, залечь на дно — СМИ доставали меня везде, да ещё и менеджер почти постоянно не спускал с меня глаз. Тогда я той же ночью, почти не обдумав решение, потому что времени на это просто уже не было, собрал шмотки и уехал сюда, в Йокогаму. От Токио это недалеко, и я понимал, что меня скоро достанут, и я начал действовать со следующего утра. Позвонил своему единственному знакомому со школы, который был немного младше меня, и сразу в лоб всё рассказал. Я вспомнил именно его, потому что: во-первых, он жил здесь, а во-вторых, он был сыном сторожа на местном кладбище. С помощью его отца я всё и провернул, мы заказали дешёвый гроб, первую попавшуюся на глаза могильную плиту, и только всё устроив, знакомый позвонил моей матери и сказал, что я разбился на машине и меня уже похоронили. Естественно, родители прилетели в этот же день. Был шок, истерики и паника. Самый настоящий хаос. Знакомый, как мы и договаривались, говорил о нелепом казусе в морге. Я, конечно, в чудо не верю, но, мне кажется, только благодаря ему и моему знакомому родители не поставили на уши морги — знакомый отказывался им говорить ради их же блага. Отцу моего «соучастника» такое проворачивать было не впервой, уж это я знал точно ещё со школы, причём от самого знакомого, — Чуи дрогнул голос и он на минуту прекратил свою речь. После чего глубоко вздохнул и, проморгавшись, продолжил уже заметно дрожащим и срывающимся голосом: — Мама долго плакала около могилы, а я просто стоял и смотрел издалека, как она не находит себе места, — Чуя сел. — Я чувствую себя так паршиво, что временами хочется и правда умереть, хоть я и зарёкся, что помру только естественной смертью. Дазай тоже присел и попытался заглянуть Чуе в глаза. Чуе становилось так легко на душе с каждым произнесённым словом. Он рассказывал о своей жизни, как и Осаму, впервые и винил за свою чрезмерную болтливость влитые в себя два бокала Дос Крианса до их с Дазаем «исповедей». — Инсценировать похороны — это очень трудно на самом деле, когда ты не какой-нибудь мега-известный певец. Но я привык добиваться того, чего хочу. Самым страшным моментом был тот, когда родители были в ярости от таких быстрых похорон. Они добивались от моего знакомого любой детали, но тот, как робот повторял лишь что-то типа «авария», «я не буду говорить адреса морга, ради вашего же блага» и «поверьте, ваш сын не хотел бы такого громкого исхода событий». Последнее, если честно, наверное, и возымело такой эффект, — Чуя вздохнул и потёр глаза пальцами. — Никакого криминала и крутых поворотов событий. Было очень сложно, но выполнимо. Моя жизнь не интересная книга, а, увы, паршивая реальность, которая достигла отметки дна, на котором я сейчас и нахожусь, скрываясь от каждого человека. Я стал параноиком. Шугаюсь каждого дуновения ветра. Ношу с собой D-Guard.¹ Я работаю в сети, редактирую чужие рассказы и книги, подрабатываю переводчиком. Получаю нормально, мне хватает. Закупаюсь в магазине за углом. Однажды около магазина я подобрал Харти, и он теперь единственный, кто охраняет меня. Я могу вскочить посреди ночи от ощущения того, что меня вот-вот раскроют и судорожно идти проверять, заперта ли дверь, а потом я вдруг встречаю тебя, который говорит мне, что узнаёт меня. И тогда во мне всё переворачивается, — Накахара вцепился пальцами в свои волосы и издал истеричный смешок. — На меня обрушивается такой поток информации от тебя, что я просто выхожу из строя. — Прости меня за то, что напугал, — искренне извиняется Осаму и пристально смотрит на постепенно срывающегося Чую. — Я похож на чёртову сопливую барышню, спьяну рассказывающую о своей дрянной жизни первому встречному, — продолжает Чуя, захлёбываясь в нарастающей истерике. — Я говорю так много тебе и чувствую себя так паршиво, но вместе с этим так чертовски свободно. Я просто впервые в жизни рассказал всё своё дерьмо, которое копится у меня с каждой прожитой минутой под чужим именем, и мне кажется, что я вот-вот свихнусь, — Чуя вскакивает с дивана, обнимает себя руками за плечи, и его истерика набирает обороты, горько плещется уже где-то в горле, собираясь выплеснуться наружу. Но Дазай не позволяет этому случиться. Он встает с дивана, быстро подходит к Чуе и прижимает его к себе, утыкая носом куда-то в грудь. — Чёрт, пусти, — яростно начал вырываться Накахара и ударил кулаком Осаму в грудь. — Я чувствую себя такой сволочью, какой ты и представить себе не можешь. Они думают, что я мёртв, а я живее всех живых и в свои двадцать два веду себя, как малолетняя мразь… Дазай шумно выдохнул и, взяв Чую за плечи, насильно усадил его обратно на диван и крепко схватил его пальцами за подбородок, заставляя посмотреть на себя. — Перестань жевать сопли и посмотри на меня. Ты не сволочь, слышишь? — Дазай чуть встряхнул Чую. — Я чувствую себя ещё хуже, когда понимаю, что именно я был свидетелем смертей моих родственников. Я мог не позволять маме прятать себя за её спиной, мог не пускать отца на очередные вылазки в бар, мог более настойчиво уговаривать тётю пойти к врачу, но я этого не сделал, и теперь я чувствую себя точно так же, как ты — виноватой сволочью, которая думает только о себе. Но ты, ты ведь заставил меня чувствовать себя так свободно. Заставил шире открыть глаза. Одно твоё уверенное выражение лица помогло мне, придало столько сил, а сейчас я вижу, как человек, который мне безумно нравится, распускает сопли. Так что, не смей, слышишь? Будь собой, прикрывайся своей стальной маской безразличия и не считай себя сволочью. Что сделал, то сделал. Если нужно будет, ты всё изменишь, если нет — оставишь всё как есть, — Чуя всхлипнул и задрожал. — А пока я буду с тобой, и мы оба будем такими мудаками, каких никто и никогда не видел. — Ты понимаешь, как это стрёмно? Даже для нас, — спросил Чуя, уточнив, и Дазай отпустил его. — Да и плевать, давно хотел почувствовать себя главным героем какого-нибудь крутого фильма, который плюётся пафосом во все стороны, — хмыкнув, сказал Дазай и улыбнулся, осторожно прикоснувшись к волосам Накахары. — Нет, всё-таки ты был бы ещё сволочнее, чем я, — немного успокоившись, сказал вдруг Чуя. — Это ещё почему? — Потому что твой свинарник в квартире можно приписать к списку самых главных грехов человечества, — Чуя хитро прищурился, и Дазай, фыркнув, вновь схватил его за подбородок. — Вот погоди, слизняк. Однажды я и в твоей идеальной квартире найду какой-нибудь изъян, и тогда все твои стереотипы рухнут, и небо станет зелёным. Чуя, не сдержавшись, громко рассмеялся и, впервые за долгое время, он смог это сделать абсолютно искренне, свободно и открыто.***
Никто больше не проронил ни слова о признаниях той ночью в квартире Дазая. Это было правильно, потому что это не повод для обсуждений и насмешек. Всё это было слишком серьёзно, и оба это хорошо понимали. Рассказы о прошлой жизни стали хорошим толчком для настоящего общения, почти дружбы. Дружбы на уровне взаимных оскорблений, небольших розыгрышей и нежных прикосновений, в основном, конечно, со стороны Дазая. Теперь Чуя часто гостил у Осаму и каждый раз приносил с собой вино. В ответ на это, Дазай пытался приготовить что-нибудь съедобное и не спалить при этом кухню. Конечно, Дазай теперь тоже знал, где живёт Накахара, потому что в тот вечер Чуя заставил его провожать до дома. Хотя, тут ещё был вопрос в том, кто кого заставил, и Чуе казалось, что это был вовсе не он, а сам Дазай. Чересчур заботливый и добрый Дазай. Аж мурашки по коже. Кстати говоря, никаких изъянов в квартире Чуи Дазай всё-таки не нашёл, даже пылинки. Накахара только самодовольно хмыкнул, говоря что-то вроде «ну, я же говорил». — Мне что, опять убирать бардак за тобой? Господи, ты невыносим, — сморщил нос Чуя, недовольно оглядывая очередной беспорядок в доме Осаму. — Я не против, тем более тот фартучек с рюшками тебе так сильно идёт, — хитро улыбнувшись, сказал Дазай, и Чуя несильно стукнул его по спине. — Если ты мне его ещё хоть раз сунешь, то, клянусь, я аккуратненько его сложу и засуну тебе в задницу, Дазай, — проворчал Чуя. Дазай навалился сверху на Чую под его недовольные возгласы, уместив голову на его макушке, и счастливо улыбнулся. На завтра у него были такие романтичные планы, что самому становилось смешно. Как бы то не звучало, на «могилу» Чуе Осаму натаскал кучу цветов, а вот самому Чуе — ни одного. — Кстати, — протянул Дазай. — Если вдруг я скажу, что под твоими окнами окажется пожарная машина, на которой мы верхом можем прокатиться в час ночи, как тебе такое? Дазай отчасти был абсолютно серьёзным, а всё благодаря его новому знакомому с работы. — Издеваешься? — округлил глаза Чуя. — Кто не мечтал прокатиться на пожарной машине в час ночи? — Ну, наверное, любой нормальный человек, — уточнил Осаму. — Да и пофиг, значит мы будем ненормальными, — фыркнул Чуя. — Но если тебе всё же не нравится, я мог бы подобрать для тебя более экзотический вариант, — сказал Дазай, хитро ухмыляясь. — Например, катафалк, что скажешь? Ещё секунда — и Дазай получает ладонью по затылку. — Иди ты в задницу, Дазай!