Моя ненавистная любовь

      Несмотря на то, что велнус был довольно-таки крупными, Нацу расправился с ним быстро, ведь единственное, чем была забита его голова: поскорее вернуться к Люси и продолжить начатое. Не сдерживая свой огонь и силу, через пару минут борьбы велнус был безжалостно растерзан и обращен в пепел.       Уловив в воздухе запах этери, Драгнил молниеносно сорвался с места и понесся к ней. Ее запах как никогда кружил ему голову. Догонять долго не пришлось, она не убежала далеко. Еще чуть-чуть и они снова будут вместе.       Люси больше не бежала, она шла ровно с прямой осанкой, выравнивая дыхание и сердцебиение, размышляя о том, что произошло. За раздумьями девушка не заметила, как Драгнил перегнал и предстал перед ней, загородив путь. Хартфилия резко остановилась и сделала осторожный шаг назад. Глаза на секунду распахнулись в испуге, сердце опять замерло. Замерло от страха. На лицо вернулась гримаса бесстрастия, испуг остался в глазах. Она понимала — это Нацу, но его вид заставлял насторожиться и ужаснуться. Он все еще был в обличии этериаса: острые длинные когти, такой же черный покров вокруг глаз. На его коже было множество кровавых разводов, одежда местами порвана, где сквозь дыры можно было заметить царапины, которые стремительно заживали, а с когтей капала свежая, грязная, почти что черная кровь. Люси не понимала, что ужасней: то, что это кровь того дикого, который хоть и пытался на них напасть, однако его крови было слишком много, или того, что это может быть кровь Нацу. — Настоящий демон из Преисподней! — единственное, что пронеслось у исповедницы, разглядывая этот кошмар, что предстал перед ней.       Его жуткая улыбка, которая бывает, наверно, только у маньяков, что давно сошли с ума, и пылающие желанием глаза. Он медленно приближался, хриплым голосом произнося ее имя. Нацу пугал ее, ведь сейчас он, возможно, не контролирует себя и действует руководимый инстинктом. Хартфилия надеялась, что это не так, и не желая опять за этот день потерять самообладание, лишь окинула Драгнила презрительным взглядом и обойдя, сильнее выпрямив спину, продолжила свой путь до поместья.       Нацу от этого взгляда растерялся и что-то острое, как иголка на пряже, резко и больно кольнуло внутри. Она давно на него так не смотрела, Нацу даже забыл про то, что она может так смотреть. Из головы вылетело, что Люси исповедница и неприязнь к его расе ей привита с детства. Уверенность к нему вернулась, вспомнив, что между ними произошло пару минут назад. До Драгнила, как он считал, дошло — конечно же, как можно на него по-другому смотреть, если он в обличье этериаса. Ее наверняка отталкивает его вид, да и еще эта темно-бордовая и вонючая кровь не может не вызвать отвращения, — утешал себя мысленно Драгнил. Поэтому вернув человеческое обличье, он поравнялся с Хартфилией. Этериас пытался с ней как-то поговорить, но девушка игнорировала его, будучи погруженной в собственные мысли.       Только дойдя до поместья, Нацу схватил Люси за руку. Не нравилась ему напряженная давящая тишина между ними. Оптимистичное настроение исчезло, в голове стали блуждать догадки, одна хуже другой, и каждая из них становилась грузом на сердце. Этериас пытался вернуть прежние мысли, но не смог — вранье самому себе самое глупое и опасное, которое только может придумать человек и этериас. Прямо сейчас ему нужно было выяснить в чем дело? Как только Драгнил взял свою этери за руку, та резко отдернула ее и с отвращением вытерла о платье. — Люси, — серьезно, со строгостью позвал этери Драгнил, обиженный подобным действием. — Ты жалеешь о том, что произошло? — озвучил он самую ужасную мысль, не покидающую его несколько минут. Ее ответ он услышал, словно оно было эхом, внезапным, режущий слух и сердце. — Да, — отвернувшись, несмотря ему в глаза, ответила исповедница ледяным голосом, который Нацу слышал в первую неделю ее приезда.       Люси гордо ушла в свою комнату. И лишь напряженные приподнятые плечи говорили, что на самом деле она устала, и ни день, ни ответ не дался ей легко.       Драгнил этого не заметил.       Этериас закрыл глаза и глубоко задышал. Он старался себя успокоить, но сжатый кулак со всей силы ударил по стене, оставляя на той кровавый след. Весь вид Драгнила показывал его злость, а внутри творился полный беспорядок чувств и эмоций. В Нацу полыхали обида и гнев. Люси сама тянулась, льнула к нему, сама целовала его, он не заставлял ее это делать! А теперь она жалеет об этом! Жалеет о той близости, что, наконец, между ними настала!       Неужели только он чувствовал это упоение и страсть? Да, нет же! Она врет ему, врет себе. Нацу знал это, он видел, чувствовал как извивалось и дрожало ее тело под ним, она мычала ему в рот, не в силах озвучить полустоны, так как не хотела отрываться от его губ.       Сейчас она надела маску исповедницы и вновь вела себя высокомерно и гордо, словно не она была всю эту неделю с ним, не с ней он общался и смеялся. Она опять была Исповедницей, спрятав от него ту странную, но интересовавшую его Люси. К Драгнилу медленно осознавал, какая Хартфилия лицемерная и лживая.       Ясно было одно — их отношения потеряны.

***

      Прошло два дня со случая на речке. Нацу и Люси больше не общались и не виделись. Все вернулось во времена, когда Хартфилия приехала в поместье: она все дни проводила в деревне гибридов, Нацу просто наблюдал за ней со стороны. Впрочем, им двоим нужно было это время, чтобы обдумать произошедшее.       Нацу до сих пор был зол и обижен на Люси. Но все же успокоился и понял, что перегнул палку в своих мыслях об этери. Она была исповедницей и нелюбовь к таким, как он, у нее чуть ли не в генах. Однако за прошедшую неделю она этого не показывала, и Драгнил верил, что Люси была с ним искренняя. Она может надеть на себя железную маску и держать на лице целую вечность, но не была актрисой и подделывать свое поведение, эмоции и речь не могла. Их сближение, которое Нацу с нетерпением ждал, даже для него произошло спонтанно, что думать о Хартфилии, она от себя тоже подобного не ожидала. Нацу решил проявить несвойственное для него терпение и дать своей этери время для размышления, чтобы они смогли приступить к следующему этапу.       Но Драгнил и представить не мог, насколько сложно было Люси. Она целовала Нацу, не сопротивлялась этому, а главное, ей это нравилось. Это было самым пугающим. Как это могло произойти, каким образом в ней пробудились подобные чувства к этериасу?! Она держала дистанцию, контролировала ситуацию, чтобы ничего не переходило границы, пока она не будет к этому готова. В тот день появилась дымка, затуманившая разум. Это наводило на мысль, что не она виновата в произошедшем и делала все не по собственной воле.       Это было не единственным из-за чего Люси была сама не своя. Она корила себя за свою трусость. Она всегда думала, что сильная и может выстоять перед чем угодно, но столкнувшись с этим в реале не могла дать отпор или как-нибудь противостоять этому. Люси многие считали девушкой любознательной, и та постоянно желала получать новые знания, однако в этом мире она поняла, что это совсем не так, она боится. Исповедница, наконец, смогла столкнуться с силой этерисов, получить новые чувства и ощущения, узнала, что этериасы это не всегда ужасные демоны, как она читала в книгах — эти вещи меняли ее мировоззрение, в котором она всегда была уверенна. Еще ужасней было то, что Люси придумывала оправдания своим страхам и их причинам.       Люси стала видеть еще больше своих отрицательных сторон и слабостей. Это меняло ее, и она боялась подобных изменений, потому что все в ее жизни было постоянным и неизменяемым. Все эти перемены не влияли на нее положительно. Хартфилия ходила постоянно задумчивая, не могла сосредоточиться, она стала меньше есть, а сон, кажется, ее вовсе покинул. Поэтому Хартфилия стала делать все тоже самое, что в прошлый раз. Она весь день пыталась помочь гибридам, однако слуги не давали ей ничего делать, а если и давали, то у Люси ничего не выходило и все шло еще хуже. На следующий день Шарли вежливо выгнала ее из деревни и сказала, чтобы она передохнула и не создавала проблем. Гуляя по поместью, исповедница искала, чем себя занять. Наткнувшись на тренажерный зал к Люси пришло озарение: вот оно ее спасение. Тренировка сможет ее измотать и отвлечь от наводящих мыслей.       И как же приятно было чувствовать, как напрягаются мышцы, по телу течет пот, а ты наполняешься энергией и силой. На лице исповедницы появилась улыбка, а когда она начинала предвкушать, что потом съест сытный ужин, ляжет в постель и будет наслаждаться простым лежанием, а в голову не будут лезть дикие мысли, делали улыбку еще шире. Да это же просто блаженство! Перед тем, как уйти и воплотить свои планы в жизнь, Люси решила позаниматься со своей плетью. Слыша удары хлыста, ощущая боль и покалывания в руке из-за свойств окрайда, Люси чувствовала, как к ней возвращалась уверенность, и она вновь понимала, что исповедница, а не девочка запутавшаяся в себе.       Замахнувшись на еще один удар, Люси почувствовала, как горячая ладонь легла на ее плечо. Хартфилия все это время думала, что одна, и забыла, что в комнату может зайти кто угодно, поэтому Люси вздрогнула и отскочила. Обернувшись, девушка столкнулась с Нацу, который смотрел на нее изогнув бровь. — О, Великий, ты зачем подкрадываешься?! — воскликнула Люси, прожигая этериаса взглядом. — Я думал ты меня заметила, — пожал плечами Драгнил.       Хартфилия какое-то время смотрела на этериаса, но вспомнив происшествие двухдневной давности, смутилась и отвела взгляд. Ей было перед ним стыдно, хоть сама не ожидала от себя подобного. Все эти дни она думала только о себе, а не о Нацу. Посмотрев на него сейчас, в ней заиграла совесть и ответственность за свои поступки. Что же с ней происходит?       Драгнил пришел к своей этери не просто так. Как он считал, время на раздумья было достаточно и уже пора идти дальше. Поэтому когда Хэппи сообщил, что она в тренировочном зале, Нацу поспешил к ней. Он был настроен решительно и надеялся, что они смогут нормально поговорить и обсудить произошедшее. Драгнил не очень любил такие разговоры «по душам» и с выяснением отношений: слишком много слов и раздумий о том, как не задеть словом, однако со своей этери у него не было другого варианта. Вот только стоило Хатфилии отвести взгляд, в груди вновь всколыхнули обида и гнев. — Скажи, ты все еще жалеешь? — максимально бесстрастно попытался сказать этериас, чувствуя, как еле сдерживался, чтобы не закричать. — Да… прости, — отвернувшись и обхватив руками плечи, ответила Люси.       Ее извинения было словно маслом в огонь. Нацу сам не понимал почему, но все внутри полыхало пламенем. Драгнил бесшумно подошел к исповеднице сзади. На этот раз Люси почувствовала приближение и, собравшись с силами, повернулась к нему. Сейчас этериас был перед ней словно раскрытая книга, по его лицу читалось его настроение и намерения. Люси не собиралась терпеть это, она помнила кто она и подстраиваться под этериаса не будет. — Если бы это было по моей воле, то может я бы ни о чем не жалела. Но объясни мне, почему мне должно было быть приятно от того, чего я не хотела? — в голосе исповедницы был упрек. — Что значит не по твоей воле?! — прикрикнул Нацу, вскинув руки. — Я тебя не принуждал к этому. Ты могла бы с легкостью оттолкнуть меня, как сделала в первый раз, но вместо этого ты — ты! — первая потянулась ко мне! Я не видел, чтобы ты мучилась и страдала от этого!       Драгнил не сдерживал крик. Хартфилия бесила своими противоречивыми поступками, усложняла, непонятно зачем, ситуацию. Придумала что-то у себя в голове и выставляет его виновным. — Я не знаю, Нацу, не знаю. Я умею себя контролировать, училась этому с детства, но в тот день мой разум что-то затуманило и заставило потерять бдительность и самообладание. Я исповедница — это практически невозможно, — не повышая тон, но говоря все четко и уверенно, оправдывалась доказывала Драгнилу свою невиновность в произошедшем, наступая и надавливая пальцем на его грудь. Люси не боялась высказывать свое мнение, у нее есть окрайд и если Нацу попробует ей что-то сделать, у него ничего не выйдет. Преимущество на ее стороне. — Это было либо какое-то воздействие этериасов на своих этери, о котором я не знаю, либо это ты мне что-то подсунул. Так что, я хотела бы, чтобы ты мне объяснил это. — Воздействие? Что-то подсунул? Да ты вообще слышишь, что за бред говоришь?! — крикнул Драгнил. Эти слова подогревали гнев этериаса все сильнее и сильнее. Пускай она жалеет о произошедшем, но не нужно выставлять его во всем виноватым! — Повторю еще раз: это все делала ты, это была твоя воля, твои действия! Я тебя не заставлял и уж точно никак на это не влиял! Не смей перекладывать свои действия на меня! — Нацу срывал голос, будучи не в состоянии держать спокойствие и холодность. Внутренний демон и сила рвались наружу, дабы исповедница наконец закрыла свой рот и поняла, кто здесь главный.       Все принципы и учение семьи Драгнил сгорели в сознании.       Хартфилия пыталась что-то сказать, но Нацу не позволил ей вновь произнести лживые слова в его адрес. Он взирал на нее красными глазами, цвета гнева и ярости. По телу бегал огонь, а воздух раскалился настолько, что дышать было невозможно, легкие будто плавились. Из него вырывался свирепый дракон, готовый разорвать ее, наплевав на то, что она его этери: — Знаешь, а ведь Гажил был прав — ты просто шлюха, — озлобленно сказал Нацу, последнее слово выговорив по слогам. — Приехала сюда и устраиваешь цирк, выставляя из себя непонятно кого. Хартфилия, у тебя мозг заплыл, от чувства собственной важности, не так ли?       С лица Нацу исчез гнев, черты лица смягчились, его глаза сузились подобно хитрому змею. В Люси проснулось возмущение, что отразилось на ее лице и взгляде. Драгнил ухмыльнулся и это не предвещало ничего хорошего. — Если тебе в твоем мире уделяли мало «внимания», то не переживай, здесь я восполню это, не отрываясь от тебя ни миг.       Драгнил устал терпеть и ждать. Все можно было сделать гораздо раньше и проще. Люси сама того не осознавая, сидела все время на бочке пороха, которая наконец получила искру и взорвалась подобно вулкану, круша все.       Люси хотела ответить Драгнилу, но не успела. Руки, ставшие когтями схватили Люси и прижали к стене. У исповедницы от удара по спине и голове прошла волна боли. Этериас вдавливал ее в стенку, словно пытаясь ее раздавить. Он кусал и терзал ее губы острыми клыками, не жалея рта девушки, будто пытаясь их съесть. По их подбородкам стекала кровь Люси. Нацу сжимал ее бедра, когти впились в мягкую плоть девушки, оставляя на той глубокие царапины. Его черный огонь касался и переходил на исповедницу, из-за чего на коже оставались следы от прикосновений огня, что позже станут ожогами. Хартфилия думала, что он сейчас либо сломает ей кости, либо сожжет заживо.       Нацу ни разу не закрыл глаза: ему нравилось смотреть, как менялось выражения лица его этери, а в уголках глаз появлялись слезы. Она забавно жмурилась, стоило ему чуть сильнее сжать хрупкое тело. Она пыталась сопротивляться и оттолкнуть его от себя, но ее сил не хватало на это.       Беспомощность и слабость исповедницы длилась недолго. Эффект неожиданности прошел, и она вспомнила про плеть. Окрайд, рядом с этериасом, сменил свой цвет с простого черного на синий, он вибрировал в руке девушки, будто пытался коснуться того, для кого был крайне опасен. Хартфилии стоило только немного взмахнуть плетью, как та, словно живая лоза, обвила ногу этериаса.       Нацу тут же отпустил Люси, тишину зала расколол душераздирающий крик, от которого кровь стынет в жилах, а барабанные перепонки могут лопнуть. Окрайд сиял голубым цветом, где блестели золотые крапинки, напоминающие звезды. Теперь Люси понимала, почему окрайд в легендах называли «звездной рекой» и каков он в действии.       Этериас лежал на полу, обхватив лапами ногу, пытаясь снять с себя плеть, но, коснувшись ее, он вновь закричал с большей силой. Ногу сковывало в сильнейших судорогах, принося по-настоящему адскую боль. Внутренности выкручивало, в тело словно вливали расколоченный свинец, который не останавливался, он продолжал плавить тело изнутри растекаясь по венам и телу, — эта боль и близко не была сравнима с той, что сейчас испытывал этериас. Тело Нацу билось агонией, он вонзал когти в каменный пол, рвал кожу ноги до мяса, чтобы хоть как-то приглушить невыносимую боль.       Тело Драгнила покрылось черным огнем, мощным потоками распространяясь все пространство вокруг. Нацу был готов сгореть заживо, лишь бы прекратить эту муку.       Огонь, по непонятным Люси причинам обходил ее, не задевая. По ее телу стекал холодный пот, она дрожала, не смела отвести от Нацу взгляд, наблюдая за его мучениями. Люси не верила, что это делала она, ей казалось, что она смотрит на это со стороны, как простой человек, который пошел не той дорогой и теперь видел то, что никогда не должен был увидеть. Боль в руке усилилась, но исповедница не смела отпускать, тело больше не принадлежало ей. Слыша крики этериаса, переходящие в рычание дикого животного, ей начинало чудиться, что она так же, как и он, испытывала боль.       C Нацу спал контроль, настоящий этериас вырвался наружу. Все его тело покрывалось черным покровом пластин, прочнее стали и более разгоряченные, чем плавленое золото. Его конечности удлинялись, становились больше и шире. Руки, нет лапы, стали длиннее ног, встань он на ноги и они почти будут касаться пола. Его когти, казалось, без какого-либо труда дробили камень. Местами из тела появлялись шипы, подобные клинкам, на голове выросли острые длинные рога, а хвост мощнейшими ударами бил по камню, оставляя вмятины. От его человеческого обличья в Нацу не осталось ничего, покров этериаса покрыл все его тело, делая из него страшнейший кошмар во плоти. Нацу не человек — он этериас, демон, с силой сравнивать города с землей, оставляя только пепел от врагов. И все, что осталось от Драгнила — красные глаза, в которых была боль и слезы, что градом стекали бы по его щекам, если бы не испарялись. Принятие истинного обличья должно было защитить его, но выходило наоборот: окрайд действовал еще сильнее.       Теперь Люси, наконец, увидела, кто такой истинный этериас. Она ощущала его силу, что давила сильнее камня, а его вид заставлял ощущать животный страх. Тело остолбенело, не в силах шевельнуться, сделать вздох, ведь одно неверное движение и тебя заметят. Как раньше с такими могли сражаться? — Это делаешь ты, — в голове Люси прозвучал чей-то голос, заставивший вздрогнуть. Нет, это не ее голос. — Прямо сейчас, это чудовище, этот монстр, преклоняется перед тобой. Он пугал, терзал твое тело, заставил почувствовать тебя ни кем. Но посмотри на него сейчас, он стоит перед тобой на коленях. Ты теперь пугаешь его, заставляешь это чудовище чувствовать такую боль, что он готов молить тебя о пощаде, он готов умереть. Это он ничто, а ты, именно ты теперь его ходячий во плоти ужас и страх. Ты решаешь жить ему или умереть. Ты та, в чьих руках его судьба.       На ухо Люси шептал чей-то голос. Хартфилия почувствовала словно кто-то обвил ее тело руками и укрыл от огня этериаса, скрывая ее от страха, как это делала мама. Но это была не она. По телу растекалась сила и могущество, которое Люси прежде никогда не ощущала в своей жизни. От этих слов из глубины сознания поднялись величие и гордость, которое она прежде не знала. Люси сейчас решала все — ей принадлежала жизнь этериаса.       В ней проснулась Исповедница. Та самая Исповедница, которая тысячи лет назад убивала таких демонов, ту из-за которой вздрагивали только от упоминания ее.       От осознания своей силы и величия перед этериасом, на лице Хартфилии расплылась надменная улыбка, а взгляде появилось высокомерие и презрение.       Нацу это заметил. Несмотря на адскую боль, это взгляд, ее выражение лица впилось ему в сознание.       В какой-то момент Люси, как ей показалось, услышала, что он произнес ее имя. Исповедница понимала, он кричит от боли, не как не может произнести ее имя. Но от этого зова в ней проснулась человеческая жалость. Из-за нее Нацу так больно. От осознания этого Хартфилии хотелось плакать и наплевать на то, что он демон. В Люси шло противостояние между Исповедницей, что так хотела сгубить демона, и человеком, которому известно чувство сострадания. Две эти силы были равны и решить чего она хочет сильнее, Хартфилия не могла.       Люси подошла к Нацу сквозь огонь и размотала плеть. Она пыталась ее оттянуть, но та словно не хотела отпускать этериаса и лишь сильнее обвивала его. Девушка откинула окрайд подальше, притянула и приобняла Драгнил, несмотря на то, что тот оставался в своем истинном обличье, а покров его тела обжигал и царапал ее.       Люси не могла поднять Нацу из-за собственной слабости, что так внезапно пронеслась по телу. Она приподняла голову этериаса, положив на колени склонилась к нему и сквозь слезы, что текли ручьем по ее щекам, проговаривала Нацу слова извинения, что она этого не хотела, хоть он и был уже без сознания.       Да, Нацу сделал ей больно и пытался сделать что-то еще хуже, но ведь всю прошедшую неделю он был к ней добр, не лез в ее личное пространство, если она не разрешала, изо всех сил пытался с ней сблизиться. Она не была той Исповедницей, которая в древние времена убивала этерисов. Ее воспитывали по старым обычаям, но Люси не была оружием без чувств и эмоций — Люси была исповедницей этого времени и человеком, которому свойственна жалость и сочувствие. Эти чувства она испытывала даже к демону. Люси впервые нанесла кому-то столько боли и наслаждалась этим. Сожаление захлестнуло ее подобно волне, а чувство вины душило не хуже петли на шее висельника.