Моя ненавистная любовь

      Благодаря мазям и ускоренной регенерации, что была у исповедниц из-за гена этерисов, Люси восстанавливалась быстрее, чем предполагала лекарь. Уже на четвертый день большинство синяков и ожогов залечились, больше не уродуя ее тело, остались только более серьезные раны, что должны были вскоре сойти. За эти несколько дней Люси успокоилась и пришла в себя — стала, наконец, вновь сама собой. Адера со своими нравоучениями, которые девушка уже не выносила, вернула ей немного ясности ума, и Люси больше не обвиняла себя произошедшем. Точнее, перестала показывать этого. Она не убивалась больше так сильно, как первые дня два, однако чувство вины не могло так просто ее оставить. Оно теплилось в душе и изменило ее. Стоя перед зеркалом, Люси четко видела эти изменения, когда их не мог никто заметить, ведь перед ними была все та же стойкая и своенравная исповедница. Как же она тоже хотела этого: вернуться в старую жизнь, где собственная совесть не пожирает тебя изнутри целиком.       Из-за своего не самого лучшего состояния, Хартфилию буквально не выпускали из комнаты и вели круглосуточный контроль, что немало нервировало ее, но предпринимать попытки выбраться из заточения не предпринимала — странное, невиданное прежде желание, подобно кукле лежать на одном месте и ничего не делать, не покидало ее. Однако на четвертый день она решила выбраться из темной комнаты, не потому что ничегонеделание надоело, а из-за собственных упреков, что у нее так все мышцы атрофируются. Какая же из нее исповедница тогда? Адера осмотрела ее, переработала оставшиеся раны и сказала надзирателям Люси, что она достаточно восстановилась, чтобы самой свободно передвигаться, без чей-либо помощи. Хэппи и его молчаливый друг Кемоко, чья смена сейчас была, хотели пойти с ней, но Адера отправила этих двоих работать, она понимала желание Люси побыть одной.       Хартфилия решила взять собой книгу, перед тем, как выйти на улицу, подышать свежим воздухом и спустя почти что неделю увидеть солнечный свет: ни в ее, и в практически ни одной комнате поместья не было окон и только живой огонь являлся освещением. Люси еще с детства была книголюбом, каждый день в поселении выкраивала хотя бы полчаса на чтение, а теперь, когда у нее была огромная библиотека, она от безделья занималась этим чуть ли не круглосуточно. Правда, в последнею неделю ни одной книги не открыла — только когда пыталась отвлечься, чтобы не вспоминать инцидент на речке (и до сих пор старалась не делать этого), однако тогда, прочитав около семи страниц, поняла, что она не поняла ни черта из написанного, даже когда проделала это несколько раз. Сегодня она собиралась наверстать упущенное: сесть на полянке, на мягкой траве, понежиться под солнцем в последние дни лета и погрузиться в совершенно другой мир, став на некоторое время частью новых приключений.       Целеустремленным шагом направляясь в библиотеку, боковым зрением Люси заметила на багровых стенах с золотым узором некую черноту. От нахлынувших с новой силой воспоминаний, она остановилась, мелко дрожа всем телом. Она и забыла, что путь к библиотеке лежит через тренировочный зал. Сажа покрывала дверь и стену вокруг нее, от чего все сливалось в одно черное пятно. Как никогда до этого, воспоминания крутились в голове и возвращали исповедницу в тот самый день.       Они были настолько яркими, что Хартфилия снова начала ощущать ужасный жар на теле; в голове эхом она слышала ужаснейшие крики этериаса. Страх, так же, как и тогда, разливался волнами по телу, учащая сердцебиение. Воздуха начинало критически не хватать, Люси стала дышать чаще, мелкими и рваными вздохами. Не помогло, запах гари заполнял легкие, заставляя задыхаться. — Люси, с вами все хорошо? — из жутких картин в голове вывел голос Мако, что вместе с другими гибридами ремонтировал тренировочный зал. — Д-да, — сжав ткань бриджей, старалась нормально ответить Хартфилия.       Пока слуги не начали докапываться, продолжила свой путь, преодолевая дрожь в теле.

***

      В поместье Люси вернулась вечером, когда солнце стремительно заходило за горизонт и на улице похолодало. Проходя мимо деревни гибридов, она заметила, что многие суетятся, в поместье многие ходили с улыбками и радостно переговаривались между собой. Хартфилия предполагала, что вызвало такую радость у слуг, однако не делала поспешных выводов, чтобы не разочароваться и не сломать теплящуюся надежду.       Нацу уже пятый день лежал без сознания. Она знала, что ему так же, как и ей, приставили смотрителей, а Адера каждые несколько часов приходила к нему обработать раны и проверить самочувствие. Люси никто ничего не говорил о Нацу, только от слуг украдкой слышала, что иногда он ворочается и издает звуки похожи то ли на рык, то ли на крик. Хоть и исповедница, она совершенно не знала, какие последствия после себя несет использование окрайда, однако лучше остальных знала насколько тот опасен и боялась худшего. Не переборщила ли она? Какое именно влияние понесет за собой использование окрайда? А не станет ли Нацу инвалидом после того, как расцарапал собственную ногу до плоти?       Несмотря на свою неприязнь к Нацу, Хартфилия переживала за него не меньше остальных и молилась, чтобы он поскорее очнулся. — Что произошло? — поймав бегающих мальчиков и присев перед ними на корточки для того, чтобы быть на одном уровне глаз, спросила Хартфилия. — Ты что не слышала?! — немало так удивились мальчишки, смотря на нее широкими глазами и слегка дергая кошачьими ушками, которые Люси еле сдерживалась не потрогать — они такие милые! Она, легко улыбнувшись, помотала головой. Мальчишки лишь переглянулись и ярко улыбнулись: — Хозяин проснулся!       Громко вздохнув, Люси уткнулась лицом в ладони, дети растерянно смотрели на нее.       Очнулся — это слово сейчас звучало для нее, словно признание от любимого для влюбленной девушки. Нацу очнулся, с ним все хорошо! Облегчение разгромило тот камень, что лежал на душе. Наверно если бы она не сидела на корточках, упала бы на колени. — Госпожа Люси? — осторожно позвал ее котенок с рыжей шерстью, пока другие кидали на исповедницу взгляды полные растерянности. — Все, хорошо. Я просто так рада! — смахнув появившиеся слезинки (кошмар, она за всю жизнь наверно столько не плакала!) и приложив руки к груди, Люси улыбнулась мальчикам так же ярко, как и они ей, отчего те расслабились. Она и вправду сейчас была так рада, что даже не могла сдержать глупую улыбку. — Что вы тут встали?! Отмыли все на кухне?! — сзади послышался громкий и строгий голос Шарли.       Дети с криками «жуткая Шарли!» побежали подальше от волчицы. Девушка сверлила малышню взглядом, пока не заметила Хартфилию, что встала и поприветствовала ее. Шарли кивнула в ответ и продолжала смотреть на работу остальных своим вечно высокомерным взглядом, однако сильно машущий во все стороны хвост говорил, что она рада не меньше остальных.       И пока гибридка не ушла, Хартфилия спросила, можно ли к Нацу. Ей хотелось самой убедиться в том, что Драгнил очнулся и, как бы стыдно не было признаться, хотела поговорить с ним или хотя бы просто побыть рядом. До происшествия этериас дни напролет проводил с ней, а один раз они даже уснули вместе в одной кровати, и Люси не могла не признать, что она соскучилась по его широкой улыбке и голосу, что мог быть насмешливым, а в следующий момент серьезным. — Нельзя, — сказала, как отрезала, одарив Хартфилию презрительным взглядом. — Адера сказала, что ему надо восстановить силы после пробуждения, так что все посещения завтра.