Моя ненавистная любовь

      Люси никогда далеко не уезжала от поселения, и всегда делала это вместе с кем-то, по пальцам сосчитать, когда была одна. Попав в поместье, где нет никого знакомого или привычного ей — это даже не ее мир — Хартфилия чувствовала себя одинокой, несмотря на хорошие отношения с гибридами и Нацу. Сейчас ей хотелось смеяться, вспоминая это.       Вначале она чувствовала себя потерянным ребенком, который без родителей не знает, что делать, однако потом все шло лучше некуда: познакомилась с гибридами, общение с этериасом улучшалось, они все были открыты и дружелюбны к ней. Может Люси не чувствовала себя, как дома, но ей явно не было здесь плохо. Могло быть и хуже.       Раньше гибриды считали ее своим другом, поддерживали и помогали скрасить повседневность, сейчас их обращение к ней стало официальным, таким каким должно быть между слугой и этери их хозяина. Вот только, и в этом можно было заметить пренебрежение. Гибриды будто обходили ее стороной, в их взглядах читалось равнодушие. Все, что оставалось: сутками сидеть в своей комнате в ожидании худшего. Люси не могла их винить. Она всего лишь девушка, прибывшая сюда, чтобы продолжить род Драгнилов, а в итоге, в попытке защититься, принесла невыносимую боль их хозяину. Но все же это было больно, их отношение к ней изменилось так резко, будто не они вчера приглашали ее на совместный обед и с улыбкой принимали помощь.       Сейчас Люси была по-настоящему одинока. Не только Нацу отвернулся от нее, вместе с ним и остальные.       Теперь дни в поместье длились мучительно медленно. Ожидание всегда приносило чувство замедления, будто бог времени нарочно оттягивал и задерживал свои стрелки, однако когда про это говорят, подразумевается нечто хорошее, что должно принести всем радость, но Хартфилия, как обычно, отличалась. Сказанное Нацу было предельно ясно, там нет никакого двойного смысла, он один единственный.       Эти дни исповедница провела в тревоге. Со страхом она шла на трапезы, ходила по коридором и сидела в комнате — неизвестно, когда за ней придет демон и, наконец, возьмет свое. В голову даже приходили ужасные мысли, что лучше бы Драгнил все сделал тогда и сразу, чем ожидать. Это пугало столько же, сколько и неизвестность. Этериас будто знал об этом и решил поиздеваться над ней, наверняка приговаривая, что она заслужила.       Каждая секунда становилась для исповедницы мукой. Услышав стук в дверь, Люси вздрогнула, ощущая, как страх усиливается. Она совершенно беззащитна на земле этериасов без своего окрайда. Всю жизнь оружие было при ней и стало ее частью, а когда она не знает где оно, не чувствует ту легкую боль, что разносит этот опасный камень, она слишком уязвима для всех и всего этого мира.       С замиранием сердца исповедница встала и открыла дверь. К счастью, на пороге стояли Хэппи, Шарли и Баллен. Раньше приходя к Хартфилии и общаясь с ней, на их лицах была улыбка (Шарли, конечно, оставалась такой же серьезной, но не хмурилась, что хороший знак), время провождение вместе им было приятно. Сейчас на гибридках была непроницаемая маска. Только Хэппи стоял опустив глаза, будто стыдясь. — Хозяин требует вашего прихода, — ровно, безэмоционально повторила приказ хозяина Щарли. Звучало это как приговор.       Не говоря ни слова, Люси вышла из комнаты и пошла вслед за слугами. Она боялась, что они поведут ее к Драгнилу, но вместо того, чтобы зайти в ближайший секретный проход, гибриды повели ее дальше, до совместной купальни для слуг. Ее оставили наедине с Баллен. Все в том же молчании Люси мыли и подготавливали к встрече. На языке так и вертелось: «Последнюю трапезу подготовите?»       Через время, что шло слишком быстро, с этим было покончено: волосы, благодаря гелям и маслам, стали подобно шелку, кожа мягкой и гладкой; на девушку надели короткую цвета индиго ночнушку, что обволакивала привлекающую фигуру типа песочных часов с широкими бедрами и большой грудью. Шарли с Хэппи забрали ее и направились к Драгнилу.       Легкий ветерок раздувал края тонкой ткани, отчего девушка натягивала ночнушку ниже. Холод камня распространялся по всему телу. В животе завязался узел, Люси не ощущала собственного тела, оно шевелилось само по себе, а ее разум был не с ней, где-то в другом месте, где ей комфортно и она в безопасности. По ощущениям это было похоже на поход на собственную казнь, исключительным отличием было лишь, что ее казнь не наступит пока не родится наследник Великого дома Драгнил.       Хартфилия не заметила, как они прошли по темному коридору, поднялись по лестнице и встали перед дверью в комнату этериаса. Ей нужно всего лишь открыть деревянную дверь, однако появившийся озноб не давал сделать это элементарное действие. Презрительный взгляд Шарли давил на девушку и заставлял усилием воли пересилить это и потянутся к ручке.       Перед тем, как она вошла к этериасу, Хэппи прижался к ней, крепко обнимая. Девушки удивленно смотрели на мальчика, что сминал в кулачках тонкую ткань и всхлипывал. Исповедница видела, как дрожат его плечи, чувствовала, что ткань ночнушки намокла. Хэппи все еще ребенок, но он уже многое понимал и знал, что произойдет с девушкой. Он переживал и боялся за нее, ведь Люси за это время стала его другом, даже несмотря на то, что она ругала и у нее были свои странности, которых ему не понять, но она его друг. И было так плохо от того, что он не мог переубедить хозяина и помочь Люси. — Все будет хорошо, — успокаивающие прошептала Хартфилия, приобняв его. Хэппи прижался ближе. Он знал, что это вранье, ничего не будет хорошо. Хозяин в гневе не пощадит никого, даже этери. — Хэппи, нам нужно идти. Оставь ее, ты ни на что не можешь повлиять, — строго произнесла гибридка. Он всегда беспрекословно слушает Шарли, но не сейчас. — Если ты задержишь ее, хозяин может разозлиться. Не делай еще хуже.       Только тогда Хэппи отпустил Люси, и Шарли схватила его за руку, таща за собой вниз по лестнице. Девушка на прощание ему тепло улыбнулась и открыла дверь.       Живой огонь тускло светил, но достаточно, чтобы осмотреть комнату. В отличии от ожиданий Люси, комната не была завалена всяким хламьем или безделушками, наоборот тут было мало вещей, учитывая большой размер спальни: шкаф, туалетный столик с тумбочкой, зеркало и огромная кровать. Единственное, что отличало эту комнату от других — гобелены с разными, но не различимыми рисунками, висящие на голых стенах, и высокие окна. Сегодня не было ярких звезд — их закрыли облака, небо стало темным полотном, без единого просвета. Все так и навевало угнетающие настроение. Хартфилия ощущала, как все давит на нее. Хотелось упасть и расплакаться от безнадеги и осознания, что она не сможет избежать предстоящего.       Сердце с двойной силой начало вбиваться в грудную клетку, когда из незамеченной до этого двери вышел Драгнил. Клубы пара и повеянное тепло говорило, что не одна она приняла ванну. Сейчас демон выглядел лучше, чем пару дней назад: исчезли круги под глазами, цвет кожи приобрел свой смуглый цвет. Лишь хромота выдавала его недавние состояние.       Нацу заметил испуганные глаза Хартфилии и мелко дрожащие коленки. Ухмылка коснулась его губ — это возбуждало куда больше, нежели короткая просвечивающая ночнушка. Драгнил был в невероятном предвкушении, ведь наконец, его долгое ожидание закончится, и он завладеет исповедницей. Сдерживать себя он не собирался. — Снимай этот кусок ткани и ложись в постель, — он требовал выполнения своего приказа беспрекословно, медленно подступая к своей жертве.       Люси не моргая смотрела на этериаса и медленно переводила взгляд на кровать засыпанную множеством подушек и с висящим по бокам балдахином из плотной ткани бордового цвета, что, наверно, даже днем не пропускает свет. Кровать большая, на ней поместиться как минимум четыре человека, и такая же высокая, ребенок туда точно не залезет. Она выглядела привлекающие, хотелось запрыгнуть на нее и наслаждаться мягкостью матраса. Однако осознание того, что сейчас на ней произойдет, ужасало исповедницу.       Ей бы стоило смириться, стерпеть, но Хартфилия не могла просто принять, что Нацу реально сделает с ней это, и то, что было между ними, окончательно пропадет и, возможно, никогда не вернется. Инстинкт самозащиты пробудил в ней остатки смелости: — Нацу, давай поговорим. Ты принимаешь решение слишком импульсивно! Я понимаю тебя, но ты не пытаешься сделать тоже самое, я ведь хочу все наладить…       Каждое ее лживое слово пробуждало в демоне свирепого монстра. Вместо того, чтобы покорно все сделать, не раздражая его, Люси открыла свой рот и начала что-то щебетать. Нацу только закатил глаза и нахмурился, желая, чтобы она заткнулась. Впрочем, он мог и сам сделать это.       Он дал ей еще один шанс, повторив свой приказ. Требовательный взгляд серо-зеленых глаз говорил достаточно, как и пропавшая с лица ухмылка. Драгнил начинал закипать — не уж то, она все еще не поняла в каком положении находится?       Хартфилия замолчала и все так же испуганно смотрела. Оцепенение сковывало тело, не давая сделать ничего, голос вновь предательски исчез. Люси осознала, какой неуверенной и беззащитной она является без своего оружия. Совершенно ни на что не способна. Жалкое ничто.       В молчании Нацу мог услышать ее бешеный стук сердца, ласкавший слух, но неповиновение бесило, разжигая больший огонь злости. Он надеялся, что исповедница придет к нему сама, будет ублажать и выполнять любую его просьбу, лишь бы он смягчился, однако либо Хартфилия была полной дурой, либо слишком боялась. Возможно оба варианта. Без разницы.       Стремительно настигнув девушку, Нацу крепко схватил ее за руку и, подведя ближе к кровати, небрежно бросил. Не ожидавшая такой скорости в действиях, Хартфилия, опираясь руками на безумно мягкий матрас, что можно было бы сравнить с облаком, если на них можно было лечь, приподнялась, хаотично смотря по сторонам в поисках спасения. Вот только, бежать было некуда.       Подтягивая ближе к себе ноги и отползая к стенке, Люси желала оказаться подальше от этериаса. Холод разлился по дрожавшему телу, стоило Драгнилу развязать пояс халата, шелковая ткань которого заскользила по широким плечам и опала на гранитный пол, оголяя мужское тело. Радужка глаз окрасилась в красный, а руки становились огромными лапами с длинными когтями, навевая на девушку воспоминания, как в прошлый раз он напал на нее, и какие тогда на ней остались раны. Сейчас будет еще хуже — она не сможет его остановить. — Нацу, подожди. Не надо… — с трудом выдавила из себя Люси. Осознание происходящего рождало ужас: тело цепенело и сделать что-либо было просто невозможно. — Заткнись! — прорычал Нацу и повалил девушку обратно на спину, нависая сверху: — Тебе сегодня ночью лучше ничего не говорить, только кричать или стонать.       Он резко впился в чужие губы, кусая острыми клыками. Поцелуй был с металлическим привкусом крови, становясь все более глубоким и властным. Люси упиралась руками в его плечи в жалкой попытке сопротивления, чтобы потом не винить себя в том, что слишком быстро сдалась. Однако демон не обращал на это никого внимания, лапами он рвал на куски бесполезный кусок ткани и с силой сжимал тело, когтями впиваясь в мягкую плоть.       От его касаний Люси чувствовала острую обжигающую боль и как ее тело готово сломаться, стоит ему сжать чуть сильнее. На глазах появились слезы и, став подобно тряпичной кукле, Хартфилия неподвижно лежала под сильным телом с безумно горячей и обжигающей кожей, позволяя ему мучить и рвать себя. Глубоко в душе оставалась надежда, что он остановится, обнимет и утешит, прося прощение. Для нее это сейчас было самой желаемой мечтой, но вместо этого Нацу оторвался от истерзанных губ, на которых не осталось не искусанного миллиметра, и перешел на шею и плечи, вонзая в них клыки, будто стараясь оторвать кусок мягкой женской плоти.       Грудь тяжело вздымалась под лапами демона, Хартфилия пыталась вздохнуть хоть глоток свежего воздуха, вот только горло обжигал каждый вздох, словно она выпила кипяток, а точнее, ее с головой опустили в кипящую воду или сжигали на костре, как пойманную ведьму. Хрипы вырывались из горла, иногда можно было услышать «прекрати», «остановись», «мне больно».       Нацу, кажется, даже не замечал действий исповедницы и ее мольб, увлекшись прежде недосягаемым для него телом; он жадно исследовал его, желая узнать о нем все сейчас, прямо в этот момент. Спустившись к большой груди, Драгнил мял ее, ощущая упругость, конечно же, не забыв оставить ожоги и синяки с царапинами, как и на всех остальных участках тела. Вобрав сосок в рот, он прикусил его и начал посасывать. Вместо протяжного стона в комнате разнесся крик. Слезы катились по девичьим щекам от страха, стыда и безнадежности. Ужас происходящего лишал рассудка, как бы Люси не старалась отвлечься и найти в этом хоть что-то приятное. Все было бесполезно против монстра, что игрался, упиваясь в собственном удовольствии.       Драгнилу было все равно от чего кричит девушка от неги или боли, единственное, что его заботило — собственное желание. Он ждал достаточно долго и теперь забирал свое, сполна и без жалости.       Все эти «ласки» не были нужны ни ему, ни исповеднице. Однако именно в них он получал большее наслаждение. Возбуждало ли его это женское тело? Ее крики и жалкий вид? Нет и нет, ему приносило удовольствие именно беспомощность. Власть. Ее мольбы и страх в глазах.       Он никогда так не удовлетворял себя, но эти дикие и неконтролируемые чувства поглощали его полностью. Этериас внутри него рычал от блаженства, наконец-то, он дал волю инстинктам и прогнул под себя ничтожного человека. Хотелось слышать больше и громче криков, чувствовать сильнее в лапах ее слабое тело, чуть ли не ломая кости. Ощущать во рту вкус крови и плоти. Те же ощущения он получал на охоте, поймав жертву, за поимкой которой приложил немало сил. Но сейчас все эти ощущения были в разы сильнее, чувство эйфории, равное наркотику, уже растекалось по телу, еще не дойдя до самого главного. Исключительно осознание того, что Люси его этери, что вскоре даст ему ребенка, не давало полностью природе овладеть его разумом и телом, в конце, как хищнику разорвать и пожрать чужую плоть, впервые почувствовать вкус человеческого мяса.       Будучи крайне нетерпеливым, Нацу хотелось перейти к «десерту» побыстрее. Оторвавшись от груди он сверху смотрел на Хартфилию и плоды своей ласки. Красные пятна, множество порезов, как мелких так и глубоких. Можно было бы подумать, что на исповедницу напали дикие звери, которые вскоре потеряли интерес и бросили ее. — Нацу, пожалуйста… Не надо, — пробормотала Люси.       Знала, что будет дальше, но не представляла, как может стать еще хуже, чем есть сейчас. Она никогда не перед кем не просила чего-либо, тем более молила, гордость и звание исповедницы не давал ей упасть настолько низко, сейчас же она была готова сделать все, вправду все, лишь бы он не продолжал.       Самодовольная улыбка расплылась на лице Драгнила — это звучало так мило и жалобно. К садистам он никогда себя не причислял, но теперь понимал их. Раздвинув ноги девушки, Нацу приподнял ее бедра и поудобней устроился между ними. Сдавил лапами бедра, после чего на них обязательно останутся огромные фиолетовые синяки, что пройдут не меньше чем через несколько недель. Люси, кажется хотела что-то сказать, но из горла вырвался громкий, полный боли крик. Она сжала ткань простыни до побеления костяшек, насколько это было возможно, но эту боль нельзя сравнить с той, что только испытала. Чувство будто тебя подвергли к одной из самых страшных пыток и разрывают изнутри. Исповедницы учили ее терпеть боль и в детстве она научилась этому, постоянно чувствовала держа в руках и рядом окрайд, но это… Это непередаваемо. Слишком. К такому нельзя привыкнуть или просто стерпеть.       Нацу смотрел, как девушка изогнула спину, стараясь подстроиться, чтобы не ощущать боль так режущие и сильно. Дрожа, по щекам с новой силой полились слезы, а из горла вырывались глухие хрипы и тяжелые вздохи. Малейшее движение, даже самый мелкий вдох разносился новой порцией неприятных ощущений. Драгнил не стал сразу же двигаться, он смотрел на ее реакцию и ждал. Он не смог войти даже на половину, и дело было даже не в том, что девушка не возбуждена. Хартфилия слишком узкая, и сделав еще один толчок вперед в сопровождении новых криков, ему не стало легче — это далось еще сложнее, чем первый. Незамедлительно последовал запах крови, еще один более сильный. В голове родилась догадка, которую Нацу списывал на то, что исповедница была не подготовлена к половому акту. Однако опустив глаза, увидел, как по члену стекают капли крови и падают на белую простынь.       Немалое ошеломление согнало все чувство наслаждения и возбуждения. Подняв глаза, Нацу удивленно смотрел на этери: — Ты девственница?       Люси не могла ничего ему ответить, сквозь пелену боли, что поглотила полностью ее разум и тело. А если бы и услышала, то ответа не потребовалось бы, все и без него было предельно ясно.       Глаза приобрели свой естественный серо-зеленый цвет, лапы вновь стали человеческими руками с длинными пальцами и грубой мозолистой кожей. Осторожно припустил бедра девушки на матрас, нагнулся к ней, уткнувшись в шею полную его укусов, и бережно обнял Люси. Поглаживал дрожащие тело, шепча на ухо утешения и просил прощения. Вот только, какой в этом во всем смысл, если они достигли точки невозврата?       Драгнилу в голову не могла прийти мысль, что Люси до сих пор невинна. Несмотря на свои скудные познания о человеческом мире, он знал, что девушки уже в возрасте двенадцати-тринадцати лет рожают, а Хартфилия явно старше. Еще и слухи об исповедницах и их занятиях с его чистой верой, что она такая же, как и другие. Учитывая это все, тяжело верилось, что Люси может быть девственницей, однако то, что происходило сейчас доказывало обратное. Это многое меняло.       Девушка переложила свои руки на мужские плечи и вцепилась ногтями в смуглую кожу до крови, оставляя багровые полосы, как маленькую месть. Нацу начал двигаться — ждать бесполезно, к этой боли не привыкнуть, останавливаться нет смысла. Хартфилия вцепилась в него, царапая спину, и укусила в плечо, как способ сдержать крики.       Двигаясь неспешно и с трудом, Нацу не доставлял девушке удовольствие и не получал его сам. Все те чувства, что он испытывал еще пару минут назад исчезли, не оставив ничего кроме раскаяния и неудовлетворения. Хотелось взвыть: Где то самое наслаждение?! Почему ее крики стали резать слух?! Как долгожданный десерт оказался столь отвратительным на вкус?       Никого возбуждения и эйфории тут не было, сухость и узкость девушки приносила неприятные ощущения, каждый толчок давался с трудом. Только ноющая боль в ноге не давала забыть причину почему он нарушил табу дома и возненавидел исповедницу. Твердил себе это в мыслях, пытался вспомнить и воссоздать предыдущее блаженство от своей силы перед исповедницей. Но под ее глухие хрипы и всхлипывания, выходило плохо. «Она должна быть наказана и испытать ту же боль, что нанесла мне», словно исповедь читал про себя этериас и пытался поверить, что это так.       Желание на инстинктивном уровне утешить ее боролось с его злостью и обидой. До чего же смешно: сначала сущность внутри хочет наплевать на то, что она его этери и разорвать ее плоть, так же, как и ту ночнушку что была на ней, а теперь стояло на защите. Что за жестокая шутка природы?       Через какое-то мучительное время Нацу подобрал для себя более удобный ритм, вдалбливаясь в тело своей этери, заглушая ее жалобные стоны властным поцелуем. Сейчас у него в приоритете стояло побыстрее закончить с этим и перестать мучить себя и Люси, что уже казалось шло бесконечно долго.       Сделав еще несколько глубоких и сильных толчков, Драгнил достиг пика наслаждения. Кончив, он навалился на девушку, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя. Лежащая под ним Люси отвернула голову и направила в сторону пустой взгляд, руки безвольно упали на простынь, отчего она и вправду стала похожа на куклу. Опухшее лицо, не высохшие слезы и приоткрытые искусанные уста; она маленькими глотками заглатывала воздух и выглядела безжизненно. Только колотившее сердце говорило, что он не перегнул палку.       Когда он слез с Хартфилии и вновь дотронулся до нее, она тут же вздрогнула и зажмурила глаза, втянув голову в плечи. Она была напугана и боялась, что сейчас все повториться. Нацу смотря на ее реакцию, осознавал, что же он наделал. Добился своего — сломал ее. Однако это не принесло ни капли радости.       Страх Люси не оправдался, Драгнил бережно взял ее за плечи, положил на подушки, накрыв одеялом, и сам лег рядом. Незамедлительно оба повернулись к друг другу спинами. Вот только, если Люси желая скорее заснуть и провалиться в беспамятство, смогла сделать это, Нацу полночи провел в раздумьях: слишком многое ему нужно было переосмыслить.