***
Люси не надеялась, что сегодняшнее утро будет отличаться чем-то от других. Конечно, именинниц поздравляли и выделяли кусочек тортика, выбранный девушкой, однако так же, как и у исповедниц, он был таким же обычным, простым днем, когда цифра твоего возраста увеличивается на одну единицу. Она никому не говорила о своем празднике и попросила Амри отменить все и вечером принести ей пирожок, с которым она может быть поделится с Хисуи, правда, все зависит от того насколько он вкусный. С утра в комнату вошла нянечка и, сказав, что пора просыпаться, распахнула шторы, впуская в комнату свет солнца, что уже несколько часов назад взошло и с каждой минутой поднималось выше к небосводу. Е. Фиор приняла сидячее положение и все еще не проснувшаяся, с мешками под глазами и бледноватой кожей, вдруг вскочила и убежала в ванную. У бедняжки после встречи со своим этериасом и соприкасанием молнии происходил не только нервный срыв, но и на ближайшие пару дней возвращались бессонница и тошнота. Няня последовала за девушкой, а следившая за всем Люси легла обратно на кровать, повернувшись к стенке, чтобы яркие лучи не светили в глаза. Она полночи не могла уснуть, и будучи той еще соней, не собиралась упускать шанса насладиться сном лишние пару минут (а в доме Драгнила ей бы позволили спать сколько она захочет!). — Прекратите, — взвыла Хартфилия. Минуту назад еще спокойные, мальчики стали двигаться, насколько это было возможно в небольшом пространстве, и пинаться. Обычно один из них был более спокойный, однако сейчас оба возбудились и старательно не давали ей поспать. Через пару минут дверь комнаты вновь открылась. Люси натянула одеяло выше, наверняка ее опять начнут будить, однако вместо этого она услышала взволнованный голос Амри: — Госпожа Люси, к вам гости. — Мавис, я же просила тебя не приходить, — пробубнила исповедница. Мавис она всегда рада, но с утра, сонная и желающая, чтобы ее оставили в покое, готова была встать и выставить подругу за дверь. Да и разве у нее своей семьи нет, что она вечно приходит к ней? Под весом заскрипели деревянные половицы. Матрас прогнулся еще сильнее, и тень легла на Хартфилию, закрыв свет, от которого она пыталась спрятаться. Ее глаза расслабились на миг, перед тем, как брови свелись к переносице в недовольстве. Неожиданно она почувствовала, как ее сердце начало быстро биться и по всему телу распространился жар. Одеяло стало раскалять кожу, его захотелось сбросить и облить себя холодной водой или выбежать на улицу во время ливня, сделать, что угодно лишь бы исчез огонь переливающийся в венах. Ощущения исчезли, но не от окатившей воды или резкого похолодания в комнате, они исчезли от голоса столь родного сердцу: — Попробуй еще раз. Глаза Люси резко раскрылись. Она смотрела в серо-зеленые глаза, что как и раньше были подобно опасному болоту — чем больше она пыталась вырваться, тем сильнее ее тянуло обратно. Отросшие розовые волосы обрамляли лицо, которое она помнила до малейшей детали, как и теплую улыбку, совершенно не изменившуюся за месяцы разлуки. — Н-Нацу?.. — она не могла в это поверить. Она надеялась, все это время надеялась, даже когда была зла и не хотела его видеть. Она надеялась с тех пор, как он ушел посреди ночи, несмотря на ее мольбы. Однако чем дольше она была одна, тем больше она понимала, что возможно это никогда не произойдет: он мог потерять всю свою семью в одну ночь, и, зная Нацу, наверняка обвинял себя во всем. Навряд ли бы он захотел даже посмотреть на нее, вновь вспомнить, чего чуть не лишился. Люси надеялась, потому что она хотела быть с ним и все еще любила; она не переставала крутить пленки счастливых воспоминаний и представлять их будущее, как они раньше делали вместе, или изменять историю, подставляя к каждому действию «бы». Но с каждым днем надежда таяла, как снег в руках, как таяла «новая» она, потихоньку возвращая исповедницу. Она продолжала верить ради мальчиков — она дала обещание. Теперь он был здесь. Сидел слегка склонившись, прижимаясь к ее спине, и рассматривал с нежностью. Она же не могла пошевелиться. Не знала, как реагировать, что сказать или сделать, кроме того, как смотреть на него широко распахнутыми глазами. К радости, не пришлось. Нацу сам склонился и крепко обнял. Руки зашли за спину, он притягивал ее к себе ближе, и как только ближе было некуда, застыл. — С днем рождения, Люси. Хартфилия все еще не могла шевельнуться уже не от шока. Она осознавала, как сильно скучала по его объятиям, по его голосу, по теплу его тела. Как ей в действительности не хватало его. На лице расплылась улыбка, и она в ответ прижалась к нему.***
— Не открывай глаза, — с напущенной строгостью приказал Драгнил и положил свои ладони поверх ее глаз. Люси кратко улыбнулась, она и не думала ослушаться. На холме около горы с домом Этери остановилась карета. В тени высоких деревьев, ветки которых в вышине раскачивались от легко ветерка, стоял низкий столик полный разной еды, под ним лежал бордовый плед. Нацу подвел девушку ближе к склону, и она почувствовала, как кожи коснулись лучи света, и до слуха донесся далекий шум. Руки были убраны, и взгляд Люси зацепился за спадающие водопады. Разделенные скалой множество потоков, не останавливающихся, под конец, одной белой полосой стекали в озеро, где всплесками превращались в пену, что расходилась в стороны прозрачной воды. В некоторых местах проскальзывали линии радуги, что разукрашивала картину из темных камней и обрастающего мха. Хартфилия восхищенно смотрела на представшую картину, чем этот вид для нее раньше являлся, стараясь разглядеть малейшее заострение камня или поток сошедший в сторону, чтобы потом мысленно возвращаться сюда снова или, если она увидит точно такую же картину художника, оживить ее непрекращающимся движением миллиардов капель и струек. — Я помню, как тебе понравился водопад под замком Локсаров, но он тогда был заморожен, и я подумал, что «живой» должен понравиться тебе не меньше, хоть это и другой, — Нацу оторвался от разглядывания реакции Люси и посмотрел на водопад, смахнув прядь челки с лица. — Если хочешь, после завтрака мы можем спуститься к озеру, но предупреждаю, там довольно шумно. Люси кивнула, и они пошли к месту пикника завтракать. Люси ела за обе щеки, на столике были ее любимые блюда, которые в доме Этери не поддавали. Это была минутная радость. Между ними наступила тишина и неловкость, что ощущалась в любом кинутом взгляде и движении. За все время они так и не поговорили: Нацу сказал ей одеваться и в молчании они доехали до этого места и всю недолгую дорогу (от силы минут пять) Нацу просто держал ее за руку. В голове вертелось куча вопросов, казалось, если она начнет говорить, то не сможет остановиться и это не будет простой обыденный разговор «как жизнь?», как с Мавис. Люси не могла сделать вид, что не было этих четырех месяцев одиночества, они оставили слишком глубокий след и простить это сложнее, чем она представляла. Всю трапезу она смотрела на водопад и старалась избегать внимания к Нацу, понимая, что не сможет смолчать. Этериас поступал наоборот: она постоянно чувствовала на себе его взгляд, что несколько смущало и отбивало аппетит. Никто так и слова не сказал, с минутами становилось все неудобней и неловче. — Люси, — Хартфилия решилась начать, как Нацу опередил ее. — Можно? — последовал краткий вопрос, который был ей не ясен. Этериас с надеждой и все той же стыдливостью качнул в ее сторону, точнее на живот. Не успела исповедница сказать «да, конечно», как Драгнил оказался около нее. Он аккуратно, но ощутимо, положил руки на живот и словно в ответ почувствовал пинки под ладонями. На его лице сразу же появилась широкая улыбка с долей изумления. — Они скучали по тебе, — до сих пор не смотря на этериаса, сказала Хартфилия. Внутри волнами расплывалось приятное тепло и сердце щемило от его прикосновений. Она прикрыла глаза и откинула голову, наслаждаясь этим моментом спокойствия — последний раз это было почти полгода назад, ей с мальчиками не хватало этого очень сильно. — Я тоже скучал по вам и по тебе, Люси, — она не могла видеть его благодарную и радостную улыбку. Возможно, если бы она увидела, то смягчилась и поддалась моменту, возможно она бы забылась под его взглядом полным неизмеримой любви, но вместо этого она непроизвольно хмыкнула. Руки больше не прижимались к ее животу так сильно, она не заметила, как этериас резко выдохнул, будто его сильно ударили. — Я понимаю, тебе сложно в это поверить, но я правда очень сильно скучал по вам троим. Не было и дня, чтобы я вас не вспомнил. — Я и не говорила, что я не верю, — нахмурившись, буркнула Хартфилия, стараясь показать, что она вовсе не зла, когда внутри бушевала буря. Злость, что появилась в начале жизни в доме Этери, поднималась со дна тоски и любви. — Но это же так, — виноватый голос прозвучал в голове. — Нет! Если я сказала, что я верю, это значит, что я верю! Хватит все решать за меня! — озлобленно прокричала Хартфилия. Его слова и действия стали для нее сильным раздражителем, терпеть который она больше не могла. Она гневно посмотрела на этериаса, словно могла передать бурлящие в ней чувства, и уловила в нем удивление. Невольно возник вопрос, а точно ли он это сказал? Она не была уверена. Это остудило. Ее вспыльчивость и неумение вовремя остановиться до хорошего еще не доводила, пора учиться на старых ошибках. — Пойми меня, Нацу, я стараюсь тебя понять — ты пережил страшное — но мне тоже тяжело. В момент, когда я в тебе нуждалась, ты просто бросил меня с глупым оправданием «Ты сильная», и не появлялся все эти месяцы, — без страха и злости она смотрела в глаза Драгнила и говорила все как есть, сохраняя показательное спокойствие. — Ничего не говори, я знаю, ты поступал, как для меня будет лучше — живя в доме Этери я поняла это очень хорошо, — но иногда нужно спрашивать это у меня, а не единолично принимать решения! И я могу понять почему ты врал о мальчиках, но если ты серьезно думал, что мне без тебя будет лучше, то ты глубоко ошибся, Нацу! Может я и делала вид, что мне становится лучше, что все прошло, но это было не так, совершенно не так! А ты… Ты даже не пытался со мной поговорить, ты просто решил что-то для себя и ушел! Ушел и объявился спустя четыре месяца! Четыре месяца без какой-либо весточки или письма! Ты можешь представить какого было мне, сидеть все это время и гадать: почему ты ушел? Что я сделала не так? Хорошо ли все с тобой? Может ты ранен и никто не может тебе помочь? А что если навсегда останусь здесь? Что если я больше никогда тебя не увижу? — Извини меня, Люси. Я не хотел делать тебе больно, никогда не хотел. Я… — Нацу замолчал. Он не смел оправдываться перед ней — он позволил себе слабость, огромнейшую слабость, и бросил ее одну, думая только о себе. Нацу было невыносимо. Ему казалось, что его внутренний огонь потух и вслед за ним потухало все вокруг. То в чем он видел свет и радость жизни — смысл продолжения жизни — покрывалось толстым непроглядным слоем льда, от которого он избавиться не мог. Как бы не бил, не пытался растопить и отогнать зиму из себя, ничего не выходило. Холод охватил его и медленно пробирался к сердцу, чтобы остановить его ритм — убить его. Нацу долго не мог принять, что произошло. Он приходил на то самое место, где почва пропиталась запахом крови и пепла — здесь все было сожжено дотла, пустое поле, навряд ли что-то тут прорастет ближайшие десятки лет — и просто смотрел в одну точку. В голове было пусто, только боль кровоточащей раной терзала его, добираясь до всех уголков души. А потом он шел на кладбище и долго-долго извинялся. Стоял на коленях, плакал и просил, чтобы все вернулось назад. Он словно ребенок стоял и умолял, что сделает все, все что угодно, лишь бы Игнил вернулся. Умолял, что будет примерным сыном, больше не будет ему перечить и выполнит любую просьбу, умолял так же, как это делал восьмилетний мальчик, потерявший отца. Возвращаться домой с каждым днем становилось труднее — все там напоминало об его ошибке. Мебель, книги, портреты, стены, все, что было в этом доме было полно воспоминаний об Игниле. Игнил пытался заставить его прочитать эту книжку, а те читал на ночь, продолжая традицию отца. Игнил знал о каждом предке семьи и часто повторял ему одни и те же истории, которые он уже выучил наизусть. Игнил учил его управлять проклятьем, охотиться, учил ведению дел Великой семьи, Игнил научил его практически всему. И чем он отплатил? Он забыл поставить защиту — вспомнил и защитил всех, кроме самого себя — и потерял часть своей семьи, и чуть так же не потерял будущие. Дядя всегда говорил ему думать о будущем и стремиться к нему. Когда Игнил ушел в дальнюю комнату секретных ходов, Нацу перебросил дела на Мард Гира и получая только отчеты, он прожигал свою жизнь в веселье, охоте и хождении по балам. Однако в один момент он понял, что это наскучило, он нуждался в чем-то другом. Когда Нацу узнал, что у Рэдфокса родилась дочка, и увидел его любящий взгляд, как он бережливо держит ее и насколько менялся с ней, Нацу понял чего так хочет — он устал быть один, он хочет жить ради кого-то. Люси и мальчики стали его будущим. Если бы он задержался хотя бы на секунду лишился бы их. Он сидел около этери, прижимал к себе, внимательно смотрел и слушал стук трех сердец — проверять живы ли они было сильнейшим наркотиком, без которого он не мог провести и дня. Он не мог остановиться, его не покидало чувство, что если он оставит ее хоть на минуту, перед ним будет лежать изуродованный труп его Люси. А потом ей становилось лучше и это странное пугающее чувство медленно исчезало. Теперь его наркотиком становилась месть, и он уходил на охоту на велнусов. Его этериское обличье им больше не сковывалось, он вымещал свою грусть, волнение и злость в мощных ударах, что разрывали плоть, и огне, что все сжигал. Убивая велнусов, в нем появлялось чувство удовлетворенности, единственное радостное чувство за месяц, что исчезало через миг. Этого не хватало и он убивал, убивал, убивал. Где-то глубоко в подсознании он понимал, что это бесполезно, но он все так же не мог остановиться, потому что Хартфилии становилось лучше и лишь вечерами, когда он давал ей свой огонь, он был ей нужен. Нацу видел, как Люси общалась со слугами и Шерри, как улыбалась и смеялась — она двигалась дальше, а он не мог и шагу сделать, воспоминания об Игнил и ядовитая вина не покидали его мысли. Он старался, но они возвращались и только сильнее закреплялись: ты не защитил, не уберег, все из-за тебя. Затем к самобичеванию добавился еще один повод: он остановился не один, а тянул за собой ее. Рядом с ним Люси вновь окуналась в тоску и скорбь, спала нервным сном — огонь передавал его настроение ей. Это может навредить, осознавал Нацу и прилагал в два раза больше усилий, чтобы пережить потерю и вернуться в нормальную жизнь, в которой есть что-то еще помимо боли и неутолимой тоски. Вот только ничего не выходило: Люси была живым подтверждением его ошибки. Каждый момент с ней, рядом со своими мальчиками, что все еще не восстановились, давили на рану, раздирали ее по новой и расширяли ее края. — Шерия сказала, что мы идем на поправку. Скоро будем полностью здоровы, — сказала Люси, приподняв уголки губ, когда он вышел из душа. В последнее время она начала делать это все чаще — заботиться о нем. Драгнил никогда не любил это, особенно от Люси — заботиться о ней должен он, никак не наоборот, — но то, как часто это происходило, что выделялось в попытках приободрить его, унижало и доказывало его бесполезность. Он должен был ей что-то ответить, но слова в голову не лезли и говорить не хотелось. Залез в кровать и зажег руку огнем, чтобы начать их «терапию». — Может не стоит? Ты сегодня сильно устал, тебе нужен отдых. Нацу не стал настаивать, видел же, как резко упало ее настроение из-за него. Он все не мог взять себя в руки и заставить притвориться. Казалось все силы покинули его и ничего кроме, как смотреть в потолок, он не был способен. Отговорки, все он мог, но врать Люси не хотелось, не после того, во что вылилась его прошлая ложь. — Поток сил к мальчикам усилился? — через время спросила Люси, приобнимая его за руку. Драгнил молчал. Из-под опущенных век он смотрел на этери, моргнул и пусто смотрел в потолок. Закрыл глаза, сказал «Почти такой же, как раньше», а затем вновь моргнул. Он осознал, что она справилась со всем без него — она такая сильная. Он ей не нужен. Ночью этериас так и не засунул. Пришедшая мысль не прекращала крутиться в голове. Решение уйти появилось в одну минуту, быстро проскочившей идей, но она первая за которую он ухватился за эти недели. «Так будет лучше», думал Драгнил. Он походит по гостям, где ничто не напоминает о произошедшем, поохотится, возможно, быстрее придет себя, да и не будет докучать Люси своей кислой миной. Он предполагал, что сможет уйти незамеченным и оставит записку, но сегодня у Люси оказался как никогда чуткий сон. Она не хотела, чтобы он уходил, а он отвечал автоматически, не вдумываясь — он не хотел ни на минуту оставаться здесь. Ему было невыносимо, стены и воспоминания заключенные в них душили его. Еще один день и он задохнется, так и не воскреснув фениксом. Люси плакала, просила его остаться с ней. Только слушая ее, Нацу в сердце кололи иглы, ему так хотелось обнять ее, погладить по спине, целовать и говорить, что он никогда ее не оставит. Поэтому он не смотрел на нее. Понимал, что сорвется и останется. Но нельзя, это было бы враньем. Знал, что сейчас он поддастся ей, а на следующую ночь все повторится. Это произойдет в любом случае, лучше не оттягивать. — Я не могу быть сильной, если тебя нет рядом! Ты нужен, нужен мне! Я не смогу без тебя! — всхлипы перекрывали крик. Люси врала, она сможет все, она сильная. Он ей вовсе не нужен. Нацу не останавливался и вышел из комнаты. Он оперся спиной на дверь и тяжело вздохнул. Плач резал по слуху и сердцу. Он определенно поступал неправильно, и определенно пожалеет об этом, сильно пожалеет. Но он сделал свой выбор и надеялся, что жертва приведет его к лучшему. Наплевав, что идет против своей цели стать достойным отцом для детей, наплевав на клятву, что он будет справляться со своими слабостями. У него не осталось сил на борьбу. Он слаб, еще и эгоист — Нацу не отрицал это. Перед выходом, он сказал гибридам разбудить Шерри и пошел в кабинет за документами. Работа в основном была вся сделана, но нужно, чтобы кто-то за всем следил. Выбор был очевиден — Мард Гир Тартарос. Он и до этого занимался работой главы, да и нравилось ему эта работа. Дядя и Спригган предупреждали его, что Мард Гир хитер и любит власть, он в любой момент может возбудить бунт или сделать что-то еще, чтобы стать главой великой семьи, Нацу и сам первое время не доверял и пристально следил за демоном. Со временем он понял, что да, Мард Гир любит власть, а еще ему больше нравится быть серым кардиналом, это более выгодная позиция. Драгнил прекрасно осознавал, что порой тот управлял им, однако сейчас он имел свой собственный голос. А еще он понял, что Мард Гир преданный и уважает своего главу — годы службы доказали это. Хотя Драгнил соврет, если скажет, что ему приятен Мард Гир и он вовсе не вызывает сомнений. Поместье Тартароса находилось примерно в получасе езды, если ехать на заргах, но их Нацу брать не стал и решил сам дойти до туда, как раз подоспеет к утру. Но преследуемый желанием вернуться домой, он шел быстрее, чем предполагал. Отложив сумку с бумагами подальше, Нацу лег на траву. Рассветы и закаты наступали уже раньше, чем зимой, но еще не достаточно рано. Где-то вдалеке появилась желтоватая полоска на горизонте, но светло станет только через час, может больше. Нацу смотрел на ветви деревьев, пытался разглядеть звездное небо, но листва была уже достаточно густой, чтобы окутать все под собой беспросветной тьмой. Этериас закрыл глаза и стал прислушиваться к своим ощущениям, погружаясь в безвидный мир, что куда богаче. Почти апрель, а на улице все еще холодно и мокрая трава усиляла это чувство. Воздух свежий, но не стуженный, как зимой; повсюду был запах леса и тонкий, слегка сладкий просыпающейся диагерсиеи, щекочущий нос. А самое прекрасное — тут было тихо. Нет, на самом деле его окружали звуки: ветви шумели от ветра, с лепестков и травы звонко падали капли росы, смешиваясь с течением родника, крик птиц в высоте, на удивление, ужасно громкий, а где-то вдалеке маленький дикий быстро перебирал лапками, ломая ветви и вороша траву, и учащенно дышал, за ним гнался хищник. Тут было полно звуков, но ему они нравились, это лучше перешептываний, сострадающих «мне жаль», вопросов чем ему помочь и голоса собственного разума. Чувства, боль и вина заглушались, становились тише и тише. Нацу расслаблялся и захотел поохотиться. Не убивать с целью мести, а просто поохотиться, как раньше, когда в конце ты чувствуешь истому, тяжело дышишь, и готов упасть на землю от усталости, но при этом ты ощущаешь легкость и хочется искрение беспричинно смеяться. Тело покрывалось черным покровом, превращая конечности в лапы и когти, отчего рвалась одежда, и на мир смотрели алые глаза. Он забыл, что значит быть человеком с чувствующим сердцем и разумом, он отдал свою волю инстинктам демона. Драгнил хотел попросить у Мард Гира остаться у него на пару дней, однако, буквально опять скинув на него свою работу, подумал, что это будет нагло. Недалеко, полдня дня пути, был дом Гажила, но Нацу тут же передумал: тот наверняка будет занят Эмили и работой, да и малышка тоже даст повозиться с собой, а он и так вскоре «насладится» этим в двойном размере. Он уже отмел идею идти к Зерефу, но вот вернулся к ней вновь, правда идти придется дня четыре, но сейчас Нацу радовался этому. Он вспомнил кого быть этериасом, свободным от правил и живущий ради себя. Вместо четырех дней путь занял неделю, Нацу смог сполна насладиться дорогой и забыться. От прихода к названному брату он ожидал, что сможет и здесь отвлечься от терзающих мыслей, правда не так дико. Однако, все оказалось иначе. Переступив порог дома, он ловил на себе жалостливые взгляды и слышал, как вокруг него все шепчут и говорят. Это был не его дом, но и здесь Нацу вновь вспоминал о дяде — их семьи были близки, и они не были редкими гостями у Спригганов. И два мальчика, что вертелись около него, напоминали о том, кого он оставил. Вина и скорбь восстали в нем, и так же, как и собственном поместье, давили на него. Его тошнило от нестерпимости и невозможности, что-либо сделать, что-либо исправить. Драгнил хотел вернуться туда, где его не сковывало в просторе и все было чужим, но принимающим его. Он ушел и перед этим попросил Зерефа позаботиться о Люси — брат не позволит, чтобы ему стало еще больнее. Нацу не замечал, как проходили дни, течение времени было для него так же не важно, как внешность и его цели жизни. Он не сдерживал в себе этериаса и просто жил, не думая ни о чем и ни о ком, ничего не чувствуя и не желая это делать. Тут не было прошлого, не было тех, кого он потерял и кто страдал из-за него. Был он один. Он забылся и возвращаться не хотел. Но его вырвали. Нацу блуждал по лесу в поисках воды, гоняемый жаждой. От тела с крепким черным покроем исходил жар, его прикосновения к земле оставляли за собой выжженные следы и пепел травы. Взмах лапой и он сжег огромные кусты с кучей шипов, скрывающие за собой реку. Стоило ему подойти к водоему, как он услышал шаги. Это были не дикие — шли те, что могли противостоять ему — его враги. Он зарычал, те не испугались и продолжили идти сюда. Встав в стойку, этериас дождался, когда неизвестные, со знакомым запахом, подошли ближе. Он оттолкнулся от земли и напал. — Я смотрю ты совсем одичал, Саламандр, ги-хи, — рука со стальной кожей остановила его удар. Рэдфокс ухмыляясь смотрел на огненного этериаса, который отскочил и свирепо рычал. Во взгляде Зерефа читалось сочувствие. — Давненько мы с тобой не дрались. Ну что ж, давай! Гажил в мгновение покрыл все тело мелкими стальными чешуйками и ударив в землю, оттуда стали появляться железные столбы, достигая Драгнила. Они не оказались проблемой. Прыгнув, этериас отталкивался от столбов и быстро настигал Рэдфокса. Он успел увернуться, когда тот прыгнул сверху, замахнувшись зажженной огнем лапой. Нацу не остановился, он продолжал на него нападать без мешканья и даже секундной остановки. Отец как-то рассказывал Гажилу, что одичавшие этериасы намного сильнее, они отдались воле проклятья и инстинктам — именно это делает из них демонов и руководит их природой — их ничто не сковывало. Теперь Гажил осознавал это на своем опыте. Он только уворачивался, без возможности ударить, а Драгнил кажется атаковал все быстрее и мощнее. Неожиданно демон повторил за ним — лапой коснулся земли — и Рэдфокс стал падать от взрыва под ногами. Секунда и спиной он ударился об каменную поверхность, отчего на него посыпались мелкие камушки. Драгнил пошел в сторону друга, но перед ним встал Зереф, чьи некогда черные волосы окрасились в белый и, словно на ветру, взмывали вверх. — Пить, — его глаза цвета аметист, подобно гипнозу затягивали и заставляли смотреть только в них. — Нацу, ты хотел пить. Ты пришел сюда за водой. Иди и пей. Резко во рту Драгнила пересохло и горло засаднило. Журчание, переливание воды, стало самым заманчивым, что он когда-либо слышал. Казалось, если он сейчас не попьет, умрет от обезвоживания. Драгнил, ведомый вернувшейся острой жаждой, не обращал внимание ни на что вокруг. Хрипло дыша, он зашел в реку и разгоряченной кожи коснулась холодная влага, от контраста из воды пошел пар. Алые глаза были сосредоточены на прозрачной воде, он облизал сухие губы. Когда этериас наклонился, его толкнули сзади. Он сопротивлялся, бился и пытался вырваться, но на него навалились и крепко держали за отросшие волосы. — Думаешь он придет в себя от этого? — спросил Рэдфокс, качаясь в стороны и с трудом стоя на месте, словно катался на раздразненном диком. Хотя отчасти это было так. — Не думаю, что одичавшим он был слишком долго, — вернув в свою внешность черные краски, с сомнением сказал Спригган. Ему было неприятно наблюдать, как Гажил топит его любимого братика, однако это требовало его возвращения в норму. Не прошло минуты и он приказал «отпускай». Нацу исчез на недолго в воде и вскочил. Он кашлял, громко и часто дышал, запрокинув голову, от его тела исходил белый пар, скрывая от глаз. Однако этериское обличье не исчезло, и, медленно опуская голову, сквозь рассеивающийся дым на Гажила смотрели все те же алые глаза, и судя по рычанию он собирался мстить. Этериасы уже судорожно думали, что как им вразумить взбешенного собрата. Но, к радости, они услышали вполне человеческую речь: — Ах ты сукин сын! — на Рэдфокса кинулся Драгнил, который и вправду решил отомстить. Рэдфокс быстро пришел в себя, и между ними началась драка. — О Великий! — взвыл Зереф. Двое не реагировали на его просьбы и уже более пяти минут продолжалась битва. Вытянув руки вперед, он кистям повел в разные стороны и подобно этому движению, этериасы оторвались друг от друга и разлетелись. Оба успокоились и вышли из реки. Нацу встряхнулся и уже стоял сухой, даже отросшие розовые волосы пушистой гривой лежали на плечах. Пока Гажил снимал мокрую одежду, Драгнил отошел немного подальше и закрыл глаза. Наблюдающий за ним Зереф, понял, что он сосредотачивается: лапы и когти пропали только через время, а черный покров кожи, словно сажа, остался на пальцах, хотя раньше он за секунды был способен сменить обличье. Все-таки столь долгое пребывание в форме этериаса (причем даже не истинной форме) сказалось не только на разуме, но и на теле. — Эй, Саламандр, посуши мне одежду, — капризно проворчал полностью нагой Рэдфокс. Перед тем, как дать ответ, Нацу напряженно смотрел на друга, уголок рта то ли в растерянности, то ли в нерешительности дергался: — Я тебе что сушилка? — Я просто ищу полезное применение твоим силам, ги-хи, — все с той же ухмылкой стоял Гажил. Его явно забавляли запинки и долгие соображения Драгнила, которому в этот раз понадобилось еще больше времени: — Боюсь представить, насколько у тебя занижена самооценка, раз даже огонь для тебя бесполезен, — теперь ухмылялся Нацу, смотря на обескураженного друга. Лицо Рэдфокса выражало раздражение, Нацу с вызовом сделал шаг вперед, оба были готовы начать драку. Зереф поспешил встать между ними, думая, что его дети, старшему из которых всего лишь семь, ведут себя разумнее, чем эти двое в свои почти пятьдесят. Они пришли сюда не устраивать потасовку, а за возвращением Нацу. Те не остановились, поэтому Сприггану пригрозил, что использует свои силы. Все, кто был знаком с Зерефом, знали, что он крайне редко использует свое проклятье, но если он это делает — а с его хитрым умом это было в несколько раз опаснее — то несдобровать никому. Демоны сверлили друг друга взглядом, пока не отступили. — Нацу, ты знаешь сколько времени прошло с твоего ухода из дома? — спросил Зереф, в то время, как Драгнил все же решил высушить одежду Рэдфокса. Честно говоря, ее хотелось сжечь. Время было для него неважно, однако судя по сухой и теплой погоде, проросшей траве и цветущим вокруг цветкам, и, вспоминая прошедшие дни, светать стало довольно рано, значит, сейчас лето, либо последние дни весны. — Если точнее, семь недель. — Что-то произошло? — спокойно спросил Драгнил. Обычно он бы уже нервно размышлял, что могло случиться, и приход Сприггана с Рэдфокосм заставил бы его думать, что это серьезное дело. Вот только все чувства, кроме агрессии, все еще были заглушены. — Нет, все в порядке, пока что, — подозрительно серьезно начал говорить Гажил. Нацу насторожился и чуть не поджог одежду. Понемногу здравый разум просыпался: пока что? Что их ждет? — Мы пришли предупредить тебя — статус Великой семьи Драгнил стоит под угрозой. Этериас ошеломленно вскинул голову и распахнул глаза. В тот же момент шестеренки заскрипели в голове. Более тысячи лет его семья являлась Великой, именно его предки были первыми из тех, кто согласился на сотрудничество с исповедницами и на договор с людьми. Даже во время войны его семья была одной из главенствующих, и все в этом и человеческом мире говорили «великие Драгнилы», по-другому никогда не было. Нацу должен держать честь и достоинство семьи, особенно теперь, и он не мог даже позволить появиться малейшему шансу, что все, что испокон веков принадлежало его крови, ради чего бились и умирали его предки, рухнет. Ему в этом мире не будет покоя, ни с подобным позором — это уничтожит его. — Это Мард Гир? Что он собирается сделать? — привычная вспыльчивость заиграла в нем, и не контролируя свою злость, тело возвращалось в этерискую форму. — Я убью его! — Он здесь не причем, — с нотками жесткости в голосе сказал Спригган. — Это наше решение. Нацу чуть не упал от подкосившихся ног. Он шокировано переводил глаза с одного собрата на другого, ожидая что-то кто-то скажет «Это шутка!». Но оба смотрели на него с бесстрастностью, где никогда не было братской любви. Их пронзающие, неумолимые взгляды заставляли огненную кровь мерзнуть. Внутри он слышал треск преданной верности. Его друзья, те, с кем он вместе рос с пеленок, сейчас встали против него, готовые беспощадно убить. Грудь сковали цепью, сжав так сильно, что вот-вот сломаются ребра, в горле встал ком боли, похороненный два месяца назад. Голову заполнили нити мыслей, которые запутались, и он не мог распутать. Что это значит? — Пойми нас, Нацу, — начал Зереф. Его строгий равнодушный голос пробирался до каждого уголка сознания. Нацу знал эту уловку, и несмотря на равную силу, он чувствовал себя никем в глазах названного брата. — Мы долгие годы закрывали глаза на твое пренебрежение к работе главы Великой семьи, на то, что ты скинул всю работу на Тартароса и даже перестал следить за ним. Ни я, ни Металликана, ни Гажил не давили на тебя — ты стал главой слишком, слишком рано — даже вопреки угрозе, что древняя, точно такая же ситуация с Гейлом Рэдфоксом, в конце которой восстал бунт и впервые со времен войны этериасы были убиты этериасами, может повториться. Зереф смотрел на него, как не смотрел никогда — снисходительно. Даже в детстве Нацу ловил там сочувствие или заботу, но сейчас не было ничего из этого. Тон Зерефа ненадолго смягчился, перед тем, как вновь сковать его стыдом ошибок: — Когда ты стал сам руководить работой, мы возрадовались, наконец, ты стал настоящим главой семьи! Но мы ошиблись, все вернулось к тому, что было — ты убежал от ответственности. Ты все еще не вырос. — Но я… — хотел возразить Нацу, напомнив, что он сделал всю работу, просто попросил Мард Гира присмотреть за всем в его отсутствие. — Ты убежал, — перебил Спригган, не собираясь даже слушать. — Можешь говорить, что это временно, но сколько будет длиться это временно? Откуда нам знать, что вернувшись, ты вновь не отдашь всю работу Тартаросу? Ты опять убежал от ответственности, у нас нет гарантий, что это не повторится. Мы не можем на тебя полагаться. — А разве не вы мне говорили: «Нацу, после того, что произошло, тебе стоит отдохнуть», «Нацу, останься дома, мы справимся без тебя», — в сердцах язвил Драгнил. Именно он настаивал на охоту на велнусов, настаивал установить защиту, но они покрутили пальцем у виска, будто он сумасшедший. После произошедшего он им слова не сказал, он начал действовать, а они его со своим сожалением пытались остановить. Что он получил, когда, наконец, исполнил их просьбы? — Я сделал, как вы хотели! — Мы сказали отдохни, а не бросай все и становись диким! — Я ничего не бросил, мне просто нужно с этим справиться! — с рычанием прокричал он, огонь вспыхнул вокруг него. — Игнил умер у меня на глазах! — Думаешь ты один такой?! — подскочив, Гажил подхватил Драгнила за грудки и прижал к камню горы, что была рядом с рекой. Его тело так же было в этериском обличье. Дикий и разъяренный, он напоминал Нацу до его «очеловечения». — Да у нас у всех отцы умирали на глазах, но мы все прошли через эту боль, и почему-то не шли в лес и не дичали! Мы справлялись с этим и принимали на себя новую роль. Так что прекрати пускать слюни и ныть! Ты уже не ребенок, тебя никто жалеть не станет. Тебе пора уже вырасти и понять, что такое ответственность и самостоятельность. Теперь ты единственный этериас в доме Драгнил и глава Великой семьи, у тебя больше нет папочки, что поможет и поддержит! Ты можешь полагаться только сам на себя. И не мы, никто либо еще тебе не поможет — достаточно долго жалели — хватит с меня! — Гажил кричал ему прямо в лицо, и в конце ослабил хватку. Пустым взглядом смотрел на него, задумавшись. Нацу пошевелился, чтобы вылезти, но Рэдфокс, очнувшись от размышлений, снова прижал его и с каждым словом сильнее вдавливал в камень. — Пойми ты один! Один! Один! Гажил опустил и его плечи резко и отчетливо поднимались вверх-вниз. Его глаза были направлены на Нацу, но на самом деле смотрел в никуда. Драгнил когтями ухватился за скалу, чтобы не упасть. Он заметил, как дрожат руки, с которых сходила сталь, и поднял голову. Он увидел в нем ту же боль и вину, что чувствовал сам. Быстро проморгав, Рэдфокс посмотрел на реку с быстрым течением. — Я не знаю, какого это, когда твоего дядю разрывают велнусы, но это не дает тебе никакого права строить из себя неутешную страдалицу, — впервые Драгнил слышал в голосе друга тоску. — Ты не знаешь, какого смотреть, как медленно угасает твой родитель, пока к тебе прибывают силы. Когда каждое использование проклятья, каждое слово и каждый твой вздох убивает твоего отца, а ты не можешь ничего сделать и просто смотришь… Не трать время зря, это не пройдет. Тишину нарушало журчание воды и копошение какого-то дикого в кустах, обошедшего берег. Нацу взглянул на Зерефа, и встретившись глазами, тот отвел их. Брови слегка приподнялись вверх. Этериасы не очень любят говорить о своих слабостях, исключая детей. Когда в семье кто-то умирал, они поддерживали словом, но дальше лезть не смели — у этериасов не принято пересекать личные границы без позволения, которое Зереф с Нацу, названные братья, не всегда получали друг для друга. Хрупкость этого момента, когда даже Гажил приоткрыл занавесу своей боли, была не сравнима и с фарфором, одно неловкое движение и все рассыпится. — Мы тебя предупредили, Саламандр, — первым решил все нарушить Рэдфокс. Безоговорочно они поняли, что это будет забыто, как только они уйдут с берега. — Не переживай, замену тебе мы нашли: Мард Гир или Дреяр. Его семья руководит Министерством, почему бы не поднять статус в знак благодарности? Получше тебя точно будет, ги-хи. Драгнил скривил губы. Надо бы чем-то ответить или вмазать по самодовольной роже, но не хотелось, просто не хотелось. Зереф добавил, что они дают ему время до зимнего солнцестояния, и если он не исправится, то они будут разбираться с проблемой. Нацу задумался, а могут ли они это сделать? Глав никогда не меняли, вдруг именно это вызовет бунт среди подчиненных? Однако это было не важно, он должен уничтожить любой процент на это. Заметив, как демоны уходят от него, он поспешил за ними, понимая, что пора возвращаться домой. Он не хотел туда идти, вся боль, от которой он скрывался, к нему вернется. Она вновь начнет пожирать его изнутри, оставляя за собой вместо пустоты вину, что будет убивать его каждодневно. Вот только, Нацу боялся, что если он останется здесь, сам не сделает шаг и вновь станет диким. Станут ли его опять спасать? — Зереф, как там Люси? С ней все в порядке? — его голос был тих и хрип. Он стыдился своего поступка, то как ушел, оставив ее в истерике, когда она и дети только пришли в норму. Он мог навредить им. — Вроде да, — Нацу покосился на Сприггана. Он всегда добросовестно выполнял свою работу и его неуверенный ответ настораживал. — Не смотри на меня так. Ты сказал позаботиться о ней, и я это сделал — отправил в дом Этери. Когда он пришел в поместье, все вернулось. Преследующие мысли и воспоминания, что заставляли страдать, внутреннее выгорание всех светлых чувств и сил, что в нем были, источающая боль, что пополнилась более крепкой виной. Он чувствовал себя, словно в клетке, только усиленная забота и внимание слуг, что не отходили от него ни на шаг, напоминали, что сорваться нельзя — он их хозяин, без него они не проживут долго. Две недели он провел дома, учась смиряться с потерей и привыкать к новой жизни без дяди. Это давалось тяжело, очень тяжело, словно пытался растопить все льды севера, а через каждые пару часов начиналась буря. Адера, видя его подкошенное состояние, приготовила отвар, что понижал уровень депрессии, и приказала остальным внимательно следить за его потреблением, чтобы новый хозяин не пристрастился. Нацу сначала подумал, что она его отравить хочет — они всегда ненавидели друг друга — но ему рассказали, что через пару дней после смерти Игнила, у нее случился микроинфаркт, она сильно ослабла и что-то в ней поменялось. Нацу понимал что именно. После, когда он вроде как приходил в себя, забрал у Тартароса оставленные документы и погрузился в работу. Теперь его жизнь была такой же, как и у остальных глав — работа, дом, изредка походы на праздники. Нацу уже начинал жить такой жизнью, когда они с Люси еще не поссорились и дядя был жив, но теперь никого из них не было — он был абсолютно одинок, как и говорил Гажил. Раньше он тоже испытывал это чувство, но он всегда мог прийти к дяде, пойти на бал повеселиться с друзьями или позависать в гостях, что теперь было роскошью. Нет, исключение можно было сделать, но Нацу решил пока себя не баловать, осознавал, что угроза сорваться и вернуться в старый образ жизни была слишком велика. О Люси он старался не думать. Он скучал по ней и вспоминал их счастливые моменты. Но плохие воспоминания затмевали все. Он множество раз поступал с ней эгоистично, настаивал на своем, принуждал и порой решал за нее — она принадлежит ему — тем самым продолжая нарушать законы свой семьи. Он всегда считал, что делает все ради нее и детей, но Люси была права: он не думал о ней. Только о себе и беременности. Ему было стыдно перед ней, она была достойна большего уважения. Но пока он не восстановится и не вернет хоть часть прежнего себя, навещать ее нельзя было, иначе опять все испортит. — Люси, я не прошу твоего прощения, просто хочу, чтобы ты знала, что я сожалею. Я не должен был тебе врать, отгораживаться и бросать одну. Мне было тяжело быть рядом с тобой, понимать, что я не смог тебя защитить, и как из-за этого страдают наши мальчики, как ослабел поток сил между нами. А ты, ты чувствовала это изнутри, в сотни раз сильнее, постоянно, без передышек, — Нацу накрыл ее руку, которую она механически положила на живот. — И ведь это не все, что тебе пришлось пережить. Мне так жаль, Люси, ужасно жаль. Игнил всегда говорил мне, что нужно жить в настоящем и думать о будущем. А я забыл, забыл в самый нужный момент. Ты выдержала все это одна. Я восхищаюсь тобой, Люси, ты такая сильная. Люси вслушивалась в каждое его слово и запоминала. Это было то, что она желала услышать все эти месяцы, и эта речь была примерно такой же, какой она себе представляла — за прожитое вместе время успела выучить его слова, учитывая, что он извинялся перед ней каждый раз стоило остаться на ее теле царапине или синяку по его вине. И она бы никак не отреагировала на его речь, она ее ни капельки не тронула, еще давно поняла: слова играют свою роль, но им нельзя верить, только поступки. Именно из-за них сейчас голос ее сердца перекричал разум. Люси хотела на него злиться, но просто не могла, ее переполняла любовь и тоска по нему: он взял ее руку в свою и прижал к щеке, второй поглаживая вдоль предплечья. Нацу словно в бреду безостановочно шептал «прости», невесомо прикасался губами и смотрел прямо в глаза. Это не был роскошный поступок, что доказал бы его огромную любовь к ней, нет, он был самым простым и незатейливым, но в нем выражалось все. Нацу выглядел, как брошенный зверек, что нуждается в заботе и тепле, что он нуждается в ней. Он был искренен, он сожалел, он боялся, что она его оттолкнет. — Мне никогда не заслужить твоего прощения, и я пойму, если ты захочешь остаться в доме Этери, — он опустил глаза и это опять показало Люси его страх, что был ей приятен. Вместо слов, она обхватила его лицо свободной рукой и, притянув к себе, поцеловала легко и нежно. Нет, она не останется в доме Этери больше ни на день, как бы хорошо здесь не было. Это не дом, несмотря на название, здесь нет уюта и любви, только расчет на хорошо протекающую беременность. Она больше не выдержит сопротивления к равнодушию и неприязни к своим детям. Нацу удивленно моргал. Люси улыбнулась и в ответ ей последовал облегченный смешок и крепкие объятья. — Люси, я обещаю, я… — Нет, — резко отстранившись, она прервала Драгнила, опять была зла и сурова. — Не надо мне ничего обещать, Нацу. В поместье я вернусь, но доверять тебе, как прежде, я больше не могу. Нацу кратко кивнул. Ни слова не говоря, он сел сзади нее, приобнимая. В тишине, уже спокойной и умиротворяющей, они смотрели на прекрасный вид. Люси прикрыла глаза в наслаждении, слишком сильно она скучала по этим объятьям и волнам тепла растекающимся по телу от прикосновения горячих ладоней. — Нацу, — аккуратно позвала Люси, но Драгнил увидел ее встревоженность. — С мальчиками, с ними все в порядке? Второй период должен был начаться еще месяц назад, но ничего не происходит. — Мне поступали отчеты из дома Этери, беременность протекает хорошо. Шеррия сказала, что все хорошо, возможно, это из-за пережитого стресса или использования чужого проклятья. А может быть это особенность беременности двойняшками, все-таки это редкое явление, — проведя рукой по животу, ответил Нацу. Он сам немного встревожился, но прислушавшись к ощущениям, расслабился. — А с мальчиками все хорошо! — Ты что-то не договариваешь, — нахмурилась Люси. В последний месяц она стала словно видеть, когда человек врет или неискренен к ней. Еще одно странное явление появившееся во время беременности. Подобного у других этери не наблюдалось, она задавалась вопросами с чем это связано, но пока это не вредило мальчикам, она решила дождаться родов, может после них все пройдет. — Нет, все правда хорошо, просто, — замялся Нацу, и Люси забеспокоилась. — К одному из них поток сил идет слабее, но разница небольшая, не должно повлиять на развитие. Хартфилия кивнула, вспоминая, что Адера предупреждала о неравном потоке сил. К радости, обошлось. Исповедница предположила, кто из мальчиков сильнее, ведь один из них был более активен и любил ее побеспокоить, однако она ошиблась, он просто показывал свой характер. После этого она рассказывала, как проходила ее беременность, изменения и как ей порой докучали эти сорванцы. Нацу завороженно слушал, не мог оторвать от нее взгляда. Люси внутренне смущалась и ликовала от такого внимания к себе. Однако она успела заметить горечь в серо-зеленых глазах — он пропустил это. После разговоров они спустились с холма к водопаду, где и вправду оказалось шумно. Люси рассмотрела место и поняла, что со стороны вид выглядел красивее. Она захотела искупаться в озере, но вода оказалась холодной и Драгнил запретил ей, она этери огненного этериаса и это может плохо сказаться на ней. Они еще раз перекусили и поехали в дом Этери, забрать вещи Люси. Там она попрощалась с Хисуи и остальными девушками, что были немало ошарашены ее радости, и что она возвращается к этериасу по своей воле. Хартфилия думала, что они сразу поедут в поместье, однако Нацу решил не заканчивать этот день так просто. Он стоял около заргов и прикасался руками к костлявым мордам с бегущими волнами огня. Люси давно знала, что для загров не нужны кучера, с их скоростью усидеться и выжить на них во время бега, разве что этериасы могут, поэтому через свои силы демоны передавали информацию о маршруте. Однако это было незачем, если бы они ехали домой. — Ты давно мне говорила, что хочешь побольше узнать о нашем мире, и при этом лишь пару раз выезжала из поместья, так что в подарок я решил устроить тебе трехдневный тур по нашим землям! — воодушевленно ответил Нацу. Он опять ее удивил. Ей было запрещено соваться в чужие земли — она просто этери, причем еще и беременная. У этериасов был заперт на прикосновение к чужим этери, но это было рискованно. И то, что Нацу готов был ее выпустить из поместья при столь большом сроке, было поразительно. — Если не хочешь, то можем поехать домой, — с ухмылкой говорил Драгнил, зная, что она ни за что не откажется. Люси замотала головой — еще чего, она в этом поместье выучила буквально все! — и они отправились в дорогу. На протяжении дня они делали множество остановок. Нацу привез ее в сад дома Космос, хотя садом это было сложно назвать, учитывая, что вся гора прорастала всевозможными видами растений и цветов. Люси не знала куда смотреть, потому что глаза разбегались и рот невольно приоткрывался в восхищении. Она ходила вдоль дорожек и восхищенно ахала при виде прекраснейших цветков, что она когда-либо видела, или пугалась, ведь оказывается растения тоже могут быть опасными хищниками. Нацу же ходил рядом и морщился — запахи смешивались и ужасно воняли — отчего Люси тихо хихикала с его недовольного лица. Прогулка по саду заняла несколько часов и не успели обойти даже половину: исповедница не могла долго и быстро ходить, да и они торопились успеть в другие места. Но Люси требовательно попросила, чтобы потом они сюда обязательно вернулись. Дальше они поехали в старый замок времен войны, который благодаря временному проклятью практически полностью сохранился, не считая обвалившиеся в некоторых стенах камней. Нацу, как и в день зимнего солнцестояния, когда он устроил экскурсию к старым руинам штаба около поместья, рассказывал ей историю замка, что согласно легенде являлся домом первого демона Э.Н.Д-а, и множество ходячих слухов и приданий, хотя сам Нацу признался, что слабо верит в это. Они исследовали все комнаты, несмотря на уговоры Нацу не подниматься на верхние этажи, ведь проклятье с годами ослабевало и когда обвалится стена или потолок неизвестно. Но Хартфилия настояла на своем, угрожая, что обидится или вовсе не вернется в поместье, и Драгнилу пришлось поддаться. Хартфилия тоже переживала, что что-то может рухнуть, но это чувство пропадало рядом с Нацу — он защитит ее. После они пообедали остатками добротного завтрака, и отправились дальше. Они посещали природные достопримечательности мира этериасов, которые кружили голову и поражали воображение своей, как казалось, невозможностью. Люси везде хотелось остаться подольше и запомнить все до мельчайшего камушка или травинки. Ее разрывали эмоции: ни на родине, ни в этом мире она не ни разу не путешествовала, и только со слов сестер или написанного в книгах узнавала о мире, а увидеть все собственными глазами, дотронуться и услышать окружающий шум — все совершенно… совершенно невообразимо. Медленно день полный эмоций подходил к концу. Было уже позднее время, но солнце только заходило, окрашивая небо в розовый, что был немного темнее цвета волос Нацу. У Люси ноги гудели от огромного количества ходьбы и мышцы ослабли, чтобы пошевелить ими требовалось приложить усилие, но она была счастлива и не переставала улыбаться. Когда она переехала через барьер почти год назад, она предвкушала, как, наконец, увидит не врали ли ей книги и учения Верховных о мире демонов, когда увидит то, о чем смолчали. Нацу исполнил ее мечту. Она прижималась к его боку, обнимая за руку. Прикрыв глаза, она думала, что они едут домой, но неожиданно карета остановилась. Нацу посмеялся — неужели думала, что это конец? — и взяв ее за руку повел по сосновому лесу. Люси слышала приятный шум бриза и запах, но не хвои, какой-то другой и одурманивающий, на который тянуло и сопротивляться ему не было никакого желания. Они приближались и ощущения усиливались. А затем ее ноги ступили на песок и взору открылся пустой горизонт, за который заходило солнце, отражаясь в воде. Она ясно видела, как небо раскрашивалось в разные слоя: черного становилось все больше, но полосы голубого, оранжевого и розового, что сливались и рождали новые оттенки, на которые, как можно было подумать, способен создать только человек или этериас. Вид становился прекрасней отражаясь в воде, что волнами подходила к берегу. — Это море, — сказал Драгнил и голос терялся в легком ветерке. — В твоих землях, в месте где ты жила, до моря лежит огромнейший путь, и может это не сравниться с тем, что ты видела сегодня, но мне показалось ты должна это увидеть. — Море… Оно прекрасно, — прошептала Люси, в уголках глаз появились капельки слез, щеки болели от очередной улыбки. Они сняли обувь и босыми ногами Люси чувствовала, что такое настоящий прибрежный песок, словно мириады бусинок, что проваливались под ногами и сыпались, покрывая кожу приятной тяжестью. Приближаясь к воде, она сильнее чувствовала чудесный запах, который ни с чем нельзя было сравнить, и прикосновения теплой наплывающей воды расслабляли и погружали в атмосферу. Она долго стояла и смотрела, как небо становиться все темнее, вслушивалась в бриз и глубоко вздыхала запах моря. Нацу смотрел на нее завороженно с мягкой улыбкой на устах. Не море было прекрасно, а она. — Люси, — позвал он ее, отчего исповедница мелок вздрогнула. Этериас наклонился вниз и набрал в сложенные руки воды. — Попробуй. Хартфилия недоуменно переводила глаза с рук на лицо демона. Нацу подговаривал ее, и Люси предчувствовала подвох, но наклонилась и попробовала. Ее лицо сморщилось и язык высунулся — соленая! Она, конечно, поняла по одним прикосновением, что вода какая-то не такая, но что она еще и вкус имеет, причем не самый лучший, вот это было странно! Нацу громко рассмеялся, и задетая Люси в отместку движением ноги окатила его водой. Этериас замолчал и хитро ухмыльнулся. Хартфилия поняла, что зря это сделала и с осторожностью наблюдала за Драгнилом. Он опять нагнулся и стал активно плескаться. — Это нечестно! — отходя, крикнула Хартфилия. Она бы ответила ему, если бы могла нагнуться со своим огромным животом! Этериас не прекращал смеяться. — Нацу, у меня вся одежда мокрая! — Так снимай ее! — с энтузиазмом воскликнул он. У Хартфилии брови сошлись к переносице, она уже думала, как бы его ударить за издевательства и шуточки. — Люси, ты говорила, что хочешь искупаться, а тут и вода теплая и волны небольшие есть. Идеально же! В этот же момент недовольство Люси испарилось. Сегодня, как и все летние дни, было жарко и дышать нечем. Уже привыкла к этому и не обращала внимания, но отказаться охладиться она не собиралась. Одежда была брошена на песок и, взявшись за руки, они шли к горизонту, заходя глубже. Вода погружала их в себя и придавала чувство невесомости, снимая с тела усталость. Хартфилия плавала, получая удовольствие от долгожданной прохлады, и через недолгое время, полностью расслабившись она разлеглась на поверхности воды, прикрыв глаза и издав блаженный полувздох-полустон. Взгляд Нацу изменился, исчезла смешинка и задор. Он опять взял ее за руку и потянул за собой, и словно заколдованная, Люси следовала к нему. Она знала, что это за взгляд, отчего меняется его поведение, однако она не хотела упираться, потому что желание захлестывало только от одного взгляда, от одного намека. Как долго между ними не было близости? Раньше она держалась, но когда спустя полгода у них была возможность сблизиться, она теряла контроль. Вместо обещанного плавания, Драгнил поцеловал ее. Она чувствовала его тонкие губы на своих и горячее тело, неприкрытое одеждой. Люси опять забылась, но уже не в атмосфере природы, а в Нацу. Все обиды и злость уходили на задний план, когда его поцелуи перешли на шею и руки оглаживали тело, а он со смешком говорил «соленая». Хартфилия пыталась упираться, стоит ли на таком сроке заниматься подобным, он не слушал. Ее просьбы становились тише, заглушаясь стонами. Их не пугала наступающая темнота, солнце заменила светлая луна, они чувствовали друг друга, и этого им было достаточно.***
Мир этериасов погрузился во власть тьмы, звезды и луна делали ночь светлее и смягчали страх перед неизведанным, что таилось в темноте. До поместья Драгнил дорога была в несколько часов, но Нацу не мог дать своей этери спать в неудобной карете и завтра опять сидеть в ней несколько часов, чтобы продолжить их небольшое путешествие. Поэтому они поехали к семье одного из своих подчиненных, что жил недалеко отсюда. Когда их впустили в поместье, к ним спустился Макао Конбольт, возмущенный поздним визитом, а за ним последовал сонный мальчишка лет пяти, прижимающийся к отцу. Однако увидев кто является его гостем, сразу сменился в лице: добрый и услужливый. Им быстро нашли одну из лучших комнат и, предложив ужин и горячую ванну, от которой отказались, они легли спать. Люси, сильно уставшая за день, уснула лишь коснувшись постели, Нацу долго смотрел на нее, перебирая волосы и поглаживая. Ему не хватало, он не мог насладиться вдоволь, он так скучал, что уже больше не мог оторваться. Только сейчас он осознал, как сильно скучал, как сильно он к ней привык. Он долго не мог заснуть, боясь, что это окажется сном, но поддался силам Морфея и уснул, прижимая этери к себе. Нацу надеялся, что проснувшись утром они продолжат свой тур, он увидит ее восхищенное лицо и услышит смех, что это не ограничится тремя днями. Что, наконец, спустя месяца страданий они смогут опять стать счастливыми, а потом и вчетвером. Все оборвалось, быстрее, чем он мог подумать. Драгнил проснулся посреди ночи и, не чувствуя около себя этери, стал рыскать по постели. Он был один. Мысль проскользнула в голове, он вскочил. Его сердце билось в груди, готовое вырваться из груди, в глазах сузился зрачок от страха, захватившее сознание. Он был готов сорваться и побежать в дом Этери за своей этери. — Н-Нацу… — донеслось до его слуха. Повернув голову, он увидел стоящую у раскрытого окна Люси. Перед тем, как беспокоиться, что это опасно, он облегченно вздохнул и легко улыбнулся — все хорошо, она рядом с ним. В своей радости он не услышал ее учащенное дыхание и хрипы. — Люси, — Драгнил подошел к ней, чтобы отвести обратно в постель, но только дотронувшись до женского плеча, отдернул руку. Ее кожа была горячей, слишком горячей для человека. — Люси? — Нацу, я не могу, не могу, мне так… так, так жарко, — невнятно бормотала Хартфилия, высунувшись в окно. Этериас заметил ее покрасневшее лицо и как пар исходит от кожи. По телу стекали капли, и он не мог понять пот это или вылитая из кувшина вода. — Нацу, по-помоги мне. Я не могу, убери это, пожалуйста… — Люси, что случилось? Что убрать? — растерянно спросил Драгнил, подхватив этери, что потеряв опору в виде подоконника, начала падать. — Я горю, горю изнутри… Меня словно сжигают, Нацу! Помоги, мне так больно, так жарко…