Моя ненавистная любовь

      Главная спальня поместья — спальня главы Великой семьи — в первые дни после ухода Игнила в секретные проходы была для Нацу чужой. В ней все было наполнено воспоминаниями и следами дяди, что-то сохранилось от отца. Перебираться из своей, такой привычной, в которой он жил с рождения, и обживать другую комнату казалось неправильным — будто он нарушал давно поставленный закон. Нацу не видел себя ее хозяином. Даже мягкая и огромная кровать, на которой он в детстве так любил скакать, желая дотянуться до потолка, или с утра-пораньше прыгать на отца будить его, стала твердой и неудобной, из-за чего он часто уходил в детскую. Однако со временем беготня между одной комнаты в другую стала надоедать, вещи сами собой клались на свои уже новые места — удобные для Нацу, а не там куда их привыкли класть дядя и слуги — и невольно комната наполнялась мелким его барахлом. Не так много времени потребовалось, чтобы спальня стала родной — стала тем самым местом, где Нацу позволял себе отдохнуть и не надевать маску хозяина и главы.       Но сейчас этериас остановился на пороге. Он словно вернулся в прежние времена: детская казалась безопасней. — Хозяин? — растерянно спросил Элла.       Драгнил поспешно кивнул и сделал шаг вперед — нельзя показывать тревогу перед подчиненными, они должны быть уверенны, что он всесилен и бесстрашен. Этериас держал спину прямо, а лицо невозмутимо, только глаза выражали испуг и настороженность, не отрываясь от этой самой угрозы.       Никогда Нацу не мог подумать, что именно от своей этери он будет отшатываться как от окрайда.       На протяжении дня или дольше Драгнил бы с удовольствием не приближался к Хартфилиии. Возможно, произошедшее ночью было просто кошмаром — Люсины руки точно лежали на его груди, они не могли забраться под кожу, не было никаких следов. Наверняка он просто слишком устал, а все проблемы вылились в… вот в это. Да и огонь вспыхнул на нем именно по этой причине, а вовсе не сработал защитный механизм.       Его расписание по избеганию этери нарушил Момон, ворвавшись в детскую с криком, что с исповедницей что-то не так. Нацу все своим видом показывал, что сосредоточен на Люке и Люсиане, скрывая настигший его ужас о воспоминаниях ночи, так что приказал слуге позвать лекарш, они-то лучше его знают, что делать. И вроде все хорошо, спихнул Люси на других, но вскоре к нему подбежала обеспокоенная Элла, подопечная Адеры. Она что-то говорила про кровь, руки и то, что у людей такого не должно быть. Драгнил опять предпринял тактику по скидыванию проблем с этери, но девчонка, стыдливо смотря в пол, сказала, что Амри с Адерой накричали на нее, чтобы она их не трогала без срочного приказа хозяина: в деревне многие дети болеть начали, так что свободного времени бегать по пустякам — а Люси сейчас воспринималась именно, как пустяк, который скоро исчезнет сам собой — у них не было. Выбора ему не оставили.       К сожалению, служанка оказалась права. Хартфилия была не здорова — Нацу четко видел ее дрожь. Он с облегчением хотел заявить, что может Люси от гибридов заразилась, у них же тоже при высокой температуре озноб начинается. Запах крови отогнал гениальную идею. Вместо нее пришла другая. — Может у нее начались эти… Как же это было? Та, ежемесячная кровь у человеческих самок, — Нацу всеми силами старался избежать приближения к исповеднице.       Подросток обеспокоено и с недоумением посмотрела на лицо исповедницы, все еще невидимое этериасу, и покачала головой. Кадык Драгнила нервно дернулся. Этериас все же подошел к кровати со стороны Люси.       Палитру непроницаемого страха разбавило волнение, сильнее чем было у гибридов.       Хартфилия сквозь сон корчилась, холодный пот громадными каплями оседал на подушку, распущенные волосы, вчера вечером еще чистые после ванны, потемнели от влаги и липли. Запекшееся кровь — нечеловечески алая, почти черная — не стиралась. Однако не это тревожило: пути крови шли от носа, ушей и глаз. Нацу плохо разбирался в человеческом организме, но подозревал, что у людей это не в норме вещей. — Хозяин, — аккуратно подала голос служанка, словно боялась, что именно ее сейчас накажут за состояние этери. — Взгляните на ее руки.       Складка пролегла меж бровей. Девушка практически полностью спряталась под одеялом. Нацу не хотел притрагиваться к исповеднице — боялся, что она опять его захватит, проберется внутрь и раскроет все, что он скрывал и хоронил в себе.       Подросток выжидающие-волнующие смотрела на него, из детской слышались непонятные звуки, которыми между собой перекликались Люсиан с Люсьеном, оставленные с нянечками. «Быстрее начнешь, быстрее закончишь», уговаривал сам себя этериас. Он убеждал себя, что Хартфилия не сможет использовать свои чары — это был кошмар, удачно совпавший с болезнью Люси. Может быть вчера ему нужно было не слушать позывы плоти и отказать ей в сексе? Она не до конца восстановилась и еще та истерика. Он безостановочно успокаивал себя глупыми доводами, но прекрасно понимал, что это оправдания.       Пора было прекратить тяготить.       Перед тем, как стянуть одеяло и увидеть руки, Нацу, затаив дыхание, дотронулся до девичьей щеки. И облегченно вздохнул. Ничего не происходило — под подушечками пальцев ощущался жар, неприятная липкость и твердость в скулах от напряжения сжатых зубов.       Да, всего лишь кошмар.       Драгнил стал неспешно и бережливо стягивать одеяло с этери. Она вздрогнула, когда прохладный воздух коснулся оголенной шеи, на которой все еще были шрамы от ожогов, плеч и немного груди. Пальцы судорожно, стальной хваткой сжимали край, из-за чего тот пришлось чуть ли не вырывать.       Но когда это сделал, этериас озадаченно повернулся к Элле, молча спрашивая «Я не один это вижу?».       Со страхом — уже не перед Люси, а за Люси — Нацу взял ее руку в свою. Придвинул ближе к лицу для лучшего рассмотрения и провел большим пальцем, будто это могла быть краска. Ничего не исчезло: сотни тонких сине-голубых ниточек, будто каждый нерв просочился на поверхность кожи — их было слишком много для вен, — оплетали пальцы и ладонь этери, рассеиваясь на запястьях. А в доказательство очередной ошибки Нацу — на ладошках, которыми она прикасалась к его груди, воспалились волдыри. — Пойди к Шарли и скажи, чтобы высылала карету к дому Бленди, — приказал Драгнил, понурив голову. У Люси не прошли еще следы на шее, а теперь еще и это. Такими темпами вскоре придется выделить Шерии персональную комнату с ее столь частым посещением поместья. Даже Спригганы не так реже в гости заглядывали. — Н-Нацу… — этериас вздрогнул, хриплый позыв в тишине и одиночестве был слишком неожиданным. Вслед за вчерашними воспоминаниями Нацу вспомнил и голос, одновременно самый прекрасный и ужасающий, что когда-либо слышал. Хорошо, что он тоже исчез.       Уставившись в стеклянные полуприкрытые глаза — человеческие карие глаза, — Нацу обдумывал, что ему делать. Минуты назад он хотел сбежать от Хартфилии, однако бросать ее сейчас одну, ослабшую и раздавленную, было жалко. Драгнил встал с кровати и направился в сторону коридора, ведущего в детскую — Люси проследила за ним взглядом. Ему самому стало больно, что он бросает ее. Кинув «я сейчас вернусь», поспешил в детскую.       Мальчики все еще ели и потому были спокойны среди слуг. Драгнил уточнил все ли хорошо, подошел к кроваткам и зажег на них свой огонь — мальчики после еды засыпали, но они не любили это делать в чужих руках, а его огнь был способен их утихомирить, придать чувство будто он рядом с ними. На пару секунд он задержался, раздумывая, что будет лучше остаться с детьми, с Люси разберутся другие — он-то ничего не смыслит в человеческом здоровье, — как в голове отразился зов мольбы, отражающийся тысячью чужими голосами, отчего мурашки пробежали по спине.       Предупредив, что он будет в своей спальне, Нацу вернулся и, все еще сопровождаемый взором исповедницы, забежал в ванную, не прекращая приговорить, так же как он часто это говорил мальчикам: «Не надо паниковать, я здесь, я не ушел». Даже тон был таким же сладко-утешающим.       Дыхание Хартфилии, кажется, стало не таким сиплым и тяжелым, когда он мокрым полотенцем вытер ее лицо, стерев с него полоски крови, нервирующие его. С рук не пропали ниточки, как бы он их не тер.       Саму Люси, кажется, не сильно волновали изменения тела. Она держала его за руку, и ей было просто спокойней от этого. Она была точно, как ребенок.       Совесть насмешливо зашептала на ухо: ты опять испугался — ты опять убежал.

***

      Нацу был готов проклинать весь мир. Сегодняшний день, как и ночь, не приносили ему ничего кроме раздражения и непонимания происходящего. Все, абсолютно все катилось к чертям. Заметив, что этреиаска последовала за ним, Нацу еле сдержался, чтобы выругаться. Шеррия и так много сделала для его семьи, он, наверно, никогда с ней не сможет расплатиться, поэтому срываться на нее было бы неблагодарно.       К сожалению, слуга не наврал и в прихожей стояло семейство Спригганов. Август побежал к нему, и Нацу по традиции крепко обнял в ответ, ухватив в объятия и Ларкейда, подмечая, что мальчики подросли. Впрочем эта мысль затерялась в хаосе других, в миг навалившихся на него — он не знал, что ему делать и за что хвататься. — Что это за нежадный визит? — улыбка была слишком кривая и звучало слишком слащаво, выдавая его с головой. — Вовсе не нежданный. Я предупреждал тебя, — заявил Зереф, пока Август что-то щебетал то ли ему, то ли брату, то ли кому-то еще. — Да, я помню. Но вы должны были приехать только через пару дней, — на самом деле Нацу не подозревал, какой сегодня день месяца и когда названный брат обещал навестить его. Но он был точно уверен, что не сегодня. Ну или не совсем. — Нет, Нацу, сегодня, — Зереф взглянул на Мавис, и у обоих вырвались смешки. Нацу нахмурился, стушевавшись, Шерия одобрительно улыбнулась. — Ничего страшного, с младенцами нередко ночь с днем путается. Мы тебя понимаем.       Хлопнув себя по лбу и проведя рукой по лицу, Драгнил взвыл. «Удачно» он спутал дни, очень «удачно». Он всегда был рад приезду брата, с которым они с каждым годом виделись все меньше, отчего нередко не хватало общения, и он очень соскучился по Августу и Ларкейду — как давно он с ними не виделся и когда в последний раз они вместе проводили время? — вот только сейчас их приезд становился лишней заботой внезапно свалившийся на плечи, почти что хороня его. Он и так сидел мучился, метаясь остаться ли с Люси или вернуться к мальчикам, наверняка не понимавшим, куда делся папа — он же все время был с ними, — а теперь еще и это.       Однако он был главой Великой семьи, уже полноправным, и пообещал себе не давать слабину. Пока остальные ждали, когда Драгнил выйдет из размышлений (Август не прекращал говорить, но не особо замечал, что его не слушают), тот пытался все распланировать. Он сталкивался с подобным — вспомнить только прошлую зиму, он один обезопасил всех своих подчиненных без посторонней помощи — нечего истерить.       Найдя глазами гибрида, он тут же приказал ему, чтобы тот бежал на кухню и передал остальным, что дома гости — у Драгнилов всегда готовили лучшую еду и принимали с размахом, не стоит подвергать это сомнению. — А где Люси? Она сейчас спустится? — с сияющими глазами Мавис поддалась вперед. Ей уж не терпелось обговорить произошедшее за полгода, что они не виделись со времен дома Этери, обсудить трудную участь по заботе за детьми и дать парочку советов — у Мавис-то тоже два мальчика, хоть и не близнецы! — Нет, она приболела. Не знаю, сможет ли принять гостей, — Нацу кратко взглянул на Шерию, стоящую рядом. Она была растеряна не меньше его, но старалась не показывать этого. Вопрос опять задался сам собой: Что случилось с Люси, раз ни лекарши, ни Бленди не знали, что с ней? — А где твои детки? Я их не видел еще! — с легким возмущением и предвкушением и таким же горящими зелеными глазами, как и у матери, сказал Август и схватил Драгнила за руку, уже готовый идти. Ларкейд сделав слишком равнодушное лицо — настолько равнодушное, что сразу становилась ясна его фальшь — кивнул, соглашаясь с братом. — Они сейчас спят, но через часик-два вы сможете с ними поиграть.       В обиде Август надул щеки и поджал губы, точно так же, как это делала сейчас Мавис, отчего они становились еще больше похожи. К радости, Ларкейд быстро смекнул, что надо что-то сделать, и взял брата за руку, напомнив, что в поместье есть огромная детская, а Зереф подтолкнул Мавис, предлагая пойти с детьми. Впрочем, в отличии от мальчиков, грусть девушки не исчезла так быстро — она шла показательно громко топая.       Оставался Зереф, самая непрошибаемая пешка. В подтверждение своего высокого уровня сложности, тот просмотрел на Нацу с Шерей и выгнул бровь, безмолвно говоря: «Давайте, признавайтесь». Драгнил почувствовал себя семилетним мальчишкой, которого старший братец раскалывал на раз-два. Это стыдило, но деться было некуда — от Зерефа так легко не отделаться.       Бленди опять встревоженно и немного виновато посмотрела на Нацу. Прежде не общаясь ни с одним главой Великой семьи, кроме Драгнила, она чувствовала волнение и опаску — сила, исходящая от Сприггана, была крайне сильная и темная.       Однако от Зерефа не нужно было избавляться. — Пошли, есть кое-что, — Нацу не знал этериаса умнее, чем названного брата. А как всегда говорил дядя на уроках: ресурсами нужно пользоваться.       На лице самого Зерефа на долю секунды заиграла предвкушенная детская улыбка, что быстро сменилась серьезностью, и еще больше напугала Шерию.       Заговорил Нацу, когда они зашли в секретные ходы и поблизости никого не было — лишний повод для слухов гибридам не нужен, как и для Мавис, она была той еще болтушкой. — Как я и сказал, Люси заболела, но мы не можем понять, что с ней, — этериас говорил серьезно, без прежней теплоты и мягкой улыбки, которая была при этери и детях Зерефа. — Подобных симптомов не встречается в человеческих болезнях. Однако, вполне возможно, что-то подобное было у Мавис.       Бленди хотела возразить, что у этери не бывает своих индивидуальных болезней — они люди и болезни у них человеческие. Однако в компании взрослых и могущественных глав, ей было страшно рот открывать без разрешение, в особенности из-за Сприггана — она не знает, как он относится к выкрикам от простого подчиненного, а испытывать судьбу не хотелось. Поэтому дождалась, пока Драгнил взглядом не укажет. — Точно указать все симптомы не могу, но из видимых у госпожи Люси высокая температура, ее бьет озноб, и, как передал господин Драгнил и некоторые из слуг — я, к сожалению, этого не застала — у нее текла кровь из носа, ушей и глаз, — Шерия посмотрела на Драгнила, спрашивая упоминать ли про руки. Тот стоял неподвижно и никак не реагировал — значит пока что лучше смолчать. Правда интуиция подсказывала, что Спригган догадывается об их нечестности. — Ни в одной из книг про человеческие недуги, я подобного не встречала. — Я тоже в первый раз слышу подобное. В плане людей, — зажав подбородок меж пальцами, Спригган задумчиво смотрел куда-то сквозь этриасов. — Цвет крови был какой?       Бленди в размышлениях сдвинула брови к переносице. Детали важны, но, как ей казалось, они должны хотя бы понять, что это за болезнь или ее направленность. — Темно-алый, даже почти черный. Совсем забыл. — Что касается людей — тут мои знания крайне скудны, — начала Зереф, и Нацу сразу стало интересно, что он имеет в виду под словом «скудный». Были подозрения, что по меркам брата, его собственные знания будут мизерными. — Однако то о чем вы говорите, напоминает мне одну этерискую болезнь. Ею как раз пару недель назад страдал Август: поссорился с Ларкейдом и пытался его усыпить. Несмотря на разницу сил, ему это удалось, но он тут же потерял сознание и первые дни его состояние было точно таким же, которое вы мне описываете сейчас.       Все замерли посреди коридора. Этериаска то вскидывала удивленно брови, то опять хмурилась, Нацу же переводил взгляд с одного на другого. Внутри в это время закипала злость, берущая силу из переживаний за Люси и раздражения, вызванным (не)внезапными гостями и возникшей минутой тишины. Морща лоб, Драгнил пытался припомнить что-то связанное, вот только перед глазами стоял образ изнеможенной исповедницы и детей, и все трое нуждались в его внимании. Время, теряемое здесь, он мог истратить на других. Но нет, двое этериасов предпочитали стоять и обдумывать свое. — И что это? — без сил стерпеть, разрезал тишину Драгнил. — Странно, что ты не помнишь. В детстве, до смерти Игниса, ты часто страдал от перевозмогания — все время пытался показать какой ты сильный! — легкая, ностальгическая улыбка появилась у Сприггана — тот период был, наверно, самым светлым в жизни Зерефа, они с Нацу тогда и вправду были почти как братья. Жаль, что данная ситуация не предоставляла шанса насладиться воспоминаниями. — Думаю, ты уже понимаешь, что такое перевозмогание — название говорит само за себя. И стоит отметить важную деталь: страдают им только дети и подростки.       Шерия кивнула, подтверждая слова Сприггана, Нацу же, скривив губы, сверлил его взглядом. Данная и столь важная деталь ему ни черта не говорила — он знал как залечивать ожоги и боевые ранения, без углубления в медицину, ему совершенно не нужно пока что (ведь на данный момент он выучил только перечень болезней, часто появляющийся у младенцев, дальше решил заходить по мере взросления мальчиков). — Если объяснять простыми словами, у детей и подростков в организме есть человеческая доля, определенный баланс, который с возрастом изменяется, вымещая человеческую долю — этериас-ребенок все больше и больше становится настоящим этериасом. Пока в нас есть «человек», он ставит некоторые ограничения: мы не можем принять свою истинную форму, нам может причинить вред наша собственная стихия — сколько раз ты обжигался в детстве? Однако эти ограничения не ограничиваются физическим телом. Как ты мог заметить на примере Ларкейда с Августом — по ощущениям они имеют одну силу, но попроси их использовать проклятье — они на деле окажутся слабее, чем есть — это все тоже человеческое ограничение. И все же их можно сломать, но это имеет последствия. Озноб не всегда может быть, но кровотечение обязательно — так наш организм восстанавливает баланс, избавляясь от лишней этериской крови.       Обычному этериасу эти знания известны с детства, однако у Нацу был исключительный случай, где про подобные особенности своего тела никто не считал нужным говорить. Хотя Драгнил мог бы и сам вспомнить подобное, но времени на это не было, да и те уроки он слушал вполуха. Стоило бы постыдиться подобной необразованности, но у него были иные причины для стыда, — это было всего лишь мелочью, о которой он бы со временем обязательно разобрался в будущем. Сейчас Нацу больше волновало как можно связать этериское превозмогание и человека.       На голове сильнее сжимался ободок. Казалось, сейчас череп треснет, от усталости и вопросов без ответов. Пришло спасение (в какой-то степени Нацу глубоко сомневался в этом) — миг все мысли разогнал чарующий голос, услышанный ночью. Час назад, в детской, это казалось галлюцинацией или зовом совести, но сейчас Нацу четко слышал — Люси звала его. По телу пробежала дрожь, у тревоги усилился жор. — Шерия, помнишь я тебе говорил, что кровь Люси изменилась? — Нацу развернулся и пошел дальше по коридорам. Возможно, больше проясниться, когда исповедница будет перед их глазами. — Д-да! — закивала Бланди, тоже раздумывающая об этом. Зереф устремил на нее черные глаза, под которыми она в который раз стушевалась. А ведь смотря на Сприггана со стороны, она бы никогда не подумала о том, что его сила может настолько давить и пугать. — Пару недель назад господин Драгнил заметил, что цвет, плотность и… — она замялась, не зная позволено ли ей подобное говорить. Эта деталь заставляла ее задаваться нескромными и извращенными мыслями саму. — И вкус госпожи отличается от того, что был прежде. У этери-женщин во время беременности кровь меняет свою структуру, и единственное, что показалось мне странным, что за два месяца она не вернулась в норму. Но этому было объяснение: частое использование чужого, то есть моего, проклятья. — Были ли еще… Еще что-нибудь, не вписывающеюся в человеческое поведение? — с придыханием спросил Зереф, не поспевающий за быстрым шагом Драгнила. Его спина, слегка сутулая, с напряженным плечами, удалялась, стоило сделать передышку. — Припадки. Люси зажимала уши, будто что-то слышала, иногда говорила, а потом падала в обморок. Но возможно это не все, — у Нацу начали неметь мышцы у бровей, до того он их хмурил. Перебрать все странности Люси было тяжело — Люси сама по себе была странной, но от чего-то он вспомнил недавний день, когда они вроде как примерились. Внутри все покрылось странным волнением-возбуждением, ему даже на секунду показалось, что он слышал ее голос, а после огонь, так же, как и сегодня ночью непроизвольно вспыхнул на теле; у этери тогда пошла кровь из носа, если верить ее словам.       Главная спальня оказалась пуста. Страх, что с Хартфилией что-то случилось, накрыл Нацу. Пальцы мелко задрожали, глаза хаотично выискивали девушку, в горле застрял ком, не дающий дышать. Но это была секундная паника. Из ванной выглянула Элла, сообщив, что госпожу стошнило. — Это тоже порой бывает симптом перевозмогания, — вставил Зереф, поглядывающий в раскрытую дверь, где был коридор ведущий в детскую. Он только один раз видел Люсиана с Люсьеном.       Стоило Люси, бледной, трясущейся и придерживаемой гибридкой, войти в комнату, весь интерес Сприггана переключился обратно на исповедницу. — Вы не сказали про ее руки, — в его голосе были нотки упрека. — Хотели разобраться с кровотечением, — Нацу повел плечами, сев рядом с девушкой, будто в любой момент он был готов сорваться и исполнить любую ее просьбу.       Драгнил не хотел сейчас ее беспокоить, Люси должна была восстановить силы. Хартфилия заметила лишнего гостя, которого всегда опасалась. Как известно, стоя перед угрозой, нельзя показывать свою слабость. Ровно сев на кровати, она отдышалась, отпила воды и старательно изображала стойкость. — Люси, мы сейчас говорили о вашем состоянии, и было ли у вас что-нибудь такое — некоторые неестественности… — Которых не было раньше? — перебила Хартфилия, необычно строгим и сильным голосом. Нацу удивленно вскинул брови — в последний раз ее голос был таким чуть больше двух месяцев назад, когда она после беременности вышла из комнаты Адеры и он втянул ее в семейную жизнь. — Точно помню, что таких рук у меня никогда не было, — Люси приблизив ладони, внимательно заскользила по ним глазами, придирчивая рассматривая со всех сторон. Но пока ей не уточнили, что имелось в виду, Хартфилия продолжила — она не дура, и сразу поняла, про что именно у нее спрашивают. Она скрывала это, не хотела никого беспокоить, думала, что эти способности никак не навредят ей, они ведь ни на что не действовали. Но сейчас она смотрела на руки, с переплетными тысячами между собой голубыми ниточками и это была плата за ее молчание: — Моя память стала совершенной, я помню абсолютно все — дайте мне прочесть книгу и я перескажу ее слово в слово, началось это с начала беременности. Я чую, когда мне врут или умалчивают. Еще слышу голоса — первый раз это было сразу после родов, и регулярно продолжалось. Раньше я падала в обморок, но сейчас этого не происходит, а если сконцентрируюсь то могу услышать одного определенного гибрида или этериаса. Но это не чтение мыслей, — Люси опустила руки и взглядом уставилась на Бленди, раскрывшей рот, чтобы предложит как раз эту мысль. — Это что-то другое, не знаю как сказать… Что-то глубже.       Нацу вздрогнул. Что-то глубже — отлично передавало, как руки Люси проникли не только через плоть, но и во внутренний мир.       Но даже не произойди ничего сегодня ночью, Драгнил сидел бы точно так же — удивленно расширив глаза, открывая и закрывая рот, не зная что сказать и в итоге сжимая в руках покрывало. Он — ее этериас, все это время внимательно следящий за ее здоровьем — не знал ничего. Он бы даже про голоса не подозревал, если бы не заставал припадки лично. Разве не Люси ему твердила, как важно ничего не скрывать, что именно ложь разрушила их счастливое будущее? Нацу почувствовал себя обманутыми, опять. — Улучшенная память, и появившееся ко второму периоду различие лжи мне не мешало и не вредило, наоборот, нравилось, — рука Люси легла поверх руки Нацу. Она видела озадаченность на его лице и взгляде. Им не нужны были новые поводы для ссор, но они так и появлялись. — Я не хотела, чтобы остальные волновались. — Это все? — спросил Зереф, и Нацу захотелось взять брата за грудки — ему этого мало? Спригган уловил на себе звериный взгляд и поспешил объясниться — этери хоть и родила детей, у Нацу оставалась к ней привязанность, так что защищать ее он будет ее свирепо, что Зерефу вовсе не нужно было: — Все эти месяцы у тебя сохранялись эти особенности и они никак не вредили. У тебя ведь не было недомогания или слабости? Болезнь не может возникнуть так резко — ее должно что-то спровоцировать.       Карие и серо-зеленые глаза встретились, молча, словно телепатически говоря между собой. Имея совершенную память, все же некоторые моменты из нее стирались или были мутным — Хартфилия до малейшего движения и слова помнила вчерашний вечер, помнила как у нее началась истерика, но что произошло после — было окутано густым, непроходимым туманом, в котором она различала только вспышки. К сожалению, Люси не могла так легко отмести вчерашнее, что может не произошло ничего такого, потому что прямо сейчас она смотрела на этериаса и понимала: она что-то наделала, и это потрясло Драгнила до глубины души. — Да, — резко выдохнул Драгнил. Он не собирался говорить о вчерашнем, по крайней мере пока не сам поймет что это было и не примерится с этим, потому что Люси разворошила все внутри, вспорола, перевернула и достала все потайное. Нацу нужно было время, чтобы привести все в порядок, все переосмыслить и осознать. — Она вчера воздействовала на меня и сработал защитный механизм.       Подступивший ближе Спригган осмотрел волдыри и ожоги странного темно синего цвета. Кивнул и не допытывал больше.       Как на главу Великой семьи на Драгнила могли повлиять при помощи проклятья, изменяющего сознание или забирающиеся слишком глубоко в голову, поэтому с одиннадцати лет в нем вырабатывали этот не сложный прием — когда через защитный барьер прорывается чужое влияние, огонь из тела вырывается сам и не исчезает до тех пор, пока хозяин не окажется полностью свободен от пут. — Предлагаю подождать, — после нескольких минут хаотичных размышлений и попыток сопоставить, как у человека могут быть подобные силы, объявил Зереф. — Возможно, в исповеднице Хартфилии и вправду переизбыток этериской крови и со временем она исчезнет сама по себе, как исчезает у простых этери. Обычно превозмогание проходит за пять-семь дней, иногда немного больше. Если ничего не изменится, будем искать ответы, а пока что в этом нет нужды. А сейчас, — Спригган заглянул в коридор и привычная повседневная улыбка, которую невозможно прочесть и понять, что за ней прячется, вернулась. — Я бы посмотрел на Драгнилов-младших. Ты же не против?       «Он что-то недоговаривает», подумала Хартфилия, и это была абсолютная правда.       Тяжело вздохнув, Нацу опять провел рукой по лицу, будто этим движением он мог смахнуть все проблемы. Когда полтора года назад он вызывал этери, его надежды и просьбы были до ужаса просты — получить ребенка и воспитывать его. Все, он получил своих мальчиков, так зачем на его голову свалилось еще так много забот, которые олицетворяла в себе этери? За что его так наказывает Великий? И будь у него возможность избавиться от исповедницы, так же легко, как это делали другие его сородичи, Драгнил несомненно этим бы воспользовался. Как собственному огорчению, что он успел привязаться к Хартфилии, она стала для него нечто большим, чем этери. Теперь он полностью понимал, почему многие этериасы предпочитают не вступать в отношения, ограничиваясь сексом и беседами.       Была ли это ошибка: позволить этери стать частью семьи? Нацу хотел воскликнуть громкое, так чтобы услышали все, «Да!», но стоило это сделать, как он терял всякую способность говорить.       Встав с кровати и мысленно проклиная весь мир, Драгнил кивнул Сприггану и указал Шерии пойти к мальчикам и проверить нет ли у них каких-либо осложнений. Было бы неплохо, чтобы она до конца залечила ожог Люси на шее, подумал Нацу, но сейчас любое воздействие проклятья будет неблагоприятным для этери.       Сейчас ему предстояло терпеть болтовню о младенцах и наставления от Мавис и Зерефа, вместо этого он бы с радостью заперся в какой-нибудь комнате, подальше от внешнего поместья, и завалился спать, чтобы его никто не трогал несколько часов или даже суток. Можно было бы пару минут полежать рядом с Люси — но не хотелось оставлять своих детей рядом с другими этериасами, как бы близки они не были, — и оставаться в непосредственной близости, без сознания — без защиты — было страшно. — Через часа полтора-два будет обед — если хватит сил, то можешь спуститься к нам. Мавис дождаться не может встречи с тобой, наверно, трещать будет без умолку. Но думаю, неплохо принести тебе сейчас что-нибудь легкое? — пред тем как уйти, Нацу остановился в проеме двери, вслушиваясь, что происходит в другой комнате, и смотря, как Люси закрывает глаза, по лицу пробегает судорога и вмиг оно становится слабым, невинным.       Совесть вновь заныла. Если бы он ночью остался, мог ли он что-то исправить?       Однако Хартфилия перестала быть центром его вселенной, у него были те, кто больше нуждался в его внимании. — И, Люси, если я тебе нужен буду, скажи это слугам, не нужно использовать… это.