Хорошо быть плохим

Алые глаза встретились с бирюзой. Мужчина отвернулся, хмурясь и закусывая губу. Тодороки тихо выдохнул и натянул вежливую улыбку на лицо. Бакуго знал, что его смущало расположение дел, но Шото был бы не собой, если б не продолжал лидировать и командовать. — Ты должен есть, — твёрдо произнёс Тодороки. — Я не хочу, — буркнул Бакуго, без интереса ковыряясь в тарелке. — Тогда вообще ничего не заказывай. Бакуго пожал плечами и откинулся на спинку кресла, смотря на Лондон. Город был премерзкий: серый и тусклый. Бакуго не хватало ярких вывесок, красочных улиц и… и ещё чего-то, что было только в Японии? Раньше Кацуки плевать хотел на окружение, а сейчас бы оказаться в знакомом районе, получить от мамы подзатыльник и поесть с папой бургеров. — Пожалуйста, поешь, — мягко произнёс знакомый голос. Бакуго обернулся на Тодороки. Вчера он молча ушел и вернулся, когда Кацуки уже спал. С утра не было и намёка на тот диалог. Шото старался вести себя максимально естественно. Никаких лишних движений, идеальная прическа, аромат парфюма. — Я не хочу жрать, — отчеканил Бакуго. — Мы сегодня куда-то едем? — Да, побываем на выставке Фионы в Эдинбурге. Бакуго сильнее нахмурился и скрестил руки на груди. Тодороки вздохнул и допил свой кофе. Им двоим нужно было закончить дело, а в итоге они занимались бессмысленными поездками. Всем хотелось скорее вернуться домой и забыть происходящее, как страшный сон. Мужчины одновременно вздохнули. Поездка до Эдинбурга очень сильно напоминала о начале задания. Они молчали. Тодороки вёл машину, Бакуго смотрел в окно. Серость пейзажа скоро сменилась на алые поля осенней Шотландии. Деревья впитали в себя все солнечные краски и теперь их возвращали, переливаясь яркостью. Они остановились в каком-то непривычном отеле, непривычно не напыщенным пафосом и изысканностью. Но Бакуго достаточно быстро сообразил, почему выбор Тодороки пал именно на это место. Каменная комната плохо пропускала сигналы, и минимальные предметы уюта позволяли сразу увидеть жучки. В этот раз им даже их не поставили. — Что мы конкретно должны делать? — буркнул Бакуго, чтобы прервать молчание: на самом деле ему было абсолютно всё равно, что делать. — Пообщаться с О`Брайянами и МакДжонами. Восстановить доверие. Настаивать на прием у МакДжонов, — пожал плечами Тодороки, доставая из кармана телефон и зависая в нем. Бакуго фыркнул и, приняв упор лёжа, стал отжиматься. Временами на него поглядывал Шото, делая вид, словно просто ловил сеть телефоном. Кацуки старался восстановить физическое состояние. В голове неприятно крутилась мысль, что он мог вчера победить в поединке. А слабое тело — бесполезное тело. — Во сколько выставка начинается? — не отрываясь от дела, спросил Бакуго. — В пять. Ещё два часа. Тодороки старательно смотрел в экран телефона. Бакуго чувствовал, как тело уже даже непривычно заныло. Он сел, стараясь восстановить дыхание и не потерять при этом лицо. Шото осторожно перевёл на него взгляд, облизывая им каждый сантиметр рельефа Бакуго. Кацуки нахмурился, закусывая губу. — Как ты себя чувствуешь? — Нормально, — буркнул Бакуго и ушёл в ванную. Он набрал горячую ванну и, закрыв дверь на замок, лёг. Тело пробила приятная дрожь. Бакуго прикрыл глаза и откинул голову. В ней было слишком много вопросов. Почему его игнорировали? Как вернуть былую физическую форму? О чём думают МакДжоны? — Бакуго, нам нужно уже ехать, — осторожно постучал Тодороки в дверь. — Сейчас буду выходить, — цокнув, откликнулся мужчина. Стоило ему выйти из ванной, как он наткнулся на заинтересованный взгляд. Тодороки вылизывал каждый сантиметр тела и красноречиво молчал. Бакуго злостно откинул халат в сторону, оставаясь абсолютно голым, и развернулся к Шото. Он вопросительно изогнул бровь, делая вид, что ничего не произошло. И так было во всём. Они спокойно приехали в какой-то замок, где Фиона проводила очередную выставку. Бакуго смотрел на картины и скучал. Тодороки снова ходил по компаниям мужчин и наигранно смеялся. Но стоило ему на секунду расслабиться, как его лицо принимало холодное умиротворенное выражение. Кацуки улыбнулся этой перемене. Вдруг к Тодороки подошла какая-то особа. Она смеялась, смеялся и он. Бакуго нахмурился. Женская рука скользнула по широкой мужской. Кацуки широким шагом направился к ним, расталкивая всех людей на своем пути. Девушка испуганно на него покосилась, Шото посмотрел с вызовом. — Да? — холодно выдал он. — Я хотел кое-что спросить у девушки, — улыбнулся Бакуго. — Но только на ухо, это сугубо личное. Девушка испуганно заморгала и смущенно улыбнулась. Кацуки наклонился к её аккуратному ушку и прошептал: «Сама сдохни или я тебе помогу. Это мое». Бакуго выпрямился, всё так же улыбаясь. Девушка молча развернулась и на негнущихся ногах пошла прочь. Тодороки развел руки, вопросительно изгибая бровь. — У неё помада не в тон, — кивнул Бакуго. — Забыл, что ты в этом разбираешься, — фыркнул Тодороки. — Слушай, Мори, ну скажи же, каковы отношения с мужчиной? Это проще? А то с этими бабами всё сложно, — протянул какой-то толстосум. Тодороки посмотрел на Бакуго и вздохнул. Кацуки цокнул. Незнакомец кого-то смутно напоминал не только манерой поведения, но и внешностью. Но в голове путались лица, и никто из знакомых не подходил. Где же Бакуго его видел? — Иногда кажется, что проблем даже больше, — грустно улыбнулся Тодороки. — Что?! Как же так? Надеюсь, нет такой херни, как бесполезные сопли о любви и прочем, — не отставал мужик, раздражая Бакуго с каждой секундой больше и больше. — О любви? Чем тебе мешает любовь? — рявкнул Кацуки под тихое Шото «начинается». — Ну любовь — это для баб. А все бабы — суки, — усмехнулся мужчина с таким видом, будто отстоял свою позицию. — Как говорил Ницше: «Женщина — вторая ошибка Бога». — Я смотрю, ты очень верующий, — фыркнул Бакуго. — Как говорю я: «Тупые задроты — первая ошибка Бога». Мужчины захохотали, Тодороки пихнул локтем Бакуго под ребро. Подрывник только нахмурился сильнее, смотря на краснеющего от злости горе-спорщика. В любом случае он ничего ему не сделал бы. Однако мужчина резко замахнулся на Бакуго и наверно бы попал скорее в Тодороки, если б тот в последний момент не увернулся. Кулак четко впечатался в скулу. Бакуго чуть поморщился и, потерев ушибленное место, посмотрел на суицидника. Рядом завизжали люди, толпа мужчин закричала поддерживающие драку фразы. Кровь Бакуго закипала, ладони потели. — Кэцу, нет, — строго произнес Тодороки, хватая Кацуки за руку, и обратился к мужчине. — Попрошу вас извиниться перед моим мужем. — Да я его слегка приложил, — самодовольно вякнул мужчина. — Мне всё равно, сильно или нет. Вы обязаны извиниться, — отчеканил Тодороки, сжимая мокрую ладонь. — Я тебя сейчас на твоих же кишках повешу, утырок сраный, — гаркнул Кацуки. — Попрошу вас быть спокойнее на моей выставке. Все обернулись на Фиону. В алом платье она выглядела скорее воинственно, чем мило или сексуально. Бакуго бы сказал, что в нём можно даже драться. Причем миссис О`Брайян была в ярости: глаза округлились, на губах играла нервная улыбка, руки то и дело сжимались в кулаки. — Вы затеяли драку? — пропищала она, тяжело дыша. — Ну, Фиона, мы же мужчины, тебе не… — начал крутить свою пластинку придурок. Бакуго, не поворачиваясь к нему лицом, ударил его кулаком в нос, сшибая с ног. На пол пролилась кровь и упало крупное тело. Зал снова завизжал. Фиона посмотрела на Бакуго взглядом благодарной ярости и скомандовала. — Охрана, выставите это ничтожество вон из моей галереи. Через мгновение мужчины уже не было в зале. Посетители стали обсуждать ситуацию, а не картины. Бакуго вырвал свою руку из ладони Тодороки и подошел к хозяйке вечера. Она злилась, что было видно по её выражению лица. — Как оно? — хрипло спросил Бакуго, вставая рядом с ней. — Как? Отец моего муженька всё мне портил, потому что «женщина — не человек», — рявкнула Фиона, и Кацуки округлил глаза. — Я избил не только Эндрю, но и его отца? — уточнил он, но всё было и так ясно. — Да. Спасибо, Кэцу, а то я бы в жизни не смогла так хорошо его ударить, — ворчала девушка. — Может сменим тему? Ненавижу эту семью. Как тебе мои работы? — Херня какая-то. Я не понимаю искусства, — пожал плечами Бакуго, заставляя девушку рассмеяться. — Ничего страшного. — У меня ощущение, что ты тоже не разбираешься, — фыркнул Бакуго. Фиона уже смеялась во весь голос, не стесняясь своих гостей. Кацуки и сам улыбнулся. Было приятно так просто поговорить с кем-то, кроме кислого Тодороки. Кстати о птичках. Кацуки осторожно перевёл глаза на алую макушку и встретился с напряжённым взглядом. Тодороки тут же заинтересованно сощурился, но не ушёл из компании толстосумов. Бакуго хмыкнул. — У вас что-то произошло? — отвлекла его от мыслей Фиона. — Не твое дело, — спокойно ответил Бакуго, и миссис О`Брайян возмущенно завыла. — Я волнуюсь о вас. Только вчера были такими счастливыми, а сегодня… — замолчала она, увидев агрессивный взгляд Кацуки. Ему стоило больших усилий не послать её далеко и надолго. Нужно было хотя бы сделать вид, что ему не наплевать на мнение девушки, как это бывает с обычными людьми. Бакуго растянул губы в кривой улыбке. — Я благодарен за твое беспокойство. Но сейчас нам лучше просто от этого отвлечься. Не знаешь, не устраивает ли кто-нибудь из знакомых банкеты? Может МакДжоны? Девушка впала в транс и тут же взбодрилась. — Мы устраиваем через три дня в нашем графстве. Приезжайте, я буду рада вас видеть. В голове всплыло избиение Эндрю, а теперь и его отца. Бакуго поморщился. С другой стороны они могли пересечься там с подозреваемыми. Кацуки скрестил руки на груди. Он не любил долгие раздумья, потому что тогда решение становилось невыносимым. — Мы будем, — хрипло согласился он, и Фиона радостно запищала. Остаток выставки Бакуго провёл в гордом одиночестве напротив картин. Шампанское почему-то не подавали, и время от этого тянулось бесконечно. Кацуки развлекал себя только разглядыванием Тодороки. Он общался с мужчинами и старался максимально отстраниться от Бакуго, когда тот приближался. Напряжение, появившееся вокруг, чувствовали абсолютно все, но люди слишком сильно уважали Шото и боялись Кацуки, чтобы сделать им замечание. МакДжоны так и не появились. После завершения такого бесполезного мероприятия мужчины молча сели в машину. Тодороки снял маску учтивости, Бакуго расслабился, почти лежа на сиденье. Кацуки косо посмотрел на Шото, когда тот пытался провернуть тоже самое. Они мгновенно посмотрели в разные стороны. — Фиона позвала нас на банкет, — глухо объявил Бакуго. — Прекрасно. Не избей там только никого, — фыркнул Тодороки, заводя двигатель. — Это была вынужденная мера. Тодороки только хмыкнул, вызвав у Бакуго волну раздражения. Не ударить гада казалось невыполнимой задачей. Спасало только осознание — Шото вёл автомобиль. Как обычно мужчина делал это на высшем уровне. Бакуго даже успел забыть, что злился на него. В лучах заката лицо Тодороки сияло. Бирюза глаз неестественно блестела, губы тронула лёгкая улыбка. — Я сегодня схожу в паб, — произнес Шото, стоило им остановиться у отеля. — Я с тобой. — Нет, я один. Выходи из машины, — спокойно отчеканил Тодороки. — Зачем один? — сощурился Бакуго. — Пёзд искать? — Да. Иди, — кратко ответил Тодороки. С ладоней Бакуго посыпались искры. Он быстро потёр ладони, натянуто улыбнулся и вышел, хлопнув дверью так, что стекло треснуло. Рука тут же сложила нецензурный жест. Тодороки без лишних эмоций уехал. И Кацуки ждал его. Он пробежал несколько кругов вокруг отеля, в номере занялся силовыми упражнениями и растяжкой. Кацуки старался не думать о том, что Тодороки просто решил забыть вчерашний вечер в объятиях какой-нибудь тёлки. Но эти мысли были сильнее. Чем больше их становилось, тем дольше Бакуго выполнял подходы, забывая о нормах выполнения. Ближе к двум часам ночи Тодороки вернулся. Он молча зашел в номер и направился в ванную, игнорируя Бакуго. Но долгие часы размышлений не прошли даром для подрывателя. Внутри бурлили эмоции, требуя мгновенного выхода. — Мне нужно с тобой серьезно поговорить. Тодороки обернулся на него. Ровное лицо обрамлял пьяный румянец. Волосы растрепались точно как в старшей школе. Тодороки стал похож на того человека, с которым когда-то Бакуго дрался на соревнованиях и учился в одном классе. — О пёздах? — пьяно выдал он. Хотя нет, ему показалось. — Нет. Я серьезно, — скрипнув зубами, прохрипел Бакуго. — О хуях? — Ну об одном точно. Ты ничего не ответил, но… — Бакуго, keine Аntwort ist auch eine antwort. — Чего? — Отсутствие ответа тоже ответ. Немецкая пословица. — Да знаю я, что это значит. Но какого хуя?! — В смысле? — Ты решил меня игнорировать?! Ходишь, гнобишь меня и молчишь! — А что мне нужно сказать? — Что-то, — гаркнул Бакуго. — Что-то. Я сказал что-то. — Ты ушел от ответа. Ссышь? Весь крутой, а на деле ничего не можешь! Может это ваша семейная черта Тодороки?! Тодороки запустил телефон в дальний угол комнаты, разбивая прибор на мелкие запчасти. Его левая сторона воспламенилась, сжигая рубашку. Ноздри Шото широко раздувались, но лицо оставалось каменным. Бакуго сжал дымящиеся ладони. Терпение Тодороки, точно стекло, покрылось трещинами и осколками осыпалось. — Не смей говорить о моей семье. И что тебе от меня надо? Чего ты хотел добиться своим признанием? Я не просил твоей любви. Мне не нужна твоя любовь. — Да, тебе только секс нужен! — рявкнул Бакуго. — Да, потому что секс — это классно. А знаешь, что ты сделал? Ты скинул на меня ответственность за наши отношения дальше. И теперь мне нужно почему-то менять своё мнение о тебе, стараться избегать провокационных действий. А что тебе нужно делать? — Ой, да сдохни ты, — выдохнул Кацуки. Тодороки подрагивал от злости. Его глаза округлились и едва ли сами не горели. В комнате становилось жарко и одновременно холодно. Тяжёлое шумное дыхание нарушало тишину. От жаркого пламени замкнуло маску, и Шото нервно содрал её. Бакуго молча следил за ним. — А может ты влюбился не в меня? — вдруг спокойно произнес Тодороки, и пламя угасло. — Вдруг тебе понравился мой образ. Ты не думал, что я не красавец с голубыми глазами и алыми волосами, а просто… — Ты кретин?! Иди-ка ты нахуй, Тодороки, — перебивая, рявкнул мужчина. — Просто забудем и закончим задание! И ничего больше. Мне не нужна твоя любовь. — Её и нет. — Прекрасно. — Отлично.