Кровопролитие (The Kill)

      Капитан Ватсон слышал собственное имя — кто-то требовал, чтобы он очнулся. Он раздраженно открыл глаза, ожидая увидеть над головой слепящее жаркое солнце и ощутить песок и тяжелый сухой воздух пустыни загривком, руками и прочими частями тела, которые не защищали шлем и форма.       Но нет, не было ощущения жара, напротив, он мерз, а голос становился все настойчивей и настойчивей. Кто-то приказывал ему просыпаться. Он разве спит? И откуда ему знакома эта интонация? Холод окружающей тьмы призывал остаться, но нужно было открыть глаза... еще никогда его веки не были такими тяжелыми. Отдохнуть минут десять никому ведь не повредит, правда? Вот только голос звучал все ближе, все отчаянней, все настойчивей, он просто не позволял себя игнорировать.       — Джон!       Он знал его, знал этот проклятый голос, знал эту расплывчатую, расфокусированную фигуру склонившегося над ним человека.       — Ш-ш... — попытался ответить Джон, но в рот словно набили ватных шариков, губы и язык почти не слушались. Ему хотелось сесть и спрыгнуть с постели, вот только он точно знал, что это была не постель. Почему здесь так холодно?       Рядом заорали, потом что-то произнесли. Джон узнал бы хрипловатый голос Грега где угодно. Почему они так на него смотрят? Он что, оступился и рухнул на задницу? Стыдоба какая. Хотя лучше сесть, чтобы успокоить эти взволнованные взгляды. Не о чем волноваться, ребята, и не на что тут таращиться.       Однако он быстро понял, что это плохая идея. Встретившая Джона боль чуть не вывела его опять за завесу тьмы, но ему удалось сквозь нее пробиться — он не желал, чтобы взволнованные лица друзей теряли фокус. Но вместе с шоком ослепляюще-белой горячей боли произошел и вдох воздуха, причем самостоятельными силами его организма, словно Джон перед этим надолго задержал дыхание. Он сознавал, что вдыхать больно, и не будь это настолько чертовски важно, он бы ни за что не стал сие повторять.       — Джон! Ты меня слышишь? Держись!       Это был Шерлок. О чем он, черт побери? И неужели обязательно так кричать? Доктору хотелось отругать друга, нечего его так резво будить и вырывать из того, что, вероятно, было тревожным сном. Вот бы только вспомнить, что все именно так.       — Он дышит, — произнес кто-то совсем незнакомый. Джон кашлянул и понял, что на лице и вокруг рта у него что-то есть. Он отвернул голову в сторону. В ноздри ударило запахом пластика. Он всегда тут был? Почему он только сейчас заметил? И вообще, что они все тут делают? Шерлок ведь уже закончил, почему все, включая Лестрейда, на него смотрят с таким беспокойством? Продери глаза и успокой их, Джон.       — Джон? — чуть ли не по буквам произнесла странная женщина к вящему раздражению бывшего солдата. Он же не ребенок! — С вами все будет хорошо.       Естественно, будет. Он в порядке. Почему она разговаривает с ним, как будто он лишен слуха? Или еще чего-то подобного. А кроме того, задумался Джон, отчего небо над головой перемещается и мерцает разноцветными огнями?       — Джон, ты меня слышишь? — Шерлок склонился над ним еще сильнее, так что они чуть не соприкоснулись лбами. Теперь точно пойдут разговоры.       Джону хотелось спать, но он встретился с глазами Шерлока, такими знакомыми серыми глазами... вот только они не были привычно безразличными, в них явственно сквозила тревога, и Джон задался вопросом о причинах этого волнения. Они с Шерлоком в опасности? Что-то случилось?       — Джон, не отключайся.       Джон чувствовал притяжение тьмы, обещавшей покой и избавление от любой боли. И если бы не настойчивый голос Шерлока, он бы уже давно мирно заснул. Джон совершил новый вдох — отчего он забывает дышать? И, черт его побери, если эти попытки насытить голодные до кислорода легкие не причиняют боли. Причем сильнейшей — и той, что ему определенно знакома, разве можно ее забыть.       — Черт возьми, Джон! — прорычал Шерлок.       Джон ничего не ответил, слишком занятый попытками определить, куда его подстрелили. Да, это определенно был огнестрел, знакомая пульсирующая боль, обжигающая и усиливающаяся при попытках на ней сфокусироваться.       Он застонал, снова вернулась та женщина и что-то прижала к его груди, отчего Джона проткнуло такой слепящей, пронзительной словно электрический ток, болью, что ему захотелось завопить во весь голос, но все, что у него вышло — это жалкий протестующий стон. Во всяком случае, он решил, что этот стон принадлежит ему. Почему все вокруг так расплывается и тускнеет?       Ему хотелось стянуть с лица эту пластиковую чашку, закрывающую нос и губы, но руки оказались слишком тяжелыми. Таинственная женщина еще сильнее надавила на грудь, и он подавил желание отпихнуть ее в сторону. Хотя не то, чтобы у него были на это силы.       — Джон, все будет хорошо. У вас пулевое ранение. Мы везем вас в больницу.       — Ты... ты в порядке? — удалось прошептать Джону, и к его изумлению, бледное лицо друга мгновенно затопило облегчением.       — Да. Теперь уже точно. Только не засыпай.       — В-вот так всегда... — сумел выговорить Джон. — Я в порядке, — промямлил он, пытаясь улыбнуться.       Друг в ответ только кивнул; его руки, кажется, держали ладонь Джона, и доктор слабо сжал его пальцы, рассеянно сознавая, что где-то неподалеку только что маячил Лестрейд.       В жизни Шерлока было много разных вещей, которые он разбирал на части, чтобы узнать, как они устроены, будь то лягушка, отцовские карманные часы или любимый радиоуправляемый планер Майкрофта. Последний забавно было заново собирать, заодно переключив кабели таким образом, чтобы игрушка делала ровно противоположное тому, чего от нее хотел старший братец: шла вместо вправо — влево или вместо "петли" вверх делала нырок вниз. Шерлок тогда смеялся добрых двадцать минут, пока не нашел, что еще из вещей Майкрофта будет интересно сломать.       Его наблюдениям легко поддавались и люди. Шерлок с одного взгляда мог определить их любимый цвет, семейное положение, профессию и ведущую руку. Он с гордостью делал дедуктивные выводы о людских индивидуумах, но никто ни разу не становился для него сюрпризом — ни один человек из тех, кого он решал "разобрать на винтики", и постепенно Шерлок, пусть и кратко, но стал ловить себя на мысли, что после раскрытия своих делишек и тайн люди сразу становятся ему очень и очень скучны.       Представители человеческого рода в большинстве своем были эгоистичны, сентиментальны и действовали исключительно в собственных интересах. Их взгляды застилала и ограничивала привязанность к вещам или другим людям, и подобные эмоции не несли им никакой пользы. Остальные же... они просто были скучны и раздражали его еще больше, поскольку позволяли себе играть в жертву.       Вот так Шерлок и рассматривал людей, удостаивая их не более чем мимолетной мыслью, считая, что в них нет ничего стоящего, чтобы сохранять в Чертогах. И та встреча тоже должна была бы пойти прямиком в "мусорную корзину". Если бы не человек, который сейчас истекал кровью в мчащейся машине "скорой помощи".       Этот человек — Джон Ватсон — был героем. Да, теперь Шерлок в них верил. С тех пор, как познакомился со сломленным военным доктором.       Он не мог вычленить момент, когда пришел к этому заключению, или даже понять, что именно сделал Джон, чтобы заслужить это звание. Это был кумулятивный эффект событий, реакций и действий. Верный, терпеливый и сострадательный — вот таким был его доктор.       Доктор Ватсон предлагал поплакаться в свое плечо, протягивал руку, чтобы дать опору, он сочувствовал — таков был Джон, в любую холодную тьму он приносил свет и тепло. Это было для него совершенно естественно — защищать тех, кто рядом, защищать физически и морально. Джон Ватсон был единственным, в ком Шерлок никогда не сомневался, ибо Джон всегда был верен своему слову и ждал от других того же.       — Не волнуйся, Джон. Им от нас не уйти. Они за всё заплатят, все до последнего, — Шерлок не был уверен, что Джон слышит его сквозь оглушительный вой сирен и громкие указания, которые женщина-парамедик давала водителю.       — Передайте им, чтобы держали наготове несколько пинт нулевой¹ отрицательной!       Джон лишь сжал ему руку — и то явно больше из желания его успокоить. Даже сейчас он пытался успокоить Шерлока, оттаскивая его от края отчаяния.       Если бы ты себя видел, Джон Ватсон, ты бы не убеждал меня оставаться спокойным, не говорил, что все будет хорошо и выглядит хуже, чем есть на самом деле. Будь ты на моем месте, ты бы знал, чем можно помочь.       Шерлок не был врачом, но знал достаточно, чтобы распознать тяжелое состояние, и видел, что состояние Джона более чем тяжелое. У него уже была остановка сердца, и врачи надели на него кислородную маску.       — Долго еще до больницы? — прорычал Шерлок, не отрывая взгляда от глаз Джона.       — Еще две минуты, — бросила сероглазому детективу женщина-медик.       — Две минуты, Джон, продержись еще две минуты, — он с мольбой смотрел в синие глаза Джона. Во взгляде друга светилось лишь усталое сочувствие, и Шерлока это не успокаивало.       Детектив про себя поклялся, что как только Джон будет вне опасности, он сразу же займется поисками ответственных, и они еще пожалеют, что им не досталась судьба Себастьяна Морана! Ибо то, что произошло с Мораном, покажется актом милосердия в сравнении с судьбой, которую Шерлок Холмс мысленно уготовил тем, кто приложил руку к ранению его друга.