Преисподняя
— Джей!— Настика вломилась в его дом ураганом. Тяжеленная дверь, окантованная сталью, сдалась под напором её массивного каблука. Демоница с трудом сфокусировала плавающий взгляд на старом приятеле, застигнутом врасплох, и криво улыбнулась. — Сукин ты сын, я скучала. Я... — ноги Настики подкосились и она сползла на пол, цепляясь за дверную ручку, как за спасательную соломинку. Её голова откинулась в сторону, обнажив лебединую шею, с которой лоскутьями свисала гниющая плоть. — Я умираю. Какое-то время на лице Джей Мара не отражалось ничего, кроме тупого, меланхоличного недоумения. Он медленно отвёл руку с чашечкой эспрессо от обветренных губ. «Невероятно,— отстраненно подумал Джей. Сквозняк, нашпигованный сладковатым душком гнили, дыхнул ему в лицо и глаза демона заслезились. — Соломона, Банкес, теперь Настика. — демоница издала полустон-полухрип, беспомощно съежившись на пороге. Это зрелище расшевелило в оцепеневшем демоне чувство долга и он прытко вскочил с тахты. — Смерть протягивает свои руки ко всем, кого я знаю» — Сейчас не самое лучшее время, подруга, — пол под ногами демона заскрипел, он приблизился к Настике, осторожно убрал светлые волосы от взмокшего лба. Рана уже не кровоточила, зато вонь от неё исходила ядрёная. Демон наклонил голову вбок, приглядываясь. Рубанули её не ножом и даже не секирой, когтями цепанули. — Ты клялась откусить Антихристу член, прежде чем отойти в персональный ад. Йонте подтвердит. Она снова улыбнулась — вымученно и с явным усилием — и тихо выругалась: — Придется тебе одному и член откусить, и Гринберга со свету сжить. Всё одному. Перспектива нарисовывалась не из привлекательных. Джей перекинул её свободную руку через плечо и помог демонице подняться. Настика весила не больше сорока пяти килограмм в лучшие времена, а теперь и вовсе стала похожа на собственный скелет. Её осунувшееся лицо было покрыто пленочкой пота, кожаные бриджи болтались на бёдрах и держались исключительно за счёт ремня. Кожа демоницы горела, хотя на улицах Клеймора вовсю царствовала зима. Настика сплела их пальцы — Джей чувствовал, сколько усилий она приложила ради этого простого жеста — и Мар ответил ей бодрой улыбкой. «Странное дело, умирает она, а жалким выгляжу именно я» — Налей мне вина и вырви из груди сердце,— укладываясь на тахту, просипела Настика. В ложбинке между её ключиц поблескивал оловом ключ. — Возьми его себе, — дрожащие пальцы потянулись к цепочке. — Свой-то ты проебал в шашки... — В покер. — Тогда ты ещё больший придурок, чем я думала,— демоница содрогнулась, её нервное хихиканье переросло в новый, наполненный агонией стон. Из глаз непроизвольно лились слёзы. — Чего ты медлишь, ананасовая башка? — в уголках её губ пузырилась слюна. Страшно было представить, на какую тварь она напоролась. Джей Мар и Настика работали рука об руку вот уже девять лет, и он знал, что эта демоница слов на ветер не бросает. Обещает выпотрошить своей пилочкой для маникюра, значит выпотрошит, клянется убить, значит умрёшь — может и не от её руки, но по её велению — утверждает, что ты долбаеб, значит ты и есть долбаеб. Говорит, что умирает, значит сомневаться не приходится. Не было в Преисподней женщины прямолинейней, чем Настика, коварней и злопамятней. Единственное, чего ей не хватало, это власти. Такую изворотливую демоницу, полную воли к жизни, могла погубить только более властная фигура. Лоб Джей Мара рассекла морщина, глаза наполнились мрачным пониманием. — За что тебя так наш...— он заставил себя растянуть губы в улыбке, но голос его прозвучал сухо. Под Настикой собиралась бледно-жёлтая лужица гноя. — Наш господин. Он вытянул руку вперёд и входная дверь с лязгом захлопнулась, ставни на окнах закрылись на щеколды, в запылившейся лохани со свечками разгорелось синее пламя. Неспешное потрескивание огня сопровождалось монотонным бормотанием Настики. — За попытку свинтить отсюда. Неужто ты не в курсе, Джей? Кто-то закупорил ад на двадцать четыре часа, обезглавил контроллера, вот и началась смута. Народ... — её веки затрепетали, влажные золотисто-карие глаза нашли собеседника. В ней едва теплилась жизнь и держалась она исключительно на ярости, подогревающей кровь. — В этом злодеянии обвинили мадам Авазашвили. Молли, дражайшая сенаторша, привела смертный приговор в исполнение. От старухи осталась только труха да клочок рыжих волос. «В Клейморе сжигают демонов,— эта мысль была такой дикой, что демон на секунду замешкался. Затем его сердце похолодело. — Мадам Авазашвили нипочем бы не взялась запечатывать ад. Силёнок бы не хватило» — Некоторые из нас решили перебраться в верхний мир, чтобы переждать наступление Антихриста. — потрескавшиеся губы Настики поднялись в усмешке, обнажив ровный ряд крохотных белых зубок, сквозь которые медленно сочилась свежая кровь. Она уже не дёргалась, лишь рвано дышала и постанывала. — Ну или пока демонов не перестанут сжигать налево и направо. — комната наполнилась предсмертной вонью; она поднималась над Настикой, как жар над костром, и оседала на столе, камине, одежде Джей Мара, въедалась в его поры. Усилием воли демон не кривился. Настике это не поможет, он нужен ей сильным. — Хорошо, что ты никуда не высовывался, видимо, мозгов у тебя больше, чем у меня. Лежал бы сейчас рядышком в обмаранных штанах. Джей Мар опустился на одно колено рядом с ней, под его глазами висели коричневые мешки — вечные спутники бессонницы, поселившейся в его душе — он потянулся к заткнутому в сапог клинку из освященного серебра, как вдруг послышалось шуршание юбок. — Я могу её спасти. — Уйди. — Иначе она умрёт, как и предыдущая,— невозмутимо продолжала Назима. Банши прислонилась к дверному косяку сложив тонкие руки на груди, растрепанные волосы переливались иссиня-черными бликами. Она говорила громко и её скандинавский акцент заметно сгладился за время проведенное в аду. — Я могу спасти. — Это я тронулась умом или ты, Джей? — Настика не могла повернуть головы, но её ноздри широко раздулись, она принюхалась. Пальцы на правой руке напряглись. — Нежить! — она предприняла попытку встать, но на грудь опустилась тяжелая ладонь Джей Мара, пресекая любые попытки подняться с ложа. — Протащить в ад нежить... — мышцы на её шее напряглись, из раны выплеснулась новая порция гноя, губы изогнулись в унылой ухмылке. — Убей меня. Джею никогда не приходилось видеть Настику такой беспомощной. Игривой, кокетливой, резкой, рвущейся в бой, даже уязвлённой — сотни раз, но эта чуждая ей беспомощность, сломившая не только тело, но и дух, вселяла в Джей Мара ненависть. Как посмел дьявол сотворить такое с ней? Как пышущая здоровьем, неотразимая, блещущая ясностью ума демонесса могла быть бредящей, умирающей и сломленной незнакомкой, которая лежала теперь перед ним, издыхая в лучах синего огня под сводчатым потолком его дома? Это хуже, чем смерть. Хуже, чем сожравшее Соломону чудище, опаснее чем зверь, снесший голову Банкесу, потому что это сотворил тот, над чьей бледноликой мордой поблёскивала корона, снимавшая с него всякую ответственность. «Ну полно,— одёрнул себя демон. — Ответственности не понёс никто, потому что никому нет до умерших дела» На его плечо опустилась влажная ладонь банши. — Я могу как спасти,— Назима подняла лицо к свету, в её чёрных глазах заплясали синие огни. — Так и погубить. — переступив с ноги на ногу она плавно опустилась на тахту и склонилась над умирающей. Губы Настики зашевелились, пытаясь сформировать какое-то слово, но из горла вырывалось лишь хлюпающее бормотание. — Если выберешь жизнь, которую я предлагаю, потом, когда умрёшь, тебе не попасть в персональный ад, — Джей коснулся пылающей в лихорадке демонессы, прижал её длинные пальцы к своим губам. — Не будет чистилища. Ничего не будет. «Это не для неё,— слишком уж хорошо они с Джеем друг друга знали. Она скорее сгниет в уготованном для неё чистилище, чем испортит демоническую кровь и станет грязной, выродком, мутантом, изгоем общества. Серебро холодило демону ногу сквозь плотную ткань штанины. — Пора» Он аккуратно выудил клинок, ухватившись за эфес — это лезвие могло прожечь ему кожу до самой кости — и рвано выдохнул. Заговорить не решался, голос мог предать его так, как не могла рука или твёрдый взгляд. — Она тебя не отпустит,— лицо Джея вытянулось. Затянутые белесой пеленой глаза Настики вперились в него, зависшего над ней с кинжалом в руке. Вниз по виску демонессы скатилась слеза. Она говорила на старинном клейморском наречии, упрощенном адском языке. Назима вопросительно зыркнула на Джея. Словам Настики она не вняла. — Эта инородная девчонка тебя не отпустит. Она тебя любит. — Она толком меня не знает, — со свистом выдохнул демон. Рука с кинжалом ослабла и опустилась. «Надеюсь, что не любит. Эта дорожка приведет её к могиле, никуда больше» — Ты был к ней добр. Этого достаточно. — Ты так много знаешь о банши? — непроизвольная улыбка мелькнула на лице Джей Мара. — Ни черта я не знаю о банши. — Настика сплюнула кровавый сгусток под ноги Джея. — Но знаю кое-что о девчонках. Лик демоницы вроде бы переменился — а может это было лишь воображение или игра света — костлявая грудь опала и больше не поднялась. Назима заключила Джей Мара в объятия не говоря ни слова. От неё пахло мылом, брусникой, свежей мятой, утешением. Джей рассеянно провёл пятерней по её шелковистым волосам, не сводя немигающего взгляда с Настики. «Соломона, Банкес, Мадам Авазашвили, Настика, — вереница имён не давала ему покоя, а память услужливо подбрасывала новые — старые, забытые и запрещённые — имена мертвецов. — Королева Софи. Наш первородный принц. Все они пали жертвами одного существа. Убитые либо за свою природу либо за любовь» Хрупкие плечи Назимы задрожали, как если бы она слышала его мысли, она плотнее прижалась к демону, коснувшись губами пульсирующей жилки на его шее. Её, траурно напомнил внутренний голос, пробившись сквозь стену раздумий, дьявол тоже уложит к подножию своего трона — обезглавленную, с разорванным брюхом или по кускам, но положит и обязательно выставит на всеобщее обозрение. Чтобы остальным неповадно было. «Я больше не могу ждать Антихриста, — Джей Маром овладела решимость. Она накапливалась постепенно, начиная с того дня, когда его возлюбленная умерла не при таинственных, но мутных обстоятельствах, собиралась в уголках разума и крепла с каждой новой смертью, с каждым новым потрясением. И теперь искала выход наружу. — Эпохе Сатаны придёт конец. — PLC и его компания никогда бы не покусились на дьявольскую семью, сколько бы они не кичились своими чёрными флагами. Дед всё ещё верен королеве-гладиаторше, будь она хоть трижды погребенная и забытая, но Джей Мара не сковывали клятвы и нежные чувства. Причин держаться в стороне было немного, вот, собственно, лежит последняя, испражнившись и закоченев, с разодранной в клочья шеей и покрытой коркой запекшейся крови губами. Написанным Горацием кодексом Макс фон Гельфанд подтирает задницу, попутно карает за отличия, непокорность и любовь. Непокорных, которые осмелились любить тех, что отличались от них дьявол не любил особенно. Он вообще ничего не любил, кроме своих мерзких дитяток, дерзкого невоспитанного принца и зашуганной бесхребетной принцессы. — Пришла пора Максу испробовать собственные методы на вкус» Закончить царствование дьявола можно лишь одним способом — убедиться, что ему не в кого будет перепрыгнуть. Стало быть, Терри и Кристина должны умереть.Гоморра
— Что происходит? — во дворце творилось какое-то мракобесие, что, впрочем, не должно было возмущать Дэни. Как никак, Меркурий — дворец Сатаны, а не монаха, чтобы здесь была тишь да благодать. И всё же, в этот раз произошло что-то странное, посему как рука Терри замерла над шахматной доской и он с сомнением возвёл глаза к потолку, будто услышал что-то. — Сколопендра притащилась? «Вот только Игоря нам не хватало, — Дэни разочарованно шлёпнул рукой по подлокотнику кресла. — Эту животину нельзя ни убить, ни сослать, только бегать от него из одного угла замка в другой» — Сюда движутся демоны,— Терри потёр переносицу. Выражение его лица говорило о том, что кронпринц сбит с толку и туго соображает. Дело, быть может, в том, что они не спали всю предыдущую ночь и бодрствовали весь этот день, в ожидании, что дверь вот-вот распахнется и им явится, во всей своей красе, Кристина. Однако день близился к концу, небо над башнями дворца висело пурпурно-синие, а принцессы всё не было. Терри поднялся со своего места — он так долго просидел в этом кресле, что после него осталась глубокая вмятина — и прошелся вдоль голой стены, с которой свисал один одинешенький гобелен из синего бархата. Принц прислонился рукой к холодным каменным плитам, наклонил голову и нахмурился пуще прежнего. Вибрации, волнами отходящие от стен дворца, не обманывали. — Автобусы, набитые демонами, движутся сюда со всех кругов Преисподней. Дэни снял очки, протер линзы краем пуловера, стараясь не нагонять паники раньше времени. — Я н-не знал, что ты ещё и всевидящее о-око,— пробормотал юноша в надежде разрядить накалившуюся обстановку. Получилось паршивей некуда, потому как от милого Терри, безмятежно улыбающегося и позволяющего Дэни изрисовывать его остатками фиолетовой краски, не остается и следа. На его месте вырастает нечто грузное и набыченное, мыслящее как принц ада, гоморсский демон и, прежде всего, брат. — Пойдём,— наклонившись, принц продемонстрировал кляксу над левым ухом. Оттирался он не слишком усердно. Дэни не нужно было повторять дважды, жизнь уже надавала подзатыльников и он не расстался бы с Терри даже под дулом пистолета. Вместе они вышли из читального зала в прохладный коридор. Факелы, крепящиеся к стенам, трепетали, то угасая, то вспыхивая с новой силой. Искры сыпались на выстланный мрамором пол. — Мой дражайший родитель сделает какое-то объявление. — взгляд принца сделался непроницаемым. — Наверное, опять кто-то умер. — Посмотри-ка на меня и скажи, положа руку на сердце, — Бурцев вернул очки на переносицу, сохраняя серьезное лицо. Принц, не сбавляя шага, сузил глаза, предчувствуя неладное, но рука, увенчанная серебряным браслетом, неспешно легла на сердце. — В королевстве Преисподняя фраза «кто-то умер» равносильна фразе «кого-то убили»? — Да,— после затянувшегося молчания, согласился Терри. Он двигался скованно, как закованный в кандалы или броню, в сумраке цепь амулета вокруг его шеи пылала, как кровавый порез. Они миновали ещё два лестничных пролёта, прежде чем принц остановился. Дэни опасливо покосился вперёд. Теперь гул близящейся орды сделался настолько явным, что Бурцев тоже расслышал. Гоморра стремительно набивается демонюгами. — Данька, положа руку на сердце, я тебе нравлюсь? — В смысле, больше чем остальные? — Дэни растерялся. Сердце в груди сжалось до крошечных размеров, будто пытаясь сделать вид, что его и вовсе не существует. «Чего говоришь, на сердце руку? А нет меня, дудки, в туловище осталось». Юноша побледнел, как поганка. — К-конечно. В аду нет никого, кто нр-нравился бы мне больше. Прошлой ночью они, вроде как, подружились, насколько Дэни мог судить. После того, как он остановил тление оловянной баночки из-под краски, Терри предложил ему разрисовать себя тем, что осталось. Поначалу юноше показалось, что от запаха химикатов у принца мозги набекрень съехали, да и рисовать Дэни особо не умел — другое дело его нимфоподобная подруга Ева, вот у кого руки росли из правильного места — но в итоге это оказалось увлекательным времяпровождением. Терри разделся, устроился на полу, сложив ноги на манер монаха, пока Дэни вырисовывал на нём ярко-фиолетовые завитушки. Под кистью рождались длинные полосы, они ломались на изгибе шеи, локтя, у запястья, накладывались друг на друга в области скул, образуя причудливые воронки из образовавшегося узора. Даня нанизывал родинки на акриловую нить, как бусины на леску, ещё не до конца понимая свой замысел. Когда он закончил, принц поднялся, высокий и мускулистый, размял шею и на Дэни снизошло озарение. Кисть выпала из обмякшей руки. «Это созвездия? — принц прошлёпал к зеркалу, из его рта вырвался добрый смешок. — Нет, масштабнее. Ты превратил меня в космос» Где уж там выкроить хотя бы минутку на поиски кодекса, если у принца каждый час новая прихоть? То песню ему спой, то раскрась, как на карнавал, то давай пофехтуем, а после разыграем партию в шахматы. Дэни пребывал в подвешенном положении. «Максу, Жене и свободе придётся подождать, — в воздухе пахло чем-то нехорошим, какой-то падалью, перебившей даже типичный аду смрад. — Напоминает градскую вонизму. Наверное из-за слёта всевозможных чертей» Холод пробирал до костей сквозь тонкую ткань красного пуловера. Если у Бурцева неожиданно не обострились все органы чувств, значит органы чувств обострились у самой Гоморры. Возможно ли такое? Юноша прикинул, что сейчас не лучшее время, чтобы сыпать вопросами. — Тогда клади руку на сердце, — витражные стекла в каменных рамах задрожали, будто тяжеленный невидимый кулак жахнул по ним с той стороны. С потолка, шурша, посыпалась столетняя пыль. Юноша и принц, не сговариваясь, устремились дальше по коридору. — Будешь доказывать правдивость своих слов делами. — Как д-два пальца об асфальт, — фыркнул Дэни. — Давай я пойду пе-первым, а ты з-за мной. — Я не собираюсь использовать тебя как щит, Дэни, — они добрались до винтовой железной лестницы, принц кивком указал юноше, чтобы он начинал карабкаться вверх. — Не удивлюсь, если объявят военное положение. В таких случаях мясорубки не редкость, дворцовые стражи будут оборонять границы Меркурия, сенаторы — защищать нас, но я им не доверяю. Воспользовавшись суматохой, Скруджи попытается меня убить, — губы Терри скривились, в его взгляде читалась скорбь и сожаление. — Если моей жизни угрожает единоличный сенатор, значит мне угрожает весь сенат. — Давно ты вынашиваешь эту мысль?— обескураженно пробормотал Дэни. Объясниться с ним шанса не выдалось, принц замер, занеся ногу над следующей ступенью, Бурцев непроизвольно ахнул. В конце лестницы, за арочным проёмом, их поджидали сенаторы. В тихой, уютной зале, украшенной лозами, цветами и вьющимися вдоль колонн лианами, не было и капли света, но силуэты в стёганных мантиях по щиколотки, невозможно было не признать. Их было четверо — Марко и Тимати среди них не оказалось — и каждый мог бы посоперничать с акулой в хладнокровии. Сенаторы стояли в определённом порядке, как шахматные фигуры, образуя неровный ромб. Их облик вызвал у Дэни отвращение. Кожа у всех сморщенная и серая, как дождливое небо, глаза ввалились и почернели, преобразились в угрожающие ущелья. Вены на выпуклых лбах и скулах надулись, стали коричневыми, как стебли подгнивающих растений, они тянулись от зияющих чернотой глазниц — как лапки крохотных насекомых, пытающихся выкарабкаться из голов демонов — и подрагивали, как живые. Демоны были искажены, как фигуры за мутным стеклом и было в них что-то ещё, не такое очевидное, лежащее глубже, спрятанное от любопытных глаз, изменение. Женщина, в отличии от мужчин, улыбалась, отчего становилось страшнее всех. — Принц Терри, а мы вас уже обыскались, — демонесса откинула тяжелый капюшон и склонила голову в поклоне. Алые губы растянуты в неестественно широкой улыбке, шею украшало пылающее, как раскаленная добела сталь, колье. — Мои коллеги уже взялись предполагать, что вы и ваш молодой... человек, проспали начало! Она звонко усмехнулась, разведя руки в белых перчатках в стороны. Скруджи пакостливо расхохотался ей в ответ, продемонстрировав ряд неровных белых зубов. «Одно движение в сторону, — Дэни никогда не забудет, как его, растерянного и затравленного, втащили на ковер перед этим смутьяном. Юноша помнил как у него тряслись поджилки, как страх за собственную шкуру тянул рассудок во тьму, как сердцебиение учащалось под надзором циничных голубых глаз. Сейчас Дэни твёрдо стоял на ногах и упивался ныне неведомым чувством верховенства. — И я всажу ему молнию прямо в лоб» — Начало чего? — настороженно спросил Терри. — Хм-м...— Драгни, немногословный сенатор Неветеса, выставил перед собой указательный палец. Щупленький, остроносый, он говорил задумчивым старческим тоном. — Начало конца, ваше величество, чего же ещё? — Да плевать он хотел на всякие концы, — подал голос Майами. До сих пор он стоял, облокотившись на колонну и пощипывал лепестки дивных белых тюльпанов кончиками пальцев. Головы всех присутствующих повернулись в его сторону. — Его Высочество хочет знать, где принцесса. Я прав, Ваше Высочество? — в обществе дьявола Майами блеял, как паршивая овца, но принца ни во что не ставил, поэтому в выражениях не стеснялся. Демон повёл могучими плечами, мантия жалобно затрещала. — В Меркурии её нет. Принцесса уже десять минут как ждёт вас возле парадного входа. Ушла вместе с вашим почтенным дядечкой и Джакомо. — А мы решили сопроводить вас,— дополнила Молли, сдобрив свои слова очередной улыбкой. «Какое западло, что они меня видят, — Даня поджал губу, прикидывая, как теперь быть. Они все рослые, опытные демоны, к тому же сенаторы. Что немаловажно, они начеку. Обученные головорезы, способные пришпорить к месту одной властной фразой. Что делать, что делать, что делать? — Как узнать, что Кристина правда в безопасности и вне дворца?» Ему хотелось верить, что если бы они угрожали Кристине, она бы съела их и не подавилась. — Пройдёмте, это обязательно,— Молли передвигалась галантно, как и подобает благородной даме. Чёрные волосы каскадом ниспадали с хрупких плеч, подкрашенные брови вздёрнуты, на воротнике мантии блестит простенькая брошь в виде головы фенрира. Вопреки её попыткам сгладить углы, атмосфера натянулась, как тетива лука и на все их попытки приблизиться земля реагировала недоброжелательным гортанным рычанием. Майами вскинул златовласую голову к потолку, озабоченно выискивая какие-то намеки на скорый обвал. — Вы, несомненно, правы, — Терри отвесил демонессе почтительный поклон, оскалившись в улыбке, подобной фенриру на брошке. Когда хотел, принц мог быть вежливым и даже обольстительным. Несколько пуговичек его рубашки расстегнулись, обнажив мощную шею. Молли продолжала загадочно улыбаться, Драгни и Скруджи замешкались. Рука Молли обвила протянутую руку принца, её заостренные когти вонзились ему под кожу. Кровь выступила у подушечек её пальцев. — Дэни, — демон обернулся к юноше, жесткость и властность его голоса свидетельствовала о серьезности намерений. — Доказывай. Всё произошло слишком быстро, резко, сумбурно. Юноша расправил плечи и опустил веки, мышцы в груди расслабились и нечто вырвалось, извиваясь и потрескивая, из-под солнечного сплетения, кончиков пальцев и приоткрытых губ. Темноту пронзила стрела света. Колонна пошла трещинами, высохшие лозы занялись огнём, Майами и Драгни, сбитые энергетической волной, повалились на пол. Последний смачно приложился к каменной скамье виском. Молли взвизгнула, её чернявые локоны взмыли в воздухе, как ощетинившиеся гадюки, она замахнулась было чтобы атаковать, но Терри опередил её; метнулся вперёд, сгрёб демонессу в охапку и — хлоп — исчез ровно в ту минуту, когда облаченная в козлиную кожу кость, запущенная Скруджи, вонзилась в портрет рядом с тем местом, на котором принц стоял. — Скользкий ублюдок, терпеть его не могу, — сквозь плотно сжатые зубы Скруджи сыпались проклятья. Он вытянул поджарую руку вперёд и кость, шевельнувшись несколько раз, выскочила из полотна, вернувшись в раскрытую ладонь сенатора Града. Он скинул капюшон с гладко выбритой головы. — Не мог подождать две минуты, нет? Скажи, Каиненышь, чего вы такие нетерпеливые-то блять? — Что ты, блять, творишь, окаянный?— Майами вскочил на ноги, отряхивая свою мантию от пыли. Его губа кровоточила. — Скрудж, падла ты такая, это ни в коем разе не смешно! — он так распалился, что Дэни, захваченный трепещущим чувством уязвимости, смог незамеченно отступить к лестнице, крупно дрожа. Половина лица и пальцы рук онемели после проделанного им финта. — Мы должны были его отвести к господину, да славится его имя, а ты ... — Майами не успокаивался, голос его угрожающе вибрировал от гнева. — Это что, блять, кость? Ты на него с костью попёр?! Ты тупой!? — А ты на меня зуб точишь с тех пор, как я ввёл запрет на сладкое в Граде,— Скруджи боднулся, как разъяренный бык, оттолкнув Майами в сторону. Тот запнулся о распластавшегося Драгни и вновь оказался ничком на полу. — Смирись уже. — Кажется мне череп раскроило... — Драгни с трудом поднимался на ноги. — Нехорошо,— его руки начали вытягиваться и менять форму, как тесто. Дэни продолжил пятиться, боясь одновременно и отвести глаза и споткнуться на узких ступеньках. Под мантией демона происходило какое-то шевеление, будто некто шерудил конечностями из стороны в сторону, пытаясь пробиться сквозь плотную ткань одежды. — Помогите мне нейтрализовать Каина. «Мне бы только оказаться в позиции поудобнее,— юноша промокнул вспотевший лоб рукавом пуловера. — И я сам их нейтрализую» Устроить бы представление как в «Содоме», на худой конец, как в покоях принцессы, когда все, что пыталось коснуться Дэни взрывалось и разлеталось в щепки, оставляя в напоминание о трагедии голую проплешину вместо красиво убранной спальни или богато обставленной сцены. Молнии ясного лазурного света превращали в прах даже камни. Рипперсы тогда поджарились, как хорошенько сдобренный маслом попкорн, и все зрители застыли в ужасе. Смеялся только один. — Он никому не нужен,— Скруджи встряхнул руку с зажатой в ней костью. — Сви моји планови иду путем маца. — стоило этим словам сорваться с бледных губ, как Майами и Драгни, к тому моменту уже полностью трансформировавшемуся из неприглядного барда в двухметровое чучело со ртом, съехавшим в бок, упали, как подкошенные, взметнув столбы пыли в воздух. Дэни замер, ошарашенно разинув рот. Скруджи пару раз ткнул Майами мыском ботинка, явно ради чистого удовольствия, а потом обратился к Дэни. — Я же говорил, две минуты. Не так уж и много, а, Каинёнышь? «А он не мелочится,— Бурцев достиг конца лестницы и остановился, завороженный тупым, озлобленным оскалом Скруджи. Сквозь витражное окно в залу струился бледно-алый свет. — Устранил всех, чтобы под ногами не мешались. Он один. Он сумасшедший» — Ты ничего мне не сделаешь,— нетвердым голосом заявил Дэни. Зря, запоздало подумал юноша, он это ляпнул. Его уши покраснели. — Иначе в-в-взлетишь та-ак высоко, что сможешь заглянуть в глаза Богу. — А у тебя яйца, как я вижу, появились, — клацнули зубы, пологи мантии зашуршали. Он перекладывал изогнутую на манер сабли, сколотую по краям, кость из руки в руку, шепча что-то себе под нос. Воздух в зале раскалялся, наполнялся пряностями; ивовым мёдом, ванилью, корицей. Симфонию ароматов разбавлял кардамон, мускатный орёх, свежие грозди гвоздики. А жар тем временем возрастал, выпаривая кислород, украдкой выжигая собравшийся в лёгких воздух. — Сейчас они зазвенят. Зала начала кружиться, пол под Дэни просёл и он вцепился в поручень лестницы, корчась от ... Невероятно. Нет, не может быть. Волосы на затылке зашевелились от встречи со зловонным призраком прошлого. Клокочущая, вспарывающая тоннели разума боль чувствовала себя хозяйкой в голове Бурцева. Этот призрак, окутанный вуалью воспоминаний, розовыми рассветами и бессонными ночами, сорвал с губ Дэни тихий, обреченный вскрик. Его бросило в жар, глаза вылезли из орбит. Виски плавились под сужающимся обручем мигрени. Юноша упал на одно колено, перед глазами расплывались цветные кляксы. Онемевшие пальцы, один за другим ослабли, чугунная голова тащила Дэни в забытье. Зловещее потрескивание оказалось смехом демона, эхом прокатившимся по опустевшим коридорам дворца. Дэни слышал его далекий, булькающий говор. — Пацан, а ты интриган,— каждое слово доносилось как через толщу воды. Закладывающая уши боль крепчала. — Ответь, просто чтобы утолить моё любопытство. С каких пор феноменальные душонки научились выделывать гаденькие фокусы по желанию? — Дэни уронил голову на пол, прислонившись щекой к щербатым каменным плитам в поисках блаженного холода. Очки свалились с вспотевшего носа. — Так. Не. Бывает. Ваши способности, они как иглы у дикобразов и ёжиков. Существуют для защиты, а не нападения, так какого хуя ты, выродок, нападаешь!? «Это невыносимо, — юноша беспомощно накрыл голову руками. Он часто и поверхностно дышал, но воздух был горячим и сухим, царапал язык и горло. Голова лопалась от мыслей, как старый полушубок от вшей. — Пусть он замолчит» — Ну, ответишь? Пелену пленяющего жара разорвал хруст ломающегося хребта. Морок развеялся, раскаленные плиты охладели, мигрень плавно разжала свои тиски и в нос уже били не пряности, а амбре канализации, старой залежавшейся пыли, свалки и гниющего мяса. Дэни с усилием перевернулся на спину, приподнялся на локте и огляделся. Терри и Скруджи сцепились друг с другом, как бешеные псы, у последнего была сломана челюсть — скорее, отломана, нижняя её часть болталась на уровне груди, на растянувшихся участках пепельной кожи и сухожилиях — и слюна вперемешку с кровью летела во все стороны. Убить Терри, когда он и сам прекрасно с этим справлялся, казалось милым делом, всё равно что проявить милосердие и добить раненое животное, но попробуй угнаться за ним здоровым... Не зря PLC невзлюбил принца. Терри настойчив, упрям, спесив и обладает недюжинной выносливостью. Его нельзя было сломить, потому что он уже был сломан, нельзя было подчинить, потому что он уже подчинён, нельзя было причинить боль, потому что ему уже было больно, и все новые шрамы, накладывающиеся на зазубренные, покрытые коростой шрамы прошлого, сливались в одну гниющую рану, с которой Терри сжился, как с надоедливым соседом. Да и вообще... Куда Скруджи, неповоротливому древнему демону, с одной-то заточкой обернутой в мягкую кожу, против Терри, увиливающего от ударов с помощью мгновенных телепортаций? Кость выпала из разжавшихся пальцев сенатора, из широко раздутых ноздрей вырвался дым. Принц скривился, отвернул голову. От запаха гнильцы на глаза навернулись слёзы. Скруджи вытянул шею и оцарапал щеку принца верхними зубами. — Дань, уходи, — превозмогая отвращение, принц притулился ближе, вжав Скруджи в стену. Жидкость, которой его орасили, запеклась россыпью уродливых кровоподтёков, одна штанина была разорвана, икра располосована то ли мечом, то ли когтями. Молли нехило подправила Его Величество за те две минуты, что у неё были. — Найди Крис. — натужно попросил Терри, борясь с прытким сенатором. Грудь Скруджи задрожала от вопля, который он не мог извергнуть наружу, он сделал опор на правую ногу и пнул Терри левой. Ноги принца подкосились, он упал, не разжимая пальцев, утопающих в мягкой, складчатой шее Скруджи, которая к тому времени достигла длинны двух с половиной футов. Принц и сенатор барахтались на полу, Терри оказался снизу, придавленный грузом чужого тела. Голова Скруджи брыкалась из стороны в сторону, бездумно тычась мордой в пол, стараясь попасть в цель и заклевать кронпринца. Лиловый язык Скруджи вывалился из покореженного рта, длинный, покрытый наростами, раздвоенный, как у змеи и кольцами свился вокруг шеи принца. — Ты мне обещал. Иди! Дэни поднялся на ватных ногах — напялил запотевшие очки на нос — и пошёл.***
Ничего особенно нового не происходило. Народ Преисподней — львиная его доля, кроме представителей Неветеса и той скудной кучи, что населяла Эмбер — подтягивался к подножию Меркурия через густой хвойный лес. Озеро Орубблиг, бледно-серого цвета, колышущееся от дуновений ветра, аккурат по другую сторону дворца Сатаны, отражало свечение вечерних огней не хуже любого зеркала. Там, подле скалистой кромки озера, раскинувшегося от этого берега до самого Тинтагеля, собирались демоны. Кристина оставалась незамеченной в тени высоченного каменистого помоста, на котором её отец, снаряженный в белый мех и тёмно-синюю мантию из грубой парчи, готовился сделать заявление. Земля здесь была неровная, вздутая, кособокая, поднимающаяся волнами и густо поросшая мхом, грибами, лавром и стрелолистом. Гоморра и близко не стояла с размашистым, раскинувшимся на горах Коулом, но и с плоским, как грудь первоклашки, Клеймором, не имела ничего общего. Меркурий бросал на воду чёрную тень, пронизанную блеклым мерцанием кроваво-красных звёзд, нынче распухших до гигантских размеров. Кристине думалось, что из-за этого небо выглядит как продырявленное пулями, кровоточащее брюхо какого-нибудь издыхающего зверя. Оттуда и вонь, и расплывающиеся блики на глади озера — кровь капала вниз и застывала, как воск — и всё вокруг будто горело ясным багряным заревом. Принцесса стояла обособленно, сцепив озябшие пальцы в замок. В волнистых каштановых волосах трепетали малюсенькие пурпурные крылышки. Кристине нравилось, как они щекотали кожу головы и мочки уха, переползая с локона на локон. «Не верится, что это сотворено неотесанными ручищами-булавами моего братца, — она обнаружила коробочку под дверью и быстро нашла красоте, спрятанной внутри, должное применение. — Хватило и на платье, и на браслет» Топ её наряда был сшит из аксамита, плотный ворот собирался под подбородком, скрывая шею, вдоль рукавов, по швам на талии и между грудей были нашиты бабочки. Как и те, что были вплетены в прическу, они шевелили крыльями, в попытке вырваться ввысь и улететь. Особенно принцессе нравился браслет — она любовно улыбнулась, склонив голову к плечу и любуясь проделанными трудами — на запястье. Лапки бабочек вонзились ей под кожу как иглы и держались исключительно благодаря этому. Никаких ремешков, ниток или ленточек, просто ореол ярко-фиолетовых бабочек вокруг её тонкой руки. Не то чтобы ей стало намного лучше, но она вдруг подумала, что если станет выглядеть чуточку изысканней, уложит волосы по-другому и оденется во что-нибудь чистое, не пропахшее кислятиной, мочей и пóтом, то и внутри, под пергаментной кожей, под обросшими плотью костями, где бились её сердца, она тоже станет красивее. Демоны, расталкивая друг друга, выходили из зарослей крыжовника и красного миддлемиста, бездумно топча редчайшие цветы, как стадо дикарей. «Ты выбрала неудачный день быть красивой, — осознала Кристина, всматриваясь в демонов, скапливающихся у помоста, на тех, что теснились под сенью высоких пихт, на всех, кто ещё только подтягивался поближе. — В ночь, когда все остались без масок, тебе тоже следовало её снять» В демонах текла особенная кровь — кровь изгнанных, очерненных, сосланных. Их колдовство, в отличии от ведьминского, не подчинялось закону «баш на баш», но не несло в себе ни истины, ни красоты, и если над истиной местные насмехались, то без красоты приходилось туго, ибо её они жаждали, как умирающий от обезвоживания жаждал воды, как священник жаждал разгульную цыганку, играющую на его натянутых нервах. Высшие демоны были ещё ничего, человекообразные, имели четыре конечности и одну пару глаз, странные радужки, диковинную форму ушей, острые зубы, но это всё легко сглаживалось простенькими чарами, что же до остальных... свят, свят, свят! Плоские, как скаты, с восемью ртами, щупальцами вместо рук, шестнадцатью пальцами на левой руке, лысые, кожистые, мягкие, как медузы, несчастные уродцы, таящиеся в подлесках и мутных водах, лишенные интеллекта, движимые одним инстинктом убить. Сожрать, овладеть, уничтожить, сокрушить, убить, убить, убить. Кодекс призывал высшим демонам скрывать свои истинные лица, а низших, упырей Преисподней, взять на попечение и обеспечить работой. Какой никакой, воцарился порядок. Демоны торговались с людьми, торговали людьми, спаривались с людьми, губили людей, годы напролёт, из года в год, снова и снова... До сегодняшнего дня. Многолетние устои отсалютовали и отправились в отпуск до лучших времён, если таковые будут. Кристина держалась стойко, хотя ей не хватало Терри — где он, чёрт побери, таскается, если все обязаны быть здесь!? — и его сдержанной ненависти, вселяющей в неё крупицу уверенности. Терри не единственный, кто отсутствовал. Всей братии сенаторов, включая дотошного Джакомо и пассивно-агрессивного дядюшки, тоже не было среди собравшихся. Не будь они в аду, Кристина бы подумала, что они провалились сквозь землю. — Кхе, кхе, — отец прокашлялся, его голос смешался с гулом орды. Нависший над чёрными глазами лоб пронзила складка. — Тишины, — он поднял мясистую руку и все разом заткнулись. Ветер перестал поднимать с земли и шуметь в листве, вода застыла, звезды продолжали пульсировать кровавым светом в вышине. Кристина робко подняла подбородок, отца она видела со спины. — У меня несколько объявлений, кхем, начнём с особенно острых тем, — перед дьяволом вырос туго скрученный свиток из желтой бумаги, плавно развернулся и подался вперёд. — Королевство Преисподняя подверглась нескольким атакам. На нас наслали птиц, на нас сбросили нежить, в нас ударили стихией. Всем и каждому известно, что это предзнаменования возрождение Антихриста, кем бы этот говнюк ни был, что не на шутку напугало граждан. Это вызвало смуту, наружу проклюнулась... — дьявол выдержал паузу, убрал от лица свиток. — Наша сущность. Демоны не волчья стая, демоны не будут держаться друг друга и стоять плечом к плечу против общей напасти, потому что демон есть демон. Всегда один, всегда действует в своих и исключительно своих интересах. Всколыхнувшая круги ада паника меня ничуть не удивила. — его рыхлое лицо исказила неприятная улыбка. Кристина чувствовала её в его голосе и радовалась, что не видела её. — Каждый сам за себя и каждый решил убраться из ада как можно скорее, а ад... вселенная, скрытая от смертных, полукровных отбросов и нежити, оказалась заперта. Контроллер ада убит на месте весьма кровожадным образом. — демоны зашептались, зашипели, по вскидывали руки, сжатые в кулаки, вверх. Дьявол понимающе закивал, не ожидая от них иной реакции. — Мы выяснили, что этот инцидент был делом рук сообщества, известного как «Плохая Компания», тьфу, тьфу, тьфу, додумались же обозваться. Они сговорились с Энид Авазашвили и она, мстя за свою дочь, сотворила порчу, из-за которой портал на вокзал, скис, как миска с молоком. — принцесса сомневалась в правдивости этого утверждения, но разве демонам нужна правда? Им нужна кровь, отмщение, торчащая на пике башка, месиво свежих кишок, ещё теплых, с кружевом пара струящимся от них, горсть обугленных костей и знание того, что противник наказан и гниет в чистилище. — Преступница понесла наказание, портал восстановлен и в полной исправности,— Кристина помрачнела, услышав одобрительное улюлюканье. Гоморру сотрясла симфония зловещего баритона. — Многие, кто узнали об этом, попытались немедленно покинуть Ад, из-за чего мне пришлось вмешаться. Заверяю вас, негодяев постигла участь, достойная их низкого поступка. — Сатана сделал очередную паузу, чтобы подданные переварили услышанное, а затем продолжил, более не улыбаясь. — Знамения. Знамения предполагают, что Антихрист движется на нашу скромную обитель, но не наводите паники, дражайшие. Не смехотворно ль это, демоны адской лощины трепещут при звуке мифического имени. Постыдитесь своей немощности, о великие и ужасные, главные злодеи всех повестей, написанных религиозными фанатиками. Страшась Мессии вы забываете, что только я достоин вашего страха. Пророчество твердит, что Антихрист сотрёт в порошок наше славное королевство, но я уверяю, — тут Максим затворнически улыбнулся. Окинул горделивым взором сброд, сгустившийся у его ног, втянул носом пенящийся аромат гнили, кажущийся таким естественным и родным. Его плечи, окутанные белым медвежьим мехом, напряглись. — Мощь Антихриста, какой бы великой она не была, не умалит мощи дьявола. Тишину развеяли одобрительные аплодисменты, воодушевленное угугуканье, оханье, аханье, протяжная трель ободряющего свиста. Нашлись, однако, и те, кого слова Максима не убедили. Кристина видела их, ощерившихся в полумраке, скрытых корявыми ветвями елей, отвернувшихся и неодобрительно качающих головами, припавших к земле, немигающими глазами следящих за собратьями. Поднялся настоящий гам, и ровно в тот момент, когда рука отца взметнулась вверх, призывая ликующих утихомириться, в Кристину вонзилась стрела. Принцесса потеряла равновесие и упала, её лицо сморщилось, рука попыталась нащупать угодившую чуть выше ключицы стрелу, но она — Кристина изумленно охнула — начала растворяться как ложка сахара в горячем чае. Она посмотрела на свою руку, влажную, опухшую, дымящуюся, как ребрышко барашка на углях, и завизжала. Отец встревоженно окликнул её, но принцесса не отреагировала. «Кислота, — падая, Кристина ушиблась затылком о сточенные водой камни и рассекла голову. Кислота набрасывалась на платье, оголенные участки тела, прожорливо объедала трепещущие крылья бабочек, оставляла влажные ожоги на светлой коже. На месте её острых поцелуев оставались водянистые волдыри, образующие уродливую сеточку сыпи. — Оно внутри меня, — Крис чувствовала, как острие стрелы, погрузившееся в её плоть, запульсировало и лопнуло, как старый гнойник, расплескавшись в её груди. — Я так старалась над этим платьем, — мысли теряли связность, боль испепеляла её рассудок, легкие наполнились кровью. На губах Крис причудливыми оборками собиралась пена, шипя и капая на ворот платья. Принцесса нащупала ладонью каменный выступ, вонзила короткие ногти в мягкий мох. — Это мой судный день. — кислота расщепляла её, покрывала рубцами изнутри, с кровью сдирала с лица миловидную маску. Резкая судорога пронзила тело демонессы. Бабочки неистовствовали пока кислотные брызги превращали их в рваное уродство, тлеющее под истекающим кровью небом. — Никто не предупреждал меня, что здесь так одиноко»***
Терри вывернулся из-под извивающегося демона и откатился в бок, сплёвывая набравшуюся в рот слизь. Губы неприятно стянуло из-за запекшейся крови. Фыркая, Скруджи опёрся на руки, светлые, как бутоны белого клевера, встал на корячки и обратил к принцу изуродованную морду. Терри телепортировал их на тридцать четвёртый этаж, в комнату искусств. Статуи, вытесанные мастерами из кусков мрамора, изображали мутантов — полу-демонов, полу-львов, сгорбившихся, с мученическими гримасами на лицах — из-за которых выглядывали навешанные на стены картины в треснувших от времени рамах, с отсыревшими полотнами, и гобелены вышитые из шелка, вискозы и вельвета. Убирали здесь не на совесть, запах застоявшейся старости смешивался с запахами перегнившего помёта — кто бы сомневался, что некогда величественное пристанище красоты стало уборной одной небезызвестной сколопендры — а снопы пыли танцевали в неподвижном воздухе, искрясь под тусклым звёздным светом, льющимся в зал через расщелины в ставнях. — Ты стал выглядеть лучше,— фыркнул Терри, с усилием поднимаясь на ноги. Скруджи шарил длинными пальцами по полу в поисках оружия, игнорируя брошенную в свою сторону колкость. Терри проследил за бездумным чёрным взглядом и смекнул, что кость, к которой тянулся враг, явно не от курицы. Нога ныла, из медленно заживающего пореза сочилась кровь, рваная рубашка взмокла и прилипла к телу, но Терри чувствовал себя хорошо. Никаких вспышек неконтролируемой агрессии не наблюдалось, его не выворачивало от упадка сил, а на лице играла злорадная усмешка. «Я убью его, — эта мысль возбуждала дух и будоражила кровь. — Особого труда это не составит. Проще только раздавить червяка» Терри напряг мышцы глаз и заветная кость, обернутая в козью кожу, ускользнула из-под жадной руки Скруджа. Рыча, демон взмыл в верх, мягко опустился на ноги и вперился в принца чернильными глазами-ямами. Кость, постукивая о неровную поверхность пола, жалобно хрустнула, когда на неё опустился массивный каблук Терри. — Брр, какой ледяной взгляд, — усмехнулся принц, передразнивая измученного сенатора. Скруджи сделал выпад вперёд, нашивки на мантии брякнули, голова, свисающая с длинной шеи, стукнулась о невидимую стену, выросшую перед ним, и фыркнула. Демонюга явно не ожидал такого поворота событий. — Что такое, никак не можешь сдвинуться с места? — кронпринц почувствовал прежнюю тревожность, подкравшуюся из вне, тянувшую его за шиворот прочь из замка, но триумф застлал ему глаза и он пренебрежительно отмахнулся от всего прочего. Сила, до сего дня не поддающаяся Терри, теперь мерцала в каждой клетке его тела, перекатывалась под кожей, лилась через край. Скруджи опасливо дёрнулся из стороны в сторону, когда стены угрожающе задрожали под замызганными гобеленами. Ухмылка принца стала шире, паскуднее. Тщеславие, так неприсущее королеве, но такое близкое отцу, нашло отклик и в душе Терри. Оно распустилось на гематомах голубыми незабудками, опутало стебельками пылающий разум, стянуло и удерживало вместе всё, чем принц являлся, удерживая его от незамедлительного крушения. Древние плиты дрожали, вздымая столбы известки, сужаясь вокруг Скруджи, отчаянно бьющегося в капкане, зажатого между невидимой преградой и стенами Меркурия. Он предпринял попытку прогрызть путь на свободу зубами, вонзив верхний ряд в напирающую на него стену, чем вызвал у принца неконтролируемый приступ хохота. Жалкий вид Скруджи тешил эго Терри. Воздух вокруг него наэлектризовался, заискрился, будто у принца случилось короткое замыкание. — Меркурий подчиняется моей воле, — челюсть, болтающаяся на лоскутьях кожи и растянутых сухожилиях, оторвалась окончательно и с характерным лязганьем ударилась о пол, Скруджи застонал — от ярости, не от страха — мышцы шеи сокращались, пока она не уменьшилась настолько что вжалась в плечи. Сенатор часто заморгал, в черноте цвета вороного крыла мелькнула голубизна, ледяная, как морской прибой. — Я не такой, каким вы меня считаете. Я больше, чем «её сын», больше, чем содомит, питающий страсть к мужчинам, а не женщинам. Только я делаю то, что хочу, а не то что велит кодекс, только мне плевать, какое наказание предназначено за вторжение или непослушание, только я могу оставаться собой, притворяясь такими как вы, потому что я — дьявол. Зрачки расширились, деготь затопил глазницы, Терри сжал пятерню в кулак, стены, скрежеща о пол, грохотнули в столкновении, раздался смачный щелчок и внутренности Скруджи разлетелись во все стороны, чёрная кровь наискось рассекла фигуру близстоящего памятника, брызнула принцу в лицо. Он тяжко выдохнул, небрежно проведя ладонью по губам и подбородку, собирая сгустки чёрной крови. «На вкус такое же дерьмо, как и на вид,— Терри сплюнул горько-соленую кровь, поморщился. — Ладно, пора с ним заканчивать. Вырвать сердце, чтобы не сросся обратно, и поминай как звали» Демона отвлек звук шлёпающих по камню босых ног. Он заведомо знал, что домистики, кроткие, послушные и боязливые, не станут выделывать такие трюки, а демоны передвигаются бесшумно, словно ступают по настланному ковру. Вот оно, с содроганием осознал Терри, то чувство тревоги, уговаривающее и молящее его уносить ноги, улепетывать не оглядываясь. Сердце защемило от дурного предчувствия, Терри сжал зубы и обернулся. Однажды его хорошенько приложили эфесом меча аккурат в солнечное сплетение и он скрючился, как эмбрион в утробе матери, издав писк, когда весь воздух вышибло из легких. Сейчас он испытывал почти тоже самое. Девушка подобрала подол шифоновой юбки, вальсируя на узком бордюрчике. Её щиколотки были закованы в золочёные кандалы, вдоль жил и вен тянулись безобразные бледные шрамы. В буйной гриве иссиня-чёрных локонов блестели бриллиантовые заколки, узкую шею окольцовывал уродливый ошейник, оливковая кожа лоснилась от пота и пахла она металлом и смертью. Терри были знакомы эти запахи и эта девушка. — Назима? Не было прежней дикарки буравящей его тяжёлым, истеричным взглядом рыжих радужек, перед ним стояла глубоко печальная женщина, поведение которой — так она считала — было недостойным. Звёздный свет обрамил фигуру Назимы бледно-алым ореолом. Она грустно вздохнула, повела плечом, поправляя сползшую накидку. Пораженный её появлением, кронпринц замер в полуобороте. — Кто мог подумать, что мы встретимся снова, — скорбно произнесла Назима. — Молния ведь не должна бить в одно дерево дважды, разве нет? «Ах, сегодня какой-то всеобщий сговор. — самообладание постепенно возвращалось к принцу, а вместе с тем безотчетная немая ярость. Спрашивать у вестника смерти, зачем она явилась, было бы глупо с его стороны. — Все мирские твари объявили на меня охоту» — Мне всё же придётся оплакать тебя, Терри. — она отвернулась, взмахнула рукой. Вокруг её запястья была обернута цепь, оканчивающаяся плоским ключом. — Странно, как судьба играет с нами, да? — на её лице расцвела печальная улыбка. Она струилась в её голосе, прослеживалась в жестах. — Ну, хватит пустых слов. Он уже рядом... Я должна его призвать. — Этот день не мог бы быть лучше, — принц сцепил руки в замок. Если она рассчитывала спугнуть его, то промахнулась. — Издёвку я оценил. Стоило мне взяться за свою жизнь, как на меня спустили всех гончих. По Меркурию скакал сенатор, норовя засадить костяную заточку мне в висок, теперь этот сенатор размазан по комнате, в которой мы стоим. Стал, так сказать, дополнением искусного интерьера. — Терри невесело усмехнулся. — Но раз мне в любом случае пиздец, удиви меня. Кого ты призываешь? Уж не самого ли Антихриста? Назима промолчала, ветер играл пальцами в её волосах. Она опустила голову, словно собралась молиться аль каяться, обвила себя руками, её губы приоткрылись, но вместо вибрирующего женского крика Гоморра сотряслась от голоса отца — дьявол бесновался внизу, у подножья дворца, изрыгая из себя ругательство за ругательством. Голос Максима выдернул Терри из оцепенения, к его щекам прихлынул жар. Назима вздёрнула подбородок и что-то пробурчала на норвежском, но так скомкано, что Терри не сумел разобрать. «Отчего он вопит?— пятясь от Назимы, как от прокаженной, Терри строил предположения. Прежде он не слышал, чтобы Сатана так кричал, и надеялся, что впредь не услышит. — Там кто-то умирает, — во рту появился тошнотворный привкус пепла. На ум не шло ничего, кроме сожженного дотла вишневого сада, хруста пепла под ногами, обугленных древ, на которых больше не цвели белые цветы. Там разлагались воспоминания о потерянных членах его семьи, и отступая от вновь разинувшей рот банши, Терри знал, по кому плачет отец. Знал и ненавидел это. — Кристина»