«губы об твои»

Понедельник, 9:15. Привилегированная школа Берлина.

С самого утра день не заладился. И не только потому что самым первым уроком нам поставили физическую культуру, но ещё и потому что сейчас мы работали в парах – мальчик-девочка. И чёрт побрал тех, кто составлял список пар, потому что моей парой оказался никто иной как сам пресвятой Иоанн. Самое удивительное – это его реакция. Он просто молча, после указаний учителя, подошёл ко мне, закатил глаза, ударил себя по лбу и заматерился так, что не услышать его было сложно. После этого он с трудом увернулся от подзатыльников старого и непонятно что здесь делающего учителя. За всё утро я только услышала от него: «Мяч лови, а то нос разобью». И чёрт, это было так актуально, если брать в расчёт то, что он мог просто кинуть мне мяч, но обязательно добавил шутку про нос, которая станет для меня девизом: «Делай, что нравится, но только нос не разбей». Если бы я что-то пропагандировала, например, свободу прав женщин, это могло сыграть и роль достойного лозунга. И даже сейчас, когда мы делали совместную растяжку, как бы пошло это не звучало, мне кажется, что даже в этой тишине мы умудряемся мысленно друг друга уничтожать. Я так уж точно. В своём уме-разуме я пустила Иоанна по восьмому кругу Ада, восторгаясь своей победе. Но если брать на самом деле, не переоценивая мои возможности, то если я решу пустить его по кругам Ада, то на этих кругах Ада точно окажется не он, а я. Поэтому мне ничего не остаётся делать, кроме как молча «под ручку» с этой тарой по имени Иоанн выполнять какое-то идиотское упражнение из йоги, даже не следя за тем, как я его выполняю. Стоит отметить: йога мне всегда тяжело давалась. И Иоанну, как видно, тоже. - Господи, - провыл белобрысый, стараясь провыть это как можно тише и ставя ноги на ширине плеч,- я вам гимнастка что ли? Провыть это как можно тише не удалось, ведь в следующую секунду ему прилетел ответ от, уже встрепенувшегося от радости дополнительной на нас с Иоанном нагрузки, учитель: - Нет, Каскалес, но если будешь хорошо стараться – станешь. В этот момент, после почти зверского завывания Анна (ударение на первую А), мне действительно стала интересно узнать, какой гимнасткой он мог бы стать. Судя по тому, что он, по крайней мере, в любом случае выполняет упражнение лучше меня, значит и гимнастка из него выйдет получше моего. Но явно не довольный Иоанном мистер Груббер подошёл к нему и своим красным и стильным свистком зарядил прямо по макушке бугая: - Да как вы всё слышите? – возразил Иоанн, возмущённо схватив меня за руки, чтобы я протянула его корпус вперёд. - Это талант, которым ты обладать не будешь, - затролил учитель ученика, который неожиданно даже для меня встал в стойку, отчего оказался гораздо выше своего учителя. Учитель, усмехнувшись, добавил, – Хорошо, признаю, у тебя есть и другие таланты. После этого мы разминулись ещё от силы минут семь, а когда всё закончилось, я без комплексов решила, что на траве полежать, под палящим солнышком окажется хорошей идеей. В один миг, подминая под себя бедные зелёные тростинки колючей травы, мне даже удалось поймать нирвану, отдаться в мысли, но ровно до того момента, как какой-то умник решил, что запустить в меня мяч – такая же хорошая идея, как и полежать на траве на уроке физкультуры. Делаем ставки: учитель или Моцарт? На всё на это моё измученное йогой тело ответило лишь поднятой вверх рукой, лёгким и наплевательским помахиванием кисти в знак того, чтобы от меня отвалили и вернувшейся в горизонтальное состояние рукой снова. При всём этом, я даже не подумала о дальнейших последствиях. Но послышались чьи-то ну очень разъярённые шаги, перерастающие в лёгкий бег. Но только вот этот лёгкий бег сильной пульсацией отдавала мне в макушке, словно бежал на человек, а стадо разъярённых бизонов. «Притворись мёртвой, или иди уже и занимайся», - твердило мне не совсем умные мысли Альтер-эго. И разумным бы было встать и пойти упражняться, но моё всегда утешительное чувство «Да прокатит» сказало всё в противовес Альтер-эго: «Да полежи ты. Ты никому не мешаешь». И угадайте, кого я послушала? Конечно же, это утешительное чувство, только вот глаза пришлось открыть. Как я поняла, я совсем обнаглела, отчего теперь мне в лицо прилетел не мяч, а прилетел пресвятой Иоанн, резко притормозивший подле меня. - И какого ты разлеглась? – навис надо мной, перекрывая ход солнышку, как всегда ненужный Иоанн. – На каторге пахала что ли? - Между прочим это ты выл всю разминку, - убирая его широкий корпус руками от солнца, которое единственное меня сейчас согревало, протараторила я. – А теперь уйди, солнцу мешаешь, не видишь что ли? Кстати, вы змеи любите солнышко? Моя эпичная вставка про змей, судя по его раздувшимся ноздрям, была лишней. Оторопевший Иоанн выпрямился, явно не понявший, что его так злостно приняли. А вероятнее всего, оторопевший от моей наглости. И было бы всё не так плохо, если бы не та ненависть, что горела у меня к нему из-за вчерашней «хорошей» новости. Быть может мы бы могли быть приятелями по йоге, но теперь, когда он решил, что я какая-то наивная дура, которая ни о каких его планах не догадывается, то теперь единственное, что он может ожидать от меня – каверзные насмешки и угрюмое лицо. Секунду, следующую я продолжала лежать на травке, игнорируя всё ещё стоявшего возле меня Иоанна и радуясь яркому солнцу и весеннему дню, который, признаться честно, выдался не сильно-то и холодным. А вот Иоанн продолжал прокручивать мяч у себя в руках, бубня что-то себе под нос, а затем резко и громко своим грубым голосом выдал: - Значит, я солнцу мешаю, - как-то подозрительно отозвался белобрысый, что меня даже слегка дёрнуло, – Ну хорошо. В следующую секунду мяч резко летит куда-то в сторону, и даже не успев осознать всю ситуацию, я уже почти стояла на ногах, подкреплённая руками высокого красавца, который сейчас со всей своей яростной серьёзностью смотрит на меня. Сердце бешено стучит где-то в пятках и кричит что-то вроде: «Ну всё, он меня до инфаркта доведёт, я сматываюсь». С чем я не могла не согласиться, ведь действия этого парня были настолько непредсказуемыми, что хотелось обладать способностью знать действия человека наперёд во избежание всего этого. Но увы, единственная моя способность - доводить людей. А тем временем, пока я проживала свой второй инсульт от рук этого Моцарта, он всё ещё продолжал держать меня, пристально вглядываясь, испепеляя меня взглядом. - Ну что, птичка? – с каким-то наслаждением спросил Иоанн, продолжая удерживать меня так, что я только кончиками пальцев касалась земли, - я не закрываю тебе солнышко? Сказать, что я сейчас нахожусь к некоем ступоре – ничего не сказать. Ныне приобретённая перед Иоанном гордость и какая-то высокопоставленность резко улетучилась и отправилась в какие-то дальние края, оставив место испуганному молчанию и безудержному желанию вырваться из оков этой кобры. И сейчас Иоанн снова доминировал над ситуацией, когда мне казалось, что это делаю я. И моя же чуйка меня подвела лишь в том, что мне показалось, на короткий миг, что я смогу обыграть Иоанна, который даже не старается никого обыграть. Поэтому, желая оказаться на родной земле, я как можно спокойнее стараюсь выдавить из себя какие-то невнятные даже для меня слова: - Нет, больше не закры… Но не тут-то было... - КАСКАЛЕС! БОСКО! – чуть ли не надрывая связки, проорал совсем одичавший без женщины физрук, явно имеющий какую-то ненависть к Каскалесу, а теперь и ко мне. - Вот чёрт! – выругался Иоанн, опуская меня на землю и освобождая из своих цепких лап. Не поворачиваясь даже лицом к учителю, Иоанн встал, лениво засунув свои руки в излюбленные карманы, выражая на своём лице слегка пугающее выражение какого-то желания разорвать. То ли меня. То ли учителя. - ЧЕМ ЭТО ВЫ ТУТ ЗАНИМАЕТЕСЬ!? – мистер Груббер неминуемо к нам приближался и своим выражением лица выражал наше, тем более, неминуемое наказание. – ВСЕ УЖЕ ПОСТРОИЛИСЬ ПО ПАРАМ! А ВЫ ТУТ СТОИТЕ! Посмотрев на Иоанна, устремившего свой взгляд куда-то вперёд и сверля дыру в стене большого здания, я громко сглатываю, понимая, что, если нам не повезёт, наказание мне тоже придётся отбывать с этим тираном, который теперь развернулся для того, чтобы что-то сказать и сделал бы, если бы не… - Лучше ничего не говори… Это единственное, что вырвалось у меня в этот момент. Сейчас не так страшно, если нас просто поругают и вернут обратно в строй, страшнее будет, если Иоанн, заведённый ещё и нашей стычкой, решит открыть рот и высказать учителю всё, что думает. Иоанн же в ответ лишь как-то углублённо выдохнул, как будто держась силами, и понуро опустил голову, увеличивая давление на свои скулы. И, как бы соглашаясь с тем, что лучше сейчас промолчать, действительно решил промолчать. Что кажется от него великим подвигом. И вот, наш учительский надзиратель оказался вплотную к нам, что-то там крича в никуда и бодро размахивая руками, испещрёнными шрамами. Но слушать его бредовые речи, основанные на "жизненном опыте" всё равно, что опуститься в мир сказок, где многое, да почти всё, выдумано. Я погрузилась в свои мысли, а Иоанн, судя по его челюстям, всё выслушивал, усмехнувшись под конец пламенной речи мистера Груббера. А конец прозвучал так: - Идите в строй! И чтобы больше не отвлекались, иначе окажитесь в кабинете директора! Всё понятно? Но отвечать ни я, ни Иоанн не собирались. Лишь обошли учителя, и словно закадычные друзья, отправились в строй ребят, смешки которых было слышно, казалось, на всю округу. Но один человек не усмехался. А всё то время, что мы шли с Иоанном совсем близко, прожигал нас ревностным взглядом, словно стараясь или вырыть кратер, или сжечь до пепла даже наши кости. И этот человек – Тея, что сейчас работала в паре с каким-то парнем, ловя мяч лишь при помощи подсознательного уровня, но взглядом сопровождая каждый шаг и следя за Иоанном, нежели за мной. На что Иоанн резко выдавил сквозь стиснутые зубы: «Если меня отведут к директору за разбитые лица, обещай меня оправдать». И с ним нельзя было не согласиться, даже с тем, что после вчерашнего разговора с Йеном Иоанн просто не может стать моим другом. Но не признаться, что смешки слишком сильно давят на меня сейчас и вводят в какое-то апатичное состояние – трудно. Потому что самым сложным казалось работать в паре с Иоанном, а оказалось, что самое сложное терпеть избытки этой работы. И эти избытки, в виде учеников нашего класса, явно не собираются как-то сбавлять обороты. - Ну что, Оливия, понравилось зажиматься с парнем Теи? Снова послышался хохот класса, где-то дружественный, а где злостный и ревностный. Кто-то резко огласил на всю округу то, чего даже не было. Отчего ноги дрогнули, а мозг твердил о том, что нужно ответить, дабы не растерять остатки гордости. Но Иоанн меня опередил, даже не отрицая ложной информации, вырвавшейся из уст какого-то смазливого ученика: - А ты что, переживаешь о том, что тебе такого не светит? Хохот прекратился. И показалось, что температура на улице возросла как минимум на 10 градусов. Давящая обстановка повисла в округе, и даже сам учитель молчал, явно не ожидавший такого ответа. И не ожидавший того, что дисциплина на его уроке будет подорвана. - Иоанн… - до боли милый, до тошноты тихий голосок велел моей персоне развернуться на этот «предмет сей милости и сопливости», кем оказалась сама Тея, явно ждущая слов оправдания от своего паренька, что сейчас даже не думал на неё смотреть. И пока Иоанн смотрел куда-то в сторону, не волнуясь о накаляющейся обстановке, кто-то из учеников не потерпел такого отношения к себе и вышел вперёд: - Что за чушь? Слышится резкий удар по мячу. Мгновение. Тупая боль в лице. Свободный полёт.