***
Пятница, 12:43.
Автор.
Прошло полторы недели, а новостей от Иоанна так и нет. Нет родного голоса, нет тёплых рук и стального взгляда, от которого Оливия превращается в лужицу. Этого всего нет, и от этого выть хочется. Хочется забиться маленьким зверьком в уголок и ждать, когда же наконец придёт тот, кто может согреть, защитить, уберечь, спрятать от невзгод, которые тяжёлым психологическим комом свалились на Оливию. Сердце рыжеволосой неприятно защемило, когда в один из школьных будней в класс вошёл классный руководитель, заявляя о том, что, к огромному сожалению, мистер Каскалес выбыл из класса на какое-то время, а быть может даже и навсегда. В тот самый момент Оливия машинально помяла тетрадь под крепко сжавшимися пальцами, она не понимала, что происходит, пыталась щипать себя, чтобы проснуться от кошмарного сна, отрицала, до конца не верила. Конечно, весь класс, зная о прокуроре, его сыне, что до сих пор проминает под собой койку в больнице, главном подозреваемом, который бесследно скрылся, лишь понурились, съежились, но не решились ничего говорить в ответ от греха подальше, но по их лицам была видна озабоченность ситуаций, которая к ним даже никак не относиться. Только вот, об издевательствах над бедных телом Оливии никто и никак не узнает. После того, как все (и взрослые, и дети) стали открыто говорить обо всём случившемся, кто-то из учеников открыто винил Иоанна во всём произошедшем, а кто-то твёрдо настаивал на том, что Йен давно напрашивался, и Иоанн не последний, кто мог совершить покушение. Хотя какое это покушение, если сам Йен в глубокой коме. Настоящее убийство. Оливия и компания никого не поддерживали. Всё так же, как элита, которая стремительно теряла свой авторитет, слонялись по школе, посещали уроки, порой покидали школу, если того или иного вызывали в офис прокурора, настойчиво умалчивали, даже угрожали связями, запугивали всех вокруг, и принимали в своих офисах лучших адвокатов. Как понимаете, с хорошим настроением оттуда никто не возвращался. Оливия и вовсе спустилась в подвал своих дум, старается не вспоминать те удары, боль, но это единственное, что является последним воспоминание об Иоанне. Каждый день - это цикл - подъём с утра пораньше, кофе, школа, дом, лечебные процедуры и психологические сеансы, единственное, что может радоваться – тёплые ванночки и разговоры по телефону с мамой, которая чуть ли не плачет вместе с дочерью. Оливия и сама убеждала себя, что с Иоанном ничего случиться не может, но очередное телевизионные новости она встречала с плотно сжавшимися пальцами и нервно дёргающимся глазом. Очередной разговор о светловолосом она переживала с быстро бьющимся сердцем и вздёргивающимися плечами. И даже синяки, которые ей каждый день перебинтовывали, уже почти сошли, а синяки под глазами стали явнее видны, что говорит о том, что девушка поздно засыпает. Но если первые дни всем было неимоверно тяжело, то к концу этой недели всё стало приходить в норму, ведь дело прокурора пока встало на месте. И даже Оливия вроде бы понемногу стала приходить в норму, это подметила Инга в среду, когда Оливия наконец притронулась к еде, или же, этническая немка хорошо играет свою роль. Всё, наверное, приходит в норму, а Иоанна всё нет. Нет его и сейчас, когда в один из дней Оливию на бал пригласил Инар, а у Оливии не было и повода отказать, не было даже сказать желания, ведь каждый день она хватается за что-то хорошее, лишь бы скорее отряхнуться от страшного прошлого. И с улыбкой она принимает любезное предложение, смеётся, радуется, а может просто делает вид. И ей самой не понятно, что она чувствует, чего она просит и чего она не может получить. * * * - Ты слишком много думаешь об этом, - из мыслей вырывает Инар, протягивающий свежезаваренный кофе Оливии и мягко улыбаясь. - Всё будет в порядке, это просто вопрос времени. Оливия промолчала, но где-то в глубине себя она написала сочинение на тему "Всё будет в порядке, это просто вопрос времени". И стало так тяжко, и даже не спасло то, что Инар помог ей дойти до машины, усадил и даже пристегнул ремнём, обходя машину спереди и валясь рядом на водительское сиденье. - Вот именно, и это время - настоящее, я не могу сейчас думать о чём-то, кроме случившегося, - Оливия улыбнулась, и Инару на миг показалось, что это улыбка огромной боли, которую человек пытается донести, улыбка разочарования, улыбка страха и улыбка отрицания, словно Оливия всё ещё верит в лучшее. Но полностью игнорируя это, он сконцентрировался на аккуратном вождение к дому Оливии и на своей главной миссии. - Ты почему так рано домой? - имея ввиду школу, Инар с каким-то испугом взглянул на подругу, которая, попивая кофе, уткнулась лбом в стекло машины и о чём-то думала. - Тебе стало хуже? - он резко свернул влево, отчего Оливия чуть не стукнулась головой об стекло, она даже пришла в себя наконец. - Нет, со мной всё в порядке, но приём таблеток никто не отменял, - жалобно выдохнула Оливия, и вымучила из себя улыбку, которая заставила Инара крепко сжать руке на руле, чтобы не ринуться к телефону и не набрать грёбанного Иоанна, чтобы он наконец понял, в каком состояние оставил маленькую рыжеволосую бестию. Но он не может, не сейчас уж точно. - Тебе, конечно, врачи дали справку, но не думаешь ты, что ещё не полностью восстановилась для возвращения в школу? - одной рукой Инару удаётся искусно водить, а второй - нащупать в бардачке сигареты, которые всегда лежат там запасными. – Я закурю? - озабоченно спросил Инар, прежде чем понял, что уже давно закурил. Ответ Оливии не особо-то и надобился, она лишь ухмыльнулась и также мысленно вместе с ним закурила. - Нет, со мной точно всё хорошо, но вот, - Оливия запнулась, и Инар понял, что она желает спросить: от этого он сильнее напрягся, что даже чуть ли не перекусил толстую сигарету, которая уже стала отдавать не дымом табака, а его консистенция, казалось, высыпалась в рот и вот-вот Инар начнёт её жевать. Но не заметив напрягшегося тела друга, Оливия бесстыдно продолжила, - как Йен? Я не приходила в больницу с моей выписки не то, чтобы себя проверить, но, и чтобы на него взглянуть, - нет, Оливии не хотелось знать, что с ним всё хорошо, наоборот, она желает, чтобы у него всё было как можно хуже. Но вот проблема: она хочет, чтобы не Иоанн был преступником, а Йен, который беспричинно издевался над ней, как хотел, нанёс моральный ущерб и заставил усомниться в своей нужности на этой планете. И это лишь его вина, поэтому он должен проснуться от сна, чтобы окончательно или, умерев, проиграть или победить, выжив. - Я связывался со знакомым врачом, он говорит, что лучше не становиться, но и хуже тоже нет, - собственно, всё то же, что и в новостях говорили, первое, что подумала Оливия. - Его отец вовсю работает над делом, точно рысь, быстрый и хитрый, такой же и сынок, - Инар горько усмехнулся, выплёвывая уже пережёванную сигарету, а точнее её остатки, в открытое окно, и остановился у светофора, откинувшись на кресле. - А что тогда с Иоанном? Он ведь главный подозреваемый, его так и не нашли? - сто тысяч вопросов и ни одного ответа у Оливии. Лишь на некоторые сам Инар знает ответ, но никак не может помочь ей. Ему никак нельзя этого делать, в её же благо. - Он не звонил тебе? – Инар отрицательно качнул головой. - Мне уж так и подавно, - как-то обиженно пробурчала Оливия, на что Инар лишь усмехнулся, и нервно помассировал одной рукой висок, второй выруливая в частный сектор проживания Оливии. - Я и сам толком ничего не знаю, но как понимаю, ты даже домой к нему ходила, - утвердительный кивок, снова усмешка. - Я правда без понятия, кроха, если бы я мог помочь, я бы обязательно помог. - соврал, что не знает: а у самого на душе будто кот нагадил: тяжело врать ей, той, что растопила сердце друга. - Да ладно тебе, - отмахнулась Оливия, но сама почувствовала, как сердце упало в пятки и там же разбилось, своими осколками раня всё тело, пробивая его насквозь оставляя глубокие, только Оливии заметные раны. - Всё нормально, - и как жить, если это совершенно не так? Правильно, делать вид: улыбаться, радоваться, сжимать кулачки, когда тяжело и радовать тому, что вообще у тебя есть. Но если ты богат, у тебя есть всё, и радоваться этому нет смысла. Почему, когда находишь самое ценное, ты это теряешь? Потому что. Просто потому что. - Я вот о чём подумал, раз Иоанна нет, и вы с ним не идёте на бал? - снова утвердительный кивок от Оливии. - Я вот тут подумал, - специально растягивая слова, как кот потянулся на кресле Инар, когда уже остановился у дома Оливии. - Только не говори, что приглашаешь? - она задорно улыбается, когда перебивает, отвлекается, сама знает ответ. - А как же цветы, вино, кольцо? Нынче никакой романтики, - на что Инар лишь усмехается. - Ну так что, согласна? Ты смотри, я парень нарасхват, заберут - не отберёшь, - на что Оливия закатывает глаза и делает задумчивое лицо. - Ну ладно, я женщина свободная, один раз погулять можно, только семью и детей не обещаю, - она шутливо-кокетливо помахивает тому ручной, - всё, откланиваюсь, - и лёгкой походкой выпрыгивает из машины, как вдруг замирает, заглядывая через забор соседей, чувствуя пристальный взгляд на себе, а затем и находя его хозяина. Снова темнота. Снова страх. Тот самый, что Оливия совсем недавно испытывала. Это жужжащее чувство наполняет, терзает, словно опять Оливия переживёт это, как словно это кошмарный сон. Тот самый взгляд похищения, смерти, страха и боли, смешанный с кровью, запахом металла и сырого подвала. Оливия встала в ступор, чувствуя холодный взгляд, что режет похлеще любого заточенного ножа. Кожа в миг стала бледнее и покрылась мурашками, и кажется волосы на голове встали дыбом. Стало тяжело дышать, и как назло рядом не оказалось никакой опоры, и Оливия бы упала, если бы не крепкие руки Инара, которые уверенно сжались на хрупких плечах. - Что случилось? - он обеспокоенно стал оглядываться, вглядываться туда, куда несколько минут смотрела Оливия, но ничего, просто пустота. Любой другой посчитал бы, что Оливия психически больная, но здесь другое, совершенно иное. - Мне вызвать своих людей? - на что Оливия лишь промолчала, а Инар принял это как знак согласия. - Мне что-то не хорошо, - Оливии действительно стало не хорошо, словно тело измотано после пятичасового бега, отдышаться невозможно, а ноги отказываются даже держать, отчего Оливии приходиться бессильно повиснуть на Инаре, который бережно втаскивает её в дом на руках, укладывая на первый диван, но лучше ей не становилось. Перед глазами точный образ, который видеть Оливия не очень желает. Холодные руки, которые обращали тело Оливии в кровавое месиво. Сумасшедший смех и затупленные ножи, которыми они запугивали. Всё проснулась в Оливии судорожными вздрагиваниями и постоянными оглядками. - Вот, а говоришь, что с тобой всё хорошо, - мягко улыбается, поглаживает дрожащую кисть рыжеволосой, в душе обещая доблестно выполнять обещание. Ловит такую же мягкую улыбку в ответ, но с отголосками паники и нервного срыва, и уже более уверенно говорит. - Ты сегодня остаёшься дома, я пришлю своих людей, чтобы тебе было спокойнее, - перестраховаться всё равно нужно, и Инар об этом чётко подумал и уже позвонил своей охране, называя точный адрес. - В течении десяти минут чтобы уже находились в доме, отбой, - строго заканчивает Инар и поворачивается к уже спящей Оливии, которой вкололи обезболивающее и успокоительное, что подействовало вдвойне быстрее, и от маленького нервного срыва девчушке захотелось спать. Уже выходя из дома Инар снова огляделся, но признаков подозрительности совсем не обнаружил, он даже обошёл несколько раз территорию вспоминая об обещании, данном Иоанну, о постоянный безопасности Оливии. «Ты должен пойти с ней на бал, позвать её я не смогу сам, так как прокурор уже наставил своих людей в охрану и в персонал, а вот ты оберегай и защищай её. Я в опасности, мои люди могут начать предавать меня, она должна быть под защитой.», слова словно мантра крутятся в голове, словно друг дал не указания, а словно говорил свои прощальные слова, завещал, просил, молил. А уже в машине Инар хочет было сорваться и поехать к придурку Иоанну, который умудряется переезжает чуть ли не каждый раз с одного места на другое, найти его даже на Аляске, избить для начала, орать, как последний идиот, и высказаться ему, что он полный трус и предатель, что бросил её одну умирать. Что не просто так он владеет офисами, ведёт бизнес, имеет крупные связи. Что это может помочь, но это прятки никак его не уберегут, он сам роет себе могилу. И тяжело, и гнусно, и вроде выполнить просьбу друга хочется. А вот страх всё равно съедает. Съедает, потому что дали такое ответственное задание, потому что его нужно выполнить, потому что пути назад уже нет. «Надеюсь, ты знаешь, что делаешь», думает Инар, заводя рычащий мотор автомобиля. * * * - Вы уже видели те копии, что прислал наш человек из офиса Каскалес? - худощавый секретарь громким хлопком закрыл дверь, из-за чего прокурор недоумённо и даже недовольно уставился на своего работника, который с огромной яростью в походке следовал к столу босса. – Мистер Каскалес явно болен: у него находят всё больше документов по покушению на вашего сына, неужели он думает, что сможет избежать наказания после этого? Знаете, будь прокурор Беккер его работником или же, просто не являлся боссом этого эмоционального паренька, он бы его избегал, даже уважал и возвышал его авторитет, но тут всё наоборот. Беккер - босс, а мальчуган - подчинённый. Беккер старший упирается локтями в покрытие стола и с неподдельным интересом наблюдает за тем, как Беккер начинает перебирать разлетевшиеся от удара об стол бумаги. - Вы только представьте, - не прекращает возмущаться работник, жестикулируя руками, - этот подонок Каскалес устроил показательную казнь над нашим лицом, он прознал, что тот подставной, - он усмехается, в то время, как сам мистер Беккер спокойно следует взглядом по всем эмоциям паренька, мысленно им усмехаясь. - Отрубить конечности, уму не постижимо, - он снова грозно кидает папки на стол, не боясь наказания, что может последовать от начальника. Ярость в нём так велика, что кажется, словно он сможет этой яростью завоевать весь мир. - И всё ради этого маленького дельца? Тут даже нет толкового компромата, я несколько раз его изучил, и оставшиеся точно такие же, - он выдыхает и упирает руки в боки, с мольбой смотря на босса. - Посадите вы просто этого Каскалеса, все давно знают о его виновности в деле, - на что босс выдыхает и залпом допивает свой виски на рабочем-то месте. - Я также изучил материал перед тем, как отдать его тебе, - хозяин грозно поднялся, а подчинённый, как и следует, съежился. - Там достаточно компромата на нашего уважаемого Каскалеса: скриншоты с места нападения на моего сына, время совпадает, там отчётливо видно лица, это вещественные доказательства, дорогой мой. Не путай, - мистер Беккер говорит спокойно, а у паренька в груди от страха целый город на руины разваливается. - Но теперь, по причине того, что Каскалес младший устроил безжалостную показательную казнь, многие сами отказались от сотрудничества с нами в недрах его офиса, они боятся, что их могут вычислить, они даже перешли на его сторону, - парень горько усмехнулся и вытер капельку пота со лба. - Что нам делать? Мы теряем большое количество людей, которые помогали нашей конторе, и так же теряем экономический авторитет. - Не переживай, сейчас это не главная проблема, - понимая, что это всё-таки проблема, Беккер попытался увильнут от темы, но получил лишь полный недоумения взгляд работника и остановил пламенную речь того жестом руки. - Сейчас важно сделать так, чтобы Каскалес потерял всё: бизнес, связи, свои точки нелегального бизнеса, хоть только и зародившегося, но довольно успешного, - кажется, что всё это сам секретарь документировал в своём блокноте, чтобы не забыть. - Мне нужно, чтобы вы вычислили его местоположение, его связи и те, с кем он чаще всего сейчас контактирует, до суда мы должна успеть проучить сучёныша, чтобы не повадно было чужих сыновей в кому загонять, - со всей злостью мистер Беккер запустил пустой стакан в стену, громко дыша, пытаясь справиться с эмоциями. - Я не хочу сажать его, прежде, чем не отомщу. Пусть победит или он, или я. - Но, его ведь даже невозможно отыскать, наши люди не справляются, - секретарь всё не унимался и чуть не прыгал на месте от собственного нетерпения. – Вы не отдаёте приказов последнюю неделю, мы думали, что вы отказались от дела. - Нет, - твёрдо перебил Беккер, - от этого дела я никогда не откажусь, но я переломлю тонкую ветвь жизнь на истории процветания дерева четы Каскалес. И пусть я начну, кто-то обязательно продолжит, мой приемник, который после моей кончины сможет устранить вечное пятно – Иоанна Каскалеса.