Клетка порока

Чонгук выполняет все обещания. Он снимает квартиру для Кимов, несмотря на недовольство отца, он не видится с Тэхеном, несмотря на то, что на его телефон поступают звонки от него, он отыгрывает все концерты превосходно, срывая для себя не малую выручку за выступления, а так же он напивается с Чимином до той степени, что оба просыпаются в незнакомом отеле и долго пытаются понять, было ли что-то. Определяют по запаху – не было, хотя Чонгук отлично помнит, как омега по пьяни ему отсосал, но не признается ему, решая не рушить зародившуюся дружбу. Но самое главное обещание, которое выполняет Чонгук – он уезжает. И не возвращается. С тех пор, как он уехал, покинул Пусан с остатком своей едва не зародившейся новой жизни, прошло четыре года. Четыре, мать его, года. И он с уверенностью может сказать, что бредни о том, что без истинного невозможно жить – наглая ложь. Ему было сложно, разумеется, связь никуда не делась, она тянула, словно удавка на шее, она тянула в Пусан все это время, но Чонгук научился справляться. Он вернул свою жизнь и так спас себя от страданий, которые вряд ли бы вынес. За эти четыре года многое произошло, и во многое он отказывается сам верить. В первую очередь - он наконец-то стал полностью независим от отца, почему-то именно выступление в Пусане принесло ему популярность, которой заинтересовалось одно агентство, а узнав, что он не только скрипкой владеет, из него едва ли, не сделали человека-оркестра. Во-вторых – муж Чимина умер и тот бросив свою работу, прихватив только завещанные ему миллионы, перебрался в Сеул, он пожалуй стал самым близким человеком для Чонгука, так еще и устроился в его компанию и теперь был официально его менеджером. После смерти мужа, Чимин словно с цепи сорвался, ощутив, что его больше ничего не сковывает, Чонгук даже не пытался следить за его парнями и партнерами, тот все был в поисках пары, которая бы его устроила. В-третьих, что Чонгука три года назад повергло в шок, – Шихен родила, отец настоял, чтобы они оба сделали тест на отцовство, потому что она заявила, что не знает, кто из Чонов является отцом, учитывая, что забеременела она, скорее всего, не во время течки. Что показал результат, Чонгук не знал, а отец забрал ребенка к себе, никак это не комментируя. Так что у Чонгука появился либо брат, либо же сын. О втором варианте он старался не думать. - Подъем, человек-оркестр, дела не ждут, - Чимин буквально запрыгивает на его постель, тем самым пробуждая, а так же понимая, что Чонгук, как бы, не один. – Опачки, пардончики, мадам, но вам пора, у нашей звездочки куча дел. Пак вытягивает из под головы Чона подушку, чем вызывает низкий рык, а девушка поспешно пытается отыскать что-то из своей одежды, мельтеша перед глазами. - У меня сегодня же нет обязательных мероприятий, - Чонгук все же подымается, потрепанный и явно после веселой ночи. Он следит взглядом за девушкой, которая нагибается, чтобы поднять свою юбку, или же старается подпрыгнуть, чтобы снять лифчик со светильника и улыбается. - Обязательных нет, но ты сам мне говорил, что хочешь прийти на фестиваль в свой бывший университет и выступить там с лекцией, - Чимин поворачивается, так же наблюдая за девушкой и слегка ухмыляется, наблюдая за ее тщетными попытками достать чертов лифчик. – Может ей поможешь? - Пускай еще постарается, - альфа продолжает улыбаться, откидывает покрывало и поднимается на ноги, без стеснения расхаживая перед омегами в чем мать родила. Он проходит к бару, наливая простой воды, и вдыхает свободней, правда почти сразу жалеет об этом, в комнате воняет этой девчонкой. Он все же подходит к ней, снимает с люстры лифчик, и обнимает девушку за талию. – Ты что, моего друга решила соблазнить? – шепчет альфа на ухо девушке, а та вздрагивает. – Нравятся омеги? – Чонгук поворачивает ее лицом к Чимину, все еще обнимая за талию со спины. – Чим, ты как, хотел бы трахнуть девушку? Чимин морщится. - Нет, я хуи люблю, киски это по твоей части. - Прости, сладкая, ты в пролете, а теперь выметайся, - девушка дует губы, но все же, виляя бедрами, уходит. – Так, душ, чтобы смыть этот смрад... блять, она фиалками смердит, как я на нее повелся… - Может тебе просто посрать куда вставлять? – Чимин делает вид, что задумался, а Чонгук подыгрывает, делая такое же выражение лица, почесывая затылок. - Пожалуй, ты прав, - омега закатывает глаза и швыряет в него брюками, которые валялись возле кровати. - Надень штаны, иначе я сам на тебя заскочу. Эх, почему такой крепкий хер достался именно тебе, - Чимин театрально стонет, развалившись на кровати, а затем фыркает. – И реально фиалками смердит. Чонгук усмехается и уходит в душ, запах легко смывается с кожи, вот только вот спина саднит из-за царапин оставленных острыми ногтями. Девчонка сегодня попалась та еще, не унималась даже после того, как Чон заставил ее кончить трижды, и сама попросила взять ее сзади. И видит бог, задница у нее была та еще, тугая, упругая идеально принимала его, намного лучше, чем ее киска. Чонгук все еще ловит себя на мыслях о том, что анальный секс ему нравится больше, вот только прикасаться к парням ему неприятно. - Ты о чем вообще рассказывать на лекции то собрался? – Чимин уже хозяйничает у него на кухне, достав из холодильника закуски, которые сам собственно и принес, разогревая их и ставя на стол. - Или импровизировать собрался? - Академии искусств любят импровизацию, но не сплошную. Я интересовался у своих преподавателей о их курсах и программах, и планирую поделиться своим мнением о них. Они будут задавать вопросы, я ответы, подготовился насколько мог. Парни отправляются в университет на машине Чонгука, которую тот под тихое паковое «выпендрежник», паркует перед самым входом на территорию университета, под заинтересованные взгляды окружающих. Пока они направляются к корпусу, где и должна проходить лекция в актовом зале, Чонгук с удовольствием ловит на себе заинтересованные взгляды и слышит свое имя в их перешептываниях. Он не то, чтобы знаменитость, но среди музыкального отделения считается гордостью. Преподаватель, который собственно его и пригласил, встречает их в холле, осматривая своего бывшего студента гордым и довольным взглядом. - Я рад, что ты пришел, - он раскрыл руки для объятий и Чонгук с удовольствием его обнял. – Не так много молодых людей, которые добились успеха после выпуска, находят на нас время, а старики студентов не интересуют, хотя и нуждаются в наставлениях. Пойдем, мальчик мой, мы скоро начинаем. Чонгук входит в актовый зал, который после его выпуска знатно преобразился, с чувством некой тревоги, он не волнуется, нет, но на языке появляется привкус горечи, а внутри что-то неприятно сдавливает. Чонгук обходит уже почти заполненный зал за мужчиной, растерянно глядя на Чимина, который заметив состояние альфы, тоже насторожился. Чонгук готов поспорить, что… Нет, у него бы просто напросто не хватило бы денег сюда поступить… Чонгук не может держать себя в руках, шарит паническим взглядом по полумраку зала, и пытается себя успокоить: Его здесь нет, это что-то другое. Чонгук садится на свое место в первом ряду, сжимая подлокотник, и дышит глубоко через нос. В зале слишком много запахов, они до тошноты смешаны в густой невидимый туман, давят на грудную клетку и успокаивают. Чон старается слушать тех, кто выступает перед ним, как они все в один голос благодарят университет за «возможность», которую он предоставил, и все как один сияют наигранными улыбками. - У нас еще один гость, возможно вы даже его знаете, пару лет назад, он начал светиться на большой сцене со сложнейшими композициями, написанными величайшими скрипачами, вдыхая в них новую жизнь, свою энергию, - это говорила какая-то преподавательница, всего на несколько лет старше самого Чона, а от того понятно, почему он ее не знает. – А его собственноручно сочиненные мелодии, стали сопровождением уже нескольких современных опер, а так же популярных нынче исполнителей. Хочу пригласить к нам, выпускника нашей академии – Чон Чонгука. Альфа поднялся на ноги с кривоватой усмешкой, и с ней же он появился на сцене, перед тысячами студентов, которые по-разному реагировали на него, некоторые бурно, некоторые никак, и это, собственно успокаивало. - Обо мне заявили так, словно к вам звезда мирового уровня поднялась, а не просто скрипач, который все еще выплачивает кредит за квартиру, - послышалось несколько смешков. – Когда я был на вашем месте, сидел вот в этом актовом зале, делал я это, чаще всего не по своему желанию, а потому, что подобные мероприятия совпадали с определенными парами, которые мне хотелось прогулять. Я слушал в пол уха, в лучшем случае, в худшем же, но более приятном для меня, пускал слюни на последнем ряду. Я не буду говорить, что так делать не стоит, ведь сам я делал, так что это эгоизм, но скажу о том, что те слова, которые я все же слушал, они остались в моей голове до сих пор, - парень растер руки, и размял шею. – Когда-то пришел к нам так же говорить один художник, он мне сразу перестал быть интересен, ведь я музыкант, на черта он мне и тому подобное, но все же сказанная им фраза мне запомнилась - «я не буду благодарить ни одну живую душу за то, что я стою здесь сейчас». И я хочу повторить эти слова. Тогда они вызвали много эмоций, больше негодования среди администрации, и возможно это сейчас повторится, и для этого я поясню… Никто не ходил за мной по пятам, не слушал то, что я сочинял, никто не просил меня участвовать в фестивалях и конкурсах, когда я был на вашем месте. Никто не обращал внимание, никто не бегал за мной и не говорил: попробуй… Я делал это сам, я сам следовал по пятам за преподавателями и умолял их послушать, я много раз получал отказы, получал грубые комментарии, получал сочувствующее: «следующий раз будет лучше». Я доставал ребят из деканата, принося заявки на каждый конкурс, на каждый мастер-класс, на каждое событие, которое могло бы дать мне хоть каплю больше опыта, хоть каплю больше шанса, что меня услышат. Меня услышали, мне не приходилось уже бегать, бегали уже за мной, говорили «прими участие», «напиши», «приди», «помоги», но все это звучало, не как «ты сможешь», а как «дай»… И сейчас, когда те преподаватели что меня знают, смотря уж косо на меня, я скажу мораль – только вы можете быть своим стимулом, и только вы являетесь своей настоящей поддержкой, только вы сможете побороть все препятствия на пути к мечте, только вы, и никто больше. Так что, я только и могу, что поблагодарить за «возможность», но не за помощь, ни за что подобное. Чонгук умолк, и зал застыл, он слышал, как и правда начали шептаться недовольно преподаватели, а за ними поднялся шепот и среди студентов, причем настроение невозможно было охарактеризовать одним словом, оно было разным. - Все в ваших руках, - послышался голос мужчины, который и позвал Чонгука, он стоял тоже на сцене и улыбался. – Это если коротко и без пафоса, - зал захихикал, и Чонгук тоже не сдержал улыбки. – Чонгук сказал очень правильную вещь, ребята, обычно, студенты поступая в академию искусств, только в двадцати процентах добиваются хоть какого-то успеха, и не по тому, что у них нет таланта… - А из-за собственной неуверенности и ожидания, - подхватил альфа. – Все вечно ждут, что их заметят. Заметят их спрятанную среди кучи учебников тетрадь, услышат мелодию, которую они насвистывают тихо про себя. - Но это не так, - продолжает мужчина. – Потому что мы не можем видеть все, потому что наши глаза закрыты, а вы и не просите их раскрыть. - Будьте смелее, - Чонгук улыбается, опустив взгляд. – И ловите волну вдохновения. К удивлению Чонгука, его слова встретили аплодисментами, не все, но большинство, что разумеется радовало, хотя и не было уверенности, что выйдя из зала, ребята не забудут сказанное. После вступительной речи, Чонгуку еще задали несколько вопросов, попросили дать совет, хотя и делали это неуверенно, а затем попросили сыграть. - А на чем именно? – этот вопрос ведущая женщина встретила растерянностью. - На скрипке? Или же на чем-то другом? - Вы играете на многих инструментах? – женщина не скрыла своего удивления и тем самым показала, что совершенно ничего не знает о Чонгуке. - Вообще-то еще на клавишных, на гитаре, барабанах, а так же на виолончели. - На чем бы хотели? - Не думаю, что у вас завалялись за кулисами барабаны, - Чонгук улыбнулся на румянец женщины, и взял протянутый Чимином чехол со скрипкой. Альфа прикрыл глаза, сделал несколько глубоких выдохов, и начал играть. Почему-то он не хотел играть чью-то композицию, как и не хотел те, что написал недавно, ему на ум пришла лишь одна мелодия, которую он начал писать четыре года назад, когда приехал к отцу, когда пережил месяц, который едва не вывернул его на изнанку, он сыграл ту мелодию, которую писал, постепенно открываясь Тэхену, и какую закончил после того, как выбросил его из своей жизни. Мелодия не нежная, и не в коем случае не грустная, она резкая и низкая, обволакивающая своей темнотой и утягивающая на дно омута, из которого не выбраться. Чонгук играет эту мелодию, потому что ощущение его не отпустило, наоборот навалилось сильнее, царапая грудную клетку изнутри. Чонгук раскрывает глаза, когда заканчивает, и его взгляд встречается с почти забытым, но знакомым взглядом, полным непонимания и паники. В центре зала сидел гребанный Ким Тэхен, которого здесь быть не должно было. Ярость возвращается.