Imperium

      Всё началось десять лет назад. Точнее… началось, наверное, оно раньше. Но тогда их жизни перевернулись с ног на голову.              Восстание Орла и Эдельвейса. Многие воспринимали это название как данное в честь герба герцогства Этела: на серебряном поле чёрный орёл, обременённый эдельвейсом, во главе герба червлёное полотнище с серебряным же крестом Св. Андрея, окаймлённое лазурью. Птица и цветок и вправду были символами Этела, но то восстание — о двух орлах.              Королевство Фумье объявило королевству Адлар войну, желая отоборать у него спорное приграничное княжество Альпетт, на тот момент бывшее в подчинении последнего. Запертые для фумьерцев врата на пути к перевалам через цепи Белых гор — или же гостеприимно распахнутая дверь на пути в Этела, а то и Фумье! На стороне оборонявшихся выступил весь союз Тринитэ — давняя антифумьерская коалиция, в которой состояли также Сведанская федерация и Провинции Севера. Символом Адлара и был тот самый второй орёл.              В те времена Этела, соседнее с Альпетт, пребывало под протекторатом Фумье уже более полувека, но именно восстание лишило свободы его окончательно.              Благодаря тому, что нападение было совершено достаточно неожиданно, в самом начале войны Фумье смогло выбить для себя преимущество — за первые несколько недель фумьерцы вошли в Бизоль, сердце Альпетт, и уже готовились отправляться дальше, внутрь страны. Но стоило войскам коалиции присоединиться к бою, это преимущество было бездарно растеряно. А всё потому что командиры даже не удосужились позаботиться о поставках продовольствия для армии, проработать несколько стратегий на случай сопротивления, подготовить занятые позиции к обороне — словом, провалились по всем фронтам, слепо рассчитывая на скорую войну. Король обещал воздать им по заслугам, но спасать положение надо было, ибо ещё никогда Фумье так бездарно не вело свои войны.              Со своей стороны Этела честно выполняло обязанности перед своим «защитником», помогая им в ненужной герцогству войне людьми и провизией, но несмотря на это с каждым днём их «просьбы» всё более возрастали. Больше денег, больше хлеба, больше пороха, больше орудий, больше жизней — но ничто из этого не было бесконечным. Более того, ничто из этого не принадлежало лично фумьерскому королю! Да и сами солдаты Фумье, отброшенные на эту территорию своими соперниками, вели себя ничем не лучше алчных наёмников-разорителей, нападая на селения, словно стая голодных волков. Поборы, грабежи, насилие — этеланцев просто использовали, выкачивая из страны все соки, теперь не ради войны, а просто во имя удовлетворения низменных желаний побеждённых вояк, решивших здесь погостить. Всем это уже порядком поднадоело.              — При моём отце Этела поддалось воле захватчиков из Фумье, — тогда, больше десяти лет назад, провозглашал герцог Гундар, стоя на площади перед своим народом, — при мне наши земли наконец вернут утраченную свободу!              Справа от него стоял Адемар, слева Раймунд, позади были Рудольф, Себастьен, в прошлом охранник при наследнике, и Видау, ровесник сыновей и хороший друг герцога, а чуть в стороне — Родерих, адларский офицер, лично предложивший помощьв борьбе против их общего врага. Все они считали, что им суждено изменить историю Этела. Что же, они были в какой-то мере правы.              Фумьерцы же к восстанию были совершенно не готовы. Ещё один просчёт командования, стоивший жизни большей части его состава. Нужна другая стратегия.              Герцог Гундар был хорошим, но достаточно строгим отцом. Преданность себе он заслужил своей добротой, но способность действительно послужить ему и всему государству он развивал в сыновьях лично — и по его воле с оружием они приучились практически не расставаться. Адемар готовился стать наследником. Рудольф был бы шпионом. Раймунд, как самый старший, должен был их защищать. Семейство герцога не просто возглавило восстание, каждый из них сражался бок о бок с собственными подданными. Тяжёлым и долгим трудом они изгоняли фумьерских солдат из этеланских земель, и за несколько месяцев они укрепились в основных крепостях, хотя и сами фумьерцы к границе с Адларом пробиваться не спешили. Тем более что Провинции наступали с севера, а Сведан угрожал своим флотом на юге.              Этела охватило затишье. Уже давно начался новый год, все были поголовно вооружены, каждую ночь они ждали атаки, но на них просто никто не нападал. Порой Адемар даже думал о возвращении в столицу жены и детей, которых он отправил подальше от боевых действий, в Тэмер, столицу принадлежащего ему графства Брегон, но его братья, куда более осторожные, чем он сам, останавливали его. Большего, чем покой, им, конечно, было и не нужно, но…              — Как будто затишье перед бурей, — наконец озвучил перед солдатами свою мысль Гундар, поглаживая седоватую бороду. На следующий день, словно судьба-злодейка вняла мыслям вслух старого герцога, их атаковали.              Сам герцог тогда оставался в столице, заботясь о сердце своих владений. Войска Адемара и Родериха он отправил на главную дорогу из Лири, столицы Фумье, в Леонт — логичнее всего фумьерцам напасть именно здесь. Раймунд вместе со старым другом Себастеном стоял во главе армии с юга, Рудольф и близкий товарищ Гундара Видау руководили людьми на севере, дабы обезопасить Этела полноценно. Первый удар пришёлся по наименее многочисленной армии юга, хотя отсюда путь для большого войска в столицу был бы самым долгим и трудным — Леонт был в северной части страны.              Крепость вероломно взяли ночью.              Нападавших было не так уж и много, едва больше десятка, но их малочисленность играла им только на руку. Прибывшие под видом двух запоздалых тележек с продуктами и оружием, они напали на слишком поздно осознавших что-то солдат при западных воротах, перебили всех, кто попался под руку, пока никто не успел поднять тревогу, и были готовы прокрасться внутрь. Простое одеяние, никаких опознавательных символов, прикрытые повязками лица, словно бандиты, но натренированы они были лучше любого королевского офицера. В будущем их назовут элитными войсками и сами они станут гораздо сильнее, ну, а сейчас от них лишь нужно было поскорее избавиться.              — Чего это вы тут забыли?              За воротами с пистолетом в руках атакующих встречал подбежавший сюда Себастьен. Им немного не повезло, но это мелочь.              Гости явно были не настроены на задушевный разговор с одним из патрульных, да и сам он это осознавал. Ночное спокойствие растревожил отчаянный вопль свистка, тут же его владелец выстрелил в сторону врагов, но те оказались достаточно быстрыми, чтобы избежать ранений. Несколько из пришельцев по команде главного — вскинутой вверх окровавленной шпаге — направили на Себастьена свои ружья, свои голоса подали первая пуля, вторая, третья. Но на землю упала лишь простреленная двууголка.              «Не дело, один не справлюсь», — в тот момент эта мысль показалась настолько очевидной, что впору было посмеяться над собой. Едва заметив шпагу, Себастьен быстро поймал краем глаза скромный одноэтажный домишко, поспешно вспоминая свой детский навык лазанья где попало. Враги ожидали явно не этого, пули настигнуть его не успели — хотя одна и просвистела совсем у макушки, но он успел забраться на крышу целёхоньким, цепляясь за всякий уступ, попадавшийся по пути. На другую улицу он, по сути, скатился, едва не упав на землю, но, так или иначе, здесь быстрее и целее сбежать и не вышло бы — сюда они не полезут, оббегать далеко, а на прилегающих улочках пристрелить его легче лёгкого. Из соседних районов послышались голоса и топот сапогов — сюда явно бежали другие патрульные, но нужно было поднимать на уши весь город. Выдохнув, Себастьен побежал в центр.              Добравшись до ближайшего перекрёстка, он обратил взор на параллельную улицу — ту самую, где и должны быть напавшие, они бы как раз уже добежали сюда. Туда примчалось и несколько солдат. «Бесполезно», — только и успело мелькнуть в голове. Тут же с нечеловеческим рёвом на них налетело чудище с серой шерстью, широким оскалом, обнажающим большие и наверняка невероятно острые клыки, с тяжёлыми лапами — огромный волк на двух ногах, своими когтищами запросто разрывающий людскую плоть. Перехватило дыхание, ноги словно бы вросли в брусчатку. Себастьен мог поклясться, что ничего такого среди непрошенных гостей не видал, а подобную хреновину сложно пропустить. Он смотрел, не в силах отвести взгляд, как монстр разорвал одного из солдат пополам, а другого со всей силы ударил по голове, от чего та едва не слетела с плеч, став непонятным месивом. И только вопли оставшихся патрульных привели Себастьена в чувство.              От такого вида второе дыхание открылось посильнее первого. Об этом нужно доложиться Раймунду.              Раймунд был разбужен подчинёнными после того, как на сигнал тревоги отреагировали солдаты — один из них попросту был отправлен в главный штаб, пока другие, не зная того, пошли на верную смерть. Сегодня ночью Раймунд имел право полноценно отдохнуть, но он опять заснул в собственном кабинете, поэтому включиться в работу ему было легко — зато проснулся он уже злым до чёртиков. И новость о вторжении улучшению ситуации не способствовала.              Только выскочив из кабинета, он распорядился бить в колокол — ситуация чрезвычайная, и будить людей нужно сразу. Сам он, набросив на плечи мундир, с другими военными вышел на центральную площадь города — туда и бежал Себастьен. Светлые волосы, отросшие почти до плеч, спутались донельзя, пот ручьями стекал по лицу и шее за воротник рубашки под небрежно сидевшей военной формой. Дыхание совсем сбилось и больше напоминало хрип, ноги непривычно гудели от боли — сказывалась усталость и то, как быстро он пытался добраться до командира. Под звон тревоги они встретились с Раймундом. Едва ли дав отдышаться, тот поймал его за плечи и без всяких церемоний спросил, будто требовал:              — Сколько?              — Всего дюжина да главарь.              — Твою мать, это что, всё?!              Себастьен, то и дело глотая звуки, описал то чудище коротко и быстро, но максимально понятно. Естественно, ему не поверили — среди боевых товарищей послышались недобрые усмешки и ругань.              — Братец, всё хорошо? Ты же бредишь, — из толпы военных под их общий ропот к Себастьену вышел его старший брат Ульрих, несмотря на поздний час выглядевший всё также свежо, как днём, с зачёсанными назад светлыми с лёгким рыжеватым отливом волосами и ясным взглядом своих сине-зелёных, почти голубых глаз. Раймунд явно хотел наорать и на него, и на его брата и вообще выплеснуть весь гнев на окружающих, но непонятная сила его остановила — он сосредоточился на своих мыслях, будто пытался что-то просчитать.              — Не веришь — иди сам проверяй! — Себастьен махнул рукой в сторону ворот. В небе оттуда уже показался дым, эхом доносились крики, к тому же слышилось нечто похожее на звериный рык. Нет, ему точно бессмысленно лгать, да и не заядлый он выдумщик. Стоило тому вновь повернуться, нетерпеливо ожидая хоть каких-то действий, Раймунд посмотрел прямо в его сине-зелёные глаза, в которых читались следы отчаянно скрываемого страха, столь ему чуждого. Неужели…              — Не врёшь, паршивец… неведомая алхимическая хрень? — наконец заключил Раймунд, выпустив Себастьена из своих рук. Он и сам был алхимиком, хотя и слышал о подобном монстре впервые, но такое… такое внушало страх даже ему. Кто и как это создал… Впрочем, сейчас не до этого. Если дюжина с этим чудищем так легко вошла в крепость… — Эвакуируйте всех к чертям!              …то у его скромной армии из нескольких тысяч просто нет шансов. Тем более, за их спинами целый город, который нужно оборонять до последнего жителя, а разгорающийся огонь явно показывает отношение врага к мирным гражданам: с армией или без армии, этой земле в любом случае гореть синим пламенем. Сражение уже проиграно, их попусту застали врасплох, как когда-то они своих врагов. Осталось хотя бы минимизировать потери.              — Любыми силами выведите через восток всех, кого сможете, — Раймунд повернулся к соратникам. — Доведите их до ближайшего укреплённого пункта — но не на дороге в Леонт, услышали?! Останьтесь там с жителями и охраняйте их. Ты, — он взглянул на Ульриха, — будешь главным. Я еду на север. Нужно предупредить остальных.              — Возьми Баши, полковник, — Ульрих кивнул на Себастьена — он для всех трёх братьев с детства являлся близким другом и не раз оправдывал их доверие в прошлом. — А то кому тебя охранять?              Тот и не спорил со старшим, да и Раймунд на то был согласен. Последний благодарно, но коротко махнул двууголкой и направился в сторону лошадей.              — Рассчитываю на вас.              К полудню следующего дня они приехали в ставку к Адемару. Тут же Рудольфу с Видау было отправлено сообщение о произошедшем, а сам Адемар, немало обескураженный от услышанного, оставил брата и друга вместо себя и отбыл в столицу, дабы обсудить дальнейший план действий с отцом лично. Не до конца поверив в пересказанные ему события, Гундар всё равно постановил собрать все войска в столице и оборонять её от всякого чудища, что решит забраться в город, но вне окрестностей Леонта в бой не ввязываться — неизвестность страшила, и лучше её избегать, пока та не стала обыденностью.              Письмо с распоряжением отца Раймунд получил в тот же день, когда к нему с донесением прибыл раненый в плечо Ульрих. Город был сожжён дотла, как и предполагалось, редкие солдаты и жители успели сбежать, оставшиеся несколько сотен военных не пережили бы открытое сражение, но напавшие и не стремились их догонять — они лишь хотели ударить Этела прямо в сердце и расправиться с ним раз и навсегда. А что может быть лучше, чем нанести точечные удары по ключевым крепостям, нападая и скрываясь столь стремительно, что отыскать их практически невозможно? Дюжина натренированных бойцов передвигается явно быстрее и незаметнее, чем многотысячное войско, так что времени оставалось мало. Раймунд вывел их с Родерихом армию настолько быстро, насколько мог, то же самое сделали Рудольф и Видау, но один человек показался возле столицы немного быстрее.              За несколько дней до прибытия хоть какой-то подмоги Гундар получил прошение о переговорах от самого принца Бонфуа. Помимо прочего, он сообщил, что находится поблизости от Леонта. Как же быстро из охотников они сами стали загоняемой в угол жертвой!              Двигался ли он в сторону столицы вместе с той кучей бандитов или был её частью? В любом случае, с врагом на войне нужно общаться очень осторожно. Но и отказывать принцу не стоило — к тому же, вдруг получится выбить мир и свободу? Переговоры иногда бывают весьма полезны, всё-таки. И тем не менее, старый герцог дерзнул выдвинуть приличное количество условий, при которых они состоятся. Гундар был хозяином на этой земле, а потому Франциска сопровождали этеланские солдаты, его меч был в руках одного из них, а из всей его свиты с ним допустили только его младшего брата Теодориха — это уже было условие самого принца. Сама же встреча должна была состояться на Золотой площади, на границе старого города с новым, и народ, в том числе сыновья и ближайшие союзники Гундара, был бы свидетелем их переговоров. Обсуждение всех обстоятельств заняло несколько дней, учитывая, что обе стороны общались лишь через посредников; явно ограниченные потенциальные преимущества соперника, так ещё и оттянутое время — вот чего добивался герцог.              Но в коварстве и вероломстве из всех наиболее умелы фумьерцы.              Два голубоглазых блондина в парадной форме высших офицерских чинов королевства Фумье. Франциск, тот, что постарше, неотразим и великолепен, с самоуверенной улыбкой и дерзким взглядом, успевающим охватить всех присутствующих. Другой, юный Теодорих, серьёзен и немного воинственен, с грубыми и одновременно немного детскими чертами лица, глядел лишь вперёд, прямо на герцога. Волосы первого были изящно собраны в небольшой хвост, а простейшая, буквально мальчишеская причёска второго выглядывала из-под двууголки с эмблемой королевства. Старший шёл самодовольно, младший — уверенно; несмотря на различия в облике, оба они хотели показать, что они здесь правят бал. В назначенный день и назначенный час Франциск вместе с братом предстал перед народом этеланским. Небоеспособные жители Леонта разместились в самом хвосте толпы, перед ними — солдаты, их мужья, сыновья и отцы, чуть дальше — офицеры и кавалерия, а во главе — Гундар и его приближённые. Сам он стоял впереди всех, оперевшись руками на отнюдь не пустые ножны, поставленные перед собой, его наследник, будучи чуть позади, внимательно следил за четырьмя идущими. Подмога же всё ещё была в нескольких десятках километров от столицы, обе армии соединились, но своим сыновьям он приказал явиться сюда любым образом, даже в одиночку. Тем не менее, они долго не шли. Казалось, что принц Бонфуа уже явился, и придётся начать переговоры без них, но вот, буквально прорвавшись сквозь людей, рядом с отцом, но на расстоянии от него, оказались Рудольф и Раймунд. Себастьен, разумеется, вызвался идти вместе с ними, оправдываясь указанием брата защищать последнего, а значит и первого, и сейчас со своими товарищами нагло пробился вперёд старших по званию.              Привычный звон церковных колоколов оповестил о том, что Франциск изволил не опоздать. Церковь Св. Андрея обозначала границу этой площади, и герцогская семья находилась совсем недалеко от неё, пусть не возвышаясь над толпой, как обычно, но величественно, со всей роскошью и помпезностью обустроив площадку для переговоров. Позади них вся не очень большая площадь была наполнена людьми до краёв, и некоторые улочки по бокам вмещали неуспевших, а не в меру любопытные дети и юнцы забирались на крыши, чтобы разглядеть происходящее. Всё то время, что они ждали, стоял громкий гул, но появление гостя обозначил военный оркестр, помещённый ровно между солдатами и офицерами, — и было что-то тревожное в их игре; они встречали врага. Едва музыка заиграла, по люду прошёлся шёпот, и вскоре все умолкли, готовясь слушать разговор двух монархов — вернее, одного нынешнего и одного будущего. За народом умолк и оркестр.              — Со всем почтением приветствую Вас, Ваше Королевское Высочество, господин друг мой и друг моего отца, герцог этеланский Гундар, — чересчур высокопарно и старомодно заговорил Франциск во весь голос, размашисто взмахнув в поклоне, будто в издёвке, двууголкой с огромным белым пером. Его брат ограничился сдержанным кивком, всё равно не получил бы он слова от старшего. — Доброго здравия и вашим сыновьям, и знатным защитникам вашей страны.              — Поприветствуйте весь народ, — потребовал Гундар, но принц его совершенно не слушал.              — Оба наших государства истощены этой кровопролитной войной, а вражда с драгоценным союзником лишь больнее ударяет по вашим и нашим людям, — продолжал он свою приторно пафосную речь. — Нам всем будет лучше, если мы договоримся хотя бы о перемирии.              — Не стану спорить, — отвечал Гундар кратко. — Но Фумье не отстанет от нас настолько легко, ведь так?              — Что ж… — Франциск не очень натурально помялся. — Я не в силах изменить волю своего отца, потому…              — Говори прямо, паршивец!              «Паршивец» был всего на два года старше нынешнего наследника этеланского престола, к тому же в прошлом оба их отца неплохо общались, пусть и с опаской со стороны герцога, да и с высокомерием со стороны короля, но первый всё равно считал, что имел полное право так обращаться к сыну второго. Принц на такое всегда злился, вот и сейчас он отбросил свою фальшивую вежливость и заговорил уже строго и холодно. Молча сносить оскорбления от проигрывающей стороны он не намеревался.              — Хотите мира — заплатите за него свободой. Полностью и без всяких поблажек. В наказание за предательство.              Гундар не услышал, скорее почувствовал, что люди за его спиной начали шептаться, переговариваться, а потом и вовсе перешли на выкрики, даже Раймунд непозволительно громко и крепко выругался, на что его одёрнул выступивший чуть вперёд Рудольф, хотя он явно был с ним согласен. Адемар схватился за рукоять шпаги и был готов её выхватить да применить по назначению, он уже шагнул вперёд и едва сдерживался от взбешённого вопля, как отец выставил перед ним руку, даже не поворачиваясь к нему. Две пары глаз одного цвета пытались испепелить их противника; нельзя сказать, что Гундару был чужд этот праведный гнев. Фумье и так отбирало у них свободу всё сильнее и сильнее, теперь оно желало их подчинить до конца! Этого стоило ожидать.              — Предать можно только друга или брата, а вы нам только волк в овчарне! — прогремел его низкий голос в попытке перекричать толпу.              — Волк? — Франциск вдруг слишком уж восторженно засмеялся. — Невероятно точно сказано!              Знакомым жестом его рука поднялась в воздух, ровно выпрямленная, но с изящно опущенной ладонью, заключённой в белую перчатку — Себастьену этот жест казался уже где-то примеченным, так что он невольно толкнул Раймунда локтём в бок. Этой руке как будто чего-то не хватало. Окровавленной шпаги, например.              Быстрый и безмолвный сигнал атаковать. Себастьен буквально рефлекторно толкнул Рудольфа в руки Раймунду, заставляя обоих отшагнуть в сторону, и был готов кинуться к герцогу с Адемаром, но вдруг застыл, заворожёно глядя вместе с ними на что-то до ужаса знакомое — и до сих пор до конца не рассмотренное. С нечеловеческим рёвом Теодорих, поныне безмолвно стоящий рядом с братом, содрогнулся в страшных конвульсиях и обратился в то самое чудище, что Себастьен видел в сожжённом городе. Кожа его покрылась серой шерстью, на руках, нет, лапах появились огромные и невероятно острые когти, лицо обратилось пастью, злобный оскал обнажил клыки, а рубашка не выдержала под напором сильных мышц и пошла по швам. Даже самые смелые офицеры позади застыли в немой панике, а те, что потрусливей, закричали и бросились в разные стороны, открывая вид задним рядам и сея панику в толпе. Но зверь не стоял на месте — он кинулся к герцогу и его сыновьям, на мгновение замер, будто не решаясь, и вдруг размашисто ударил по ним, вырывая из их груди крик, словно не был никогда человеком. В последний момент Себастьен, в несколько прыжков приблизившись к ним, с силой дёрнул их за руки, заставляя развернуться хотя бы боком. Гундару удар пришёлся на спину, тот потерял равновесие и упал на землю, хотя и тут же попытался подняться, у Адемара глубоко было рассечено плечо, даром что левое, он машинально схватился за него и отступил от врага.              — Да что ты за хрень?! — крикнул Себастьен, выступив вперёд них.              Не обрадовавшись такому именованию, Теодорих, если зверя всё ещё можно звать так, замахнулся уже и на самого крикуна, но тот выхватил пистолет и отчаянно, целясь, куда попало, а не в жизненно важные точки, выстрелил в него, потом ещё и ещё — пока не закончились патроны. Тот взвыл от боли, и это дало немного времени, чтобы подхватить Гундара под руку и потащить его в сторону церкви.              — Пусти меня к этому подлецу! — герцог всё ещё был готов сражаться, несмотря на рану, что могло обернуться плачевно. К ним подбежал Раймунд и поймал отца с другой стороны. Его срочно нужно было уводить отсюда — он сам и в жизни не уйдёт, и отнюдь не из-за невозможности ходить.              — Отец, не глупите! — не выдержал Рудольф, уводя с собой и Адемара — а тот с не меньшим энтузиазмом уже обнажил шпагу и едва не напал на зверя в ответ.              Нельзя было потерять и герцога, и его наследника в один день. Пусть это значит побег. От такого монстра отступить было не грешно.              Нераненые оттащили их к церкви, что казалась сейчас самым лучшим приютом для раненых. Рудольф остался успокаивать их ярость и боль, хотя сам едва сохранял спокойствие духа. Раймунд с Себастьеном, одолжив у подвернувшихся по пути военных патроны, вернулись на площадь. Зверь-Теодорих пришёл в себя и принялся за оставшихся простых смертных, с кем он разделывался без всякого труда. Паника в толпе всё не прекращала нарастать, никто ничего не понимал, но всем было страшно, оркестр покидал инструменты, солдаты — ружья, лошади кавалерии взбунтовались и почти не подчинялись хозяевам, а только в ужасе ржали и порывались унести их куда подальше. Крик «бежим!» облетел все ряды, народ устроил давку, кто мог, тот попрятался в ближайших домах, Франциск же разделался с охраной, приставленной к нему, забрал свой меч и присоединился к брату в устроенной ими резне, не скрывая ухмылки, отдававшей звериным оскалом.              Он с самого начала не планировал никакого перемирия, это была хорошо просчитанная ловушка. Перебить людей, запугать, сократить их силы, показать устрашающие способности одного — всего лишь одного его подчинённого, его брата! Стоило бы догадаться, что именно он был во главе тех «разбойников». Нет, наверное, Гундар это просчитал и попытался обезопаситься, как мог, как понимал происходящее, но в итоге сам попал на его уловку. Франциск умел плести сети интриги гораздо лучше, чем даже его собственный отец. Страшного преемника король себе создал.              Раймунд и Себастьен, пока их не заметили, решили заняться выжившими, кому повезло — или не очень — пережить столкновение с Теодорихом. Сражаться с ним или его братом было бы самоубийством, но те двое, буквально на уровне инстинктов почуяв их возвращение, не стремились к ним возвращаться и навязывать бой. Им теперь было важно количество, а качество уже достигнуто первым ударом, добить выживших можно и позже. Кроме того, помощь оказалась бы минимальной: немногим из подобранных суждено было добраться живым хотя бы до церкви, число павших прибавлялось с каждым мгновением — всеобщая паника сама добавляла их, а когти и зубы монстра в дуэте с клинком умелого бойца были страшным оружием. Сначала дюжина, а теперь всего двое, ну не позор ли это? Но страх перед неизвестным бил в разы сильнее, чем королевские сыновья, а до того и их превосходно натренированные приближённые.              — Стреляйте вы, идиоты! — отчаянный вопль Раймунда тонул в криках людей, но оставшиеся на поле боя солдаты больше интуитивно пытались отстреливаться и сами. Несколько пуль попало в Теодориха, серая шерсть уже почти вся окрасилась кровью, своей и чужой; Франциск явно использовал его как живой щит, но тот всё равно продолжал убивать и калечить, будто гипнотизированный. Не человек, машина, которая сделает всю грязную работу и за спиной которой можно спокойно спрятаться.              Сквозь толпу к церкви, окольными путями, выдерживая приличное расстояние от напавших, прорывались трое: мужчина и женщина средних лет, а с ними юноша, явно их ребёнок. Когда Раймунд с Себастьеном в очередной раз выходили из церкви, глава семейства поймал первого за руку.              — Полковник! Мы медики. Разрешите…              — Займитесь теми, — не дав тому договорить, он кивнул на церковь, — да не высовывайтесь, пока не скажу.              — П-прошу взять меня с вами! — вдруг выпалил юноша, оказавшись прямо перед Раймундом, к его немалому удивлению. Себастьен хотел было отправить его за родителями, но бастард жестом велел ему молчать. Сейчас было не до споров, да и лишние руки, к тому же умевшие обращаться с ранеными, никогда бы не помешали.              Втроём они вернулись к делу. Ещё одна жизнь была, они надеялись, спасена, ещё одному человеку дали время хотя бы для нескольких молитв перед смертью, ещё один товарищ испустил дух прямо на их руках… Но резня потихоньку затихала, площадь погружалась в не менее пугающее молчание. Кто смог, тот унёс ноги, кого-то затоптали, зарезали, растерзали или случайно застрелили свои же. Сам Теодорих был сильно ранен и потихоньку терял силы, казалось, только Франциск на всей земле готов биться ещё и ещё. Даже когда его брат с грохотом упал на брусчатку и лишь следил за ним безразличным взглядом стеклянных тёмно-синих глаз, он какое-то время не реагировал на это, увлечённо сражаясь с одним из офицеров, и только когда тот был повержен, принц обратился к союзнику.              — Это всё?              Себастьен с юношей уже уходили к церкви, но Раймунд остановился, на расстоянии наблюдая за братьями, и крепко сжал рукоять висевшей на поясе шпаги. Старший и младший, совсем как они с Адемаром, да и Рюди, только оба законные. И оба они ненавидят друг друга с детства, насколько он помнил рассказы отца да собственные наблюдения. Воспитал ли их так отец? Вполне вероятно. Король Людовик, в отличие от герцога Гундара, заметно поощрял соперничество, борьбу среди своих сыновей, считая, что только сильнейший достоин занять трон Фумье. Эти двое её не стыдились — возможно, считая её источником своей личной силы.              — А тебе что, мало? — Теодорих зарычал, но уже почти по-человечьи, и тут же захлебнулся собственной кровью.              — Удивительно слышать это от самого себя в адрес такого ничтожества, — Франциск выставил шпагу перед собой и легко коснулся остриём шерсти прямо на его шее, — но я ожидал от тебя большего.              — Я подчиняюсь тебе по воле отца, а не для утешения твоих ожиданий, брат.              — Ты мне не брат, животное, — в его интонациях не оставалось ничего людского, хотя голос его да внешний облик оставались прежними.              Его клинок резко взмыл вверх в непреодолимом желании покончить с человеком-зверьём, стоящим на коленях перед своим будущим повелителем, проткнуть его шею и добить несчастного злодея, на которого он смотрел взглядом холоднее самой стали. Но вдруг с громким звоном шпага столкнулась с оружием противника, преградившим собой путь, её остриё застряло меж прутьев гарды-корзины, чудом не задев хозяина. Несколько запыхавшийся от скорого бега Раймунд нагло влез в их разбирательства.              — О, неужели ты защищаешь жестокого убийцу? — Франциска это, кажется, сильно развеселило. — Неужели не хочешь предать его заслуженному наказанию, неужели не хочешь отомстить за товарищей?              — С подонками, вроде него, разберёмся мы сами, — тот, выпустив остриё, отбил его шпагу в сторону и выставил свою перед собой в защите, — казним его перед всеми, кто был здесь сегодня, и тебя на плаху за ним же отправим. А разборки двух бандитов — не закон и не справедливость. И уж тем более не месть за моих людей, не смей даже вспоминать о них!              — Закон, справедливость… — принц не собирался сражаться с Раймундом, что он и выказал, опустив оружие. — Смею напомнить, на войне закон безмолвствует. Что уж говорить о второй, довольно ветреной даме.              Едва Раймунд на мгновение потерял бдительность и отвлёкся на речи Франциска, забыв о его шпаге и о Теодорихе, как тот с самодовольной усмешкой вонзил в горло брата клинок, да поглубже и посильнее, заставив соперника инстинктивно отпрянуть. Кровь фонтаном брызнула, окропив собой одеяния принцев, брусчатку и лежавшие поблизости тела погибших. Зверь хрипел своим странным смешанным, оттого ещё более пугающим голосом, дрожал всем телом, из последних сил пытался поднять лапища и хотя бы оттолкнуть от себя брата. Но тот и сам отступил в сторону, перед этим вытащив из него шпагу. Просипев какое-то слово, явно проклинающее Франциска, Теодорих окончательно повалился на камни и затих.              — Отказ от нашего предложения расценивается как дальнейшее неповиновение и призыв к продолжению боевых действий, — спокойно отчеканил принц. — Королевство Фумье в моём лице готово принять ваш вызов, но, понимая ваше сегодняшнее состояние, мы согласны великодушно предложить вам отсрочку боевых действий на один день ровно с этой минуты. Дальнейшую судьбу наших взаимоотношений с герцогством Этела определит ход сражений — или же, если вы того пожелаете, добровольная сдача одной из сторон. Я осознаю, что вы не являетесь легитимным представителем династии…              — Заткнись к чёртовой матери ты уже! — со всей присущей ему яростью перебил Франциска Раймунд. Его меч посмел взглянуть остриём в глаза королевскому отпрыску. — Если будет нужно, и до твоего грёбаного замка дойдём!              — Вот и славненько, — улыбнулся тот с каким-то даже обаянием. — И благоволит Бог тому, чьё дело праведное.