Imperium

      На кладбище было как всегда тихо, и даже вóроны не решались тревожить покой этого места, где под траурным пасмурным небом провожали в последний путь ещё одну несчастную душу. Вокруг гроба стояли семеро. Все мужчины и юноши — в чёрных рубашках, жилетах и пиджаках, одна молодая девушка — в чёрном же платьице и скромной шляпке в тон. У всех в руках было по цветку.              В редкий непраздничный день «Флорей» был закрыт.              Вся семья Адемара была на похоронах его брата. Они попрощались с ним дома, не желая привлекать лишнего внимания посторонних. На похороны никого не приглашалось — да и кого они могли знать? Из ныне живых товарищей Рудольфа им известен был лишь Себастьен, но с ним они напрямую бы не связались, даже если кто-то из них этого действительно хотел. Но нет, проститься с Рюди они пожелали в узком кругу семьи. Службу они уже провели дома, и сейчас, могло казаться, осталось немногое… Если не считать загадочных обстоятельств его смерти.              Все они об этом тактично молчали, но у каждого на губах застыл немой вопрос. Почему? За что его убили? Кто это сделал и по чьей воле? Кому Рудольф перешёл дорогу?              Нет, у них было одно очевиднейшее предположение. Но оно всё равно не объясняло и половины.              Хоронили неподалёку от центра кладбища, откуда расходились усыпанные мелким щебнем дорожки, ведущие к могилам, одинакового роста, но разной формы. Там стоял невысокий крест из чёрного мрамора, увитый одинокой веточкой плюща, возле его основания разместилась небольшая плитка, тоже из чёрного мрамора, с вырезанной фразой: «Памяти павших этеланцев». За ним виднелись другие дорожки, в том числе шире прочих, ведущих к высоким кладбищенским воротам. Пожухлая трава и деревья с практически полностью опавшими жёлтыми листьями вкупе с пасмурным небом, что, казалось, темнеет с каждой минутой, создавали поистинне траурную атмосферу, даже сильнее, чем сами скорбящие люди в тёмных одеждах и платками у глаз. Даже могильщики, работавшие у могилы убитого Рудольфа, были почтительно строги и молчаливы, когда отложили лопаты и взялись за верёвки.              Гроб был опущен в могилу. Первым на правах старшего к ней безмолвно шагнул Раймунд. В руках, защищённых перчатками, он неосознанно крутил подвядшее соцветие аконита — ядовитого волчьего корня, чуть ранее состоявшего из трёх фиолетовых цветков, но один из них опал по пути сюда и затерялся где-то в траве. Карие глаза сосредоточенно и напряжённо смотрели на могильный камень, будто пытаясь выспросить у покойного все подробности его смерти. Но тот упрямо молчал. На крышку гроба мягко упал аконит, требующий мести, обещавший её вернулся к своей семье.              Следующим был Адемар, и из его рук в могилу отправился дерзкий, но изящный амариллис. Герцогские дети ограничились общим скромным букетом из скорбящих хризантем, а подчинённые Раймунда подарили Рудольфу в последний путь два надеющихся птицемлечника. Но едва их цветы коснулись крышки, а они уже были готовы вернуться, их резко остановило зрелище, открывшееся недалеко от входа на кладбище.              Огромная по сравнению даже с этой семьёй процессия направлялась в их сторону. Во главе процессии шёл сам герцог Этела, принц Бонфуа, видимо, он всё-таки соизволил проводить своего подчинённого в последний путь. С ним явились его ближайшие соратники, многие из которых были знакомы Адемару, его брату и детям слишком уж хорошо. Впереди, неся огромные букеты из совершенно случайных цветов и трав, шли две женщины, Эмелин, талантливая алхимичка, и Эллингарт, то страшное существо, что первая назвала бы химерой, — с ними братья сражались лично, когда даже именования подобным монстрам не нашлось. Следом за ними было несколько солдат, среди них также известный братьям с восстания огненный алхимик; рядом Раньери, по слухам, главный фаворит нынешней герцогини, да и что он, что она были родом из Фьоре, практически вассального королевству Фумье герцогства. Почти в конце, прямо перед своими господами, находилась пара фрейлин, а по бокам от наследного принца, замыкающего процессию, шли сразу двое. Под руку Франциск вёл свою жену, Витторию, почти на двадцать лет моложе, чем он сам; по другую руку от него следовал его личный охранник, и звали его Себастьен. Ему, пожалуй, представление не нужно.              Первым, не считая почтительно отступивших на несколько шагов могильщиков, среагировал сам Адемар.              — Нашли, когда выставлять силу напоказ!              Едва непрошенные гости оказались в нескольких метрах от своих былых соперников, он широкими шагами выскочил вперёд и преградил дорогу идущим. Те вынужденно остановились и заставили замереть всю колонну, из-за чего Франциску вместе с женой и охранником пришлось пробиться вперёд и предстать перед герцогом по праву.              — Извольте уйти с дороги, господин, — потребовал Франциск.              — Вы не были приглашены на похороны, Ваше Фумьерское Высочество, — несмотря на притворную вежливость, ответ звучал слишком уж нагло и саркастично.              — Но Рудольф был моим подчинённым, следовательно, я имею право здесь быть.              — Справедливое замечание, — Адемар скрестил руки на груди, — но вам не следовало опаздывать, как и проявлять неуважение к родственникам и самому покойному.              — А вам бы не следовало так хамски указывать вышестоящим лицам.              Франциск оттолкнул оппонента, чем вызвал неподдельное возмущение последнего, взял из рук одной из подчинённых цветы и, отпустив жену, в одиночестве проследовал к могиле. Массивный букет грузно упал на крышку гроба, придавив собой дары семьи погибшего, и принц Бонфуа поспешил вернуться к своим. Его сменили Эмелин с Эллингарт, и к первому в итоге отправился и второй букет, хотя ни один мускул на спокойных лицах этих женщин не дрогнул. Тем временем Раймунд, не выдержав, сам шагнул в сторону явившихся, а конкретно — к Себастьену.              — Нечего устраивать здесь бестолковые обмены оскорблениями, — говорил он строгим, но медленным крещендо, — у нас есть проблема поважнее, и не одна. Кто убил нашего брата, за какие заслуги он это сделал и почему ты, — он резко дёрнул старого друга, ныне ставшего врагом, за руку и заставил взглянуть на себя, — лично ты того не предотвратил?!              — Разве я сторож брату твоему? — Себастьен выдёрнул руку и на шаг отступил. Его слова звучали не так громко и яростно, как тот любил отвечать на выпады, но грузно и злобно, хотя в его взгляде явно читалось, что он всё-таки сожалел о смерти товарища. Поручил ли Франциск ему исполнить преступление или же Баши ничего не знал, и смерть Рудольфа была шоком и для него? Нет, личному охраннику будущего короля положено быть в курсе, даже если тот этому не способствует. Или же быть прилежным пёсиком, исполняющим любой приказ хозяина. — Моя работа — принца сторожить, не более.              — Не притворяйся невинной девой, — процедил Раймунд в ответ. Отставать он не собирался, так что он схватил того за грудки и притянул к себе. — Признавайся! Твоих рук дело?!              — Отпусти меня! — Баши сжал его запястья, пытаясь отцепить его от себя и вырваться. — Я его не убивал! Не убивал!              — Врёшь!              И Раймунд вдовесок к своим словам замахнулся и ударил своего врага кулаком в челюсть. Хотя тот и успел уклониться, но совсем немного, удар получился смазанным, но всё-таки болезненным. Вырвавшись из невольно ослабшей хватки, Цвингли бросился к нему и врезал ему по носу. Глаза невольно заслезились, по губам и подбородку потекла кровь, капавшая на одежду и высохшую траву. Отерев её, невольно размазав по всему лицу, Раймунд уже был готов к следующему удару. Жаль, что не взял с собой шпагу, но можно обойтись и алхимией, нужно лишь застать его врасплох. Себастьен, будто вспомнив детство с их полушутливыми драками, быстро разошёлся и согласился на невысказанный вслух вызов, а потому сейчас он уже завёл руку и был готов продолжать, но едва попытался ударить, его соперник со внезапным хлопком в ладони резко нагнулся к земле и коснулся её — под его ладонями с глухим звуком возник простоватый, но достаточно острый нож. Контратака не заставила себя ждать, Раймунд вскинул руку с оружием и почти задел лезвием шею противника, вовремя увернувшегося от выпада — от последнего остался лишь порез на подбородке. Отпрянув, Себастьен поймал бывшего друга за запястье, но тот со всей силой ударил второй рукой, левой, по его — в ответ раздался вскрик, слишком уж громкий для такого удара, особенно от подобного солдафона.              — Один удар и уже разнылся, как девчонка?! — издевательским тоном отозвался Раймунд. — Слабак! Позорище этеланской армии!              В ответ тот ничего не сказал, продолжая беспорядочно замахиваться на него кулаками. От них бастард уклонялся слишком просто, словно играючи, он перестал воспринимать своего противника всерьёз. За что и поплатился — Себастьен схватил его за рукав левой руки и сжал со всей силы. Руку охватила короткая светло-голубая вспышка, рассеявшаяся столь же внезапно, как и возникла. Сами враги еле удержались на ногах от сильной отдачи, но продолжали стоять друг против друга. От остатков сожжённого рукава валил пар, обнажая под ними металлический протез.              — Железная… рука?.. — ошарашенно пробормотал Цвингли.              — Эй-эй-эй! С каких это пор ты стал алхимиком, безмозглая тварь?! — выпалил не менее шокированный Раймунд.              — Себастьен, хватит.              Вклинившийся в их перепалку властный голос Франциска, на удивление, заставил дерущихся затихнуть и отступить друг от друга. Раймунд и Себастьен огляделись и заметили, что остальные солдаты уже наставили на них оружие, тем временем герцоги, бывший и настоящий, встали между ними, впиваясь друг в друга глазами, полными ненависти и презрения. Если бы только эта драка решала их проблемы, будь только возможность покончить со всем этим здесь раз и навсегда… Раймунд оглянулся назад на детей. Лаура и Гис стояли по обе стороны от Тима, все трое вытянулись, словно по струнке, от напряжения, но не решаясь встрять в «разговор» взрослых. Зато это очень порывался сделать Робель, но единственное, что его сдерживало — это рука Рафаэля, крепко, насколько позволяла их разница в силе, державшая его за запястье. «Плохой пример подаёшь», — мысленно отругал себя Раймунд и повернулся к брату.              — Могу ли я попросить Ваше Фумьерское Высочество оставить нас попрощаться с нашим братом? — в голосе Адемара чувствовалось напряжение, он сам сдерживался из последних сил.              — Охотно, мы сделали всё, что хотели, — кивнул Франциск и пошёл к своей свите, но неожиданно развернулся. — От себя добавлю, что и для меня трагическая гибель Рудольфа стала настоящей неожиданностью. Искренне соболезную и обещаю отыскать убийцу, во что бы то ни стало. Приятного вечера.              По взмаху руки Франциска молчаливая процессия двинулась обратно, разве что не так стройно, как пришла: Себастьен ушёл в самое её начало, словно бы стесняясь смотреть в глаза кому-либо после случившегося инцидента. Пробормотав нечто оскорбительное себе под нос, Раймунд подал знак могильщикам, чтобы начинали закапывать. Адемар ещё долго провожал взглядом пресловутую процессию, и, как только последний человек из неё покинул кладбище, он обернулся к семье и выдохнул от облегчения, даже чересчур громко. Учитывая, на что способны люди Франциска, сегодня никто из них не выжил бы. Им просто повезло, что их не хотели убить.              — Какого чёрта ты тут устроил, брат! — всё-таки не выдержал он наконец, когда почувствовал, что они в безопасности. — Влез в драку, да ещё и свою алхимию вытащил! Совсем страх потерял?!              — Не тебе меня отчитывать, мелочь герцогская, — Раймунд отвернулся и потрепал Адемара по голове, отчего тот лишь фыркнул и отпрянул в сторону. Меньше года разницы — отличный повод этим кичиться, по крайней мере, пока «старший» не превращают в «старикан».              — Могу отчитать тебя я! — к нему вдруг подскочил Робель и без всяких церемоний схватил за железную руку, дабы оглядеть, всё ли в порядке с протезом. — И без тебя работёнки хватает, хочешь меня ещё нагрузить?!              — Да он ещё мало ему навалял! — отметила Лаура, на что её старший братец толкнул её в плечо.              — У нас всех работёнки хватает, — примиряюще вздохнул Рафаэль. — Но в свободное время стоит заглянуть в гости к дяде Рюди, не думаете?              — Засранец не так прост, как кажется, — согласился Раймунд, но всё равно пожал плечами. — Но даже если он что-то и оставил, то его квартирку наверняка уже обнесли военные. Да и кто нас после сегодняшнего пустит?              — Но ведь попытка не пытка…              — К тому же, мы его родственники, — подхватил Адемар, на что тот кивнул, — имеем право.              Оглядев семейство, Раймунд только и мог, что развести руками и согласно кивнуть. Будучи профессиональным шпионом, Рудольф бы ни за что не побежал в открытую к ним, не оставив какие-либо зашифрованные бумаги. Нельзя исключать возможность, что его шифр если не взломали, то просто могли всё вынести или предать огню, чтобы не мучиться и не искать иголку в стоге сена. И всё же их брат никогда не забывал о своих племянниках, родных и приёмных, потому не стал бы подвергать их опасности, зная то, что он собирался им рассказать. Как там говорит малой, попытка не пытка? Из задумчивости его вывел голос Гиса. Самый младший в семействе, а потому редко втягиваемый в разборки, он опасливо косился по сторонам и одёрнул Тима, но на его вопрос лишь покачал головой. Показалось ему что-то?              Война закончилась ещё десять лет назад, а все до сих пор на нервах. Даже ему, Раймунду, порой кошмары снятся.              ***              Кто знает, Бог ли покинул Этела или же Франциск разделался даже с ним. Но тогда леонтцы были обречены.              В день Золотой резни, каким он остался в истории, была потеряна бóльшая часть армии, находившейся в столице, но у этеланцев ещё оставались войска. Родерих и Видау вместе со своими людьми вошли в Леонт практически ночью, выступив, едва получили весть о случившемся. Раймунд приказал на рассвете призвать известных ему алхимиков, среди них и Ульриха, — клин ведь клином вышибают. Та пара медиков, чьего сына звали Рафаэль, занялась выхаживанием раненых на правах главных и запросила помощь других врачей и добровольцев, а церковь Св. Андрея стала заместо госпиталя. Гундар и Адемар были отправлены в замок залечивать раны, хотя на следующий же день они заявили, что полностью готовы сражаться наравне со всеми, и никакие уговоры их остановить не могли. Себастьен и Рудольф организовали сбор тел с площади, пока те не начали гнить.              Немногое можно было успеть за данный им день. Не без помощи собранных алхимиков под руководством Раймунда и Ульриха начали выстраиваться баррикады — на них шло буквально всё, что попадалось под руку и что плохо лежит. Город ощетинился двумя линиями заграждений на основных улицах, ведущих от центра города к его границам. Перед недостроенными баррикадами и позади достроенных было выставлено прибывшее войско, вся южная часть города была готова к обороне, но все понимали, что это не более чем жест отчаяния и что они лишь оттягивают своё поражение. Город был запуган, но без боя было сдаваться нельзя. Сладко и славно умереть за отечество, но горько доживать свой век, осознавая предательство, соверши ты его. В первую очередь это относилось к властителям восставшей страны.              И тем не менее, Франциск как будто игрался с ними. А может, он пытался истощить их, вынудить сдаться самим… Он больше не объявлялся. Заместо себя он послал две одинаковые группки солдат, возглавляемые двумя страшными женщинами. Одна из них, в фиолетовом плаще, была сильнейшим алхимиком, которому, казалось, никаких правил не писано: пока этеланцы возились с материалами, та создавала что её душе угодно чуть ли не из воздуха, пока солдаты пытались загнать её в ловушку всеми способами, она действовала на расстоянии и исподтишка, не поддаваясь, а её навыки никак не соответствовали тому, чем владели местные алхимики. Вторая, в простецком зелёном платье, оказалась чудовищем вроде погибшего Теодориха, только птицеподобным: едва она меняла свой облик на нелюдской, её кожа частично покрывалась чёрными перьями, а ноги становились тонкими вороньими лапами с цепкими когтями, разрывающими плоть без всякого труда. В отличие от принца, она как будто ещё не привыкла к бытию таким чудищем и действовала грубовато и непродуманно, но слишком уж быстро она осваивалась со своим новым телом.              После первых встреч с этими дамами Гундар был почти насильно оставлен в церкви под строгим присмотром семьи Рафаэля, тогда как неуспокаиваемый Адемар собрал остатки боеспособного войска и вместе с Видау и Родерихом отправился сражаться несмотря ни на что. Их соперницы действовали умело и аккуратно, не попадая под обстрел или клинки, но при этом расправляясь с солдатами по нескольким в день. Они явно не старались уничтожить всех, лишь оттянуть время. Старый герцог догадывался, ради чего. Часть офицеров была отдана в подчинение Рудольфу, и он организовал разведку вокруг столицы. Разведка дала свои плоды: один из офицеров, решивший поработать на фумьерцев, был пойман недалеко от «лагеря» последних и после допроса с пристрастием признался, что Фумье пригнало армию с севера.              — Отец! Брат!              Но, несмотря на уговоры не рисковать собой, Гундар частенько выбирался к солдатам, если не сражаться, так хотя бы лично проследить за их работой и поотчитывать сыновей. И сейчас он тащил к церкви Адемара, подхватив под руку, — тот был ранен, пусть и не смертельно, но порез на животе, обнажаемый порванной формой и прикрытый лишь ладонью, не мог не вызывать опасений. К герцогу и его наследнику подбежали Раймунд с Себастьеном, последний кратко приставил ладонь к голове в приветствии, а первый сразу же оказался возле брата, дабы осмотреть ранение. Если такой опытный боец, как он, был так запросто ранен мечом, а не когтями или алхимией, то легко догадаться, с кем он бился.              — Наш дорогой принц высунул свой носик, — прохрипел тот с полуулыбкой, предупреждая все вопросы.              Спустя почти месяц после резни Франциск наконец-таки вышел на бой!              — Рюди вам доложился? — Раймунд поднял взгляд на отца.              — Оставил его главным на юге вместо этого кретина, — отвечал он с кивком. — Позаботьтесь о нём, пока и его тащить не пришлось.              Короткий обмен информацией и указаниями — и они вновь разошлись. Раймунд махнул рукой Себастьену и поспешил в сторону указанной границы обороны — юг всё это время был в приоритете, но появление регулярной армии вдобавок к уже имеющейся кучке бандитов-монстров с нечеловечески сильным принцем во главе должно всё переменить. Им точно конец, но отступать уже некуда!              Чем ближе был нужный район, тем громче слышались звуки отчаянной борьбы. Солдаты пытались отстреливаться, но никто из них не мог похвастаться тридцатью годами постоянных жёстких тренировок — для герцогской семьи это было рутиной, но даже им было далековато до принца Бонфуа. Если они именно тренировались, то он сражался до ран или травм — ещё в детстве довелось об этом узнать, во времена более тесного общения с ним. Его отсутствие на поле боя было для этеланцев чистым везением, но всему должен прийти конец.              — А-а, привет, ребятки!              Завидев товарищей, Рудольф широко улыбнулся, пусть и как-то устало. Они вместе с Ульрихом прятались за созданной последним невысокой стеной, за ней же скрылись и прибывшие — баррикады уже перестали быть защитой, но солдаты продолжали отбиваться. Брат Раймунда привычными движениями доделывал очередную бомбу — видимо, запас совсем кончился, — а брат Себастьена того прикрывал; здесь же у них были припасы, взрывчатка и материалы для бомб. Франциск пока занимался остальными, при нём не было его «генеральш», только парочка мелких подчинённых — мелких по званию, но не по размеру, ведь того же бурого и злого полумедведя в мелочь не запишешь, да и алхимик с ожогом на лице при нём был не самый плохой.              — Как там братишка? — доделав один из снарядов, Рюди высунулся из-за стены и швырнул его в сторону врага. Взрыв не был очень мощным, начинки явно не хватило, но медведоподобное чудовище взревело от боли — его задело, Франциск же успел отбежать. Рядом с ним просвистела пуля — Ульрих попытался его подловить, но слегка промахнулся.              — Не сдохнет пока, — Раймунд натянул перчатки с вышитыми на них кругами преобразования. — Баши, держишь того пацана, Уэли, твой — медведь. Рюди, постарайся нас не подорвать!              Все трое ответили коротким «есть!», но тот, не дожидаясь принятия указаний, рванул в бой — сам себе он оставил лично принца, не много ли чести бастард себе взял? Но если Адемар не справился с ним, то подставлять под удар товарищей было бы подло даже для этого засранца. Привлечь внимание Франциска Раймунд решил жёстко: коснувшись земли ладонями, он поднял двухметровый столб под ногами противника — тот в самый последний момент успел сделать шаг назад, но всё равно оказался на лопатках. После того столб был бы помехой, потому этеланский полковник тут же его убрал, но и принц Бонфуа не терял времени и тут же вскочил с земли, дабы атаковать того. Раймунд быстрым движением обнажил меч и выставил его перед собой, прежде чем клинок врага коснулся бы его формы. Ещё один удар Франциска был заблокирован, тот отбежал и попытался напасть сбоку, бастард успел среагировать и контратаковал, перехватывая инициативу, и смог заставить оппонента сделать несколько шагов назад, но сам упустил момент и на мгновение открылся, чем тут же воспользовался принц. На груди под рукой остался порез, Раймунду пришлось вернуться к защите, и теперь постепенно отступал уже он. Отбиваясь, краем глаза он заметил братьев Цвингли, вместе бившихся с фумьерскими прихвостнями — шрамированный алхимик щелчком создал вспышку, обдавшую огнём этеланских солдат, но не быстро среагировавшего Себастьена, а полуживотное налетело на Ульриха, желая разорвать когтями, а тот успел скрыться за стеной из земли. Заметив, что противник отвлёкся, Франциск не сдержал ухмылку и сам глянул на своих товарищей и врагов — едва Раймунд успел среагировать, он отпустил его и подбежал к Ульриху, навязывая тому бой.              — Уэли, справа! — Себастьен и сам оторвался от битвы, заметив, что брат в беде, из-за чего пропустил ещё один поток огня поменьше, в последний момент выставил ладонь, защищаясь, и обжёг её, еле сдержав крик.              Среагировав на оклик, Ульрих успел выставить перед собой саблю и увильнуть от нынешнего оппонента, но принц был явно ему не по зубам. Один удар меча и шаг назад, второй, третий, совсем возле головы — торс Цвингли-старшего остался без прикрытия, и Франциск изящным движением обогнул клинок своим и вонзил его в живот, почти в грудь, чуть правее, да поглубже, вырывая из груди крик.              — Вот же чёрт!              Ругнувшись, Раймунд подскочил было к ним, но ему преградил путь полумедведь — меч от когтей едва ли помог бы, и в мгновение ока он отправился в полёт куда-то в сторону. За поясом оставался пистолет, пришлось достать его и начать отстреливаться, пусть и клинок был гораздо привычнее, но чудище это не останавливало, напротив, скорее раззадоривало. А Франциск, продержав беднягу на лезвии ещё несколько секунд, оттолкнул Ульриха от себя, тот упал на землю и схватился за живот, всё ещё постанывая от боли.              — Брат!              В отчаянии Баши чуть не зарычал, аки зверь, и не сорвался на высокий и громкий вопль, как если бы он желал разом сорвать себе голос, но отчаяние давало ему сил, и тот подлетел к принцу с отчётливо видным желанием обратиться в ещё одно человекоподобное животное и разорвать этого ублюдка голыми руками. Он бил саблей наотмашь, со всей силы и безо всяких раздумий, его навыки не доходили даже до герцогских сыновей, куда уж ему до принца, но тот напор, с которым он бил, и сила, которую он использовал сейчас на её пределе, заставляли даже Франциска постепенно отступать под натиском грубых атак и перейти в защиту — все контратаки, даже оставляющие глубокие раны, Себастьен игнорировал, будто полосы на теле рисовались краской, а не были оставлены острым оружием в умелых руках. Фумьерские прихвостни, как и оставшиеся в живых этеланцы, замерли, наблюдая за боем и выгадывая момент, когда стоит вмешаться, Раймунд аккуратно, дабы не быть задетым, вытащил из-под ног сражающихся Ульриха и утянул к своему брату — тот был готов к новому взрыву, но это бы ударило по своим.              — Расцепи их! — теперь уже распорядился Рудольф, и бастарду пришлось послушать его.              Звон мечей и сопровождающие каждый удар крики Баши могли продолжаться вечность — исступление затмило его разум настолько, что он потерял контроль над собой и вряд ли бы остановился сам, даже убей он Франциска в какой-то момент, но на последнего сзади налетел Раймунд и, покрепче схватившись за мундир, он отшвырнул его в сторону, как раз поближе к полумедведю да подальше от своего друга, всё не желавшего останавливаться. Уличив момент, Рудольф кинул бомбу в сторону врагов — подчинённый опять успел прикрыть принца, но сам был поражён градом осколков и грузно упал на землю, придавливая своим телом хозяина. Тут вдруг спохватился алхимик; прежде чем кто-либо осознал, что он задумал, тот подбежал к «стене», за которой скрывался Рудольф. Раймунд метнулся к ним, но фумьерец всё равно его опередил: щёлчок пальцами, и неуправляемый огонь, будто его творец сам плохо понимал, что делает, охватил пространство, жадно добираясь и до припасов. Рюди едва успел отскочить и перекатиться на другую сторону от стены, как услышал взрыв, уже созданный не его руками. Пламени в сочетании с порохом и взрывчаткой, а может, и водородом из влаги в воздухе оказалось достаточно, чтобы окружающих пусть и не убило, но отнесло на какое-то расстояние от эпицентра; секунда — и в глазах остаётся лишь тьма.              …Повезло не помереть, но Раймунд при ударе об землю потерял сознание на какое-то время, как отметил он в мыслях, потихоньку приходя в себя. Слабеющий дым и поздневесенняя пыль, поднятая на воздух, застилали обзор, в ушах до сих пор звенело, а тело сковывала боль — благо, что все конечности пока на местах и органы не размазаны по земле. Подняться на ноги оказалось трудновато, левая рука и вообще половина туловища болела сильнее остального — явно задело осколками и обломками, но сейчас не до того, в первую очередь, надо разобраться, что с остальными.              — …чно пристрелю тебя, если ты не выполнишь своих обещаний, запомни это! — до слуха донёсся обрывок фразы, произнесённой слишком знакомым разъярённым голосом. Раймунд двинулся на звук.              — И не думай, что кто-то из нас забудет, кто ты такой, — и если то говорил Себастьен, то это был Рюди. — Мы решились на это не из хороших к тебе чувств.              — Меня не волнует ваше мнение обо мне, покуда вы делаете всё как надо.              А это, получается, говорил Франциск.