Образ в сиянии

      Теперь чем больше они приближались к границе, тем тревожнее она высматривала в опускающихся сумерках движение, ища следы разрушения или присутствия, принимая каждую птицу за ворона, и убеждая себя, что каждый лежащий особняком камень был здесь всегда, а рытвины на тропке — не от лап варга.       Куда легче ей стало при виде нетронутой природы на подступах к городу, когда уже не чаяла увидеть ничего, кроме выжженой, почернелой земли.       Но вместе с тем, чем ближе становились врата, тем тяжелее было на сердце. Обещание, данное кузену, тяготило все сильнее. Случившееся связало их, и вправе ли она теперь оттолкнуть того, с кем пережила последние дни? Разве не заслуживает его преданность её благодарности? Напомнив себе об этом, она все же признала, что благодарность — это еще не вечная любовь. И не желание провести вместе остаток жизни. Может когда-нибудь?.. Будь у нее только побольше времени чтобы решить…       Но от зенита солнца минуло восемь часов. Показались вершины Эхориата, грузно темнеющие, растянувшиеся под ярким закатом, резко очеркнувшим ложбины и впадины, каждую иголку елей на склонах Криссаэгрима.       Гора, знаменующая первый рубеж на пути к городу. Вид её напоминал с неумолимой, как холод скал, твердостью — пора принять решение. Неправильное — как ни взгляни.       Тонкой нитью вдалеке пролегло пересохшее бесплодное, похожее на овраг, русло большой реки, последняя черта, после которой ей, иссушенной и усталой, надо будет где-то раздобыть сил, чтобы сказать неизбежные слова.       Проехав под своды тоннеля, ведущего к ущелью, они остановились у первых врат.       Облегчение, которое она испытала при виде знакомых деревянных створок, целых и невредимых, было не описать словами.       Она помахала караульному, и тот исчез за стеной из породы. Это конец их похода. Дышать вдруг стало тяжело, и чувствуя в горле ком, Идриль отвернулась, вдыхая, как готовый захлебнутся щенок, пока не обрела достаточно спокойствия, чтобы произнести одну фразу. Она на миг прикрыла глаза, и произнесла голосом столь ровным, что это напугало её самоё.       — Знаешь, я принимаю твое предложение.       — Которое? — бесцветным голосом спросил Ломион.       Идриль, ощущая пустоту в груди и жар на щеках, произнесла медленно, как во сне:       — Считать, что ничего не было.       — Договорились, — до неестественности спокойно сказал кузен. Идриль отстранённо отметила, как сильно он стиснул вожжи, кажется, перестав дышать. Украдкой она подняла глаза. На лице кузена все то же ледяное, мёртвое спокойствие, что и в голосе.       Ворота ползли вверх мучительно-медленно. Резко саданув каблуками по конским бокам, Ломион заставил Мора быстро проехать под решеткой. Идриль неимоверным усилием, заставила себя пустить Раугона шагом. ***       Стражники почтительно поклонились ей. К шестерке, обычно стоящей в карауле на воротах, прибавилась городская стража, и стрелки с порубежья, посланцы из гарнизонов ущелья. Маэглин, похоже, уже кратко рассказал им про давешнюю встречу. Идриль услышала обрывок разговора, до нее долетели слова командующего гарнизоном:       — …А пока разошлю караул.        — Я могу прислать вам на подмогу своих «кротов».       — Ваша помощь нам пригодится, — кивнул командующий стражей.       Маэглин, быстро раскланявшись с караулом, сухо попрощался с кузиной и уехал вперед, к северным воротам, где скрылся средь тихих улочек, направляясь к домам своих вассалов.       — Вы отправитесь во дворец, госпожа Идриль? Если да, позвольте мне проводить вас, — спросил командующий стражей пограничья.       Получив ее позволение, он сел на приведённого ему коня, и поехал рядом с ней, слушая короткий рассказ о злоключениях.       Когда они, проехав под сенью Бельтиль и Гингал, спешились у колоннады дворца, солнце уже скрылось за горами. Король, которому подали сигнал, уже ждал их, скрывая тревогу, но, не сдержавшись, обнял дочь, после чего потребовал следовать за собой сквозь холод дворцовых покоев.       Оказавшись в зальчике, где он проводил советы, пока был закрыт дом собраний, Тургон требовательно уставился на обоих, ожидая испрошенный рассказ. Итариль кратко пересказала отцу случившееся, умолчав лишь о произошедшем в зимовье. Взгляд отца потемнел, лицо посуровело, когда она поведала о главном.       — И что за рауг понес вас с Ломионом туда? — притворно проворчал Тургон глянув на нее. — Это была твоя блестящая идея, не сомневаюсь.       Она пожала плечами.       — Если бы мы не наткнулись на темных, кто знает, что те могли найти. Тургон помрачнел еще больше. Выслушав доклад стража, который был не слишком содержательным, поскольку ни о чем подозрительном его соглядатаи не доносили, король яростно и кратко выговорил им рассеянность, но одобрил его решение разослать патрули, приказав докладывать ему ежечасно о находках. Еще до рассказа командующего стражей ущелья король велел писарю слать весть ко всем главам домов, предупредить тех о опасности. Король потребовал призвать их во дворец немедленно.       Кано отбыл, а с ним отцовский писарь, слушавший все, что было сказано и отмечавший письменно то, что казалось важным.       Теперь отец смог внимательно взглянуть на нее. Глаза у Тургона были ясные, серые, и смотрели тепло, но вместе с тем и встревоженно.       — Садись, Келебриндал. Скажи, милая — тех орков и в самом деле сопровождали люди?       — Да папа. Истерлинги и двое хадорцев, — она со вздохом опустилась в кресло напротив отца, сдерживаясь, чтобы боль не отразилась на лице.       — Они не были пленниками?       — Нет, отец. Видимо, они добровольно примкнули к оркам. Мы… Нам пришлось их убить.       Ей всё ещё было не по себе от того, что она впервые убивала эрухини. Чувство было поганое.       — Плохо, если так.       — Они пытались нас, прикончить папа!       — Я понимаю и не осуждаю. Но важно было разузнать, кто они, знали ли о городе, и как сюда попали, а теперь, поскольку вы убили их всех, мы можем этого никогда не узнать.       — Ты прав. — Принцесса встала и принялась расхаживать по комнате. — Я и сама много бы отдала, чтобы узнать о них всё. Или наоборот — не знать ничего и никогда! Я увидела на тунике у одного из них споротый хадорский знак. С таким же к нам явились некогда Хурин и Хуор. И мне не хочется верить в то, что это скорее всего значит.       — Итариль, тебе рано горевать о предательстве и ошибке, — резко напомнил отец. — Люди множатся куда быстрее, чем мы. Думаю, среди них уже не редкость ни разу в жизни не видя тех, кому служат, носить их герб с честью и гордостью. Послания лорда Маэдроса, как бы мы к нему не относились, весьма много говорят нам о мире Людей.       Идриль мрачно кивнула. «Мире людей»… Что ж, верно, за то время, что эльфийские города хирели в кольце тайны, люди познавали этот мир как умели. Как жгуче она завидовала Хуору и Хурину, когда те рассказывали о своих незначительных, по их мнению, странствиях! Но в то время собственное заточение не казалось ей чем-то неправильным…       — Но все-таки если я права… отец, ведь это моя вина! Это я поверила им, забыв, что имею дело с людьми, это я убедила тебя что им можно верить, что их можно отпустить! Если люди принесут сюда смерть, виновата я.       — Чушь! Если кто-то не держит слова, то это его вина, а не твоя. Ты не видела хадорских княжичей уже несколько лет, но откуда тебе знать дочь моя, что они изменились к худу? Возможно они, напротив изгнали с позором людей, напавших на тебя?       — Те люди узнали меня! В ладони мертвеца я нашла свое кольцо! Что, если они пытали Хуора? — она подалась вперёд, тяжко дыша.       — А что, если темные гнались за ним? Разве не значит его тела отдаленность от прочих убитых вами людей — что цели своей искаженные не достигли?       — А может, наоборот? Убив его, и узнав что хотели, они решили скрыться, чтобы потом привести войско.       — Довольно предсказуемо. Но подумай, милая, разве те сквернавцы оставили бы мертвому кольцо? Нет. Они бы обобрали его дочиста.       — Но почему тогда на нем было одно исподнее? Сейчас холодные ночи.       Отец пожал плечами, слабо улыбнулся       — Возможно, застигли его за омовением, заставив убегать в чем есть. Рубаху и новую сшить можно, а шкура одна. Стоит сказать страже, чтобы поискали брошенные вещи. Идриль устало откинулась на спинку стула. Безликий мертвец с кольцом. Кем он был? Её ли старым другом? Бежал ли он спасаясь, за помощью, но ведя к их порогу беду?       — Что мы станем делать теперь? — спросила она, чтобы отвлечься.       — Пока рано принимать какие-либо значительные решения. Я разошлю соглядатаев, дождусь вестей с границы, и только тогда отдам новые приказания. А до тех пор никого не стану напрасно тревожить. Думаю, до первых вестей еще пара часов, и за это время тебе стоило бы отдохнуть, irima harma*.       — Я попытаюсь. — солгала она, подкрепляя слова слабой улыбкой. *** Мимо затихающих фонтанов, как чужая, Идриль шла по мирной, ласковой, до оторопи привычной суете города, не касающейся ее. Никто из гондолинтрим еще не успел заметить сколь деятельна стала стража, и мимо преспокойно возвращались домой мастера и торговцы, прогуливались парочки. Идриль скинула стеганку и переоделась в чистое платье, прежде чем покинуть дворец. Поняла, что не зря накинула плащ. После того, как скрылось солнце, холодало с каждым её шагом, но главное — капюшон хотя бы частично скрывал лицо. Низко надвинув его, Идриль нарвалась на пару недоуменных взглядов, но всё лучше, чем быть узнанной, и обеспокоить гондолинтрим своим мрачным видом. Все ее мысли застыли, словно на пороге чего-то неотвратимого: как мышь, замершая под тенью огромного башмака, не знающая, раздавят ее или наступят мимо, она чувствовала себя сбитой с толку и уязвимой. Все прежние чаяния вылетели из головы; теперь когда жизнь готова была вот-вот перевернуться, Идриль не знала за что браться. Потерянная, она решила прежде, пока есть время отвлечься пустячной заботой, забрать кота, порученного на время своего отсутствия Нириэн — но еще сильнее ей хотелось повидать подругу… Дом Эстелентэ, матери Нириэн, стоящий на юго-западе, в соседстве с рощей мэлорнов, был объят большим, любовно взращенным хозяйкой садом. Там Идриль встретила распустившаяся пышно листва, первая в Ондолиндэ, и тени под деревьями сгустились вокруг дома, окутанного тишиной. Еще не ступив под колышущиеся с непривычной тяжестью ветви, она почувствовала, что в доме не все ладно, и ускорила шаг. Слишком слабый свет, слишком быстро мелькают за окнами силуэты. Слишком тихо для места, где двое непоседливых детей и её кот. Ступив на крыльцо, она едва успела словить Лоссэ, когда тот уже примерялся ускользнуть через приоткрытую входную дверь. Она пристально взглянула на бессовестную кошачью мордочку, словно ждала, что любимец предупредит её. — Куда ты, негодник? Почему за тобой не смотрят? Что у вас случилось? Перехватив извивающегося кота поудобнее, она вошла в дом, и едва не прошла мимо Эллота, сидящего на нижней ступеньке лестницы. Прошла бы, и не заметила, не будь тот столь ослепительно рыж, и столь же ослепительно бледен. Мальчишка был неподвижен и сидел повесив нос. Сидел столь тихо, что на миг она испугалась — жив ли? Обычно это неугомонное создание бесперечь бренчало на лютне и дуло в жалейку все то время, что не мололо вздор, скача вокруг подобно кузнечику. — Эллот, почему… — Леди Идриль! — мальчик подскочил к ней резко словно рауг из коробочки, вцепившись в рукав. — Слава Нэссе, вы пришли, вы догадались! — О чем догадалась? Что случилось? — Это я его нашел! Пришел, а он лежит, как полотно бледный, руки раскинул… — оживленно затараторил мальчик, уцепившись за ее руку и утягивая следом, — упал среди красок, и пена изо рта! — Эллот в лицах изобразил увиденное вывалив язык и закатив глаза. — Кто лежал, Эллот? Когда? — ее сердце стиснуло страхом. Почему её не предупредили? Она поняла кто, едва взглянув на бледное лицо лежащего на подушках, с залегшими тенями и набрякшими веками. В комнате, куда Эллот её приволок, царил полумрак. Идриль поймала взгляд на миг замершей Нириэн, до этого обтиравшей лицо недомогающего влажной тряпицей. По комнате полз едкий запах рвоты. Запах боли и желчи. Идриль опомнилась, уже стоя на коленях у изголовья ложа, коснувшись замызганной красным рубашки, чувствуя под пальцами тепло живого, хвала единому, тела. — Варда Элберет! Имирин, что с тобой? — Он вряд ли слышит тебя. — сочувственно покачала головой Эстелентэ, перебирая разложенные перед нею сушеные травы, и с сомнением глядя на заваренные цветы ромашки. Тягостно вздохнула. — Очень уж его все это измучило. Ее подруга передала матери смоченный в воде кусок ткани, и подняла ведерко с нечистотами. Поманила следом. Идриль последовала за ней, передав Лоссэ топтавшемуся у порога мальчику, и прислушалась к словам Нириэн: — Без четверти час тому, Эллот заглянул к нему, и нашёл слюнявящим пол в мастерской. Мы принесли его сюда. В его доме нечем дышать от запаха олифы и скипидара. — Нириэн вышла на воздух, направляясь к колодцу. В сумерках зелень ее платья казалась серой, а глаза блестели как стекло. — Похоже на отравление, вот только не знаю чем. Отец ушел за госпожой Селеной. Нам было немного не до кота, уж извини. — Отравление? Но кто мог?.. — Не думаю, что это «кто», а не «что». Тебе чудится враг там, где его нет. — Нириэн вздохнула, опорожнив ведро над канавой, и ополаскивая оное водой из ковша. — Он бредил, когда мы его принесли, мучался от судорог и был слишком слаб, чтобы связно говорить. Собственно, через слово его тошнило. Хотя я не уверена, что от его слов будет прок. Может статься, Имирин не знает, отчего ему дурно. Он не в сознании, но я думаю что он сам по рассеянности хлебнул не из той бутыли, или разминал руками киноварь, а то и ещё хуже — занимался ртутным золочением без маски. Ты не видела его в последние дни, он был сам не свой. Заканчивал росписи в доме собраний: то честил себя последними словами за криворукость, то рассказывал всем, до чего хорошо выходит. Про сон и еду забыл напрочь, судя по тому, с каким удивлением встречал меня, когда я приносила ему завтрак. — Нириэн позволила себе легкую улыбку, печальную и снисходительную. — Дом собраний! Я боялась что он расшибется, упав со своей стремянки! — Неприятное чувство холодком пробежало по телу. Словно болезнь друга — это недоброе предзнаменование еще большей беды. — Я могу чем-то помочь? Тем временем леди Селена, сопровождаемая учениками, и отец Нириэн, прошли мимо них, поклонившись принцессе. В руке мастера был тот самый фонарь, мягкий зеленовато-голубой свет которого ее давеча так удивил. Когда они скрылись за дверью, подруга отозвалась, пытливо глядя на неё, и не торопясь вернуться в дом. — Не думаю. Мы никогда такого не видели. Да и ты сама, похоже, нуждаешься в помощи. — Что за вздор! Я здорова лучше некуда. — возмутилась она, нервно сплетая пальцы и зябко ежась. — Тебя снедает тревога. Что случилось за стенами? — Нириэн склонила голову на бок и уставилась внимательным зеленым взглядом, встав напротив. — Надеюсь, Маэглин не утомлял тебя своими гнусными поползновениями? — Нет, как раз таки напротив, — хохотнула она, услышав в собственном смешке взвинченные интонации. — Мне почти не в чем его упрекать за последние дни. Не в нем дело. Она вздохнула, кусая губы и расхаживая туда-сюда по дорожке, выложенной над жижей, в которую превратились грядки — наверняка после «старательного» полива Эллота. Нириэн, не отводя от нее взгляда, молчала, ожидая признаний. Легкие дуновения шевелили прядки в копне ее темных как ржа, тугих кудрей. Идриль остановилась спиной к подруге, заговорила, вглядываясь в тени: — Возможно, ничего угрожающего и не случилось. Но действительно мне не по себе. Возможно, я лишь зря беспокоюсь, и самое скверное осталось позади. Ты права, кое-что произошло. Мы с Ломионом спокойно доехали до Ласточкина Холма, побродили там, и уже возвращаясь, встретили морготовых тварей. Веки Нириэн дрогнули, словно та проснулась от дремоты, в которой пребывала большую часть жизни, глаза вспыхнули на миг жадным вниманием. — В дне пути отсюда? — тревожно переспросила она, но тут же совладала с собой. — Да. Мы встретили пятерых орков и пятерых людей, и сразились с ними. Маэглин бился рядом со мной, и, если бы не его помощь, те расправились бы со мной в один миг. — Если бы не его помощь, ты бы и за стенами не оказалась, — хмыкнула подруга. Идриль не обратила внимания на ее замечание, сокрушенно качая головой, перебирая смазанные, сумбурные образы стычки, явленные ей не в меру услужливой памятью. — Что это были за люди, Нириэн! Истинное зло жило в их душах! Меня больше напугала не грозившая нам опасность, а их кровожадность. И меня страшит то, что, возможно, сейчас вокруг города разгуливает ещё кто-то со злой душой. А то и вовсе везет Бауглиру долгожданную весть. — Есть причины это предполагать? — Не знаю. Нам не удалось их расспросить: звон мечей, знаешь ли, не располагал к беседе! В их вещах мы не нашли ничего, что помогло бы нам понять, кто они такие. Мы не сумели выяснить даже того, как они оказались так близко. Я, верно, зря тревожусь, и покончив с ними, мы обезопасили себя, но что если нет? Мой разум не способен беспристрастно оценить случившееся. Меня слишком страшит, что тьма нашла дорогу в долину Тумладен. — Что ж, однажды это должно было случиться, — ответствовала Нириэн, холодная, как гладкое зеркало льда. — Странно, что так поздно. Я не ждала, что нам удастся хранить наш секрет хотя бы столетие. Не бывает ни вечных стен, ни вечной радости. Уж кому как не тебе, принцесса, важно об этом помнить. Тогда бы случившееся не опечалило тебя так сильно. — Да, важно. Но невыносимо! А ты всегда сумеешь посочувствовать, и об этом напомнить. — с легким упреком ответила Идриль — Кто-то же должен, — Нириэн пожала плечами не смутившись — Ты, твой отец и твой кузен — вы слишком верите в это место, словно позволяя себе хмелеть все сильнее, крепко забыв о похмелье. Ондолиндэ чудесен, это правда. Но и его однажды заберет вечность. Я хотя бы честна с тобой. Идриль почувствовала легкую неприятную дрожь, как от ледяного порыва ветра. Словно ветер вечности, сквозняком просочившийся в приоткрытое окно. Как рассказать ей о последней находке, вновь ввергшей её в сомнения? — Скажи, Нириэн, тебе случалось узнать, что тебя предали? — Нам всем случалось. Мы ведь прошли Хэлкараксэ, — напомнила подруга. — Это другое. Феанор не был нам близок. Осознать, что ошибся в ком-то, кто был близок тебе как брат. Понять, что обманулся, и просто не хотел замечать очевидного? И теперь тебе остается только признать, что проглядел волка в шкуре овцы, но ты просто не можешь этого сделать. И я не могу… — Идриль запнулась, не в силах описать словами, что чувствовала. — Разумеется я знаю, что это, — прошелестела Нириэн, спокойная, как гладь болотной воды. — Как иначе назвать поступок моих родителей? Тех, что дали мне жизнь. Идриль кивнула. Они с Нириэн остались сиротами почти одновременно, но если принцесса нолдор лишилась только матери, то Нириэн потеряла в один день и мать и отца. Она уже пережила свое самое страшное разочарование, будучи ребёнком, — и это изменило её навсегда. Её родители по доброй воле отправились в чертоги Намо, и оставили её одну в годину испытаний, худенькую девочку среди льдов Хэлкараксэ. После случившегося её приняли в семью супруги, тогда же потерявшие сына. — Я нашла их мертвыми. А затем нашла записку… Не напиши они её — возможно, я стала бы другой. Родители писали, что когда-нибудь — возродившись в Амане, они вернутся и обнимут меня. И прочее дерьмо орочье. Я их любила не меньше чем любой ребенок, и думала, что и они меня любят. Вот только любовь эта не стоила выеденного яйца. Возможно тот, в ком ты ошиблась, и не лгал — а просто-напросто слаб и безволен. Нириэн улыбнулась отрешенно. Ниси, холодная как луна. Дева, скользящая тоскливым будто у дохлой рыбы взглядом, по пустынным равнинам своей души. Самая честная и дорогая ее подруга, о самообладании которой Идриль могла лишь мечтать. — В этом есть кое-что хорошее, — продолжила Нириэн. — Разбитое сердце нельзя разбить дважды… Но кто же доставил тебе это ни с чем не сравнимое удовольствие? Идриль, стоя к подруге спиной, вертела в руках кольцо, то стискивая, то надевая на палец и проворачивая. Наконец, крепко сжав его меж ладоней, ответила: — Я боюсь, что это был Хуор. Или его брат. Кольцо, что я дарила на память… Сегодня мы с Маэглином нашли его рядом с мертвым телом, которое не опознать по лицу. Мой дар Хуору. Залог нашей дружбы. Сохранил он его? Или бросил, как ненужное… Это страшно осознать. А хуже всего не знать наверняка, и метаться между ненавистью к нему — к ним обоим — и виной за возведенную напраслину! И ведь из-за этих чертовых стен мне не узнать, как течет его жизнь. Всё, что я смогла для него сделать, чем помочь — лишь это паршивое кольцо! Разве это цена братства? Я ведь даже не знаю, каким он стал мужчиной — я помню его юношей, полным надежд. Сколько таких мальчишек вырастало за стенами, взрослело, старело и умирало, пока я сидела тут? Мой клятый брат, которого я не знаю — лишнее тому свидетельство. И все это я упустила. Я сама потеряла нашу дружбу, залог которой дарила, так же, как Хуор потерял это кольцо. Так же как я упустила, что Имирину стало плохо. И уж мне-то, казалось бы, поздно жалеть о упущенном. Но я все равно боюсь признать, что меня предали — потому, что слишком хорошо помню былое… Ты ведь тоже это помнишь, все не приснилось мне! — Я помню. — Нириэн улыбнулась, отрешенно глядя на серебрящуюся листву. — Например, как мама заставила этих юнцов полоть огород, за то, что один из них, влез на яблоню и сломал ветку, а потом до осени попрекала отца тем, что какие-то аданские мальчишки окучили её огород лучше хозяина. Их, насколько я помню, эти слова крайне смутили, они покраснели как яблоки на исход лета. Нириэн помолчала немного, видимо дожидаясь, пока Идриль придет в себя. — Это равнодушие — наша общая вина. Все мы немного пленники здесь. Но либо ты не можешь видеть своего друга за стеной, либо живешь в безопасности. Растишь детей. Растишь цветы, копаешься в саду… Все мы сделали этот выбор. Что же до кольца — возможно, ты рано сокрушаешься о предательстве. Кольцо может и поменять руку. Любой мог его позаимствовать. — Как еще оно могло оказаться у мертвеца, и не у всякого, а здесь, у самых стен города? — Возможно, кольцо подбросили. — Что? — Идриль шагнула к подруге, пораженная её словами. — Сама посуди. Безликий, без одежды… Если его ограбили — почему не взяли кольцо? А ежели нет — где тогда все остальное? Зато кольцо очень узнаваемое. Кто-то хотел, чтобы мы думали, будто это Хуор. Предположение Нириэн ни капли не проясняло сомнений, лишь прибавило вопросов. — Но зачем?! Да и кольцо ведь было не на пальце, оно лежало в траве, его могли выронить или не заметить. Мы могли не найти кольца, если бы когда падальщики пировали оно укатилось. Нириэн покачала головой. — Да, не спорю. Но вы его нашли. А если нашел друга мертвым, среди живых его искать не станешь. Очень удобно таким образом скрываться. — Но зачем его подбрасывать нам? Ведь умри Хуор — я бы узнала последней. Да и что за дело эльфам до смерти человека? Все они умрут, рано или поздно. Нириэн призадумалась. — Может он хочет, сказавшись безвинно погубленной жертвой, развязать себе руки. С покойного и спросу нет. Или он хочет избежать мести за предательство. — Глупости! Он бы так подло не поступил! — Не ты ли говорила, что сомневаешься в том, кем он стал. — Да! Но лишь оттого, что это объясняет, почему та орочья братия шла за ним именно сюда! — Может да, а может кто-то просто хочет, чтобы ты так думала, — невозмутимо произнесла Нириэн. — Чтобы решила, что тебя предали, например. Идриль сникла. — И кому, а главное зачем потребен такой заговор? — Кому-то кто не хочет нашего союза с людьми. Возможно тому, кто не любит аданов. Даже среди эльдар есть такие. Идриль почувствовала, что от предположений Нириэн, все только сильнее запуталось и пугающе усложнилось. Ей очень захотелось изгладить услышанное из памяти. — Мне ясно лишь то, что сейчас вполне можно ожидать худшего. Бауглир давно вожделеет открыть тайну долины Тумладен. Остальное не так уж важно. — Пожалуй. Ты ведь понимаешь, что однажды Моргот будет тут, рано или поздно. Нам никогда не помешает быть готовым к удару судьбы. Даже если и не к падению этих стен… Эльдар слиты с этим миром, мы пленники его. Мы не можем уйти. И однажды в пустоте нам придётся смотреть, как среди погасших звёзд умрет его последняя частица. Идриль покачала головой. — Это тебе стоило быть принцессой. Ты сильнее меня. — Нет, Итариль. Я не смогла бы как ты вдохновить подданных, для этого нужно отдать часть себя. У эдайн есть символ в геральдике — птица, вырывающая из груди свою плоть, чтобы накормить птенцов, питая их своей болью и жизнью. Властительница подобна этой птице, но будь я на ее месте — не нашлось бы в моей груди ни одной капли крови. Только пустота меж голых костей. То что ты испытываешь печаль и злость — лучшее свидетельство того, что ты на своем месте. Идриль подумала, сказала бы Нириэн то же самое, узнав, как ее венценосная подруга накануне попрала брачный закон. Причём дважды. Ей нестерпимо хотелось услышать, что Нириэн скажет о том, как она отвергла кузена. Ужаснется? Осудит её? Или скажет, что он сам предложил ей выбор? Чтобы узнать, надо заговорить, а она твердо решила хранить тайну случившегося. После всех уже произнесенных сегодня слов Идриль чувствовала себя опустошенной. — Нас не хватятся в доме? — спросила она нерешительно, вспомнив что они слишком долго торчат в саду. — Матери не нужна твоя помощь? — Не думаю, что я могу сделать для Имирина больше, чем-то, на что способна Селена. Только буду способствовать сутолоке. Однако, если хочешь ещё немного попричитать заламывая руки над постелью больного, можем вернуться. Надеюсь целители уже поняли, что терзает его хроа, и порадуют добрыми вестями. Идриль согласилась возвратиться. У дверей комнаты в которой они оставили Имирина, они встретили отца Нириэн. — Мастер, что говорит госпожа Селена? — спросила Идриль у хозяина дома. — Они с леди Арвэль утверждают, что вылечат его, хоть и не скоро. Велели полежать недельку в постели, и намереваются потчевать снадобьями. Я решил, что не худо будет оставить его у нас. Дома некому о нем позаботится. Ты ведь не против, Нири? — Нет отец. Но куда мы его положим? — Переселим Эллота к брату. — Представляю как мальчики «обрадуются» — А кто их спрашивает? И вообще, они братья, в конце концов, и должны бы лучше ладить. Нириэн пожала плечами. — Думаю нам стоит обговорить это позже. Позволь взглянуть на нашего гостя? — Он сейчас спит. Наши целительницы напичкали его снадобьями, так что и здорового бы уморили. Но судорожные припадки стали реже. Идриль вновь бесшумно прошмыгнула в комнату, заметив в пятне света дальше по коридору переговаривающихся с хозяйкой целительниц. Селена была как всегда оживлена, Арвэль же, не роняя достоинства, изредка вставляла свое замечание. Идриль не знала, кто позвал ее. Вероятно все тот же вездесущий Эллот, она ведь его наставница. Идриль вздрогнула, вспомнив как пробудившись, увидела уставленные на себя две пары черных глаз, — Арвэль и Маэглина. А в следующий миг поняла что держит их за руки, впившись ногтями до крови. У Идриль целительница вызывала невольную оторопь. В ней чувствовалась сила, причём понять её источник было трудно. Арвэль слегка повернула голову, и Идриль поспешила проскользнуть в дверь. Страдалец спал, и выглядел пусть немного, но лучше. Вглядываясь, она замечала все новые свидетельства его болезни и своего небрежения. Осунувшиеся щеки, шелушащаяся кожа и бледность приоткрытых губ. Она нежно коснулась волос, не сдержавшись. И тут словно взбурлила в глубине вода, тело напряглось, скрип вырывался из глотки. Судорога сжала мышцы, превратив их в камень, сдавленный хрип рвался сквозь выскаленные зубы, слезы текли из выкаченных глаз, вдох замер в горле. Она попыталась перевернуть его, чтобы не дать задохнутся. — Дыши, Имирин! Он обессиленно упал на ложе, часто дыша, освобожденный утихающей болью. Он сжал её руку с неожиданной силой, и она вздрогнула, ожидая нового припадка. Имирин, как одержимый, зашептал: — Идриль… не дай мне умереть! Я не могу, я не смею умереть, пока не дорисую… — Не говори глупостей! — резко оборвала она сбивчивые, торопливые слова — Ты не умрёшь. Ты обязательно поправишься. Мы еще поглядим на твои росписи. — Они убоги… Но все же они лучшее, на что я способен. Я пытался… Рисовал тебя… Отяжелевшие веки опустились и художник начал вновь засыпать. Губы приоткрылись и Идриль с содроганием отметила потемневшую кайму на зубах. Как же глубоко проник яд! Нет, это не просто наглотаться случайно олифы! Идриль вдруг показалось, что очень уж светлым кажется Эстелентэ будущее. — Эллот, что именно сказали целители? Я же знаю, что ты подслушивал. — Я был здесь все время! — Эллот! Мальчик смутился под её грозным взглядом. — Сказали, что догадываются, чем он отравился. Наставница, леди Арвэль, сказала, что видела такую хворь раньше, но в основном у кузнецов. Она говорит, что могло быть хуже, и иные теряли разум, или вовсе… — Эллот притих. — Но Селена сказала, что они вылечат Имирина! — попытался успокоить ее мальчишка, но обижено прибавил: — И вообще, это Эльоран предложил подслушать!