На пороге сидит его старуха, А пред нею разбитое корыто. А. С. Пушкин «сказка о рыбаке и рыбке»
Принцесса брела, завернувшись в тяжелый плащ, неспешно ступая по камням мостовой, никем не замеченная на безлюдных, послеполуночных улицах. Через сумерки, сгустившиеся ещё сильнее из-за теней, отброшенных листвой, шагала, осеняя своей тенью, как бархатным шлейфом, мозаичные плитки мостовых. Поливные изразцы в ярком кирпиче, переливчатые кусочки смальты, по гладким плиткам которых шуршали полы плаща, и подол платья сменялись разноцветными речными камушками и стертой брусчаткой. Темень скрадывала их яркие сияющие цвета, оставляя лишь отблески света, деля мир на тусклый отсвет и дымчатую тьму с густыми плотными тенями. Идриль следовала окольным, долгим путем, минуя кованные извитые ограды, сквозь которые нет-нет да и протягивалась к прохожим сочная юная веточка, выросшая за год. Изгибы мостовых оправлялись в ажурные сети теней от решеток. Над заборами перевешивались, сплетаясь над улицами, древесные кроны, которые через месяц забросают мостовые новой мозаикой отцветших лепестков. Сейчас они распускались робкой щетиной листиков. Можно было вечно ходить по улицам города лишь чтобы любоваться ими. Рассматривая каждый дом любовно украшенный хозяином. На ее пути наличники из камня, гипса, керамики и дерева при свете дня ярко расцвечивали улицы — всю эту красоту сейчас Идриль едва удостаивала взглядом, не любуясь, а отмечая лишь то, как искусно были сделаны все эти украшения, и как жаль однажды хозяевам будет с ними расстаться. Двери были доверчиво незаперты, а то и открыты, и это вызвало легкое содрогание сейчас. Если забыть о страже на стенах — как все они беззащитны… В час, когда лишь кошки могли шмыгать по мостовым и крышам, словно хозяева города. Мягкий летний сумрак обнимал принцессу тенями. Во всем ее теле вновь поселилась усталость, опустошенность. Давно пора было вернуться в свои покои и забыться сном. Но перед этим — она знала, необходимо было поговорить с Ломионом. Она чувствовала, что это неизбежно. Узнать, что он думает о всем случившемся — хотя бы. На самом деле более всего Идриль хотела извиниться за напраслину, если только сможет произнести эти слова. Если он станет её слушать. Принцесса присела на бортик фонтана, не признаваясь себе, что просто отсрочивает неприятный разговор, а не устроилась передохнуть и полюбоваться причудливыми струйками воды. Неотрывно Идриль глядела на частые сверкающие капли, зачарованная тем, как мягко плещется, перекатываясь, рябь на воде, и припоминала минувший день. Аралорн ушел на Путь Людей, и до заката Идриль с наперсницами готовила тело к похоронам. К ним привезли и накрытое тканью тело Аданхина — тот был куда моложе, а лицо его светлее, с более тонкими, заострившимся в смерти чертами. Идриль поймала себя на том что многое отдала бы за разговор с этим человеком — хотя он и не мог принести ничего… ощутимого. Но она поняла бы, обманывают ли её предчувствия, если б только знала — пред ней отчаянный безумец, упившийся собственным величием и мнимой «избранностью» или прожженный удачливый лжец… Или в самом деле некто, встретившийся с откровением, недоступным прочим, и после долгих сомнений принявшем оное? Увы, ее хваленая проницательность распространялась лишь на живых. Сидя на бортике у фонтана, она вспоминала о том, что же ей снилось. Думала о голосе в своём сне, о голосе в снах умершего. Он вел его сюда, по словам Аралорна. «Помни» — рек этот глас ей. Чей глас? Тот, кто приводит сюда страждущих. Кто привёл сюда отца? Тот не открыл ей, как нашел это место, но теперь она догадалась. Тот кто знает, как вода капля за каплей прогрызает неприступную гору тысячи лет. Тот кто изрыл ручьями Ласточкин холм. Тот, кто проложил воде дорогу в горную чашу. Озарение охватило её, пробежало мурашками по спине, вихрем по её сознанию поставив всё на места. Тот же кто привел сюда Людей, тот кто знает пути воды. Все случившееся — не людская подлость и не злая каверза Маэглина. Ей чудился враг там, где его не было. Это была, помощь, знамение. Подсказка друга, столь старого, что едва ли о нем здесь помнили… Она улыбнулась отрешенно, глядя на в искрящийся в лунном свете поток, рассеянно мазнула пальцами по воде. Поднявшись и миновав несколько переулков, Идриль направилась дальше вдоль русла ручья, одетого в мраморное кружево, и вслушивалась в мягкий плеск, пока улочка не сделала поворот, ведущий к чугунным воротам. Она проскользнула сквозь них, и поднялась по ступеням крыльца. Дверь была не заперта. Дом кузена казался особенно пустым и неприветливым в этот час. Маэглин не пожелал жить в королевском дворце и понемногу обзавелся своим жилищем на холме над небольшой быстрой речушкой, впадающей в канал. К дому, с течением времени пристраивались новые помещения, заставляя его расти в высоту и вширь. Ища лестницы, поднимаясь с этажа на этаж, она подспудно боялась споткнуться где-нибудь, свернуть шею, хотя Маэглина и нельзя было обвинить в беспорядке. Днем дом был полон народу, учеников, товарищей, работников, гостей, пришедших с делом или с добрым словом. Сейчас тот был пуст, и она слышала, как громко шуршат ее собственные шаги и скрипят под ногами ступени. Дом был тих, как притаившийся кот, подстерегающий неосторожную мышку и ничто здесь не выдавало присутствия хозяина. Кузена не было в мастерской, где она звонко уронила лежащие на краю горна клещи. Не было и в кухне, рассеченной длинными полосами света из окон, с давно потухшим очагом. Идриль смутилась у порога спальни — как она не сообразила, что Маэглин уже наверняка уснул и не обрадуется потревожившей незваной гостье, но и там, на неразобранной постели, его не оказалось. Идриль прислушалась к унылой тишине, и различила скрип и слабый стук ставен, и, помедлив мгновение, отворила другую дверь, из-под которой тянуло сквозняком. Проскользнула неслышно в комнату, разминувшись с подхваченным ветром бумажным листом. В комнате было темно, ни искры света только лунный луч слабо отгонял темноту. Сквозняк ворошил листы у очага, неслышно подхватывая и роняя. Кузен стоял, не двигаясь, у распахнутого настежь окна. Она вновь поглядела на кусочки бумаги, лениво перекатывающиеся у её ног, аккуратно исписанные и исчерченные, бросила взгляд в очаг. Всё, что Маэглин с своими учениками и товарищами выстроили в своих мыслях, валялось смятое и бессмысленное? Но зачем, о Эру! У Идриль потяжелело сердце от неясного страха. — Что все это значит, во имя Единого? — спросила она громко, пытаясь разорвать повисшее вокруг безвременье. Маэглин обернулся, едва глянув на высящуюся у очага стопку бумаги* и слегка пожал плечами. В его взгляде не было ни безумного, ни отрешенного, как она боялась. Губы кузена искривились в грустной улыбке. — В них ошибка. Неустранимая. — Но как!.. Почему?.. Неужели ничего не спасти, не исправить? — отчаянно спросила Идриль, собирая разлетевшиеся помятые черновики, и пытаясь сложить их в подобие стопки. Какого балрога кузен творит? — Это теперь только для растопки годится. — негромко отозвался Маэглин, отвернувшись от неё и продолжая равнодушно глядеть в окно. Сквозняк легонько трепал его распущенные волосы. — Зато мне не понадобится твое заступничество перед королем, главами домов и советом гильдий. Можешь не волноваться. Всё было зря. — Это еще почему? — возмутилась Идриль, отмахиваясь от подступившей тревоги. — Если Эктелион улестил отца, то я запросто сумею его переубедить. Идриль с отчаянной быстротой подскочила к кузену, заглядывая ему в глаза. Схватила его за руку, грея в теплых ладонях его озябшие пальцы. Что за вздор, — Маэглин скорее удавится, чем откажется от того, что считает своим по праву. — Не в этом дело. — покачал головой Маэглин, хмыкнув. — Итариль, я сам отзову это начинание. И очень вовремя, пока не случилось непоправимого. — Непоправимого?.. Но что могло?.. Возможный оползень? Или недостаток фильтрации?.. Если в планах ошибки, то их можно исправить!.. Немало умельцев, если нужно, придет к тебе на помощь! — Ошибка лежит в основе, в самом замысле. Водопровод бы, самое смешное, исправно работал. Но как зодчий не знает о гнили внутри свай фундамента, так и я не знал, какая опасность кроется в том, что должно было обеспечить мне успех. — Можешь не говорить загадками? — Изволь. Идриль… Ты знаешь чем отравился Имирин? — Маэглин вновь взглянул на неё. — Увы, к моему стыду, нет. — Мне рассказала Арвэль. Сочла это важным, и не ошиблись, рауг побери. Имирин отравился свинцом в своих белилах. Тем самым свинцом, на который у меня были планы. Кузен смотрел на нее прямо, ожидая, когда она осознает. Идриль вздрогнула, прижала ко рту руки, словно пытаясь удержать пораженный возглас. Единый Эру!.. Яд!.. Но как вышло, что в металле?.. Неужели это на самом деле?.. Маэглин безжизненно привалился к оконной раме, наблюдая за её растерянностью: — Ты видела серую кайму у Аралорна на зубах? Я тоже заметил её, когда мы говорили по дороге в город, а затем увидел и у его мертвого приятеля. Оба были отравлен свинцовой водой, которую долгие годы пили на рудниках. Все это также заметила и выспросила Арвэль, когда лечила его. Вода принимает в себя яд, протекая по трубам и внутри свинцовых руд. Ты понимаешь, что могло произойти? У людей, если они взрослые, отравления свинцом вызывают судороги, потерю нормального движения, упадок сил, а у детей — слабоумие. Ребёнок переживший отравление в материнской утробе, становится калекой на всю жизнь. Я должен быть понять раньше… У Идриль похолодело внутри. Если бы он не понял, сколько бы несчастий случилось, прежде чем выяснилось, в чем дело. — И ты не проверил? — сдвинула она брови. Если он так безответственно отнесся к столь значимому делу… — Каким, интересно, образом? — хмыкнул кузен. — Ни гномы, ни эльфы не добывают и не используют достаточно свинца, чтобы это заметить. Это аданет добавляют его в грим для лица, а людские мужчины делают грузила для рыболовства и для кистеней. Квенди разве что в гончарном искусстве его используют. На свадьбе Карондила каждый из гостей пил и ел из посуды со свинцовой глазурью, но это не принесло никому вреда. Потому что Сильмалантэ на следующий же день спрятала праздничную утварь подальше. Зато вспомни, сколько лет у Имирина эта привычка облизывать кончик кисти? * С десяток, не меньше. Нужна именно постоянная доза яда. А один раз, как нам с тобой прекрасно известно, ничего не значит. Итариль неприятно уколола последняя фраза: в ней был намек. — Многие металлы ядовиты, — со вздохом продолжил рассуждать Маэглин. Голос его звучал безжизненно и глухо. — Ртуть и мышьяк тоже долгое время использовались в кузнечном деле, и квенди прежде тоже не всегда сразу замечали вред от них. Как правило, чтобы такое выяснить, нужно кому-то отравиться. Потерять зрение, приобрести боль в суставах, или помутиться разумом. Ты могла увидеть, как это бывает — по моему безумному папаше, который, верно, отравился мышьяком ещё во времена до железа.* Яд куда чаще поражает разум аданов, а что до нашего… — Эльдар не страдают безумием, — тихо напомнила Идриль. — Говорить так означает признать, что мои чувства к тебе — естественны? — Кривая усмешка мелькнула на губах Маэглина. — Если ты безумен, то и я тоже, — глядя ему в глаза, твердо произнесла Идриль. Кузен отвернулся и продолжил, глядя вдаль, на тихо спящий, ни о чем не знающий, чудом избегший несчастья город. — Когда бы мы нашли причину — было бы уже слишком поздно. Мы сами, и земля, на которой стоит город, были бы отравлены. — Она заметила отблеск глубокого, потаенного страха в глазах кузена, когда тот покосился на нее. — А ты могла решить, что я молчал о яде нарочно… — Я бы ни за что не подумала так! — возмутилась Идриль. У неё неприятно сжало внутренности, по спине пробежали мурашки от слов о том, что грозило городу. — Разве не ты сегодня поутру записала меня в предатели?.. — напомнил Маэглин. — Ломион, я… — Идриль запнулась, и опустила было взгляд, но совладала с собой и подняла глаза, медленно произнесла: — Я пришла к тебе извиниться за это. Я была не права. Я зря обвинила тебя. И погорячилась бросить тебе в глаза слова, не разобравшись до конца в случившемся. Если бы только я могла взять их назад!.. — Её голос дрогнул и затих. — Ничего. Сейчас это уже не важно. — негромко произнес кузен. Идриль не знала, то ли радоваться, что Маэглин не таил обиды, то ли злиться, что её слова для него — что брех мелкой собачонки. — Ты ведь всё же поняла, где правда. Видно, ничего не поделать, если ты легче поверишь в то, что я строю козни за твоей спиной, чем в то, что я помог тебе найти ответы. — Но я же прошу прощения за это! — возмутилась Идриль, но тут же виновато смутилась. — А если хочешь ответа… Если ты еще хочешь знать, о чем я думала тогда, за стенами? Если бы только я сразу открыла тебе сердце, может, и не родились бы в моих мыслях те нелепые подозрения… — Если тебе хочется мне рассказать, то говори, — резко отозвался Маэглин — Или уходи. Идриль стиснула в пальцах и без того мятое полотно подола, и начала, глядя на свои руки. — Ломион… ты уже знаешь, что то кольцо принадлежало Хуору. Это был мой прощальный подарок. Я поднесла кольца ему и брату на память. Я думала, мертвец, найденный тобой, — это Хуор. Один из людей Анардила носил герб хадорцев, и это укрепило мои подозрения. Я не могла смириться с мыслью, что меня предали. Не могла представить, что это сделал Хуор. Слишком страшно было признать очевидное — то, насколько я ошибалась. Мне было стыдно, за ошибку, за собственное равнодушие… Весь мир для меня перевернулся, и я не смогла бы устоять… Без тебя, — совсем тихо, на одном дыхании прибавила она. Упомянуть это вслух оказалось отчего-то тяжело, как откинуть саван с мертвеца. — Но после того, как я узнала, что ты помог Энердилу с отливками, я решила — это часть твоей интриги заставить меня так думать. Увериться, что меня предали. — Ты все о том же, — закатил глаза кузен — Я уже объяснял, что не стал бы связываться с людьми, чтобы те могли себя очернить. Они и без моей помощи все худшие ожидания превосходят. — Да, пожалуй ты прав, — вздохнула Идриль, присаживаясь осторожно на подоконник.Рука кузена легла ей на плечо и легонько сжала. — Мы оба сегодня разочаровались. Поняли, что лишь обманывались, принимая желанное за реальность. Идриль понурилась. Маэглин только пожал плечами. Улыбнулся и оценивающе глянул на нее: — Ты не перестаешь удивлять меня, Идриль. Я-то думал, что такую упрямицу, как ты, легче убить, чем разубедить. Неужто всё же в мире есть то, что изменило твое суждение о эдайн? — Да, пожалуй. Но… Знаешь, я не стала думать о людях хуже. Просто поняла, как многого мы сами о них не знаем. Я никогда не думала, что они так в нас нуждаются. Что они так уязвимы для тьмы… — И ты хочешь что-то предпринять? — хмыкнул Маэглин с непонятной ей насмешливостью. — Я не оставлю этого просто так. Особенно после сегодняшнего. После того, что я увидела и узнала. — Ты думаешь, эдайн заслуживают этой помощи? — Они заслуживают шанса, — строго посмотрела на кузена Идриль, и добавила, поджимая губы, и гордо выпрямившись. — И если ты думаешь иначе, я не заставляю мне помогать. Сиди и оплакивай свои мечты о величии, если для того, чтобы избавиться от несправедливости… — Не приплетай сюда справедливость. Это большой вопрос, что будет справедливо для эдайн, — резко оборвал ее кузен. Глаза его сделались колючими. — Особенно для тех, что тебя чуть не убили давеча. — Хорошо. Будь по-твоему. Если хочешь, продолжай считать людей злобными и тупыми существами! — воскликнула Идриль, вскакивая. — Но даже так — они заслуживают шанса изменить свою жизнь, избавившись от тьмы! Ее громкий голос гулко разнесся по пустым комнатам. Маэглин произнес с холодным высокомерием: — Ты мне ничем не обязана, кузина. Но и я тебе тоже, не забывай.Особенно лелеять твои заблуждения, и помогать нянчиться с людишками, если уж тебе настолько нечего делать. — Он некоторое время помолчалю — Однако если люди захотят сослужить свою службу в нашей бороьбе с Моринготто, я не против. Но ничто не заставит меня счесть их лучше, чем они есть. Даже ты. — Но все равно они лучше, чем ты о них думаешь! Неужели ни тени сомнения не возникло у тебя? Разве тот же Аралорн не показался тебе иным, не похожим на тех, кто встречался тебе прежде? Разве ты не сказал, что веришь ему? — Я лишь счел, что не вижу у него причин лгать. Посуди сама — откуда тебе знать, что делал он, чтобы выжить в Ангмандо? Кого предавал, перед кем пресмыкался? Он же не стал отрицать, что взял с собой товарища, чтобы обойти ловушки судьбы. — Маэглин как-то хищно усмехнулся, что не украсило его лицо. — Но он хотел и спасти его! Аралорн был ему благодарен, и потому пошел сюда с ним? Будь он попросту сукиным сыном, он бы бросил товарища у вастаков, и убежал домой, а не пошел за тридевять земель, рискуя жизнью, чтобы умереть в чужих стенах. По-твоему, это тоже очередная низость! Ты!.. — Я уже все сказал. А чего ты еще от меня ждала? Ты пришла извиниться или увещевать меня разделить с тобой благородные устремления? Да полноте, можно подумать, тебе не все равно, какая еще дрянь живет в моём сердце? — Мне не все равно. Теперь — нет. Я хочу чтобы мы были заодно. Как семья, как брат и сестра. Как тогда, когда мы сражались против головорезов. — Тогда я сражался за твою жизнь, — ответил Маэглин. — За то, что дорого мне. И если ты отправишься в бой против Ангбанда, я буду рядом с тобой. — Почему? Только ради любви ко мне? — грустно улыбнувшись, спросила Идриль. — Не только. — Кузен смерил ее насмешливым взглядом и, глядя в окно, ответил: — Потому, что я люблю этот город. Я дорожу им, и тем что я для него значу. И хочу сохранить Ондолиндэ. Во что бы то ни стало. Идриль вспомнились слова Нири, про медленное, неумолимое исчезновение всего, что их окружает. Но не стала их произносить, только вздохнула, обессиленно прислоняясь к стене. Она посмотрела туда, куда кузен устремил взгляд, над пятном непроглядной темени, в которую превратился город, в пустоту над крышами, шпилями, кронами мэлорнов и извивами рек. Она смотрела долго, не замечая, что уже начала зябнуть. Взгляд Маэглина скользнул по её фигуре. — Ты замерзла. Я могу развести огонь, если хочешь, — предложил он. — Не стоит… Неужели все это сгорит? — В который раз Идриль бросила взгляд в сторону очага. — Полагаю, всё. Как видишь, не одну тебя зачаровали мечты о благополучии. — Не могу поверить, что ничто из этих планов не пойдет в дело. — Разве что очень малая часть. Ничего. Это всего лишь эскизы, а не конец света. — Этого хватит чтобы не отчаяться. Тебе и мне. — Идриль взяла Маэглина за руку. — Я не отчаялся. Просто… Не знаю, как это выразить одним словом, не прибегая к гномьей ругани, — неожиданно засмеялся Маэглин. В его глазах мелькнул лукавый огонек. — Кажется, я знаю похожее слово. Оно людское. — Они переглянулись и тихонько рассмеялись. — Последнее, что меня в этой истории тревожит, это Анардил. Если Аралорн был правдив, тот сам догадался, куда идти. Но как? — прищурившись, Маглин поглядел на кузину. — А как твой отец нашел путь? Его никто не вел, просто он шел по следам. — А твой? Какая сила вела его именно сюда? Идриль подумала, что догадывается. И что эта встреча ее с эдайн не случайна. Ульмо знал, на какую мысль натолкнуть забывшихся эльфов.***
Главы восьми домов Ондолиндэ и командующий приграничным патрулем только что покинули места, и не успело стихнуть эхо их шагов за дверью, как Итариль слегка сползла на стуле, устав держать спину ровно. В комнате оставался только отец, разглядывавший карту с пометками. — Воины Эктелиона привезли их в город, — произнес отец. — Тех людей — и нелюдей. Если хочешь можешь взглянуть, пока их не похоронили. — Зачем? На что Гондолину смерть и могилы, на которых не вырастут цветы? — Цветы вырастают на всем, чего коснется Эстеленте. А татей надо было как следует обыскать, и убрать все следы их прибывания у границ. Не бросать же их там. Идриль бросила взгляд в окно, где за горами била ключом другая жизнь. Где случилось с ней все, что казалось теперь муторным сном. — Отец, сегодня я поняла одно — эдайн за стенами нуждаются в помощи и спасении. А мы ничего не знали о их бедах, — начала она, переводя взгляд на короля. — И как же эта мысль пришла тебе в голову? Люди, встреченные вами с Ломионом, пытались тебя убить, насколько мне известно. Спасать стоило скорее тебя. — Отец глядел прямо на неё, убрав бумаги. — Искажение ожесточило их сердца. Именно поэтому так важно помнить причиненное мне зло. Я должна помешать ему повторяться и множиться, не встречая сопротивления, — твердо, отчетливо, произнесла принцесса не отводя глаз. — Но именно это и ставит нас перед вопросом, можно ли людям доверять. Заслуживают ли помощи те, кто отплатит злом при первой возможности? Итариль скрежетнула зубами. Появилось чувство, что она снова спорит с Маэглином. Она покачала головой, потирая лоб. В висках трещала головная боль. — Ах, папа! Если бы я могла так легко ответить на твой вопрос. Никогда я столь не сомневалась в безопасности нашего дома, тайну которого мы подарили людям. Я… боюсь. — Я тоже. — пожал плечами Тургон, вовсе не выглядевший напуганным. — Но есть и то, что усмиряет мой страх. Просто словам нельзя верить. Но ты ведь веришь Хурину и Хуору? — Как бы я хотела сказать, что верю! Но теперь мне кажется, я лишь обманываю себя. — Тебе надо больше доверять своим суждениям, Итариль, — слегка улыбнулся отец. — На самом деле в глубине души ты знаешь, ошиблась, или нет. — Может быть. Однако, будь люди хоть трижды лживы, я не могу жить, зная что где-то есть такие, как Аралорн, рабы. Что они так друг с другом поступают. — И что же ты предлагаешь? — Пока еще не решила. Но мы не должны закрывать глаза. Это гнусно. — Что, думаешь стоит открыть ворота и раструбить на весь свет: «вот он, Гондолин, приходи кто хочет?» — усмехнулся отец. — Уж точно лучше, чем сидеть сложа руки. Она ждала что отец ответит ей строгим взглядом и увещеваниями. Еще одно разочарование в том, во что верила. Но Тургон, мгновение подумав, только хитро улыбнулся. — Знаешь, Итариль… а впрочем, прочти сама, — он протянул ей пергамент, не поскупился ж кто-то на послание! * — Князь Маэдрос шлет мне поклон. Да не морщись ты так, знаешь ведь, что мне он нравится не больше, чем тебе. Думаешь, ты единственная, кто ненавидит своего кузена? — Я вовсе не ненавижу Ломиона! — воскликнула она, чувствуя, как розовеют щеки. Может, это и не любовь, но ненавидь она его… — Читай уже, — лукаво улыбнувшись, поторопил Тургон. Она склонилась над бумагой под косым лучом, падающим сквозь полуприкрытое занавесью окно. Отец отошел к свету, и проговорил, глядя в окно. — Как явствует из послания, вы с лордом Маэдросом поразительно единодушны в намерении что-нибудь предпринять. Он там, за стенами, куда больше знает о происходящем в мире, и некогда писал мне, что люди его изрядно удивляют и настораживают. — Тургон пожал плечами. — Впрочем, иных он даже принял в свою дружину, и говорит, что эдайн ничуть не уступают эльдар в верности и чувстве долга. Мой двоюродный брат утверждает, что сейчас он ощущает опасность, и уверен, что если не предпринять решительных мер, однажды Белерианд накроет тень. Отец бросил на нее косой взгляд. — До твоего появления я сомневался, придать ли значение его речам, или отмахнуться, как от наивной ерунды или гнусного обмана. Предполагал, что он сгущает краски, пытаясь вовлечь меня в очередную свою интригу с целью вернуть звездные камни. — Отец усмехнулся грубо, как всегда, когда речь заходила о давних днях без Светил. — Я уже давно не верю лорду Маэдросу, но я верю тебе. И коль ты считаешь, что дела плохи… То полагаю, мне стоит заново обдумать ответ нашему дражайшему родичу, — слегка усмехнулся отец, посмотрев на неё. Идриль слабо улыбнулась ему. Не веря, что свет надежды может зажечься так быстро и просто. — Ты хочешь стать его союзником? — Стоит попробовать. Если его дело не будет противоречить моим принципам. Ну и, разумеется, если мы договоримся, кто будет командовать, — усмехнулся отец. Идриль вдохнула, чувствуя сладость весны в воздухе, такую внезапную и головокружительную, словно в этот миг исчезло то, что сдавливало ей грудь.