Сангвинем

Элина рывком встала с кровати от настойчивого стука в дверь. Она обнаружила себя в той одежде, в которой была вчера. Затем начала лихорадочно вспоминать вечер: «Ага, сангвинем, Глеб, постель… Я вроде бы хотела только на минуточку прилечь — грустно подумала она, — и в душ не сходила и вещи не постирала и даже постель не постелила». Тут до неё дошло, что ей в дверь стучатся уже не первую минуту. Элина быстро вскочила с кровати и побежала к двери. Открыв её, девушка увидела доцента Горгонову. — Здравствуй, Элина — серьёзно и непоколебимо произнесла Медузия — мы с учителями решили, что с тобой надо позаниматься. Вот расписание твоих уроков — декан протянула бумагу, на которой было расписание кабинетов, времени, названия предметов и инициалами преподавателей. — Так как сейчас каникулы, ты будешь тренироваться одна. — Она дождалась, пока Элина кивнёт, а затем продолжила — А сейчас завтрак. За мной. Медузия развернулась и пошла к Залу Двух Стихий. Она не оглядывалась, поскольку знала, что за ней последуют. — Тебе всё нравится? — спросила доцент кафедры и немного отстала, дожидаясь своей спутницы. — Да, большое спасибо вам. Комната уютна, и вещи очень красивы. — Рада это слышать — строгая и неприступная женщина оглянулась и одарила ученицу мягкой и радужной улыбкой. Из книг Элина всегда восхищалась Медузией. Она просто идеальна. Пример для подражания. Заботлива, в меру строга и сурова, целеустремлена, но добра и мягка. Так же нельзя было не отметить ее ум, красоту. Ну, а когда девушка увидела доцента в жизни, то Элина ещё раз убедилась, это книга это всё равно, что посмотреть на плитку шоколада на обёртке, но не увидеть что внутри, и тем более не попробовать её на вкус и запах. Так они дошли до Зала Двух Стихий. Элина продолжала идти за Медузией Горгоновой к столу преподавателей. Все глаза были устремлены к только что вышедшей девушке. Сначала на пару секунд все замолчали, а затем поднялся гул. Волна перешёптываний бурным ветром пронеслась по Залу. Похоже, знающие уже всем разболтали, а тем, кому ещё не разболтали, во всех подробностях, красочно и ярко рассказывали сейчас с таким рвением, будто от этого зависит, произойдёт ядерный взрыв или нет. Своё отношение каждый выражал по-разному. Кто-то недоверчиво смотрел на неё, кто-то мотал головой, кто-то скрестил руки на груди. Были и те, кто казалось, вот-вот подаст копеечку, хотя милостыню она вроде бы не просила. Были и те кто «плакал», тем самым выражая, что им очень жаль. Такие жались к своим друзьям и будто кричали: «Обними и утешь меня! Иначе я тоже умру, и тебе не поздоровится!». И рядом сидящие, что поделать, прижимали их к себе. Но в целом этот пышный торт, как это уже принято, состоял из четырёх слоёв. К равнодушным принадлежали большинство учеников, исключая выпускников. Например, Ванька, Таня, Шурасик и Ягун относились к реалистам. Лизон принадлежала к Пятачкам, но не потому что ей было жалко, а скорее потому что ей хотелось кого-то пожалеть. К этой же группе принадлежал Жикин, но ему больше было жаль не её судьбу, а то, что он не сможет пригласить её на свидание. Фомой в этой компании можно назвать Риту Шито-Крыто и Семь-Пень-Дыра, они так скашивали на неё свой взгляд, будто вкладывали туда всю ненависть не только к Элине, но и ко всему миру тоже. Первая думала: «Припёрлась тут, строит из себя не пойми кого. Сама, наверное, и распустила слухи о своей жалкой судьбе». Второй же чуть иначе, но в этом же духе: «Так я тебе и поверил! Только подойди, я тебе даже в долг под проценты ничего не дам». Единственное, с кем была непонятка, так это с Гробыней. Внешне она натуральная Фома: — Мисс Кукушкина, — спросила Склепова Элину после завтрака — как тебе здесь? — на взгляд Гробки, это звучало очень мягко, так мягко, что мягче не бывает. Внутри она была стопроцентным Пятачком. И чтобы хоть как-то пожалеть её, решила сильно не приставать. — Привет, Гробыня — обернувшись, сказала Элина и тут же закрыла рот рукой. Девушка только что осознала, что ведь сейчас она непонятно кто, так теперь еще будут думать, что она какой-нибудь экстрасенс или маг Вуду. Ужас! У Склеповой глаза на лоб полезли. Элине срочно пришлось выкручиваться из ситуации: — Мне Глеб сказал, как тебя зовут. — вежливо объяснила Кугубаева. А затем укоризненно и строго произнесла — Если тебе угодно называть меня официально, то зови мисс Кугубаева. Конечно, я люблю петь, и крылья есть, но я всё же не птица. — Лицо снова смягчилось, и появилась искренняя и доброжелательная улыбка — А так, спасибо. Мне всё нравится. Гуня Гломов скопировал поведение Гробыни, тоже став Фомой, Катя Лоткова также присоединилась к ним. Глеб же, как и остальные некромаги, не жалел её, но проявлял какой-то интерес.