Сангвинем

Элина долго не могла уснуть после того разговора, в сознании постоянно всплывал образ Глеба и та ситуации: после того, как девушка закрыла дверь за некромагом, тот постучался вновь, она открыла дверь, а там снова он, и, сказав: «Спокойной ночи, одуванчик» — Бейбарсов ушёл. На следующее утро Глеб снова постучал в её комнату. Никто не ответил, тогда, использовав формулу: «Туманус прошмыгус», вошёл внутрь. Он подумал, что девушка спит, но когда осмотрел комнату, обнаружил, что её нет. «Значит в ванной» — сказал Бейбарсов себе. Некромаг осмотрел комнату: кровать была расправлена, видно сегодня Элина снова решила позавтракать в комнате. Бейбарсов сел на край кровати, возле тумбочки. Цветы до сих пор стояли. В вазе плавали кусочки льда. Похоже, девушка недавно поменяла воду. Некромаг пригляделся. Под стеклянной прозрачной вазой лежал листок бумаги, сложенный вчетверо. Он достал листочек и раскрыл его. На нём было какое-то стихотворение. Глеб не успел прочитать ни строчки, лишь его название: «Жемчужина», потому что послышался щелчок от замка в ванной комнате. Бейбарсов спрятал исток в кармане и встал с кровати. Элина вышла из ванной с пижамой в руках. Хоть она теперь и жила в свободном графике, и еду ей в комнату носили, точнее она сама носилась, но девушка всё равно предпочитала не опаздывать. Как только трапеза начиналась у учеников, Элина спешила и сама начать. Сегодняшний день не был исключением. Рано встав, она пошла сразу ванную, приняла душ, почистила зубу, расчесалась. Выходя, девушка что-то бурчал себе под нос про то, как она совсем обленилась и перестала следить за режимом, но затем замерла, увидев перед собой Глеба. — Доброе утро, одуванчик. — бодро сказал тот — Завтрак в постель отменяется, собирайся. Если тебе так лень, то я помогу тебе, дотопаем до Зала вместе. Долго Элина упиралась, протестовала, пугала, но итог был уже предопределён ещё до того, как она сказала «Нет». В результате Бейбарсов перекинул её через плечо и вытащил в коридор. Он посчитал, что так будет безопаснее, для него, нежели нести её на руках. Будь это какой-нибудь роман, некромаг обязательно был сделал всё более романтичнее. — Больно же ты дерёшься — пожаловалась тот, массируя поясницу. — А не надо было меня никуда тащить — буркнула Элина. Ох, как не хотела она выходить из своей комнаты. Девушка ещё не забыла, как отвратительно на неё смотрели, как хотели задушить её голыми руками. — Нет, — Элина резко остановилась — я не пойду. — Что, опять? — Глеб тоже остановился. Остановился спиной к дверям Зала Двух Стихий и лицом к ней. — Выбирай: либо ты сама идёшь, либо я тебя понесу. — Я не могу… — сорвалась она. — Значит, я могу — спокойно сказал тот, но усталость чувствовалось. — Нет, ты не понимаешь!.. Я боюсь — прошептала та. — Кого? — Глеб тоже перешёл на шепот. — Их — ещё тише сказала девушка ему на ухо, встав на носочки. — Тебя никто не тронет. Честно. Просто пойми: ничто так не делает нормального человека сумасшедшим, как его собственные четыре стены. — Бейбарсова смотрел на неё. А она на него. Он взял её за руку. Та не стала ни отстраняться, ни вырывать руку, а наоборот сжала крепче. Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. Девушка почувствовала такой мощный прилив сил, будто Глеб вливал в неё жизнь, открывал второе дыхание. Никаких мурашек, никакого холодка, лишь тепло. Внутри кровь забурлила и устремилась по артериям и венам, так быстро, что, казалось, вот-вот капилляры все лопнут. — Хорошо, я первая — сказала Элина и, отпустив его руку, вошла. Глеб успел только хмыкнуть, поразившийся ею. Он направился в Зал вслед за ней. Лена и Жанна были уже там. Некромаг присоединился к ним. Плотно позавтракав, Бейбарсов взял пару конфет в фантиках и хотел положить их в карман. Сам он к сладостям равнодушен, однако надеялся, что его спутнице они поднимут настроение. Рука уже скользнула в карман и отпустила добытое, как наткнулась на бумажку. «Жемчужина Мы, люди, всех встречаем по одёжке, По внешнему привыкли мы судить И очень мало средь людей найдёшь ты, Кто будет неприглядное ценить! Как хорошо, что Бог наш судит Людей, совсем не так, как люди Он видит нечто там, на дне морском, Засыпанную илом и песком Ракушку, некрасивую на вид, А там внутри — сокровище лежит! И многое пришлось ей пережить, Чтоб красоту внутри себя явить Что наша плоть! Дешёвая скорлупка. Премудрость Божья — жемчуг там, внутри. Всё внешнее — обманчиво и хрупко, На драгоценность Божию смотри!» Это было то самое стихотворение, которое нашел Бейбарсов под вазой. В голове пылало в огненной арке лишь одна мысль, одно слово: «невероятно». Остальное до него так и не дошло, не успело, потому что слух уловил какой-то звук: «дзинь», такое бывает, когда столовые приборы сталкиваются с тарелкой или бокалом. Он оглянулся в поисках источника того самого шума, а вместо этого застал Элину, которая злым и решительным шагом выходили из Зала. Моментально Глеб встал и пошёл за ней. Как только он скрылся за дверями Зала Двух Стихий, некромаг перешёл на бег. Встретились они уже в гостиной тёмного отделения. Так как был завтрак они были здесь одни. — Ты куда? — окликнул он её. — Подальше отсюда — крикнула Элины, не оборачиваясь, а продолжая идти вперёд. — Что произошло? — Глеб схватил её за руку и сжал её крепко, но так, чтобы она не смогла уйти и так, чтобы ей не было больно. — Разве не видно? — закричала девушка — Я здесь всего три недели, а о такой негативной энергии ни в каком романе не пишет! Вот она, реальная жизнь — она увидела, что тот немного подался вперёд, приподняв подбородок, и неправильно поняла его поступок — не перебивай меня! Ты видел, как они на меня смотрели? В их глазах читалось всё! Нет, почти всё! Ненависть есть, — Элина начала загибать пальцы на свободной руке, держа её между ними. Она будто хотела доказать некромагу, показывая наглядно насколько ужасна вся эта ситуация. — гнев есть, отвращение есть, даже презрение и то есть. И вот всплывает это почти: радости нет! Ни у кого! Во-о-бще. — По буквам проговорила девушка. — Ну ладно, радость, — если обычно все люди начинают с шёпота, то Элина сделала наоборот. Сейчас она говорила нормальным размеренным голосом. — Она мне ни к чему. Нет доверия, понимаешь? Но это ещё полбеды. Самое страшное то, — она сглотнула ком в горле и говорила дальше, но все тише и тише. — что они не просто ненавидит меня, а — совсем шёпотом сказала девушка, так чтобы никто больше не услышала это, будто на эти слова наложено табу. Оно страшное. Оно опасное. Оно больное. — бояться, понимаешь? Я чудовище, которое всех пугает. Элинина рука до сих пор была в плену Бейбарсова, но сама девушка просто отвернулась от него. Спустя несколько мгновений Глеб подошел к ней ближе, развернул её к себе и сказал: — Можно я кое-что добавлю? — спросил тот, на что та ответила лишь судорожным вдохом. — Во-первых, в тот раз я не хотел тебя перебивать. Во-вторых, ты вовсе не страшная, а наоборот, просто они тебя не знают. А в третьих, … Не успел некромаг договорить, как девушка сама его перебила, но уже не шёпотом, но и не криком, а уверенным ровным голосом, который не позволит никому возразить ей: — А в-третьих, я больше не хочу видеть этот ужас и чувствовать его тоже. Иначе к уже состоявшемуся списку добавиться ещё один ненавистник, я сама. И заметь, ненавидеть я буду не только себя, но и их. Глеб вспомнил то самое стихотворение, которое он прочитал за завтраком и понял его смысл. Он понимал, что девушка не поймёт того о чём он сейчас скажет, однако некромаг посчитал, что она должна знать это. — Хорошо, я согласен. Прости, моя вина. Там, за завтраком, я был готов оспорить твоё мнение, однако сейчас… думаю, ты всё же права. Затем тишина. Глеб до сих пор не отпустил её правую руку, а наоборот, он взял ещё и левую. Её ладони приятно охлаждали его, а для Элины поступала приятная теплота, такая манящая и такая сладкая. — Спасибо, за понимание. — Сказала Элина, но без привычной для неё улыбки. — Послушай, в толпу мы вклиниваться не будем, но в комнате тоже сидеть нельзя. Одуванчики очень привередливые и прихотливые растения. Если их занести в помещение, очень скоро они почему-то начинают увядать и сохнуть. — серьёзно сказал тот, на что она лишь сделала усталое подобие улыбки.