«Places, places Get in your places Throw on your dress and put on your doll faces Everyone thinks that we're perfect Please don't let them look through the curtains»
Melanie Martinez — Dollhouse
Пегасы. Она решила, что подарит нам волшебных пегасов. Как же без обращённых животных. Конечно, для этого пришлось оставить некоторые вещи в карете, выбросить весь мусор и выслушать капризы Зои по поводу того, что спать в палатке она не хочет, но Анна уверяла, что оно того стоит. А когда она сказала, что даст нам в дорогу еды и воды, то сомневаться уже не хотелось. На булочках, сыре и банке консервированных фруктов мы бы не продержались (и под «мы» я имею в виду только меня и Джея). Несколько простых жестов, и пальцы Анны начали излучать магическое сияние. Прямо на наших глазах летучие мыши превратились в статных вороных пегасов. Грациозные, но могучие на вид, сплошь чёрные, без единого белого пятнышка, они неистово фыркали и взмахивали крыльями, поднимая столпы пыли. Они были уже готовы к путешествию: сёдла и поводья, изготовленные из кожи, поблёскивали на солнце, к сёдлам крепились перемётные сумки с палатками, оставшимися вещами и провиантом, а оголовья были украшены маленькими сияющими драгоценными камешками. Выглядели пегасы завораживающе. Я шагнула чуть вперёд, захотев разглядеть поближе, и с придыханием посмотрела в их глаза. На первый взгляд я даже не заметила, какие они отстранённые, будто мёртвые. Совершенно чёрные, без живого блеска. Как уголь. Как ночь. Дыхание смерти. По спине побежал холодок, и я поспешила отойти. В голове вертелись ужасные мысли. — Всё нормально? — спросила Анна, нахмурившись. Я замешкалась и выдавила из себя усмешку, которая вышла вымученной и неестественной: — Так и должно быть? Я имею в виду, они должны выглядеть, как посланники самого дьявола? Сзади фыркнула Зои, и внутри меня передёрнуло от отвращения. — Да, пожалуй, выглядят они зловеще, — сказала Анна. Она ещё больше посерьёзнела с момента нашего разговора. — Но переживать нечего. Я уверена, ни у кого не будет проблем с управлением пегасом. Когда вы их приручите, они станут преданными друзьями, вот увидите. Они донесут вас, куда угодно, и явятся на зов по хлопку ладоней, если вам будет грозить опасность. Просто… будьте аккуратны и относитесь к ним ласково. Не злите их лишний раз. Хорошо? — А в двенадцать ночи они случайно не превратятся обратно в летучих мышей? — скептически улыбаясь, спросил Джей. — Нет, ну что ты. Они обратятся тогда, когда доставят каждого из вас обратно домой, — тоже чуть улыбнулась Анна. — Ну что ж, думаю, тогда всё готово. Вещи вы собрали, ужин у вас теперь точно есть, про сирен в наше время и так все знают. Да ведь? — Подождать ночи, надеть беруши, сорвать с шеи кулон с голосом, быть осторожными, потому что сирены очень-очень опасны и хитры, — монотонно забубнила Зои, и Анна удовлетворённо качнула головой. — Анна, ну за кого вы нас принимаете? — сказал Джей. — Это и так очевидно. Справимся уж. — Я и не сомневаюсь. С тобой девочки точно не пропадут, Джей — ответила ему Анна с ласковой улыбкой, и он горделиво расправил плечи. В её словах чувствовалась глубокая благодарность. Между ними теперь появилась какая-то духовная связь. Лукас еле слышно усмехнулся. — Тогда мне осталось пожелать вам удачи и, наверное, обнять, если вы позволите. Мы не возражали. В тот момент, когда я прижалась к Анне, нос защекотал терпкий аромат парфюма. В её объятиях я почувствовала себя как за каменной стеной. Думаю, ей сложно было расставаться с нами. Я неожиданно ощутила, что рукав моей рубашки намок, и приподняла голову. Анна плакала. Будто смутившись, луна спряталась за облаками. Ветер не дул, но вода беспокойно колыхалась, словно одержимая тёмными духами. Берег озера Теней: поляна с обширными блеклыми прогалинами земли между высокой травой и кустарниками, невысокий обрыв над водой, царапающие небо деревья — только казался обычным местом, одним из многих клочков земли, затерянных в нетронутой человеком природе. Но что-то подсказывало, что на деле в нём не было ничего простого. Окружающее пылало магией — нехорошей, враждебной. Чужаков здесь не любили. Царила мёртвая тишина, я не слышала ни сверчков, ни малейшего шороха листьев, пока мы безмолвно ужинали. Только отчаянно хрипел и ворчал костёр. Пегасы замерли вдали в тяжёлом сне, будто превратившись в статуи. Атмосфера накалилась ещё в тот момент, когда мы летели к озеру и готовили места к ночлегу. Общение стало натянутым и излишне дружелюбным. Словно мы и вправду выбрались из дворцов и замков для дружеского путешествия. Компания из двух девушек и двух парней, не разлей вода. Зои не дула губы, Джей не встревал в ссоры, Лукас не смотрел ни на кого снисходительно и по-взрослому насмешливо. Мы вели себя так, будто бы забыли о случившемся днём и не волновались из-за надвигающегося кошмара. Сначала я даже подумала, что одна переживаю (слишком уж безмятежно выглядели Зои, Лукас и Джей), но потом поняла, что вряд ли. Слёзы Анны прожгли сердце каждого, надобность отобрать кулон у сирены легла на душу грузом. Все размышляют, все страдают, ведь так? В глазах трудно было найти достоверный ответ. — Мы монстры, — сказал Джей уже к концу ужина, и его слова камнем упали в наполненный тревогой воздух. Я ещё вчера не могла смириться со своей сущностью, а он так быстро решился посмотреть правде в глазе. Монстры. Очень уж драматично звучит. Но он прав, подумала я. В горле пересохло. Лучше и не сказать. Даже не нужно жалеть себя и подбирать слово, которое бы пугало меньше. Так и есть, правда? Я оглядела остальных и обмерла, когда Зои усмехнулась и скривила губы. — Господи, ты серьёзно? Глупости. Далась тебе эта Анна. — Не поймите меня неправильно, — начал Джей, хотя, держу пари, заранее знал, что они не послушают — если захотят, то каждую букву вывернут наизнанку и начинят её изнеможённую тушу новым превратным смыслом. — Мы ей жизнь испортили, но для чего? Чтобы Мир… — Я даже не успела напрячься — настолько быстро он исправился, избегая конфликта. — Чтобы мы сами жили счастливо? — Иногда великие дела требуют великих жертв, — сказал Лукас. — Нам нужна была борода, и мы её получили. Всё легко и понятно. — Ты что, не хочешь помогать Миранде? — встряла Зои, скрестив руки на груди. — Я этого не говорил. Нет! — воскликнул Джей и выставил ладони вперёд. — Понимаю, что забрать бороду надо было, но не так. Не силой. — Мы здесь для того, чтобы помочь Миранде, Джей, смею напомнить, — со взрослой суровостью сказал Лукас. — Ни о каких сожалениях не может быть речи. И признай, очень глупо и самонадеянно влезать в ссору двух посторонних людей. Это, как минимум, невыгодно нам. — Анне тоже надо было помочь. Я думаю, что так правильно. — Джей, ты не герой, — сказала Зои, и губы её тронула ликующе-ядовитая улыбка. — Твои попытки доказать, что это не так, состроив из себя святошу, который всё делает только во благо другим, жалки. — Что ты имеешь в виду? — Глаза Джея полыхали непониманием и обидой. К своему стыду, я сидела, потеряв дар речи. В горле пересохло от паники, и я не решалась вступиться. Внутри разрывало назойливое чувство несправедливости и возмущения, но совсем не хотелось вмешиваться в очередную перепалку: они мне до дрожи надоели. А ещё… Просто… Я немного, краешком души, хотела, чтобы мне стало всё равно. Чтобы я перестала так печься о Джее, будто он не способен справиться без меня, будто он просил о помощи, будто… Будто ему, чёрт возьми, так важно! Так важно! Важно! Важно, чтобы я была рядом и постоянно вступалась за него. Чтобы говорила с ним о всякой ерунде и ударялась с ним в воспоминания о детстве и отрочестве. Чтобы думала о том, что он однажды сказал обо мне, чтобы потом я ломала себя и тряслась в истерике от того, что верила ему до последнего слова. Чтобы плакала и скучала, плакала и ненавидела, плакала и любила, плакала и не могла отпустить. Чтобы на каждом празднике проклинала его за то, что он опять здесь, чтобы смотрела на него, безумно обаятельного в этом чёртовом зелёном галстуке, который ему подходит, и глаз не могла отвести?! Коне-ечно, Миранда, Джею никак без тебя! Нужно понять, что ему неважно. Н-е-в-а-ж-н-о! Незачем стараться и жалеть его! …Иначе как я посмею хотя бы смотреть на его слёзы? — А я прекрасно понимаю, о чём она, — произнёс Лукас, не дав ещё раз напасть Зои. И было непонятно: к лучшему это или нет. Наверное, лучше бы оба тогда замолчали. — Ты любишь похвастаться тем, какая у тебя счастливая жизнь и какой ты сам умный, но я сомневаюсь, что ты не преувеличиваешь. Ничего особенного ты так и не сделал. — Да-да, — согласилась Зои, ликующе наблюдая за тем, как лицо Джея искажает скупая злость — злость, которая только зарождается, только просится наружу, но которую останавливает… что? Внутренний стержень? Выдержка? Манеры? — А сами-то вы что сделали? — Тон Джея был преувеличенно сдержанным, но я увидела, что злость отразилась в оскале. А потом я, будто заразившись от него, почувствовала, что тоже злюсь. Я убрала руки чуть за спину и сильно сжала кулаки, наливая их болезненной белизной. — Как следовало поступить, по-вашему? Сидеть и ждать? И чего бы мы тогда добились? — Ой, кое-кто начинает злиться, да? — запричитала Зои и процедила: — Джей, молю, сделай лицо попроще. На тебя смотреть противно. Ещё и это лицемерие. В груди появилась тяжесть, я машинально закусила губу и мельком взглянула на раскрасневшегося Джея. Он смотрел с горечью. Как совершивший ошибку ребёнок смотрит на родителей в ожидании сочувствия и мягких слов понимания. Но взгляд Джея был не столько разочарованным, сколько жёстким, выражающим недетские твёрдость и усилие. — Что, всё? Больше не можешь ничего сказать? Слова кончились? — Зои закатила глаза и поморщилась. — Какой же ты всё-таки отвратительный. Её уже было не остановить — она загорелась желанием говорить всё, что думает. Она делала это во имя детской обиды, глупой и ненужной мести. Как охотник приближается к раненой птице, чтобы добить её, так и она приблизилась к этим старым воспоминаниям и ранам. Её глаза не выражали ничего человечного, хотя она и думала, что сказать «правду» — это акт милосердия, доброты, сострадания. В голове окончательно заволокло туманом. — Зои! — громко позвала я. — Как ты не поймёшь, что я ненавижу тебя и что мне — да и никому тут! — неинтересно твоё мнение? Ты думаешь, что особенный, раз перешёл в школу получше и теперь общаешься якобы с элитой. Да, ты выше нас. Знаешь, я так рада, что Миранда… — Что Миранда… что? — процедил Джей. — Что она одумалась и перестала с тобой общаться! Ты глупый жалкий эгоист, который ничего не стоит. Тебе не важны ничьи чувства, ты ничего не видишь вокруг, понимаешь? Ты не жалел ни меня, ни её! Ты… Это выше моих сил… Как же я хочу… Изнутри рвалась буря, огонь лизал горло. Хочу причинить боль. Я сама не заметила, как рывком подвинулась к Зои и вцепилась рукой в её волосы, потянув вниз. Она тяжело выдохнула и закричала. — Замолчи, Зои! Заткнись! Лучше тебе не говорить так. Зубы сжались от наслаждения. Я со смаком дернула её ещё раз и отстранилась. Мы с Джеем переглянулись: он был растерян и смотрел как-то испуганно и забито, а затем и вовсе отвёл взгляд. Зои потирала голову, глаза её заблестели. — Ты перестаралась, Зои, — бросил Лукас, и меня покоробило. Странно, что Зои ничего не сказала, однако лицо её помрачнело ещё более. Наступило затишье. Вокруг будто бы тоже надвигалась буря. Воздух стал плотным и душным. Над озером появилась дымка тумана, облака сгустились, и природа угрожающе задышала. Я слышала шум воды: озеро яростно забурлило, взревев, как голодный зверь. — Озеро… зовёт нас? — Лукас изумлённо приподнял брови. — Надо поторопиться. «Калеб», — пронеслось в мыслях, и я опомнилась. Стыд и смущение вспышкой затмили злость. Злость и Джея. Каждый вдруг снова сосредоточился на сиренах и кулоне с голосом, желая забыть только что произошедшее. — Нам нельзя идти всем вместе, — тихо сказала я. — Анна говорила, что нужно кого-то выбрать. — Что тут выбирать? — тут же сказала Зои, делавшая вид, что между нами двумя ничего не случилось, и ухмыльнулась: — Благородный, великолепный и вообще идеальный Джей уже готов. — Я? — переспросил Джей и чуть закатил глаза. — Неужели я достоин такой чести? — Зои, хватит, — сказал Лукас. — У нас нет на это времени. — Тогда… — Она развернулась ко мне, и я обмерла от пришедшей мне на ум догадки и от внутреннего всплеска горького недоумения, похожего на отвращение. — Хватит, — холодно оборвал Лукас её снова, доставая из сумки беруши. — Выбирать правда нечего. — Затем он встал, расправил плечи и пристально посмотрел на меня. В его глазах появился неприятный блеск. — Я иду. Ради тебя, Миранда. По спине пробежал холодок от его слов. Мне не понравилось, как он это сказал. Ох, как не понравилось. — Стой! Пожалуйста! Зои протянула к Лукасу руку, резко схватив его за запястье и заставив пошатнуться. Она вдруг показалась мне отчаявшейся и печальной. — Подожди, ты не обязан идти. Пойдёт Джей. Я имею в виду… — Она отвела взгляд и замешкалась. — Имею в виду, почему нет? Пусть докажет, что он чего-то достоин, раз уж ему так неймётся. — А мне что, прикажешь сидеть тут? За кого ты меня принимаешь? — Лукас стряхнул её руку и небрежно обратился к Джею: — Вы со мною, мистер Совершенство? Джей с готовностью поднялся и коротко и многозначительно посмотрел на меня. Выглядел он мрачнее тучи: сдвинутые брови, пронзительный, суровый взгляд и губы, превратившиеся в тонкую нить. Было что-то абсурдное в том, что он, моя первая любовь, будет помогать Калебу, человеку, который в итоге и стал моим молодым человеком. Хотя, с другой стороны, суть, наверное, в том, что он задумывался не о Калебе, а обо… Скорее всего, он думал о том, чтобы сохранить репутацию, быть для меня в путешествии достойным защитником, одним словом, с честью исполнить ту роль, которую и предполагал для него мой отец. Не мог же он делать это ради того, чтобы я была счастлива? Глупости. Мы наблюдали за тем, как Лукас и Джей надели беруши и двинулись к бурлящему, наливающемуся светом выглянувшей луны озеру. — Удачи, — спохватившись, крикнула Зои, хотя это было совершенно бесполезно: они уже склонились над водой. – Надеюсь, с ними ничего не случится. — Да ладно, Зои. Разве тебе не всё равно? Тебе не плевать? — Что, прости? — Джея ты не жалеешь. — Ты преувеличиваешь. Дело не в нём вообще. Кто-то ведь должен был пойти, правда? — Мне надоело, как ты к нему относишься, — резко сказала я, дав волю эмоциям. — Могла бы хоть раз просто промолчать, понятно? Но, конечно, я понимаю, бедняжка Лукас тебе важнее, тебе ещё страдать, что ты выходишь за него замуж. Если тебе так яснее, то Джей — тоже один из ингредиентов. Зои ошарашенно посмотрела на меня и шумно задышала. — Я уже говорила, зря ты его так жалеешь. Что с тобой происходит, Миранда? Сначала ты срываешься на мне, потом чуть ли не утраиваешь истерику. Озеро шумело и гремело, волны жалобно выли, поддакивая ветру. Меня терзали противоречивые чувства. После дневного разговора я не знала, что и думать. Волнение и непонимание отдавались в ушах набатом. Сложно было понять, из-за чего именно меня грызло разочарование. Так же сложно, как овладеть собой и подумать перед тем, как сказать. Я вдруг остыла, и мне стало чуть ли не стыдно за злобный выпад. Всё-таки я не могла не помнить о том, что Зои тут для меня, что, как бы ей не было трудно из-за Лукаса, свадьбы и давления матери, она рядом. Я была убеждена, что Зои переживает за меня и Калеба и что любому было бы непросто сохранить самообладание в таком путешествии. — Извини, Зои. Я… Я не хочу ссориться. Но мне нужно кое о чём поговорить с тобой. Зои приподняла брови, и я увидела в её глазах животный страх. Зои боялась вовсе не сирен. Небо прояснилось, послышался невнятный жуткий шёпот. Я спиной чуяла их приближение. Дух тёмной магии, пленительного, удушающего очарования. Дух игривой смерти по прихоти природы. Когда дьявол создавал сирен, он делал это во имя искусства — иначе зачем им такие голоса? Наверное, он обожает музыку и пение. — Хорошо, — сказала Зои после секундного молчания, присмирев. — Только потом, в палатке. Озеро понемногу успокаивалось. Водная гладь заискрилась, засеребрилась, засияла, прекратив волнение. Мы с Зои судорожно потянулась к берушам, и… Разум превратился в вакуум, в приторную нугу. Бесконечно… сладкую… и… бе-есконе-ечно-о… тяну-у-учу-у-ую… Сирены были уже здесь. Я смутно видела их: как они тянутся к Лукасу и Джею, касаются одежды и волос, смеются. Смеются мягко, звонко, ласково. Бархатистые мелодичные голоса, звучащие точно с небес, казались нереальными. Сколько их было? Сколько голосов слились воедино? Только одна начинала говорить, другая вторила ей эхом, третья продолжала, четвёртая… Пятая… Пятая? — Идёмте с нами. Воздух вибрировал, наполнившись дьявольской музыкой. — Озолотим вас. Дьявольской… — Исполним любые желания. Мне нужно… — За нами. Мне нужно к воде… — Нырните и забудете о заботах. Дьявольской? — Пожалуйста. Нет, божественной. — Поддайтесь искушению. Божества. Ноги не держали. Шаг. Шаг. Ш-а-г. Ш. А. Г. Музыка. Она всюду. Нет меня, нет убийства, нет Калеба. Только музыка. Она обволакивает органы, продирается сквозь разум, лезет в сердце. — Вам будет хорошо. Вам будет легко. Блаженство. Как блаженно и невесомо. — Больше никаких забот. Сквозь землю, грязь и траву — только бы уплыть с ними и не знать бед. Нет бед. Нет боли. Нет меня. Туман в голове. Тягучий. Сладкий. Ещё немного. Через тернии к звёздам. — Миранда? — Мне нужно… Нет. Вопль. Нечеловеческий. Жуткий. — Нет! Кричала я. Чьи-то настойчивые руки крепко хватали за талию, за локти, тащили в сторону. Хотели лишить меня чудесного морского рая. — Пусти! Брыкалась, вырывалась, тянулась к воде изо всех сил. Истерика поглотила меня, как морское чудище поглощает корабль, а похоть — возлюбленных: беспощадно, жадно, со смаком, со страстной и одновременно невинной, будто бы случайной жестокостью. Только одна мысль стучала исступленно в голове: «Не дамся. Ни за что. Я заслужила». Я заслужила рай. Заслужила. Заслужила. Заслужила, ясно вам, гадкие, мерзкие руки отвратительного незнакомца? Заслужила. Неважно, кто ты был до этого. Теперь ты — мой враг. — Миранда! Тихо! Я уже здесь, я рядом. Злостный пакостник, жалкий, негодный… Когда пелена перед глазами рассеялась, то мне хватило секунды, чтобы понять, что я лежу в нескольких метрах от берега. Я быстро оглядела грязные руки, провела пальцами по испачканной одежде, дотронулась до лица. Я ничего не слышала, а потом вдруг нащупала мягкие затычки в ушах. Вот почему стало так тихо. Глупая. Не успела надеть беруши, и меня зачаровали сирены. Странно даже подумать, что я потеряла контроль, забылась и начала продираться к озеру. Но потом… Потом… Джей отдал мне беруши. Ну конечно. Я взглянула вперёд и обомлела. Джей полз к берегу. Медленно, но уверенно и упрямо он рвался к цели, впиваясь пальцами и ладонями в землю, раздирая траву, царапая кожу о камни. Его тело обмякло и неестественно скрючилось, изогнулось. Им управлял зов, магические голоса, ещё минуту назад подчинившие и чуть не погубившие меня. Я огляделась. Зои с разнузданной медлительностью шла в мою сторону. Взгляд её выражал что-то неясное: то была расплывчатая нервозность (казалось, вот-вот она остановится и начнёт заламывать пальцы и грызть ногти), перетекающая в каменное спокойствие. Меня злило, что в ней не чувствовался запал, что Зои была в тот момент равнодушна и ленива. Справа от меня, у берега, находился Лукас. Он бегло осматривался, переводя взгляд то на сирен, то на Джея, то — о ужас! — на меня. Я поняла, что он приглядывался к кулонам, намереваясь сорвать один, но помочь он не спешил. Если Джей доберётся до воды… Я в ужасе представила, как Джей стоит и смотрит в пустоту перед собой, а сирены хватают его за ноги и за руки. Тело опасно кренится. Ещё секунда, и он упадёт в воду, сдастся искушению, которому невозможно противостоять. Отрешённый от мира, он не сможет бороться. И всё. Всё. Нет. Опять. Я неизбежно возвращалась к образу смерти. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, и я зажала рот рукой. Глубоко внутри я надеялась, что Лукас не нарочно медлит, а продумывает план и готовится, не надеясь… что? Прикончить Джея? Вдруг Лукас желает наблюдать, как он умрёт? «Смерть страшна, но не противоестественна». Кошмар. Дикость. Готова повторить сотни раз. Лукас чужой. Непонятный, посторонний, неизведанный, оттого пугающий. Время утекало. Сейчас или никогда. Сейчас или никогда. Я вскочила с места, за пару рваных стремительных шагов оказалась рядом с Джеем и схватила его за щиколотки, потянув на себя. Он тут же стал отбиваться, рот его скривился в крике, в мольбе. Абсурдно, но пришлось бороться и стараться оттащить его хоть на немного от воды. Внутри всё ухало и трепетало от волнения. Было уже даже неудивительно, что я боялась за Джея. Я не могла и подумать о том, чтобы просто так его отдать. — Джей, — тихо позвала я, чтобы прояснить замутнённый разум. — Джей! Это Миранда, слышишь. Я здесь. Он чуть поослаб, и я, собрав все силы, сумела перехватить Джея за плечи и заткнуть его уши пальцами. Через минуту рядом появилась Зои и будто нехотя протянула мне запасную пару беруш. В её глазах не было никакого сочувствия и участия. Хотя она и помогла держать Джея, пока я закладывала беруши, я заметила, что она делает это будто бы из одолжения, и возмущение могло бы взыграть во мне с новой силой, если бы я так не нервничала. Только в сторону Лукаса Зои посматривала с нескрываемым волнением. Озеро ослепительно блистало, сирены кружили вокруг Лукаса. Всё произошло за секунды. Лукас придвинулся к воде и склонился над ней совсем близко. Сирена дотронулась до его руки. Она уже пела прямо в ухо, тянула на себя, околдовывая и упрашивая уплыть с ней. Но ему было всё равно. Лукас быстро схватил сирену за запястье, и его пальцы засияли. Вдруг произошло нечто невероятное. Лица сирен исказились. Теперь то были страшные чудовищные гримасы, застывшие перед ледяным кошмаром. Даже в берушах я слышала этот крик. Чудовища, молящие о пощаде, трепещущие от ужаса перед неизведанным, ставшие слабыми и жалкими. Сирена продолжала извиваться. Было невыносимо смотреть на её агонию, на её беспомощность. Лукас держал крепко, и я увидела, как искра белоснежной ледяной магии соскочила с ладони и поползла дальше. Запястье сирены вспыхнуло бело-голубым пламенем. Губительное волшебство стремительно перекинулось на воду, и по озеру побежала кромка льда. Повеяло холодом. На лице Лукаса не дрогнул ни один нерв. Как упоительно спокоен и жуток он был в этом геройском злодеянии! Другой рукой Лукас стремительным движением сорвал с шеи сирены медальон и разжал хватку. Сирена отпрянула, освободившись. Вода вернулась в прежнее состояние, лёд исчез, будто его и не было. Озеро исказилось волнами и шквалами брызг. Они уплыли. Недолго помедлив и убедившись, что всё правда кончилось, я сняла злосчастные беруши, закинув их в карман кардигана, и снова посмотрела на Джея, который уже открыл глаза и приподнял голову, тяжело моргая. Лукас поспешил к нам. Зои сразу же встала и робко обняла его, он обнял в ответ, начав поглаживать её по спине свободной рукой (в другой он сжимал кулон). Нужно было время, чтобы передохнуть, опомниться и осознать, что всё позади. Очередное испытание подошло к концу. Я тоже встала и протянула руку Джею, подумав, что ему может понадобиться помощь, чтобы встать, но он по-джентельменски покачал головой. В следующую секунду он и вправду поднялся сам, отряхиваясь. Я больше не могла смотреть на него так, как прежде. Я вдруг поняла, что именно он сделал, и мысль о том, что он спас меня, поразила. Дурак. Пожертвовал собой. Дурак, дурак, последний дурачина. Я и подумать о подобном не могла. Разве я этого достойна? Того, чтобы отдать мне единственные беруши? Будто молния ошеломила меня: я могла умереть. Но, чёрт возьми, он тоже мог погибнуть! И он подумал, что я важнее? Да, я тоже немного помогла ему. Но он-то был первым. И он не раздумывал. — Что случилось? — спросил Джей, потирая виски — наверное, сирены затуманили ему разум даже сильнее, чем мне. — Я достал кулон? — Ты? Неужели? — Лукас помахал кулоном прямо перед носом Джея. Зои вторила Лукасу издевательским смешком. Странное, невероятное сходство. Одна сирена начинает петь, и ей вторит другая. Лукас усмехается, и ему вторит Зои. Жестокость существует везде, хоть и в разных формах. Чем тогда люди лучше сирен? — Вообще-то, если ты не видишь (а ты правда не видишь дальше своего носа), то Лукас достал голос, а не ты, — защебетала приторно Зои, и меня охватило возмущение. — Ты, конечно, пожертвовал собой, но это было больше глупо, потому что — смотрите-ка на него! — ты решил доказать всем нам, таким, видите ли, глупым и ничтожным, что ты герой. Ты сделал это не потому, что беспокоился, а ради якобы справедливости. Можно было не отдавать свои беруши. Миранда и то догадалась просто заткнуть уши пальцами и подождать меня. «Миранда и то». Меня бросило в жар. Понимала ли Зои сама, о чём говорит? «Он же спас меня! Ты что, не видишь?» — хотелось кричать мне, но она бы не услышала в любом случае, и я снова разозлилась. Обвинять в моральности, благородстве, способности прийти на помощь и пожертвовать собой — очень оригинально. Не маскарад, а театр абсурда. Джей посерьёзнел и опустил взгляд. Он застыл на месте, о чём-то задумавшись. Зои фыркнула, а Лукас повернулся ко мне и вдруг по-доброму улыбнулся. — Держи, Миранда. — Он передал мне драгоценный кулон, и тот, точно умышленно, по волшебству, сверкнул в ладони. — Спасибо, — заставила я сказать себя, и Лукас кивнул, не обратив внимания на мою мрачность. — Мне было не трудно. Ради тебя стоило стараться, правда, — ответил он. Я изобразила благодарную улыбку, но почувствовала себя неуютно. Мне хотелось, чтобы день уже поскорее кончился, и я бы провалилась в спасительный сон. День правда был длинным и выматывающим. Зои и Лукас тоже засобирались спать и направились к заранее поставленным палаткам (одна предназначалась для нас с Зои, другая — для Лукаса и Джея). Я же замешкалась, заметив, что Джей не торопится уходить. Он сел у озера, прижав колени к груди и обхватив их руками. Я ощущала, что не могу просто так оставить его. На душе было неспокойно. Я не прогадала. Тот разговор. Тот вечер, граничащий с ночью… Мурашки по телу. Зои обернулась на полпути и смерила меня взглядом. — Ты пока не идёшь, я так понимаю? — Нет, но я скоро. Наверное. — Этого стоило ожидать. — Она наклонила голову вбок и недовольно вздохнула. Будто бы я была капризным ребёнком, а она — моей матерью, которая решительно не понимала, что со мной делать. — Молю, не задерживайся. Ты же хотела поговорить. Безу-умно интересно, что ты скажешь. Вскоре они скрылись в палатках, а я подошла к Джею, который, не отрываясь, смотрел в чёрное водное зеркало. — Ты спас меня, Джей, — сказала я, подумав, что наверняка покраснела. – Я даже не знаю, как тебя благодарить. Он повернул голову, и наши взгляды столкнулись. Мы ничего не говорили вовсе некоторое время. — Что ты так смотришь? — только и спросил Джей, хотя он тоже оглядывал меня тепло, благодарно и как-то заворожённо. По-волшебному. По-особенному. — Да так. — В голову вдруг полезли всякие глупости. — Никогда раньше не видела настоящего героя, знаешь ли. — Я ненароком закусила губу, а затем улыбнулась во все тридцать два зуба. Джей отмахнулся, но я видела, как он довольно зарумянился. — Перестань. Я обещал твоему отцу, говорил ведь. «Обещал», — подумала я и вроде как немного поникла. Как же иначе. Но внутри теплилась надежда, что он капельку лукавит. — Лучше прими благодарность от меня, — продолжил Джей. — Я тебе обязан. — Ты что? Конечно же, не за что, глупый, тебе не надо ничего говорить, — засмущалась в свою очередь я и добавила, пока эта канитель благодарностей не переросла в нелепость: — Ты не идёшь спать? — Как видишь, нет. Я не ждала, что он тут же разговорится. Мне просто хотелось побыть с ним немного наедине. Меня почему-то тянуло к нему, и я присела рядом в той же позе. — Не надо сидеть тут. Иди спать, Миранда, — чуть резко сказал он и отвернулся, пробормотав: — Мне надо побыть одному. Я поджала губы и нахмурилась, но не ушла: не могла. Я понимала, почему он так говорил, и хотела дойти до конца. — А если я хочу здесь сидеть? Ты расстроился из-за Лукаса и Зои, я знаю. Давай поговорим. — Не надо жалеть меня. Я тут не для этого, а для того, чтобы защищать тебя, — жёстко произнёс Джей, прикрыв глаза. Словно он хотел сам себя в этом убедить. — Твой отец… — Мой отец, мой отец… — передразнила я, активно размахивая руками. — Ты умеешь ехидничать, так почему ты им не отвечаешь? Почему сейчас ничего им не сказал? Признай, тебе обидно. — Они правы, Миранда. — Он облизнул сухие губы. — Разве не видно? Ты не согласна с ними? Я забылся в самый важный момент. Это недостойно. Можно было сделать всё лучше, как и сказала Зои. А так… Вышло глупо. Ты не должна была меня спасать. Мне было больно видеть его таким поникшим, печальным, зарывающемся в себе и бессильном понять, что с ним не так. Удивительно, но я поняла, что никогда не думала о том, насколько мы с Джеем похожи. Оказалось, что в некоторых деталях мы словно отражение друг друга, поэтому я ещё больше прониклась к нему сочувствием и внутри ещё сильнее забурлило возмущение от несправедливости. Мир давит на всех. Всем расставляет подножки, толкает, плюёт в лицо, а потом в спину. Я прекрасно знала, что у каждого свои неприятности, но в то же время почему-то так хотелось думать, что мне и Джею в сотни раз труднее. Никто именно нас не понимает. Мир дал нам чуть больше оплеух. Мы в клетке, мы под стеклянным колпаком, а окружающие проходят мимо и глумятся. Я ощутила это, пожалуй, слишком ярко. Ещё немного, и из глаз пошли бы слёзы. Это было глубоко естественное и глубоко неправильное чувство: потребность, проникнувшись к нему сочувствием, защитить Джея, прикрыть, оградить и сказать, что я знаю, что он чувствует. Я понимаю. Слышишь? Я тут. Всё ещё рядом. — Но с Лукасом тоже могло такое случиться, — воскликнула я, желая достучаться до него. — Нельзя устоять перед сиренами, ты же понимаешь. — Знаешь, такая странная вещь: другие путники — другое дело. Ты всегда думаешь, что ты лучше и умнее чуть ли не их всех вместе взятых, а в итоге оказывается, что ты не можешь элементарных вещей. Для чего я спас тебя? Чтобы снова подвергнуть опасности? — Если бы мне пришлось спасти Лукаса, то Зои бы и слова не сказала, — мрачно ответила я. — Мы бы не сидели тут, не сделай Зои тебе замечание. Которое, между прочим, было абсолютно ни к чему. Вот что глупо. — Я подвёл себя и тебя, — как умалишённый продолжал твердить он, запустив пальцы в волосы. Я поджала губы. — Да о чём ты? Ты спас меня! — повторила я, сорвавшись на крик. Я наступала на него, как вихрь, ураган, смерч. — Ты помог Анне. Не было ничего неправильного, никого ты не подвёл. А то, что я помогла тебе, так это потому, что не люблю быть обязанной. С тобой не так только то, что ты слушаешь Зои и Лукаса, ясно тебе? Не смей корить себя. — Тогда почему они меня столько упрекают? Почему Зои сказала, что я эгоистичный и лицемерный нарцисс? Мне нужно исправиться. — Не хватало только брать их слова за истину. Неправда, не нужно. Каким ты хочешь быть? Идеальным? Я замолчала и зажмурилась. Сама себя подловила. Идеальный. Ненавижу. Ненавижу это слово. Если бы слова могли убивать буквально, то это бы покончило со мной очень давно. Пристрелило. Перерезало горло. Вырвало сердце и съело его, любуясь закаменевшим трупом и разодранной, превращённой в месиво грудью. Расчленило, медленно отрезая от меня по кусочку, а потом бы смеялось чудесной игре, пытаясь собрать меня воедино. Засунуло бы меня, вырывающуюся, в печь и живьём зажарило, а за двадцать минут до готовности достало, смазало бы растительным маслом для корочки и поместило обратно. Полило горючим и подожгло.