Маскарад

«Isn't it lovely, all alone Heart made of glass, my mind of stone Tear me to pieces, skin and bone. Hello, welcome home» Billie Ellish – Lovely

«Do you hate me now because I walked away Please understand that I just couldn't stay Your heart pushed me to go the other way I just couldn't stay, forgive me I had to run away from this hungry heart Cause if I chose to stay I'd be torn apart» Loïc Nottet — Hungry Heart

      Рано или поздно сказочная поляна превращается в кладбище.       На Зои я даже смотреть не хотела и старательно избегала её взглядом, когда мы готовились к обратной дороге. Джей же после минуты молчания так и не заговорил, став задумчивым и отстранённым, поэтому минута превратилась в несколько часов, пока мы летели к ведьме. Тишина давила. А так как говорить с другими не получилось, пришлось замкнуться в себе, обратившись с вопросами к собственному разуму: как это произошло? С какого момента я начала сражаться за возможность зверства? Что будет дальше? В конце концов, кто именно из нас виноват в его смерти и что делать? Мучительные вопросы без ответов. Всех моих чувств в тот момент не описать. Кроме невыносимой боли терзало столько всего, что странно, как я нашла силы продолжать путь.       Я винила Зои, потому что она привела Лукаса на смерть и умудрилась устроить истерику, встав в позу из-за того, что я не оценила широты её души.       Я винила себя, потому что допустила, чтобы он погиб. Всё внутри вздрагивало, когда я вспоминала бездыханное сжавшееся тело и лицо, вдруг ставшее невинным, словно мы убили ребёнка.       Я не могла простить себе слёзы Джея. Не нужно обладать невероятной смекалкой, чтобы понять, из-за чего он так посерьёзнел, так изменился в одно мгновение — как только высохли его слёзы. Увиденное вытрясло из него душу. Когда мы обсуждали ингредиенты, Зои со злобой сказала, что ему должно быть очень больно. И мы этого добились. Я этого добилась. А дальше что? Что теперь с этим делать? Последствия опять оказались страшнее, больше, оглушительнее. Сблизившись, мы с Джеем отдалились вновь.       Смерть Лукаса растоптала меня. Смерть во имя геройства. Смерть во имя долга. Смерть во имя чувств. Чувств… ко мне.       Невероятно мило.       Невероятно жестоко.       Невероятно самоотверженно.       Невероятно гадко.       И невероятно, невероятно больно.       (Больно до сих пор, безжалостный)       Вот и всё. Ингредиенты собраны и лежат в сумочке, перекинутой через плечо. Недавно ещё я думала о том, что такое двоедушник, как нам справиться с сиренами и как же получить слёзы Джея, а теперь об этом не нужно беспокоиться. Всё сделано, дело осталось за малым. Вот только на душе стало ещё хуже. Непонятно, стоило ли оно того. Только одно спасало. В груди теплилась надежда, что скоро я смогу увидеть его. Калеба. Моего милого Калеба. Я мечтала о том, как он открывает глаза, как я глажу его по волосам, как крепко обнимаю и шепчу, что люблю его, как прикладываю ладонь к его груди и чувствую биение сердца.       Если бы я могла сразу поехать домой… Но увы, всё усложнялось тем, что мы должны были встретиться с Корделией Рок, одной из наших местных ведьм, рассказать ей о проклятии и попросить сварить зелье. Ещё одно выматывающее, обременительное испытание. Кто будет с ней говорить? Казалось, только мы спустимся с пегасов, как неловкости не избежать. Никто не готов к чаепитиям и долгим объяснениям про заклятых возлюбленных, путешествия и противоядия.       Когда мы добрались, уже начинало темнеть. В воздухе пылала вечерняя прохлада. Облака сгустились. Небо было тёмным и неприветливым. Мы стояли перед очередной дверью. Несколько брусьев из тёмного дерева, аккуратно обтёсанные — проведи рукой и не поранишься — и скрепленные между собой. Сам дом находился почти на окраине, вдали от шума королевства, за полосой безымянного леса, давно превратившегося в редкую рощицу. Одноэтажное каменное здание с плоской крышей, расположившееся на пустоши. Даже яблоневый сад и растущие повсюду кустарники не создавали впечатления жизни. Напротив, яблони скрючились, склонились к земле, будто моля о пощаде. Дом был совсем небольшим и каким-то диким, невзрачным, но зато казалось, что сквозь крепкие стены и мощную дверь не пройдёт ни один враг.       Я слышала о Корделии не раз — много кто в королевстве покупал у неё травы, — хотя в последнее время слухи о ней поутихли. Говорили, что она занялась чем-то ещё и практически перестала появляться на людях. Я ни разу не виделась с ней лично и теперь с боязливым любопытством ожидала встречи. Одинокое жилище не внушало никакого доверия. Внутри застыло волнение.       Дверь открыла высокая стройная женщина лет тридцати пяти с пышными рыжими волосами до бёдер (возможно, она пыталась походить на Мериду, но эту тайну мы никогда не узнаем). Одета она была в чёрное обтягивающее бархатное платье. Грудь туго стягивали широкие чёрные ленты корсета. По длинной юбке, закрывающей щиколотки, ползли завитки узора. Корделия опиралась правой рукой на дверной проём и хитро улыбалась во все зубы. Непонятно, перед кем она красовалась. Меня смутили её неуместное кокетство и многозначительная улыбка.       — Да-да, — проговорила она, постукивая ногтями о проём. — Корделия Рок к вашим услугам.       Я поздоровалась и приготовилась произнести привычную речь о том, кто мы, что случилось и что нам нужно, но Корделия оборвала меня. Сомнений не было: она и без того знала, зачем мы приехали.       — Можешь не объяснять. — Корделия лениво приподняла левую руку, выставив указательный палец с острым красным ногтем. С каждым именем она показывала на его обладателя: — Джей. Зои. И, конечно, Миранда. Прошу в моё скромное убежище. Время ужинать.       В голове тут же заметались вопросы. Я вздохнула, убаюкивая панику. Всякое желание заходить в дом пропало.       Я обернулась к Джею в поисках поддержки. Он не взглянул на меня, но глаза его блестели усталостью и непониманием. Он прищурился, изучая внешний вид ведьмы.       — Вы нас ждали? — спросила я, надеясь услышать «нет». Но надежда не оправдалась. Впрочем, это было ожидаемо.       Сложно сказать, что конкретно меня пугало. С одной стороны, стало бы легче, если она уже всё знала. Тогда бы она объяснила непонятное и дала ответы на все вопросы. С другой, я была не уверена, что не услышу что-то, что выбьет из колеи ещё больше. Секретам полагается быть страшными.       — Бинго, — ответила Корделия и отошла в сторону. — Проходите. Ну же, быстрее. Скоро сварим зелье, Миранда спасёт Калеба, как вы и хотели. Зои будет рада за подругу, да?       — Конечно. — Голос Зои дрогнул. Она снова выглядела нервной: то и дело кусала и облизывала губы.       — Следуйте за мной!       Миновав бедно обставленную прихожую, мы прошли в коридор, а потом попали в маленькую столовую, совмещённую с кухней. Широкий деревянный стол был накрыт старенькой белой скатертью и сервирован тарелками и чашками на трёх человек. В середине стоял горячий чайник и большое блюдо с мясом, тушёным с овощами. Оно выглядело совершенно не аппетитно, но по комнате разгуливал тягучий аромат приправ. Голод напомнил о себе. Мы слишком долго не ели.       Тем не менее, сев за стол, к еде никто не притронулся, хотя Корделия и начала раскладывать угощение по тарелкам и разливать чай.       — Вам нужно поесть и восстановить силы: путь был нелёгким. Вы утомлены, я же вижу… Думаете, я хочу отравить вас? — захохотала Корделия, и у меня мурашки по спине побежали. Всё это было слишком уж странно. Я оглядела сгорбившегося Джея, с недоверием смотревшего на блюдо, и нервную Зои, ёрзающую на месте. Шестерёнки в голове усиленно закрутились, но я ни до чего уже не могла додуматься сама. Даже если бы у меня были силы, я бы не поняла, что происходит. Возникло навязчивое чувство, что Корделия не хочет говорить о зелье и пытается отвлечь нас, заболтать.       И откуда она вообще знает про противоядие? Почему ждала нас? Может, она, будучи ведьмой, умеет видеть будущее. Или у неё всего лишь развитая интуиция. Или она чувствует приближение магии, и пегасы нас выдали.       Но что-то подсказывало: это неспроста. Посетившая меня мысль заставила напрячься и похолодеть: значит ли это, что Корделия знает, где Виктория?       «Меня заставили».       «Мне не лучше, чем тебе».       Зои вдруг вскочила из-за стола и пристально посмотрела на Корделию.       — Мне нужно умыться. Проводи… (она запнулась и мотнула головой)…те меня в ванную.       — Вперёд по коридору и налево. Дом маленький — сама найдёшь. — В уголках глаз и губ Корделии спряталась насмешка.       — Как же гостеприимность? — процедила Зои, продолжая буравить её взглядом. — Я ведь попросила. Нельзя уделить мне минуту?       — Хорошо, — нехотя согласилась Корделия, пожав плечами. — Ты же знаешь, что ты самая настоящая заноза, да?       Зои оскалилась и вышла из комнаты за Корделией. Они исчезли на несколько минут.       — Тебе ничего не кажется странным? — спросила я у Джея, разбивая мёртвую тишину.       Джей сидел с отсутствующим видом — внутри он всё ещё плакал на злополучной поляне. Мне было больно смотреть на него: я никак не могла ему помочь. Мне было даже страшно заговорить с ним.       — Всё равно, — тихо ответил Джей, и я вздрогнула. — Я просто хочу уже поехать домой. Подальше от этой грязи. И всё. Дай Калебу зелье и живите долго и счастливо.       — Джей… — аккуратно начала я, услышав отвращение в его голосе. Я не знала, как бы подобраться к нему, не сломав. — Но ведь мы должны были помочь Калебу.       — Как бы объяснить… — Он говорил прерывисто, подбирая слова. — Не знаю… достоин ли он. Не знаю… Это ужасно. Ужасно, что мы сделали.       — Понимаю, Джей. Но мой долг был спасти его. Всё равно пришлось бы пожертвовать либо Лукасом, либо Калебом. Но Калеба я не оставила бы ни за что.       — Я это помню, просто, пойми... Я до сих не могу поверить, что он погиб, это слишком для меня. Но то, что он погиб ради Калеба… И то, что я отдал слёзы тоже из-за Калеба… Это так…       Я молчала, ожидая продолжения, но он не стал объяснять.       — Забудь.       — Джей?       — Даже не спрашивай, — отмахнулся он, и тон его стал пугающе грубым. Я отстранилась, спрятав руки, протянутые для объятия.       Продолжить разговор мы бы не смогли в любом случае: Зои и Корделия вернулись через несколько секунд.       — Почему вы не едите? — сразу же возмущённо спросила Корделия, недовольно приподняв правую бровь.       — Мы думали, что вы сразу поможете нам с зельем. Все уже устали, — ответила я.       — Ну так отдохните. Зачем портить себе аппетит расспросами?       Я ещё раз посмотрела на тарелку.       — Нельзя испортить то, чего нет, — пробормотала я, и Корделия хмыкнула и сложила руки на груди.       — Как же невежливо. Я так долго готовилась к вашему приходу, думала, что приглашу вас в дом, угощу… Я так хотела отвлечь вас, но, похоже, ничего не вышло.       — Давайте уже скорее, — пробурчала Зои.       — Как это мило, — притворно защебетала Корделия. — Переживаешь за подругу? Что ж, раз вы все не в настроении для ужина, то давайте начнём. Идём, Миранда.       — Миранда? — взвилась Зои. Щёки у неё покраснели от злости, она поморщилась. — А мы разве не пойдём? Мне кажется, что я вполне это заслужила, я тоже прошла весь этот путь.       — Я всё сказала, — отрезала Корделия. — Вы мне не нужны. Это не ваша история. Не твоя уж точно. Идём, Миранда.       С этими словами она вышла из комнаты, поманив меня за собой. Я поправила сумку на плече и устремилась за Корделией, представляя наш разговор и стараясь понять, о чём лучше спросить первым. Я могла бы сразу обвинить её во всех грехах — что-то мне подсказывало, что она в этой истории неслучайно, но понимала, что сначала лучше расспросить её.       Корделия молчала, пока миновала узкие коридорчики и крошечные комнатки, пока спускалась по каменной лестнице в холодный подвал, пока искала ключ от двери, и пока тот дребезжал в замочной скважине.       Я увидела полутёмную, но просторную — пожалуй, самую большую во всём доме — комнату. В центре красовался длинный, обитый бордовым бархатом диван, плохо вписывающийся в мрачное и старое окружение. К левой стене примыкал массивный, грубо сделанный деревянный стол, а к правой — несколько громоздких стеллажей со склянками, бутылочками, бочонками и пузырьками, кое-где виднелись старинные фолианты — наверняка труды по зельеварению и колдовству. Но главным украшением комнаты служили камин и гигантский чугунный котёл, висящий над поленьями. К нему и подошла Корделия. Послышалось потрескивание огня, в котле забулькала вода — Корделия готовилась варить противоядие, я же в это время вытащила из сумки и разложила на столе ингредиенты, а потом присела на диван.       — Я в курсе, что у тебя много вопросов, — сказала Корделия. — Я даже подозреваю, что именно ты хочешь узнать. У нас есть немного времени, но должна предупредить, что для некоторых ответов время ещё не пришло, если ты понимаешь, о чём я.       Я уже привыкла, что везде тайны и недомолвки, но всё равно напряглась. Мне казалось, что вот-вот я узнаю нечто ужасное. Любопытство боролось с волнением. Руки стали влажными — то ли от переживаний, то ли от жара, наполнявшего комнату. Мне стало дурно, и я почувствовала, как пот липкой плёнкой обхватывает спину.       Душно. Невыносимо душно.       — Вам не нужен рецепт? — спросила я и медленно откинулась на спинку дивана, надеясь, что дурнота уйдёт, но ткань была пропитана пылью и мерзким жаром, дышащим в шею.       — Нет. — Корделия усмехнулась. — Я же сама придумала зелье.       Очень хотелось пить, и я сглотнула, чтобы хоть немного смочить горло. Поток мыслей замедлился от слабости, сжавшей в тисках голову.       Есть два варианта: либо это противоядие существовало давно, либо… Значит ли это, что…       — Тебе плохо, моя дорогая? — спокойно спросила Корделия, на секунду обернувшись. — Дыши, Миранда. Глубоко дыши. Ну же, как ты обычно делаешь. Раз-два.       — Здесь нечем дышать. — Я хватала ртом воздух.       — Потерпи немного. Я сделаю всё на раз-два.       — Вы придумали зелье специально для меня?       Кусочки паззла начали складываться вместе, но много я ещё не могла понять. У меня не было ни одного безобидного объяснения тому, что произошло. Виктория, заклятье, зелье, Корделия… Как они связаны? Я ждала ответов, но их не последовало.       — Да. Именно так.       — Я предполагала, что вы имеете отношение к этой истории, что мы не просто так должны были прийти именно к вам. Но я всё равно мало понимаю. Скажите, что с Викторией?       Сердце грозилось вырваться из груди.       — Когда это ты начала переживать за неё? Она говорила, что у вас напряжённые отношения, и ты, должно быть, её ненавидишь.       От котла исходил жар.       Жара. Нестерпимая жара.       — Нет, это совсем не так. Она ведь моя сестра. Кузина. Она написала, что её заставили. Вы подговорили Викторию причинить вред Калебу, а потом принялись за неё саму, так?       Цветок Опаски. Кусочек амброзии. Голос сирены. Серебряная борода. Камень-двоедушник. Слёзы. Ингредиенты исчезали в бездонном котле.       Руки задрожали.       Корделия вновь усмехнулась. Каждая её усмешка звучала всё более издевательски.       — Да, так и есть, — с иронией произнесла она. — Ты меня раскусила, Миранда! Ты такая умная! И зачем мне это надо, по-твоему?       — Я уже ничего не понимаю. Где Виктория?       — Да успокойся ты!       Корделия, не переставая помешивать варево, обернулась.       — Похоже, здесь и вправду душновато. — Наверное, мой вид её всё-таки убедил. — Ты бы что-то делала со своими фобиями и паническими атаками, или как это называется. А то так можно, знаешь ли, и в психушку угодить. Хотя мне это даже нравится. Это добавляет тебе колорита. Романтизация психических расстройств, ну ты понимаешь, да?       — У меня всё нормально, — сказала я недоумённо и пощупала лоб. Тёплый. — Я не больна вообще-то.       — По тебе и видно, — хмыкнула Корделия. — Успокойся, Виктория в порядке. Она получила, что хотела, и сейчас счастлива. Я надеюсь.       — Что это значит?       — У тебя ещё будет шанс узнать все подробности. Я дам тебе письмо. Его специально написала Виктория. У неё там такая эпопея, Толстой бы просто удавился, поэтому я и оставлю часть с объяснениями на неё. Но послушай вот ещё что. Я наблюдала за вами всю дорогу, смотрела через хрустальный шар.       Ведьма говорила абсолютно невозмутимо и размеренно помешивала зелье, ещё и успевая что-то нашёптывать в перерыве между фразами. У меня же на мгновение померкло в глазах. Я не чувствовала тела.       — У меня есть особое предложение к тебе. Я уже давно увлекаюсь тёмной магией и хотела бы, чтобы увлечение стало чем-то большим. Мне нужна помощница. Ты проявила себя великолепно. Я была поражена тем, сколько в тебе скрывается очарования и силы. С одной стороны — обаятельная влюблённая принцесса, с другой — сильная, жёсткая девушка, которая готова на любые жертвы ради цели. В тебе всё это время умирало… как там правильно? Тёмное «я». Тень.       — Вы перечитали Юнга, — пробормотала я испуганно. В голове заметалась боль.       — Вот об этом я и говорю, моя дорогая, — улыбнулась Корделия, обернувшись. Она смотрела не столько довольно, сколько хищно. — Об этом я и говорю! Такое здоровое чувство юмора!       Корделия отошла от котла, бурление в котором уже начало успокаиваться, приблизилась к стеллажу и начала поспешно осматривать полки.       — А вот и оно!       Она достала из одного из фолиантов большой конверт, протянула мне и вернулась к котлу. Я повертела конверт в руках. Не слишком ли много я узнала всего за несколько минут?       Я понятия не имела, как правильно реагировать и что вообще ей отвечать. Бред. Бессмыслица. Безумие. Чистое безумие. Мне было сложно соображать, и я понимала, что говорит Корделия, смутно. Держу пари, любой на моём месте не поверил бы в происходящее.       Я всё-таки убрала конверт в сумку.       — Да, правильно, почитаешь потом, — сказала Корделия. — У тебя ещё будет время. И для того, чтобы подумать над моим предложением, кстати, тоже. Я почти закончила.       — Подождите, — начала я тихо. — Что значит вообще… Минутку, мне так плохо.       — Отдышись, Миранда, хватит разговоров. То, что тебе нужно знать, я сказала: мне нужна помощница. Если прочитаешь письмо, то узнаешь больше. — Она помолчала и потом добавила: — Особенно о Зои.       — О Зои? Если вы о Лукасе, то я знаю, конечно. Всё открылось во время ритуала. Он нравился ей, но она вроде как пожертвовала им ради меня. Привела специально на смерть.       Корделия медленно обернулась и смерила меня долгим взглядом, а потом ухмыльнулась. Мне показалось, что она была удивлена, даже тронута.       — Нет. Нет, я не об этом. Не думай, что Лукас нравился Зои.       Я подумала, что она не верит в подростковую любовь или что у неё другое представление о чувствах, и решила не отвечать. Мне хотелось только поскорее вернуться к Калебу и покончить с этим кошмаром. Быть помощницей злой ведьмы… Сумасшествие.       Корделия, стуча черпаком о стекло, перелила зелье в бутылочку, приблизилась к дивану и с улыбкой протянула мне. Я смотрела на пузырёк, не испытывая энтузиазма.       — Ты справилась со всеми испытаниями, Миранда, жизнь Калеба у тебя в кармане. В склянке, — неловко, но радостно пошутила Корделия. — Сейчас иди домой и дай ему антидот, ты долго об этом грезила. А потом выбор за тобой. Ты достойна большего, поверь мне.       — Вы знаете, что это похоже на жестокую шутку?       Голова стала тяжёлой. Я на секунду прикрыла глаза. Тело потянуло вниз.

***

      …Я бегу. Вижу развилку, заворачиваю направо. Затем — налево. Тупик. Проход сужается. Направо. Вперёд. Я в лабиринте.       Меня сбивает толпа. Я падаю и царапаю ладони. Не успеваю разглядеть лиц. Маски, платья, туфли. Юбки скользят по земле, покрытой тугим слоем крови и цветов.       — Спасайся! Быстрее! Она догоняет! За нами! — Голоса гудят сиреной.       — Кто преследует нас? — Я боязливо оглядываюсь и вижу вдалеке силуэт. Толпа кричит и бушует.       — У Неё пока нет имени.       — Она мешает нам.       — Хватит лишних слов. Скорее! На бал!       — Да, да, нужно спрятаться.       — Она хочет уничтожить нас, — истерично говорит ещё кто-то. Совсем теряюсь в происходящем.       Пытаюсь подняться, но тело не слушается. Спина холодеет — я чувствую на себе чей-то взгляд.       Оборачиваюсь и вижу девушку с запутанными светлыми волосами. Глаза дикие, бешеные. На губах чёрная помада, тушь, кажется, потекла и размазалась по щекам. В руках — нож. Маленькое чёрное платье девушки порвано, ткань помялась и запачкалась в крови. Это я.       — Миранда, — тихо зовёт Она, рассматривая меня. — Идём со мной.       Остальные девушки в страхе скрываются из виду, и пространство вокруг постепенно пустеет.       — Что ты сделаешь? Убьёшь меня? — спрашиваю я.       — Или ты меня. Посмотрим. Давай же. С ними ты будешь несчастна.       — А с тобой?       — Со мной? — Она ухмыляется. — Чуть менее несчастна.       Она рассматривает отражение в ноже, проводит пальцами по лицу и пытается стереть тушь с щёк.       — Всё равно придётся выбрать. Решайся.

***

      — Ты совсем разнервничалась, бедняжка. — Смешок Корделии выдернул меня из тумана полусна-полувидения. — Ну же, иди. Тебе надо выйти на воздух.       Корделия, не дожидаясь ответа, щёлкнула замком сумки и положила флакон с противоядием внутрь.       — Пойдём.       Она помогла мне подняться и провела к двери, мягко придерживая за плечи.       — Вы сумасшедшая, — прошептала я.       И снова.       — Сумасшедшая.       И снова.       — Сумасшедшая.       — Может, и так, но это не я трясусь и повторяю одну и ту же фразу, заметь.       — Безумная.       И снова.       — Безумная.       Замок умиротворённо спал, поэтому внутрь я пробралась тихо. Мне хотелось закричать, что я наконец-то дома, зажечь лампы и люстры в комнатах, разбудить отца и сказать ему, что я приехала, со мной ничего не случилось и мы добыли зелье, но сдержалась и решила, что лучше сначала всё-таки пойти к Калебу и проверить действие антидота. Как только я вышла от Корделии и мне стало легче, я думала только о возвращении и о Калебе. Я не могла дождаться момента встречи.       В голову закралась мысль о том, что было бы эффектно заявиться утром во время завтрака в обеденную залу вместе с Калебом и обрадовать родителей. Ещё немного, и всё будет хорошо, как и положено в сказках с счастливым концом. Я на цыпочках поднялась на второй этаж и прошла к комнате для гостей — Зои упоминала, что Калеб находился именно там.       Он лежал на спине, укрытый по грудь тонким белым одеялом, и выглядел совсем невинным. Несчастный мальчик, с которым судьба поступила несправедливо и за которого пришлось бороться. Мой любимый мальчик.       Я бросила сумку на тумбочку и чуть наклонила пузырёк с блестящей грязно-малиновой жидкостью, прислонив его к приоткрытым губам. Сердце бешено стучало.       Когда Калеб задышал, моё дыхание перехватило. Он открыл глаза, его щёки зарумянились. Он на миг прислонил пальцы к вискам, чуть приподнялся и непонимающе посмотрел на меня.       — Калеб? Всё нормально? — спросила я тихо и присела на край кровати, не решаясь коснуться его. Никак не могла поверить, что с ним правда всё хорошо. Он жив. Жив.       — Голова болит, — сказал он. — Что-то случилось? Мне казалось, что мы танцевали… Гости не потеряли тебя? То есть нас?       Это был неподходящий момент, чтобы погружаться в воспоминания. Я ведь даже не подумала, что придётся объяснять ему. Почему-то рассказа о том, что случилось, в планах у меня не было. Более того, я понятия не имела, как бы тактично всё преподнести. Реальность с её прозаичными деталями снова схватила меня за горло.       И ведь как странно: господи, ну мы живём в Волшебном мире, так? Тогда почему в школе нам ни разу не рассказывали о том, как объяснить человеку, что он был под действием зелья или проклятья? Почему то, как отплясывать на высоких каблуках весь вечер и выглядеть изящной при этом, важнее, чем знать подобные вещи? Или что, только я попадаю в такие нелепые ситуации?       Я вздохнула, подбирая слова.       — Нет, нас никто не потерял. Послушай меня, пожалуйста. На празднике ты упал в обморок. Прошло почти четыре дня, и всё это время ты лежал под заклятием. Нужно было достать зелье, чтобы снять его.       — Меня заколдовали? — переспросил Калеб. — Кто?       — Это сложно объяснить. Пока неизвестно.       На лбу Калеба появилась морщинка. Он взволнованно смотрел на меня.       — И кто достал антидот?       — Я поехала за ингредиентами, — смущённо призналась я. — Вместе с Зои, Джеем и Лукасом. — В горле появился комок. — Знакомым Зои.       Я показала пальцем на пустой пузырёк, оставленный на тумбочке. Калеб долго смотрел на меня, не говоря ни слова.       — Извини, что я так немногословен, — хмуро сказал он. — Расскажешь?       — Я…       — Пожалуйста. Мне кажется, я могу знать.       И я сдалась. Рассказала ему всё, ничего не утаив. Калеб слушал молча, внимательно, лицо его менялось, он то многозначительно хмыкал, то понимающе кивал, то ложился, опираясь на локоть, то садился. Когда я закончила, то уголки его губ вдруг тронула мягкая, смущённая улыбка.       — Ты спасла меня, — сказал Калеб, потянулся ко мне, и я угодила в его крепкие объятия. Я прижалась к груди, обхватив спину, а он гладил мои волосы и чуть ли не плакал. — Моя милая, ты правда меня спасла.       — Да, да, — шептала я вне себя от радости, не веря, что мы наконец-то вместе. Мечты оказались не такими уж и нереальными: я могла теперь провести с Калебом вечность, говорить, танцевать, смотреть ему в глаза, сбегать с приёмов и целоваться в саду, а потом любоваться с ним на луну и звёзды. И больше никогда его не отпускать.       — Я так благодарен тебе, — сказал Калеб и посмотрел мне в глаза. — Я и представить не могу, чем ты пожертвовала ради меня.       — Ты достоин этого. — Я задержала дыхание и выпалила на одном вздохе, смутившись накативших чувств: — Я люблю тебя, Калеб.       Он помолчал, отстранился, разорвав объятие, и внимательно посмотрел в глаза, а затем взял моё лицо в ладони.       — Люди часто говорят эти слова, не подумав, но знаешь, что? Я тебе верю, моё солнце. Нет причин не верить. И я тоже люблю тебя.       Лицо Калеба засветилось от радости. Он смотрел с невероятной любовью, и я ощутила себя истинно счастливой, любимой и влюблённой. Ради этого настоящего момента стоило пережить столько притворства. Ради этих глаз, ради улыбки, ради нежных касаний и сбившегося дыхания.       Калеб поцеловал меня. Всё было как во сне.       Кого я обманываю.       Только себя.       — Расскажешь мне? Пожалуйста.       …И я сдалась. Рассказала ему всё, не утаив ни капли. Калеб слушал молча, внимательно. Он то осуждающе хмыкал, то кивал, то смотрел в упор; то ложился, опираясь на локоть, то садился, подложив под спину подушку. Невыносимо было наблюдать, как его лицо меняется. Мне бы хотелось утаить многое, но я не упустила ни одной подробности. Язык не слушался, слова лились сами собой. Я будто потеряла контроль. Жаль, что даже не подумала над тем, чтобы соврать ему. Когда я закончила…       Когда я закончила, то поняла, что ему не понравилось то, что он услышал. Он сдвинул брови, вскинул будто бы надменно голову и сжал челюсти. Калеб начал говорить сам — говорить неприятные вещи, странные. Точнее, не странные, но те, которые я не ожидала услышать. Разговор был долгим и непростым. В какой-то момент мы оба встали и взволнованные заметались по комнате. Он ходил из стороны в сторону, я шла за ним. И вот мы оказались напротив друг друга. Лицо к лицу. Или маска к маске?       — Получается, что я должен быть благодарен вам всем? — говорил он, смотря на меня, словно я была злейшим врагом. Монстром. Чудовищем. — Вы убили фею, Опаску и Лукаса, отобрали у сирены кулон, разрушили чью-то судьбу и повесили это на меня? Так выходит?       Я не ожидала такого напора и пришлось оправдываться. Что ещё оставалось делать?       — Я понимаю, но это не так, Калеб, слышишь меня? — пыталась докричаться до него я. — Я не хотела, чтобы на тебе висел груз, я хотела помочь тебе. Я только и думала, что о том, как бы спасти тебя.       — Мне не нужно такое спасение, — жёстко оборвал меня Калеб, помотав головой. — Лучше бы…       — Что «лучше бы»? Хочешь сказать, что лучше бы ты… что? Погиб? — воскликнула я, ахнув.       — Да. Надо было не рисковать.       — Ты хоть понимаешь, что такое говоришь? — медленно произнесла я. Беспомощность вскипала внутри. — Ты не знаешь ничего о смерти.       — Лучше бы узнал я, чем кто-то из тех, кто пострадал.       Я много слышала о самоотверженности. Всегда казалось, что это нечто возвышенное, нечто, что присуще только тем, кто обладает чистой душой и любящим сердцем. К этому и надо стремиться: человек, готовый пожертвовать собой ради других — герой, не меньше. Но когда я очутилась один на один с Калебом — настоящая, свободная, храбрая, — я осознала, что теперь всё не так. Я подумала, что ничего Калеб не понимает. Ему лишь бы сказать громкое слово, заявить о якобы безупречном воспитании. Он что, правда предполагал, что умирать — просто? Твоя смерть, твоё «благородство» раздавит ещё многих после тебя. Даже обидно, что Калеб уничтожил во мне надежду на величественную в своей чистоте жертву. В его словах звучала напыщенность, а не человеколюбие.       Смог бы он пожертвовать собой ради чужого счастья, как это сделал Лукас? Говорить-то всегда легко. Я вдруг увидела в нём, в человеке, которого я любила и боготворила, трусость. Проблема в том, что от этого любить я Калеба не перестала.       — Это сложно, знаю. Но из-за твоей гибели пострадали бы многие люди, — сказала я, стараясь не потерять самообладание. — Подумай о родителях. Подумай обо мне.       Он на несколько секунд оторопел.       — А ты обо мне?       — Я думала о тебе всё время. Каждый день. Каждую минуту.       — Миранда, ты представляешь, как это — жить с таким грузом? Невыносимо знать, что из-за тебя погибли люди. Ради тебя! Они умерли, а ты теперь обязан жить! Так я должен себя чувствовать?       — Калеб… — Я опустила глаза. — Нет, не представляю.       — О чём ты вообще думала? Я не понимаю. — Он выдержал паузу и с отвращением оглядел меня. — Ты осознаёшь, что ты — убийца, Миранда?       — Да, — согласилась я, не имея сил спорить, и зажмурилась. — Я знаю. Это полностью моя вина, и я этого не хотела. Но я не понимаю, почему ты так говоришь. Мы же не враги, чтобы ты пытался задеть меня.       — Ты пытаешься обвинить меня. Знаешь, что? Я ухожу. Мне нужно время.        Он отстранился, сделав несколько шагов назад, в сторону двери. Я оторопела.       — Постой! Куда ты?       — Я не могу оставаться здесь.       — Ты собрался домой? Но сейчас глубокая ночь. Останься здесь, мы ещё не договорили.       — Нет, я не хочу больше находиться рядом с тобой, — нервно сказал он и вздохнул. — Извини, я чувствую, что должен так поступить.       Мне хотелось плакать и кричать.       — Ты уходишь от меня. Мы расстаёмся?       — Да. — Сердце у меня упало. — То есть… я не знаю. Но я бы ни на что не надеялся на твоём месте. Извини, Миранда. Пойми, мне до мурашек страшно. Я должен уйти.       — Калеб. Я люблю тебя, — только и успела сказать я прежде, чем дверь захлопнулась.       Я ждала, что он обернётся или, начав уходить, остановится, и я услышу приближающиеся шаги. Он вбежит в комнату и скажет, что тоже меня любит.       Но он ушёл.       Он правда ушёл.       Замок замер. Тишина поглотила пространство.       Я застыла посреди комнаты, не веря, что это правда происходит. Села на кровать. Легла на бок и сжалась в комок. Разум превратился в льдину. Я не знала, что делать, мной в ту же секунду овладело отчаяние. И предположить не могла, что счастье ускользнёт так легко.       Было бы намного лучше, если бы я сказала Калебу неправду. Придумала бы, что никто не погиб, а всё было тихо и мирно: спокойно поездили по королевствам, собрали травы в лесах, купили что-то у ведьм и сделали простенькое зелье. Безобидный рецепт, обычная поездка без жестокостей и даже без ссор. Ложь во спасение, только и всего. Притвориться, что ничего не случилось и всё по-прежнему. Я прежняя.       Я много раз говорила себе в пути, что нужно потерпеть ещё немного. Мы вернёмся домой, заживём как раньше.       Кошмар закончится.       Кошмар закончится.       Эти слова я повторяла как мантру, заучивая, убеждая себя, искренне веря, что так и будет.       Кошмар…       Нет.       Ничего не закончится.       Вот что я поняла, когда Калеб ушёл: кошмар только начался. У меня даже не было никакой надежды на то, что разрывающее разочарование уйдёт и станет лучше. Мне было не к кому пойти: Зои нужно было вычеркнуть из жизни.       А вот Джей… На секунду мелькнула мысль связаться с ним, но меня всё ещё беспокоило его состояние у Корделии. Ему было не до меня. Ему бы с собой разобраться, а тут ещё я с какими-то девчачьими проблемами. Напрягать Джея прямо сейчас своими бедами — значит, спугнуть его, оттолкнуть.       Я будто бы вернулась на несколько лет назад, когда Джей якобы передал Зои, что я ничтожество. Когда я чувствовала себя никем. Когда мне было тоскливо и одиноко. Когда я плакала утром, плакала днём, плакала ночью, плакала в любую секунду, когда меня не видели родители и знакомые. Только Зои слышала мои слёзы и постоянно говорила, что не надо так расстраиваться из-за глупого загордившегося мальчишки. Фальшивка.       Воспоминания пробежали перед глазами. Я проглотила слёзы и всхлипы. Я не знала, к кому идти за советом. Знала лишь, что не хочу больше возвращаться к тому состоянию.       Взгляд упал на тумбочку. Лампа с плиссированным абажуром, какие-то книги, маленькое зеркало, пустой стакан, флакон из-под зелья и брошенная впопыхах сумка. Раскрытая. Изнутри выглядывал, маня к себе, белый уголочек конверта. Я успела про него забыть — прошло достаточно времени с того момента, как я ушла от Корделии. То, что происходило там, в подвале, казалось шуткой, галлюцинацией. Корделия говорила невероятные вещи, да и я чувствовала себя… необычно.       Я приподнялась на локте и, медленно потянувшись, достала из сумки конверт, а затем разорвала его край и вынула несколько сложенных вчетверо листов бумаги, на которых теснились ряды размашистых букв. Это вправду был почерк Виктории.       «Здравствуй, Миранда!       Наверное, странно, что я так здороваюсь — получилось почти официально. Я в последнее время много думаю о жизни и о тебе тоже. Мы никогда не были близки, но сейчас я чувствую себя так, будто мы были самими близкими друзьями. Может, если бы мы вправду дружили, то ничего и не произошло. Извини меня за всё.       Первая записка была частью плана, приманкой, а эту пишу от чистого сердца. Я должна попрощаться. Хотя бы с тобой. Дома-то я никому не сказала: с мамой мы опять поссорились.       Но это не просто прощание. Пора рассказать тебе правду…»       То, что я узнала дальше, уничтожило меня.