Маскарад

      В те восемь месяцев, что я жила у Корделии, меня никто не звал особенной. Да и я такими словами не разбрасывалась. Не может быть каждая жертва особенной. Особенная — лишь первая. И последняя.       Пока она сидела на троне, не решаясь вскрикнуть или улететь (всё равно в этом не было бы смысла), я успела её рассмотреть.       — Пожалуйста.       Визуально она была выше, чем остальные.       — Я ничего не сделала плохого.       Хрупкая.       — Вы же у власти. Что, честно заняли трон и только помогали народу?       С бледной тонкой кожей, с просвечивающими венами на руках.       — Клянусь.       Худая.       — Ну, одна из вашего рода когда-то давно чуть не убила юную Венди из-за ревности. За грехи предков нужно платить.       Одетая в белое шифоновое платье до пят.       — Может, мы попробуем договориться?       Нервно перебирающая губами и глотающая слова.       — Послушайте, мне жаль вас, но, если бы знали мою историю, вы бы тут не плакались. Мне это надоело. Хоть бы поборолись для приличия. Ну понимаете: интересная, динамичная схватка. А так я даже говорить с вами не хочу. Я ничего не могу поделать, поймите.       С длинными светлыми волосами, украшенными вплетёнными в них лилиями и мелкими белыми розами.       — Тебя найдут.       С большими голубыми глазами.       — Очень надеюсь. Но пока на меня всем плевать, как и на фей. Пусть сначала попробуют найти следы.       Отчаянными глазами.       — Только не трогай мой народ.       Молящими глазами.       — Свидетелей мне указано не оставлять.       Её крик звенел у меня в ушах. Так же, как и крики её подданных. А может, это я сейчас додумываю? Стоит сказать феям, что ты не веришь в их существование, как они слабеют и становятся тихими и покорными. Несчастные, никому не нужные создания.       Обратно добиралась пешком, встречаемая прохладным мартовским ветром и первыми лучами солнца. Я брела по лужам и грязным узким тропинкам, переулкам и подворотням, избегая людей (есть же сумасшедшие, гуляющие в семь утра) и сильнее кутаясь в большую чёрную толстовку, которую вечером снова придётся отстирывать. Выглядела я, конечно, не очень. Мне представлялось, что я буду одеваться в чёрное платье, как в моей странной галлюцинации, навеянной душным подвалом и парами зелья. Два слоя плотной тёмной ткани, верхний декоративно порван в нескольких местах, ткань свисает клочьями, полы юбки тоже рваные, неровные. Пуш-ап третий размер, точёная талия, вьющиеся волосы, кожаные ботильоны на каблуках. А что в итоге? Толстовка, черные мешковатые штаны и кроссовки. Грудь у меня не выросла, волосы потеряли блеск и объём из-за дешёвых шампуней, талия могла бы быть тоньше. Корделия иногда удивлялась, что я нисколько не похудела, а потом вспоминала, сколько печенья я съедаю за неделю. Приходилось спасаться сладостями от её неумелой стряпни: тушёного мяса и жирных супов.       Пальцы крепче вцепились в ремень сумки, перекинутой через плечо, где бряцали стеклянные флаконы. Сколько я добыла крыльев сегодня? Десятки, десятки, десятки. Чехол с грязным, натерпевшимся ножом крепился к поясу на талии. Я не знала, охотятся ли за мной, но чувствовала, что поселение фей лилий мне просто так не пройдёт.       Я не хочу описывать все месяцы, потому что это время, которое удручает. Я не до конца понимала, на что обрекала себя, когда уходила к Корделии. Казалось, что это поможет забыть о прошлом и научиться чему-то новому, тому, чего я ещё не умела. Я представляла, что она объяснит, как колдовать, что я наконец-то найду в себе эту искру. Думала, что магия живёт внутри, просто очень глубоко, и нужно приложить усилия, чтобы её отыскать. Мечтала, что Корделия научит меня заклинаниям, а ещё варить зелья, разбираться в травах и делать лекарства. Чем ещё занимаются ведьмы?       Чем ещё занимаются ведьмы…       Они хотят большего. Корделия хотела большего.       Я поняла, что мои представления пусты и наивны, через несколько дней после моего самонадеянного побега. Тогда она принесла мне подарок. Нож. Жизель.       Ведьма обманула меня. Я несколько раз спрашивала, что именно мы будем делать и что там с магией и ковеном, и быстро поняла, что у неё нет определённого плана. Наивная, избалованная, изнеженная, я думала, что мы будем учиться колдовству, собирать травы и ягоды и превращать принцев в лягушек. Корделия уклончиво отвечала, что мне нужно подождать и набраться опыта, а ей самой — стать сильнее, всколыхнуть магию в крови. Слова о ковене и Запретных землях звучали размыто, но я терпеливо ждала, тем более, о прошлой жизни пришлось забыть.       Я почувствовала подвох, когда задания стали однообразными и кровавыми, превратившись в заказы. Для того, чтобы «набраться сил», Корделия готовила особые эликсиры. Эликсиры из крыльев фей. Помимо мытья котлов и вытирания пыли на стеллажах подвала раз в несколько недель я проделывала один и тот же ритуал. Выйти рано утром, прийти в парк (или на берег, или в лес, или в сад, или ещё куда), найти фею, обессилить её, отрезать крылья и избавиться от тела. Иногда задания были другими, но чаще всего я занималась именно феями.       Но что бы я ни делала, от цели Корделии мы были далеко. И я поняла, почему: больше магии ей нужна была молодость. Меня провели, как ребёнка. Корделия хорошо устроилась: варила омолаживающие зелья и пекла амброзию днями напролёт, спокойно укрывшись в своём домике, пока я окончательно портила репутацию. О нас никто не знал и никто не ловил нас, потому что нас не было. Была только я. Мерзкое, жестокое, кровожадное, бездушное животное, услада для Дьявола.       Я не знала одного: почему меня до сих пор не поймали? Иногда, когда я особо уставала, я молила небеса, лишь бы это быстрее кончилось. Я мечтала, как стража меня преследует, затем находит и ловит даже без борьбы, но за мной не приходили. С другой стороны, было понятно, абсолютно очевидно, из-за чего так происходило: я была слишком хороша. Выходила на задания ранним утром или ночью, одевалась в незаметную одежду, натягивала на голову капюшон, а на руки — перчатки, убирала волосы, действовала тихо, быстро и чисто, не допускала свидетелей. Корделия была довольна, но меня это пугало. Я твердила себе, что главное — не позволить совести сожрать себя.       «Мне всё равно».       Видела кошмары по ночам, где рыдающие феи с гниющими раздувшимися телами просили о пощаде.       «Мне всё равно».       Просыпалась в слезах.       «Мне всё равно».       Не могла унять дрожь в руках. Покрывалась холодным потом. Задыхалась.       «Мне всё равно».       Бесконечно думала. Вспоминала. Запиралась в комнате, грызла ногти и выдирала волосы, царапала кожу, поедала шоколад плитками, печенье — коробками за раз.       «Мне всё равно».       Сходила с ума.       «Помогите».       К счастью, паника обычно накатывала только вечером или сразу после «задания», меланхолия сдавливала шею утром. В остальное время я была почти… нормальной. Ума не приложу, как я спокойно говорила с жертвами.       В тот день меня потряхивало. Когда я уже подходила к дому, идя знакомым маршрутом через лес, дрожь проняла тело, и я остановилась, чтобы отдышаться и найти в сумке бутылку воды. Сделав глоток, я услышала вздох. Рядом. Совсем близко. Я замерла, прикусив губы. Сердце моё чуть не остановилось. Через несколько секунд я нашла в себе смелость медленно развернуться. Никого. Я повернулась в другую сторону, пытаясь высмотреть фигуру за деревьями. Никого. Одна. Или…       Бежать.       Бежать.       Я не успокоилась, пока не влетела в дом и не проверила несколько раз, что дверь плотно закрыта и заперта. В доме было жарко и тихо. Корделия уже наверняка ждала меня к завтраку. Я сделала несколько вдохов и выдохов, заставляя себя успокоиться, и спешно прошла в столовую, сразу же рухнув на стул.       Корделия, стоявшая у плиты, развернулась и оперлась спиной о кухонный стол, скрестив руки на груди. При виде меня её лицо исказила омерзительная медовая улыбка, которая намекала: «Ты делаешь что-то не так».       — Миранда, дорогая моя, ты же знаешь правила…       — Да, да, — раздражённо перебила я её. Мне было не до поучений. — Как только заходишь в дом, нужно мыть руки и нож.       — Правильно, лапочка. Ну раз ты уже здесь… Принесла?       Я молча кивнула, открыла сумку и начала заставлять край стола флаконами с крыльями. В глазах Корделии вспыхнул огонёк.       — Моя умница, — прощебетала она, косясь на главный флакон — наиболее крупный, с самыми широкими и красивыми крыльями. Они до сих пор светились и блестели на солнце, заглядывающем из окна кухни, а узоры переливались нежными сиреневыми оттенками.       Корделия быстро оглядела остальные бутыльки. Губы её задвигались — она считала, беззвучно проговаривая цифры.       — Ты прекрасно потрудилась: крыльев хватит ещё на две недели, если не больше. Но почему ты задержалась?       Я кивнула в сторону флаконов.       — Пришлось. Я бы не пробралась по-другому к королеве. Здесь — большая часть поселения Лилий. Давай честно: мне это не сойдёт с рук.       Корделия закатила глаза.       — Ты ужасная неженка, Миранда. Постоянно винишь себя, трясёшься от страха, впадаешь в меланхолию. И рассказываешь мне, что за тобой следят.       — За мной правда следили, — возмущённо воскликнула я, смотря на неё исподлобья. — Я слышала кого-то в лесу, еле убежала.       — Глупости, моя дорогая! В лесу никого не может быть. Мы окружили дом волшебным куполом, чтобы никто нас не нашёл.       — А что, если кто-то смог бы почувствовать эту магию и уничтожить её? Если меня уже выследили? Я вполне могла не заметить какого-то случайного наблюдателя. Что тогда делать?       — Миранда, — вздохнула Корделия. — Успокойся. Ты не допустила ни одной ошибки, всегда была очень аккуратна. Что, я не знаю, какой ты человек? По сто раз осмотришься, чтобы понять, что тебя точно не преследуют. А на фей всем плевать. Их слишком много, одной больше — одной меньше, неважно. Они и сами часто погибают по глупости и неосторожности, причём настолько часто, что стража королевств уже рукой махнула. Кто тебя будет ловить вообще? Кому ты сдалась?       Она отвернулась и принялась как ни в чём не бывало хлопотать над завтраком: доставать из навесных шкафчиков печенье, чайные пакетики, сахар, разливать кипяток по чашкам. Чай она умела готовить замечательно, да и то иногда умудрялась забыть положить сахар или сделать напиток до того крепким, что язык сводило от горечи. Я, сгорбившись, наблюдала за ней. Меня возмущало, как легкомысленно она говорит о моих — давайте скажем прямо, избегая неловких замен, не пытаясь меня обелить — убийствах. Я бы соврала, если бы сказала, что она меня нисколько не задела. На душе было неспокойно, хотелось вскочить с места и рвать на себе волосы, а не сидеть и пить чай. Тревога вцепилась в руку и насильно повела за собой. Упираться бесполезно. Появилась навязчивая мысль о том, что меня выслеживают и вскоре непременно настигнут, и я поняла, что не стала бесстрашной и сильной. Но запретный плод сладок — так же говорят в Реальном мире? Я бы хотела увидеть этого монстра. Выбраться посреди ночи из-под одеяла, заглянуть под кровать, распахнуть шкаф, за дверцей которого слышался скрежет когтей, вызвать ночных тварей на поединок, разогнать зловещие тени, но… Страшно. Слишком боязно. Ночные кошмары мне не по зубам. Монстр сожрёт меня, стоит лишь на него взглянуть. Если меня поймают, то мучения не закончатся, а, напротив, обретут новый виток.       — Любому ясно, что это не просто происшествие, — сказала я, кусая губы. — Если кто-то найдёт тела, то сразу же поймёт, что они погибли не сами. У большей части шеи перерезаны. Вдруг в лесу правда кто-то был? Что тогда?       Корделия помолчала, перенося чашки и пиалы с печеньем с кухонного стола на обеденный, а потом привычно усмехнулась.       — Ну не знаю. Кто-то, кто бы мог перейти через лес? Он только кажется вырубленной рощей, а на деле не такой уж обычный.       — Кто угодно из Ордена: волшебник, избранный, рыцарь, супергерой…       — Ну да, конечно, — продолжала насмехаться Корделия. Она постучала ногтями по столешнице. — Кто ещё? Может, сама мисс Дженнифер Валери Мэй?       Я не успела ответила. Она собиралась поставить на стол сахарницу, но, не успев даже до неё дотянуться, остановилась и замерла ко мне спиной.       — Что? — Корделия резко обернулась, смерив меня ошарашенным взглядом. — Ты что-то сказала? Ты назвала меня…?       Я нахмурилась.       — Я ничего не говорила.       — Тогда кто…       Осекшись, Корделия вдруг метнулась к окну, и тут же отпрянула от него, сделала несколько шагов назад и осела на пол, закрыв глаза. Лицо её побледнело, на лбу выступили капли пота, губы задрожали. Я пришла в ужас от этого зрелища и вскочила со стула, но она протянула перед собой руку, останавливая меня.       — Ты… не… слышишь? — пролепетала она, рвано дыша.       — Нет.       — Ты… была… права. Но… я… не… остановлю… такую… магию…       Я испуганно посмотрела на неё, не зная, как ей помочь и стоит ли, а через несколько секунд… Это чувство было похоже на то, которое я ощущала прошлым летом, когда попала под чары сирен или когда Опаска показал нам видения в чаще, но оно было в сто раз хуже. Голова потяжелела, наполнилась болью и плотным потоком слов, цифр, образов. Потоком голосов. Высоких и низких, мужских и женских, шепчущих и срывающихся на крик, смеющихся и говорящих серьёзно…       — Чудовище.       — Тебе некуда вернуться.       — Калеб тебя не любит.       — Ты сдалась.       — Животное.       — Ты не нужна Джею.       — Лукас погиб из-за тебя.       — Предала семью.       — Слабая, жалкая, бездушная.       Я обхватила голову ладонями, зажмурилась и сжала зубы, чтобы не закричать. Тело с трудом слушалось меня. Не знаю, как Корделия нашла силы говорить, — я не могла произнести ни слова.       Сложно сказать, сколько это продолжалось, но через какое-то время — несколько секунд? минут? часов? — пытка кончилась. Боль осталась только в кистях, но она была ничем по сравнению с тем, что пришлось вытерпеть. Я смогла пошевелиться, но тут же поняла, что руки недвижны. Я осторожно разомкнула веки: кисти я держала перед животом, параллельно друг другу, их опутывали чёрные нити магии, сплетённые между собой. Они парили в воздухе, не касаясь кожи, но боль была ощутимой: резкой, острой. Я подняла взгляд. Корделия сидела всё там же, в прежней позе. Её руки тоже были закованы в магические оковы.       — Доброе утро. Ну, появилась по всем законам: только произнесли моё имя, как я уже тут. Специально ждала у двери подходящего момента, чтобы зайти красиво. Даже успела заскучать, — раздался ироничный голос правее от меня, со стороны дверного проёма. Я повернула голову и окаменела. Сомневаться в том, что это конец, не пришлось.       Я, не веря глазам, оглядела девушку, медленно подходящую ко мне. Дженнифер Валери Мэй. Она выглядела ещё лучше, чем на изображениях в газетах, журналах и на экранах: ещё стройнее, изящнее, элегантнее. Дженнифер словно бы ваяли скульпторы, чтобы затем её оживил для нашего мира граф Калиостро. Я в первый раз столь внимательно разглядела её лицо, всё в котором было в меру: высота лба, размер глаз и носа, широта бровей и полнота губ, длина ресниц, — а потом изучила стройную фигуру, облачённую в розовое платье из эластичной ткани с пышной юбкой до колен. Яркие краски в макияже, кожаный пояс на талии с прикреплёнными к нему ножнами и мешочком с пыльцой, платье и туфли без каблука — всё это был образ, дарованный Дженнифер для превращения в волшебницу, и увидеть его вживую казалось чем-то невероятным.       Любой бы хотел, чтобы она явилась за ним, но здесь была одна загвоздка: она никогда никого не ловила, никому не причиняла вреда. И то, что она пришла сюда, настораживало. Похоже, мне оказали честь — правда, очень незавидную.       — Извините за боль. Но по-другому вы бы не стали слушать.       Дженнифер печальными глазами оглядела комнату, с тихим вздохом рассмотрела стол с флаконами и уже остывшим чаем, потом перевела взгляд на меня — в нём не было ни капли презрения, но по телу побежали мурашки — и, наконец, на Корделию, сидевшую с застывшим выражением лица.       Я подумала, что надо что-то сказать, но будто потеряла дар речи и была не в силах говорить — так завладел мною животный страх.       — Ваше высочество, — сказала Корделия, и я вздрогнула, потому что, казалось, одно неосторожное слово могло стать приговором. Нельзя было точно определить, насколько Валери мирно настроена. — Не думала, что однажды вас увижу.       — А я давно надеялась, — сказала Валери. — Давайте так: я здесь за Мирандой. Ею я занимаюсь лично. А вас отпускаю и передаю другому человеку.       — Я заинтригована, — процедила Корделия. Но Валери не выглядела возмущённой. Я подумала, не станет ли хуже, если Корделия скажет нечто дерзкое или если тон не устроит принцессу. Внутри я кричала и вопила о пощаде, собираясь сказать хоть слово. Но Валери не надо было слов: она видела меня насквозь. Она всё слышала.       — Тихо, — сказала она, на секунду взглянув на меня. — Успокойся. Не нужно переживать, ладно?       Я коротко кивнула, но мне стало не по себе ещё сильнее. Валери снова посмотрела на Корделию.       — Вы же знаете об Адриане Фиерсе?       Корделия округлила глаза.       — Это правда?       Валери на несколько секунд прикрыла глаза, и на её губах выступила улыбка.       — Не знаю, на что вы надеетесь, но у нас чисто деловые отношения. Я слышала, что вы хотите попасть в ковен, хотите славы. Я могу помочь. Познакомлю вас с Адрианом. А её, — она кивнула в мою сторону, — оставьте мне.       — Значит, для меня наказания не припасено? — спросила она лениво, но по глазам было заметно, что она заинтересована.       — Я здесь не для наказания.       — Странные у вас методы, ваше величество, — сказала Корделия. — Феи — надоедливые создания, особенно домашние. Если бы не Рози, то вас бы тут не было, я полагаю?       Валери приподняла левую бровь. Лицо её омрачилось.       — Не совсем. Но не хочу врать. Отчасти вы правы.       — Вижу, я задела вас за живое, — насмешливо продолжала Корделия, и я не понимала, как ей удаётся не бояться. Я же никак не могла перестать нервничать. Оковы жгли кожу, и я стиснула зубы. Разговор длился мучительно долго, хотя прошло всего несколько минут.       — Да, давайте поговорим о том, как прогнила власть и какие безответственные вокруг герои и героини. На престоле сплошь и рядом одна избалованная, ничего не умеющая молодёжь. Это я уже слышала, — сказала Валери с ехидной улыбкой. — Я могу предположить, для чего вам столько крыльев. Для подобных вам давно придумали магазины с косметикой. А вы утруждаете себя эликсирами.       — И в котором из магазинов вы купили эти ужасные тени?       Валери усмехнулась.       — Конечно, теперь обсудим косметику! Нам пора. Оковы исчезнут, как только мы уедем. Адриан с вами свяжется. Надеюсь, если вы его увидите лично, не начнёте странно себя вести.       Корделия промолчала, и Валери помогла мне встать, придерживая меня одной рукой за предплечье, а другой — за талию. Я дёрнулась, почувствовав её холодное касание.       — Извини, — сказала она. — У меня как обычно ледяные руки.       Она вывела меня на улицу, даже не отобрав сумки. Снаружи уже стоял белый, сверкающий от пыльцы экипаж с плоской прямоугольной крышей. Дверцы и окна кареты обрамляли золотые рамы, колёса и ручки тоже были изготовлены из золота.       В горле появился ком. Именно в тот момент я в полной мере осознала, что арестована и всему пришёл конец. Даже страшно было предполагать, что меня ожидало. Будет ли это суд: долгий, невыносимый, выматывающий процесс? Перед глазами возникли страшные, немыслимые до того картины: вот я сижу в камере, а судья начинает слушание. Вот суду предъявляют доказательства моей вины — изображения найденных тел, Жизель, флаконы с крыльями, отобранные у Корделии. Вот выступают те, кто давно замечал пропажи фей, русалок, артефактов и заподозрил неладное. Вот родители с бледными лицами вспоминают, какой прекрасной девочкой я была в детстве, и не могут поверить, что теперь я стала такой. Вот выходит Зои и, состроив взволнованную гримасу, рассказывает про меня — о, я уверена! — гадости, случайности, которые запомнились ей, чтобы однажды уничтожить меня. Вот Калеб говорит, как ушёл, потому что я его разочаровала. А вот тяжёлый, укоряющий взгляд Джея — всё равно, что камень, привязанный к ногам перед прыжком в воду… Легче уж… Возможно, меня казнят. Возможно, уже совсем скоро. На следующий день. И никто меня не оправдает, потому что я по локоть виновна. Мало какие из королевств поддерживали смертные приговоры, но вдруг я была особым случаем? Настолько опасная, что за мной явилась сама Дженнифер Валери Мэй. Я бы заслужила самой зверской расправы.       Как только мы забрались внутрь экипажа, сев друг напротив друга, я не сумела больше сдерживаться. Хотелось рыдать, пока ещё можно. К горлу подступили слёзы, и я всхлипнула.       Чудовище. Монстр. Зверь.       Растерзать, искалечить, сжечь…       — Миранда, — воскликнула Валери, брезгливо поморщившись. — Хватит, прошу тебя. Было бы легче, если бы ты сказала хоть что-нибудь вслух. Уже не выдерживаю твоих мыслей. — Я с удивлением поняла, что она смотрит с сочувствием. — Даже не представляю, как ты живёшь со всей этой грязью в голове. Просто кошмар.       Она повернулась к панели и быстро защёлкала по ней, выбирая направление.       — Куда мы? — выдавила я, глотая слёзы.       — Сразу ко мне, во дворец. — Она осеклась и расплылась в широкой улыбке. — Забудь. Ты поняла.       Она взмахнула вверх правой рукой и напрягла пальцы. В ту же секунду я почувствовала, что путы ослабли. Они всё ещё обволакивали кисти, но боль исчезла.       — Что со мной будет?       Она замешкалась, облизнув губы, и уже собралась отвечать, как вдруг совсем рядом зазвучала спокойная музыка. Валери потянулась к сумке, брошенной на сиденье поодаль, и достала телефон. Увидев имя на экране, она приподняла брови и вздохнула.       — Извини, я отвлекусь на минуточку, но поставлю на громкую связь. — Она нажала кнопку на экране и поднесла телефон ближе к лицу, а сама развернулась к панели, снова защёлкав по ней. — Да, я слушаю.       В трубке послышался низкий мужской голос, и я напряглась, не веря своим ушам.       — Мои попытки дозвониться наконец-то увенчались успехом! Что ж, я рад. Почему ты не отвечала на звонки раньше? Я хотел спросить, что ты говорила в прошлый раз? Сожалею, но я, признаться, мало что понял. Речь шла о некой поездке, верно?       Валери хихикнула.       — Адриан, у тебя что-то со слухом? Не такими уж и вечными оказались твои двадцать пять, да? Ты, похоже, стареешь.       Я вжалась в сидение. Адриан фыркнул.       — Сейчас не лучший момент, чтобы шутить.       — Ладно, я поняла: ты только что лёг спать после тяжёлой ночи, с Мелани всё плохо, новый костюм не привезли, срочно нужен шоколадный торт и прочее. Я говорила, что поехала в Королевство Лилий. Меня саму утром в панике разбудила Рози.       — Это насчёт той убийцы? Ты её нашла?       — Да.       — Правда?       — Да, — терпеливо повторила Валери, закатив глаза.       — Великолепно, — с издёвкой сказал Адриан. — Ты не представляешь: репортёры не дают мне покоя целое утро. Со мной связывались чересчур много раз, выпытывали, почему я не контролирую своих приспешников, когда наступит порядок, мой ли это приказ, потому что раньше такого не было, и далее, и далее. Почему тебя не донимают?       — Скоро начнут, — улыбнулась Валери. — Что ты им ответил?       — Ты думаешь обо мне слишком хорошо. Это, без сомнения, льстит. Но я всего-то сказал, что ничего не знаю и пока отказываюсь от комментариев.       — О, ты поговорил с ними!       — Ещё бы! Правила хорошего тон никто не отменял, знаешь ли.       Они говорили ещё несколько минут, обмениваясь больше дружескими, чем деловыми, репликами: Валери подтрунивала над Адрианом по поводу возраста, он пытался не обижаться и в ответ шутил над её нарядом, который, по его словам, давно устарел, а потом они смеялись над женихом Дженнифер, обсуждали то, как она чудесно печёт шоколадные торты и как, наоборот, ужасно их готовят в некой кондитерской Рэнделлов. Я напряжённо слушала, думая, станут ли они говорить про меня, но этого не случилось. Мне оставалось только ждать, пока они закончат, и в груди закололо от волнения. Я думала, что как только Валери положит трубку, она вынесет мне приговор, и тон её будет суров и твёрд, а глаза холодны, но всё произошло не так.       — Извини, мы немного заболтались, — произнесла она мягко, с тенью ласковой улыбки на лице. — Хотела сказать, что тебе больше никто не причинит вреда. Понимаю то, о чём ты думаешь. Суды, казнь, тюрьма… Но я бы не хотела этого допустить. Я знаю, что ты убивала не по своей вине. Ещё зимой, когда я поняла, кто ты, я тоже думала о наказании, но потом поговорила с твоими знакомыми.       Сердце моё замерло.       — С кем? — произнесла я одними губами.       — Ну, — протянула Валери, хитро посматривая на меня, и сделала паузу. — Например, с Джеем. Он рассказал мне про ваше путешествие прошлым летом, и я поняла, что это непростая история. Мне ещё не всё ясно, но обещаю, я позабочусь о тебе.       Снова захотелось плакать, но теперь от осознания, что со мной ничего не случится. Конечно, в глазах Валери я была, как предполагала, жалкой и слабой девушкой, нуждавшейся в защите и неспособной за себя постоять, но это было лучше, чем если бы я выглядела для неё врагом, безжалостной убийцей. Я ещё не осознала до конца, что она и вправду отнеслась ко мне со всеобъемлющими милосердием и пониманием, но бояться перестала и почувствовала прилив сил и радости. Подобного я не ощущала уже очень давно.       Лицо Валери посветлело — видимо, ей передалось моё настроение.       — Знаешь, что? У меня есть для тебя подарок.       Валери поставила руки параллельно друг другу, так, чтобы одна раскрытая ладонь оказалась над второй, и сделала несколько взмахов. Между руками появилось сияние, которое начало медленно растворяться, и через несколько секунд Валери уже держала крупный блокнот в однотонной обложке. Она передала его мне, и я боязливо прижала подарок к себе, будто опасаясь, что она его отберёт.       — Было бы здорово, если бы ты рассказала здесь свою историю, — спокойно улыбнулась Валери, кивая на блокнот. — Это бы мне очень помогло.       Я осмелилась улыбнуться в ответ. Карета тронулась.       …Итак, теперь в народе меня зовут Героиня — в память о тех днях, когда я ценой нескольких жизней спасла Калеба. Я преступница родом из Королевства Лилий, и это моя история. Я в темнице.