Сбившийся с пути, вновь обрети дорогу

      Акацуки сидел в кабинете, опершись локтями в стол и запустив пальцы в волосы. В ушах стояли пронзительные слова жены:       «Мне плохо без тебя»,       «Мне нужна твоя помощь»,       «Пожалуйста, не уходи»,       «Где ты был, когда нашему ребенку так остро была необходима твоя кровь?»,       «Где ты был?»,       «Где…?».       Он бесконечно прокручивал в голове эти фразы, что резали его в самое сердце снова и снова, и пытался честно ответить хотя бы себе. Можно ли было избежать всего этого? Действительно, где же ты был, кретин? Ты был на побегушках по делам Совета, пахал как загнанная лошадь от рассвета до заката, не разбирая времени суток, попутно растеряв все ориентиры и ценности, спутав приоритеты. Ты так увлекся политической игрой, кипой бюрократических бумажек, делами Юки Куран, что забыл первопричину всего этого дерьма и главную свою мотивацию — семью. И что в итоге — мать и отец презирают тебя, а любимая женщина в ненависти готова подать на развод. Ты остался, как крыса наедине со своим «колесом чудес», в котором будешь вертеться до конца дней своих. Один.       Акацуки внезапно вспомнил, как они познакомились с Лукой.       Они тогда были совсем детьми — мальчик и девочка.       - Приятно познакомиться, — она сделала реверанс перед ним, как истинная маленькая леди. А он растерянно стоял и смотрел на нее, чуть покраснев, пока мама не шепнула ему в ухо напоминание о манерах и правилах хорошего тона в ответном приветствии. «Наверное, наша дочка будет такой же смелой и обаятельной, как ты», — подумалось вдруг, парень улыбнулся…       Перед глазами возникла картина бала «дебютантов», первого в их жизни бала, где их, золотую молодёжь, представили аристократическому ночному обществу.       Лука держалась так уверенно и изящно, но Акацуки знал, как она волновалась. Они оба боялись остаться без пары в танцах, это было бы mauvais ton. Парень вспомнил их наивный сговор, что они будут танцевать вместе, и улыбка снова появилась на лице. Он смело вел ее в вальсе, не показывая своего смущения, и не переставал восхищаться этой девушкой. Какая же она красивая! Музыка Венского вальса Шуберта до сих пор звучала в его ушах…       Следующее воспоминание — он спешит к ней навстречу. Он долго сомневался, подбирал слова и вот готов сказать о своих чувствах, но она опережает его:       - Акацуки, знаешь, я люблю Канаме-сама… — шепчет она, заливаясь краской.       Тупая боль в груди от разочарования, и его признание в любви так и не озвученное, откладывается в долгий ящик лет на двадцать пять…       В голове возник его силуэт в темном коридоре Академии Кросс. Парень стоит за дверью и слушает, как искренне девушка его мечты предлагает Курану Канаме свою кровь, в возбужденном ожидании подставляет ему свою шею, она смотрит на него с обожанием и готова на все. Он же лишь использует ее, как разовый инструмент для утоления своей жажды и выбрасывает, словно ненужный мусор. Боль, гнев и сводящая с ума ревность раздирают Акацуки изнутри. Он готов боготворить ее, но не имеет права даже прикоснуться…       Картина меняется, и Акацуки в ужасе и ярости держит ее на своих руках, Лука на грани смерти с зияющей сквозной раной в животе. Он мог потерять ее навсегда, но благодаря крови Юки Куран она выжила. Их первый поцелуй, совершенно неуместный в данной ситуации, который был скорее вынужденным, исполненным в панике актом спасения, чем рассказом о чувствах…       Еще одно воспоминание — их первая близость. Она — невинная девушка, ищущая избавления от безответной любви, он — распутный неразборчивый в связях бабник. У него уже был богатый сексуальный опыт на тот момент, но он боялся, как в первый раз. Боялся сделать больно той, которую любил всю свою жизнь, скрываясь за маской легкомысленного повесы…       Она стоит на фоне синего моря в свадебном платье, колокольчик мягко звенит от легкого ветерка. Она идет к нему навстречу и улыбается той особенной улыбкой, предназначенной только ему, он берет ее за руку. Навсегда.       - Лука… в присутствии свидетелей, я клянусь защищать тебя, быть вместе, пока мы не обратимся в пыль.       - Акацуки… перед лицом свидетелей я клянусь, что отныне я стану твоим источником поддержки, ориентиром и теплом. Пока мы не обратимся в пыль.       Это был самый счастливый день в его жизни. День, когда они пообещали друг другу быть вместе в горе и в радости.       Картина снова меняется:       - Акацуки, — страстно шепчет она его имя в сладкой истоме, — я хочу тебя прямо сейчас, — она проводит указательным пальцем по артерии на его шее и погружает свои клыки в его плоть.       - Лука, — хриплый стон срывается с его губ, он закрывает глаза и позволяет ей все — любые желания, любые капризы. Она благодарна и в ответ дает еще больше. Все их дни и ночи, проведенные вместе. Они были навеки связаны, дав клятву пить кровь друг друга, — Даже если я выпью тебя до капли, осушу до дна, мне все равно будет мало…       Он стоит в саду, держит в руках больничный лист с заключением о беременности и недоуменно смотрит на свою прекрасную жену:       - Ты беременна?       - Да.       - Боже… Я так счастлив!       Он тепло обнимает ее и видит ту самую особенную искреннюю улыбку на лице любимой женщины.       «Счастлив»… «Я»… «Мы»… «Были так счастливы вместе»…       - Я смотрю на тебя, и думаю, какого черта ты делаешь? — тишину комнаты разрезал суровый женский голос.       Акацуки вскинул голову и растерянно посмотрел по сторонам. Он так глубоко ушел в свои мысли, что не услышал, как в кабинете появился гость. Мама стояла в дверях, одним плечом прислонившись к дверному косяку, свободную руку она уперла в бок. Женщина не сводила с сына прожигающего насквозь взгляда проницательных серо-стальных глаз.       - Это было мудрое решение — подписать те документы, — сказала мать, видя, что он, наконец, заметил ее присутствие.       Акацуки молчал, он отвечал ей лишь затравленным взглядом. Взглядом жертвы, попавшей в капкан и ожидающей своей мучительной смерти.       Айрис решила перейти в наступление, ее провокация не сработала — он не дал ей ответа. Для этого нужно было лишь задать следующий вопрос:       - Больно, не правда ли? — она сощурилась, продолжая глядеть на него. Ее строгие аристократические черты лица стали еще жестче.       Парень прикрыл глаза и горько усмехнулся. «Серьезно, ты так просто разоблачила себя»? Он начал понимать, кто был кукловодом этого чудовищного спектакля и дергал из тени за ниточки. Его мать имела привычку упорно отстаивать интересы своих родных. Лука в комплекте с будущей внучкой стала дня нее семьей, и она приняла ее сторону, исходя из своих моральных соображений и женской солидарности. Однако, мать являлась опасным участником для обоих оппонентов. Вступив в игру, она была беспощадна и не гнушалась никакими методами — даже самыми жестокими и безнравственными.       - Скажи, мама. Эти бумажки… Это ведь было с твоей подачи, верно?       - Ты молодец, раз понял это, — усмехнулась женщина, — как ты догадался?       - Лука никогда бы сама не решилась сделать нечто столь отвратительное.       Айрис не сдержала улыбки. Какой умничка! Так быстро вывел маму на чистую воду.       - Да, это была моя идея, — спокойно ответила женщина.       - Зачем? — коротко спросил Акацуки. Он понимал, что должен отбросить эмоции и докопаться до сути этого жесткого урока, что она пыталась донести до него.       - Ты спрашиваешь «зачем»? Затем, чтобы ты, наконец, начал вести себя, как мужчина, и понял, что в этой жизни действительно имеет ценность, — мать снова смерила его строгим взглядом.       Акацуки молчал некоторое время. Потом встал и пошел в направлении выхода. Он приостановился, поравнявшись с матерью:       - Можешь собой гордиться. Ты победила, — ответил парень и вышел вон.