***
Пейзаж за окном не говорил мне совершенно ни о чем: невозможно было понять, где я и насколько далеко находилась от моих прежних спутников, потому что в этом грешном мире мои познания в географии были на примитивнейшем уровне. Вдалеке можно было разглядеть редкие огоньки нескольких деревушек, но, если мне не изменяет память, близ той деревни, где мы разместились на ночлег, я не видела других. Хотя, возможно, я просто не знала, куда смотреть. В одном можно было все-тки согласиться со священником. До сих пор основная масса навыков в этом мире у меня на уровне малого дитя. И это немного угнетало. Не хотелось ни о чем думать, тем более что-то решать. Признаться честно — я устала. Больше всего на свете хотелось закрыть глаза, а открыть их уже у себя, в домике у озера, в привычном мире, без всех этих угроз, магии, теней и неведомых сил. Еда, разложенная на резном серебряном подносе, выглядела более чем привлекательно и при взгляде на нее в животе начинало жалобно урчать. Не особо тщательно взвесив все за и против, я решила, что все же могу немного перекусить. Удивительно, но с каждым откусанным куском сыра и глотком сладкого красного вина, настроение значительно улучшалось, теперь предложение брата священника казалось мне не таким уж и устрашающим, а положительное решение почти готово было сорваться с языка. Только вот озвучивать его было здесь некому. И хорошо. Поспешные решения — это неправильно. Стоит как следует отдохнуть и на свежую голову уже дать свое согласие, если за ночь я не передумаю. Ведь если я передумаю, то перспектива открывается не самая радужная… К концу трапезы стало клонить в сон, и как-то на удивление равнодушно я подумала, что даже если завтра мне суждено оказаться в руках Мелиссы, то я, по крайней мере, вкусно поела и сейчас хорошенько высплюсь. Но всякий раз, как я проваливалась в глубокий сон, меня что-то будто бы нарочно пыталось из этого сна вытолкать. Я четко чувствовала чье-то присутствие. Тяжелое, давящее, кто-то тянул ко мне руки, легко дотрагивался, отчаянно звал. И я звала это нечто в ответ, пытаясь из всех сил уловить хотя бы очертания этого человека. И прежде чем я проснулась окончательно уже миллионный, наверное, раз за ночь, я успела встретиться с этим кем-то лицом к лицу. И увидеть две чернеющих пропасти заблудшей души, с сожалением смотрящие прямо в мои глаза.***
К утру самочувствие мое было хуже некуда. Даже те крошечные крупицы сна не дали никакого отдыха, а все остальное только вымотало. Настроения есть завтрак, который каким-то образом оказался на столе на все том же подносе, не было совсем. Зато сомнений почему-то теперь было хоть отбавляй. И сознание упорно твердило, что что-то не чисто во всей это обалденной выгоде, о которой говорил вчера Альвион. Если бы Бенедикт с самого начала не был бы таким скрытным гордецом и по-человечески все рассказал, то мне было бы гораздо проще. Нельзя сказать, что он был как-то невероятно добр ко мне, но все же, если верить его словам, он не дал мне умереть, когда меня кинули в объятия моря… А если верить словам его семьи, то я была его добычей, и он собирался забрать лично то, что было нужно им. От этой путаницы голова шла кругом. — Вижу, ты смогла отдохнуть, — уверенный и позитивный голос Альвиона застиг меня врасплох. Я даже не заметила, как распахнулись двери. Но он явно не ожидал меня увидеть в таком помятом виде. Судя по всему, он думал, что найдет в комнате девушку, которая радостно взвизгнет, всплеснет руками и поинтересуется, когда она сможет отдать все, что они хотят, чтобы поскорее оказаться дома. Я слабо кивнула, совершенно не имея никакого желания с ним что-либо обсуждать. Единственным желанием на данный момент было как можно скорее покинуть это место. Потому что сейчас все это внушало мне невероятный страх. — Что тебя так тревожит? — заботливо поинтересовался мужчина и присел рядом со мной на край кровати. — Ты даже не притронулась к еде! — Я как-то… не голодна, — только и ответила я. — Поделись своими сомнениями. Разве не ты вчера говорила, что хочешь домой? Это желание может исполниться и очень скоро! — Зачем Бене… предателю было бы поступать со мной, — я запнулась, потому что вслух произносить этого не особо хотелось. — Ну, вы понимаете… Альвион тяжело вздохнул и кивнул, как бы намекая, что понимает меня. Он задумчиво скрестил пальцы и посмотрел в окно — там слабо светило солнце, спрятанное за пеленой облаков. — Тот человек, что был когда-то моим братом, моей родной кровью, этот предатель, был и моим братом по интересам. Он тоже был пилигримом, путешествовал вместе с нами. Он был славным учеником, талантливым колдуном и опытным странником. Но он предал всех нас, лишив последней возможности перемещаться. А это важно для нас, как воздух, понимаешь? — он заглянул в мое лицо. Под его взглядом стало немного неуютно, и я опустила глаза в пол. — Кажется, да. — Он обрек нас практически на смерть, оставив крошечный запас той энергии, которая нам необходима… — Зачем вам все эти перемещения? Почему вы не хотите осесть в каком-то одном мире? — перебила его я. Альвион терпеливо и снисходительно улыбнулся. — Дорогая, представь, что твой мир, в которым ты родилась, погибает, — печально начал он. — А тут тебе выпадает возможность спастись, переместившись в другой, или еще лучше — попытаться спасти свой мир! Перед тобой открыты миллионы миров с великими умами и технологиями, и ты можешь спасти свой народ… — Этот мир умирает? — Нет, этот мир в полном порядке, просто, как оказалось, именно здесь спрятался предатель. И именно отсюда он вел свои поиски. — Поиски… вас? — Нет, — Альвион помотал головой. — Поиски тебя. Чтобы в одиночку впитывать в себя знания, путешествовать, перемещаться. И в первую очередь — покинуть этот неприветливый варварский мир. Звучало достаточно правдоподобно. А что, если он говорит правду? Альвион занес руку и по-отечески приобнял меня за плечи. По телу вновь пробежало отвращение. Голова начала зудеть, я прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться, и поднесла было пальцы к вискам, но перед глазами тут же возникла страждущая душа, которая являлась сегодня ночью мне во сне. — Я верю вам, — как можно увереннее проговорила я. Альвион заметно приободрился. — Давайте поскорее начнем обряд. Я очень хочу домой. — Согласен, не будем медлить! — мужчина хлопнул в ладоши. — А ты все же подкрепись, это важно, хорошо? — Хорошо, — согласилась я. Как только он скрылся за дверью, я подошла к окну и, взяв в руки горсть винограда, запустила в открытое окошко по очереди каждую виноградину, глядя, как они пропадают в густых зарослях кустов. А затем выплеснула и воду из бокала.***
Бенедикт не делился со мной практически никакой информацией. Большую часть времени, что я провела рядом с ним, он был хмур, задумчив и будто бы чем-то раздражен. А ведь если бы он рассказал хотя бы немного о своей семье, которой, по его словам, он хотел насолить, об этих дурацких пилигримах, может быть, мне было бы хоть немножечко проще. Врачевание здесь мало напоминало магию, хотя некоторые болезни побеждали. Местные искренне считали, что помогают заговоры и травы. Но все дело в пропорциях и промежутках. И промежутки эти отсчитывались как раз-таки заговорами. Но это по моей логике. Если верить словам бабушки, то возьмись за врачевание простой крестьянин, и у него ничего не выйдет, даже если он будет в точности повторять действия опытного лекаря. Она говорила, что для целительства должен быть особый дар. Иначе попросту убьешь… В остальном же о магии этого мира мне было известно, мягко говоря, маловато. Для меня не было сюрпризом ее наличие, хотя часть этой самой магии я вполне могла объяснить законами природы. А ту часть, в которую мой разум отчаянно отказывался верить, я не могла объяснить ничем. И если человек здесь говорит о магии, то, если это, конечно, никак не связано с физикой или химией, стоит на всякий случай ему поверить. В конце-концов, я же каким-то чертом оказалась в этой окаянной дыре. Альвион вел меня по длинным коридорам, которые в моем понимании уже как несколько минут превратились в самые настоящие лабиринты. Если бы мне представилась задача добраться обратно самостоятельно, то я бы, скорее всего, не справилась. Несмотря на всю ответственность предстоящего мероприятия, я чувствовала себя на удивление спокойно. Как-будто сейчас не будет решаться моя дальнейшая судьба. Все казалось мне точным и правильным, особенно решение, которое успело зародиться внутри. Когда очередной коридор закончился дверью, а не входом в новый коридор, Альвион ободряюще улыбнулся и потянул ручку на себя, пропуская меня вперед. Бенедикт сказал, что он — девятый сын своих родителей. Но в просторном светлом помещении со сводчатыми потолками находилось далеко не восемь человек. Те четверо, включая Альвиона, кто посетил меня еще в башне, и близнецы, которых я уже видела в своем мире. Кстати, они, при виде меня буквально оскалились, совершенно не скрывая злости. Остальные же выглядели достаточно добродушно. За исключением Мелиссы. Она смотрела на меня так, будто выпади шанс — и она сорвется с места, чтобы все-таки воткнуть тот крючковатый нож в меня. Я невольно посмотрела на ее руки. Мелисса что-то крепко сжимала в ладонях. — Не бойся, дитя, — торжественно сказал Альвион, и его слова эхом подхватили стены. — Я и не боюсь, — зачем-то соврала я, машинально растирая красные запястья. Часть присутствующих улыбнулась. Остальная, а именно — близнецы и Мелисса, продолжали испепелять меня взглядом. — Обряд строится на доверии. Всякая клятва должна исполниться, — Альвион, хоть и говорил помпезно, выглядел достаточно нетерпеливым. Я на краткий миг закрыла глаза, стараясь вспомнить очертание той души, которая меня так отрезвила. Постепенно она предстала внутри сознания, изо всех сил крича мое имя. В то же мгновение я будто почувствовала легкое касание холода к своим пальцам. Я готова была поклясться, что это касание не было простым сквозняком. Хотя допускала мысль, что это просто я сама себя пытаюсь хоть немного подбодрить. — Внимательно слушай, это очень важно, — Альвион встал напротив меня и заглянул в глаза. Мне пришлось задрать голову: он, как и Бенедикт, был намного выше меня. — Произнесенная клятва, как я и говорил, строится на взаимном доверии. Мы доверяем тебе, а ты — нам. Ты должна произнести вслух свое полное имя, настоящее имя, это очень важно и то, что добровольно отдаешь нам miralum legetis своей души, а мы в свою очередь дадим клятву, что сразу после вернем тебя в твой родной мир. — Miralum legetis, — повторила я, кивнув. Альвион кивнул в ответ. — Ты готова? — нетерпеливо проговорил он. — И не спеши, не торопись, говори четко и ясно, духи не любят спешки. Я еще раз кивнула. Обвела взглядом присутствующих, чуть задержавшись на близнецах, и, набрав дыхания в грудь, медленно выдохнула через рот. Вот сейчас волнение подступило. И вместе в ним, кто-то будто сжал холодными руками мои плечи. — Я, Стелла Денеску, — громко воскликнула я, и эхо тут же подхватило мой голос. — Добровольно отдам miralum legetis этим достопочтенным господам… — Холод, будто подтвержая мое решение сжал плечи еще крепче. — Сразу, как только они доставят меня в мой родной мир в здравии и безопасности для моей жизни и моей души! Мелисса громко захохотала, запрокинув голову. Я могла наблюдать, как меняются лица тех, кто изображал всечеловеческую доброжелательность. Как они исказились, превратившись мигом в гримасы гнева. И только Мелисса плотоядно улыбнулась. — Ну, уж теперь это вряд ли, — она подкинула нож на ладони и, крепко обхватив рукоять, направилась ко мне. Я попятилась, совершенно не представляя, как можно было бы защититься от нее и что делать дальше в принципе. Единственное, что я твердо решила тогда — я ни за что не буду доверять этим людям! Подойдя ближе, колдунья заговорила. Ее голос — властный, уверенный, холодный — завораживал. Я хотела броситься наутек, слабо представляя, как можно было бы скрыться, их все-таки намного больше. И шансов у меня не было. Близнецы вцепились в мои руки с двух сторон, не давая вырваться. А Мелисса подходила все ближе и зловеще скалилась. Она рванула ворот моей рубашки, оголив ключицы,, и поднесла к ним нож. В следующую секунду кожу полоснуло огнем. Чеканя каждое слово на незнакомом мне наречии, колдунья принялась вырисовывать замысловатый узор лезвием, и каждый новый миллиметр просто раздирал на части. Закончив, она развела руки в сторону, ее голос стал громче, и воздух вокруг задрожал. Близнецы отпустили мои руки, но я смогла только рухнуть на колени, чувствуя огненный жар на своих ключицах. Голос Мелиссы превратился в один шумный гомон, только сейчас я поняла, что ей вторят еще несколько голосов. Я закрыла глаза и судорожно прикоснулась к горящей окровавленной коже. Что-то покидало меня, мучительно, нехотя… Мелисса что-то вырывала, и это что-то было невероятно важным для меня. В следующий миг случилось то, что не ожидал никто из присутствующих, в том числе и я. Стекла окон треснули и со звоном осыпались на каменный пол. В зал ворвался ветер, потушив горящие в углублениях стен свечи. Он, ласково коснувшись моего лица, рванул к Мелиссе с такой силой, что повалил ее с ног, закружился вихрем, усиливаясь, увеличиваясь, превращаясь в воронку из редких листьев и дорожной пыли, которую он подхватил судя по всему по дороге сюда. А затем он в миг рухнул. И на месте воронки стояла… — Бабушка, — прошептала я, не веря своим глазам. Бабушка коротко обернулась на меня и, изменившись в лице, злобно взглянула на Мелиссу. Старушка разразилась трехэтажным ругательством и, кажется, нехилым проклятием в ее адрес, я не уверена, что разобрала правильно ее слова. Но Мелисса, опешив, только отползла немного назад. — Погостила и хватит, — раздался шепот у моего уха. Ледяная рука обхватила меня за талию и рванула назад. Что-то больно ударило по барабанным перепонкам. Я зажмурилась, закрыв лицо руками. А когда звуки вокруг резко изменились — открыла глаза. Я была в Бездне. Бенедикт, поддерживающий меня, чтобы я не упала, выглядел изможденным. Рядом стояла тень, смотрящая на нас. И я четко видела братьев и сестер Бенедикта. Безобразные, нелепо извивающиеся тени странно двигались, будто замахиваясь чем-то, скалились и, кажется, даже издавали какой-то звук, отдаленно напоминающий рычание. Если раньше духи, которых я видела в Бездне, вселяли страх, отчаяние и ужас, то эти существа (духами их не поворачивался назвать язык) выглядели настоящими чудовищами. — Она задержит их, уходим! — строго велел Бенедикт и потянул меня к разрушенным дверям. Я только раскрыла рот в немом крике, потянувшись обратно. Но пастор упорно тащил меня прочь отсюда. В конце концов просто схватил меня поперек и отволок. Он хорошенько встряхнул меня за плечи. — Ты погубишь всех нас! — рявкнул он. — Я не… — наконец выкрикнула я. — Не пойду без нее! Что-то обожгло щеку. Стены коридора замка, которые в Бездне были полуразрушенными, задрожали. — Она знала, на что шла! — воскликнул Бенедикт и потащил меня за собой. — Уходим сейчас же! Душ в замке было полно. И, судя по их голосам, большинство из них погибло здесь не своей смертью. Но они больше не пугали меня так, как раньше. Слезы катились по щекам, обжигая, и мысленно я все еще была там. Там, где бросила ее… Не знаю, сколько мы плутали по коридорам. Мне казалось, что целую вечность. И когда внезапно Бенедикт замедлил шаг, я опустилась на колени, закрыв лицо руками, и дав волю чувствам. Свежесть ночи наполнила легкие. На спину упали холодные капли дождя. Лес оплакивал свое дитя вместе со мной. Я просила вернуться, хотя бы попытаться помочь ей, схватив пастора за грудки, но он только отмахнулся. — Слишком поздно. Он отошел к стволу старого дуба, устало опустился на землю и прислонился к дереву спиной, закрыв глаза. Дождь лил всю ночь, пропуская редкие капли сквозь крону дерева. Гантар опустился рядом со мной и укрыл мои плечи своим плащом. Он ничего не говорил, только приобнял и был рядом. Когда ливень чуть стих, Бенедикт начал что-то тихо шептать. Я вяло пыталась разобрать хоть слово, но наречие было мне не знакомо. — Гантар, — бесцветным голосом позвала я. — Что он говорит? Ответ последовал не сразу. Мужчина будто бы сомневался, стоит ли мне переводить. Но, видимо, решив, что стоит, тихо проговорил. — Духи леса, примите в свои руки душу этой храброй фейри…