И зарево полыхает

      Знакомый семейный остров — легкомысленное приобретение родителей по случаю женитьбы. Знакомая комната на втором этаже, знакомая постель. Знакомое трещание насекомых за неплотно прикрытым окном, с высоты дома внимательно держащим надзор за мятежным и холодным океаном.       Знакомый лёд, сцепливающий свои тёмные когти вокруг шеи, мелким током настойчиво пробирающийся к вискам.       И он кричит.       — Бен, солнышко, — это отец гладит по голове, подхватывая свободной рукой сброшенное на пол одеяло. — Тише, тише.       Но не перекрывая крики. Истошные вопли, запах жжёной плоти вокруг. Кто-то тянет к нему свои руки, но Бен не может прорваться сквозь дымчатую завесу и разобрать, кто. Кричит женщина. Ещё несколько детских голосов. Мужчина. Огромный ужасный хор нечеловеческих надрывных… Или всё-таки он кричит?       Стоит в роскошном белоснежном зале, сильно запрокидывая голову, чтобы видеть ту, что расположилась перед ним на возвышении.       — Но я не лгу! Почему вы не верите мне? Никто не верит!       — Ш-ш-ш, Бен, не нужно. Я всё это уже так много раз слышала…       В помещении, кажется, слишком большое эхо, так что каждое резкое слово ритмично врезается ему в уши и уже там, внутри, противно дребезжит.       — …Но на самом деле нет никакого монстра. Это всего лишь сны, понимаешь, солнышко? Сны у тебя в голове. Просто сны.       Мама перестает говорить, нервно покачиваясь в своём рабочем кресле, прикусывая костяшку пальца, старается не смотреть в его сторону. Она недовольна. Она боится.       Выстрелы — мелкие яркие вспышки, словно кто-то мощными руками выворачивает целые планеты наизнанку, раздирает их изнутри.       — …Я упускаю что-то важное, понимаешь?       — …И никто не может объяснить, что за чёрт творится с моим сыном!       — …Скажи «да», Люк, пожалуйста. Это…       — Бен?..       Под ногами пол идёт трещиной, чтобы тут же раскрошиться на тысячи маленьких осколков. Они взмывают зачем-то вверх, а не обрушиваются градом вниз, и тогда он становится вместо них — лёгкой песчинкой — падает в пропасть, а над ней догорают искорки огненно-рыжего пламени. Что-то там, далеко на поверхности, ещё плавится и шумит. А он падает.       — Не-е-ет!       Хлопок. Пробуждение. Одно за другим.       Хлопок. Монстр рядом, жадно оглядывает его с ног до головы.       Хлопок. Бен стоит в центре изувеченной комнаты. Мама с папой, суетясь, скрываются в коридоре, напоследок звучно ляпнув за собой дверью. За собственными громкими голосами они не слышат его просьбы остаться с ним.       И тогда с ним остаётся кто-то другой.       — Бен…                                   В хижинах падаванов не предусматривалось никакого искусственного освещения — это всё, чем так впечатлился дядя Люк, увлёкшийся корнями джедайской истории. Риск быть приторно-романтично разбуженным первыми лучами утреннего солнца возрастал.       Бен неторопливо потянулся в постели. Уже давно он привык называть то, что на самом деле им едва ли являлось, сном — для приличия. Когда-то это пугало, но время, как выяснилось, умелый притворщик. На самом же деле кошмары донимали его столько, сколько он себя помнил.       Кое-кто думал, что обстановка Храма благотворно повлияет на эту «маленькую неприятность», но крупно ошибся. То, чего нельзя было списать на детскую впечатлительность, то, что лежало прямо здесь, перед носом: его мышцы свело, словно всю ночь он бежал серьёзный марафон, и каждый сантиметр тела ныл об этом по-своему. В горле привычно першило — ясно, на кого опять весь день будут с опаской пялиться другие падаваны. Его персональный кошмар наяву.       Он застонал, переворачиваясь и снова впечатывая лицо в нагретую горячим дыханием подушку.       Мама учила следить за манерами. Всегда. Это значит, что «выходить из берегов» не стоило — Бен моментом усвоил это домашнее правило, и теперь, находясь среди сотни чужих людей, не дома, так же легко на него наплевал. Львиная доля падаванов так или иначе постоянно слышат его за стенами — он будит их, Бен это знал. Но пусть в жизни нормальных учеников принято высыпаться, и, наверное, из-за него такой чести этой ночью были удостоены не все — ему всё равно. Джедаи переоценивают свою значимость.       Он тяжело соскользнул с кровати, опрокидывая на пол измятую простынь. Густые спутанные волосы в бликах утреннего света, уже пробравшегося к нему через щель занавесок, казались светлее, чем привычно, будто бы за эти секунды по-настоящему успели выгореть. Бен не видел себя в зеркале, зато точно представлял огромные тёмные круги под глазами — они даже болели, кажется, пподсказывая ему масштабы проблемы; значит, следовало срочно плестись в ванную комнату умываться, о чём он резюмировал про себя выражениями не прописными.       Обещанная терапия, телесная и духовная гармонии джедая. Здорово придумано, дядя Люк.       Дверь в душевой отсек послушно отъехала в сторону под тяжестью руки, открывая всё ещё сонному взгляду слишком светлое помещение. Здесь всё успело до тошноты приесться так, что даже не было необходимости передвигаться с открытыми глазами. От осознания этого Бен поёжился.       Потянулся к крану, выпуская поток горячей воды и жадно подставляя ладони, чтобы набрать немного и плеснуть на лицо, но только кожа соприкоснулась со струёй, он тут же с болезненным шипением отдернул руки. Так, впервые после сна, он осмысленно увидел их: разбитые, все костяшки в ссадинах, содраны и где-то насвежо кровоточат. Что раскрошено в этот раз, умник, ты хотя бы заметил?       Комната — песочные часы, и в них его кружит, мотает в разные стороны. Эта слабость — его промах. Без сил припадая к раковине, Бен сдавленно ахнул, прикрывая глаза. Он больше не справлялся с тяжестью собственной головы. Тем временем вода продолжала шуметь, встречаясь с тонкими струйками крови, стремящимися в сток с напряженных со вздутыми венами рук. Это на улице шумело, или просто фонило в голове; пространство знакомо сжалось вокруг него петлёй, заставляя сгруппироваться всем телом ещё сильнее.       Дыши, просто дыши ровно. Найди, о чём подумать, ну же.       Дядя Чуи учит его пилотировать — не то. Дядя Чуи и п-п… Блин, нет, Хан-тот тут при чём… Чёрт. Каллиграфия — нет. Мамина комната. Его старый деревянный меч, игры — нет. Джул, Лойек и Питер, учёба в академии — да уж, нашёл позитивную ассоциацию… Нет, всё не то!       Бен с усилием разомкнул сжатые от боли веки, ловя отражение себя в зеркале: что-ж, его положению сегодня позавидует разве что хатт. Взъерошенные волосы торчат во все стороны, под глазами действительно красуются два насыщенно-фиолетовых полукруга, как и предполагалось, спальная рубашка вся измята, и кожа выглядит так, будто в любую секунду треснет и попросту осыпется в пыль.        «Чудовище» — иронично пронеслось в голове. Он никогда не хотел для себя этого. Учёбы в академии, славы ребёнка героев. Он не хотел и не просил придирчивой оценки любого своего действия, такого пристального внимания ко времени, к выборам. Не хотел сходить с ума, выдумывая себе монстра!       Миг — и из безотчётного замаха кулак впечатался в стенной кафель, рядом с креплением зеркала — тут будет трещина. В глазах пробежала пульсирующая рябь, и непонятно, Бен это ахнул ещё раз от неожиданной боли или просто голоса в голове одобрительно завопили — они ещё не успели до конца покинуть его после темноты.       На время комнату поразила тишина, поддерживаемая лишь мерным тарахтением системы вентиляции. Самым громким звуком в помещении сделался шум мелкого, болезненного дыхания. Он остался в собственной темноте — с прикрытыми глазами и пульсацией Силы, словно парсеки метались вокруг него, растягивая посекундно боль в Вечность.       — Ха-ха, не отставай! Ну же! — тонкой иглой нагло врезалось в застывшее пространство. Звук нёсся до Бена через маленькое приоткрытое окно отсека у него за спиной.       Шум помог ему опомниться. Тогда он всмотрелся в своё отражение ещё раз, медленно сдаваясь и переводя взгляд на руку, остававшуюся вдавленной в плитку. Его и без того тяжёлое дыхание внезапно сбилось, и с рыком он скрутился прямо на белоснежном кафеле, будучи больше не в силах подняться или издать ещё хоть какой-нибудь звук.                                   При желании академия действительно умела быть молчаливой. Неясно, насколько долго работал этот эффект, однако полностью немыми застыли обычно гулкие коридоры Храма, сад, и даже во всей хижине — только писк надрывающегося комлинка один единственный смущал тишину.       Бен уловил его сигнал не сразу, в странном смятении обнаруживая себя прижимающимся к холодному кафелю. Воздух постепенно разреживался, наполняясь влагой, солнце уже вовсю разыгралось, осмелев и заглядывая к нему в ванную, точно как голоса мимо проходящий падаванов несколькими… часами раньше?       Звенящий аппарат где-то в комнате, но Бен не сомневался, что не пойдёт за ним. Всё равно куда логичней остаться лежащим на полу, чем отвечать на бессмысленный вызов, грозящий перерасти, как это постоянно бывает с ней, в ссору.       Он не любил отчитываться маме о делах в академии. Даже если бы и решил вдруг, то в вечных четырёх стенах не так уж часто появляются интересные новости, а о Сенате Бен не хотел слышать ни слова. С прошлого их мостика прошло уже несколько месяцев, однажды он даже порывался сам её вызвать, но тогда вовремя остановился. Пусть и она будет благоразумнее.       — Нет, — тихо прошептал он сам себе.       Комлинк трезвонил недолго, вроде минуты, потом вызов прекратился. Так звучит гармония, наверное — полая тишина. Жаль, выслушивать её Бену предоставилось недолго — коммуникатор пронзительно взвыл по новой, вынуждая невольно потянуться ладонями к ушам в попытках укрыться от звука. Бен уже успел пристроиться к ближайшей стене, теперь опираясь на спину и закинув ногу на ногу, совершенно не в восторге от такого будильника и сулящих им перспектив.       И как только ей удается так настойчиво вызывать, когда круглый год на планете стеной помехи?       Словно в ответ, комлинк возмущённо всхлипнул и с характерным звучанием переключился, переводя вызывающего на запись сообщения. Сожалея, что всё-таки не пошёл за ним в соседнюю комнату вырубить, Бен в предвкушении худшего зажмурился.       — Ох, Бен, — зачем-то тоном Лойека мама решила сразу начать с претензий. — Нажми чёртову кнопку приёма, тебе же не пять лет. И где вообще ты болтаешься? Мы час уже как начали.       Хм, а твои собрания разве длятся всего…       — Лойек? — Бен слишком резко попытался подняться на ноги, не справляясь с равновесием и рассеянно придерживаясь за душевую кабину. Конечно, его не слышали.       — Если Питер увидит, что тебя до сих пор нет, не думаю, что ему это очень понравится. Ты нам здесь так-то нужен, всё… — он осёкся. — В общем, шевелись!       И на том конце запись завершилась.       Над кроватью, где у подушки, в ворохе других вещей и был закопан аппарат, снова нависла давящая тишина. Её присутствие ощущалось и в соседней комнате, где, Бен посчитал, если ещё задержаться, она совсем придавит его без возможности выбраться.       Идиот. Ну конечно, идиот, как он мог забыть о сегодняшнем дне?       — Бен? — устройство вновь оживилось. Совершенно забыв о боли и мечась теперь по хижине в попытках наскоро собраться, мгновениями раньше Бен с силой отжал кнопку вызова.       — Я здесь, — он пытался говорить громче из другой части комнаты, натягивая свободную блузу. — Звоню, чтобы сказать: «выхожу через минуту».       — …И?       — Выхожу. Максимум — через пять.       — Да что у тебя опять за хрень?! Всю ночь зубрил дурацкую нанофотонику? Так вот, забудь про неё, потому что очень…       — Нет, были дела, — не без затруднений он наконец справился с поясом. Беззаботный тон, с которым фраза прозвучала, тем не менее не возымели нужного эффекта. На том конце резко прервались, картинно затягивая паузу.       — Если тебе нездоровится — забудь.       — Нет-нет, я буду скоро, — перешагивая через импровизированную кровать, — на самом деле всего лишь жестковатый настил на полу, — он наконец подошёл к аппарату. Собеседник ещё помолчал немного, прежде чем отключиться.       — Мы в зале. Первогодки через полчаса. До встречи.       — До встречи, — пробормотал Бен уже в пустоту.       Повязка на руки. Кое-что из необходимого. Проскальзывая мимо рабочего стола, он бросил взгляд на часы, удивляясь, как успело время перескочить уже за полдень. К завтрашнему уроку у Люка у него оставалось ещё несколько незаконченных дел, но пропускать первые показательные выступления мелких, встречу с Питером и Лойеком он ни за что бы не стал, так что дядя перетерпит. В последний раз он окинул взглядом хижину, убеждаясь, что после ночи ничего здесь в его отсутствие не развалится, быстро провёл руками по волосам в качестве марафета, и потянулся за ручкой двери.                            Своё первое выступление Бен помнил смазано — ничего особенного тогда не произошло. И хотя именно в тот день он познакомился с Лойеком и Питером, важности самого момента ему не удалось прочувствовать ни тогда, когда с электрическим мечом наперевес он вышел в центр зала, ни тогда, когда противник был повержен, и дядя Люк, не скрывая своего удовлетворения, объявил победителя.       В тренировочном зале сегодня собралась большая толпа. Его чуть не сшибли с ног двое юнлингов, не глядя по сторонам пробирающихся к лучшим местам. Бен зрительно проследил за ними и, постояв немного, пошёл следом. Где ещё искать таких горячих фанатов выступлений, как Лойек и Питер, если не там?       — Тормоз, — только на секунду оторвавшись от наблюдения поединка между двумя девчонками, Лойек усмехнулся Бену. Живая искра мелькнула в его голубых глазах.       — Доброе утро, — кивнул им Бен, и тогда Питер тоже коротко кивнул ему.       В паре шагов поодаль, с подкашивающимися ногами едва удерживалась на настиле маленькая юнлинг, отражая удары её более уверенной соперницы. Дальше, за импровизированной широкой трибуной сидел дядя Люк с несколькими другими преподавателями, среди которых Бен особенно долго рассматривал профессора Пэнола — участника военных действий, историка, мастера боевых искусств. Пэнол вёл у них специальный теоретический модуль битв, и Бен не пропустил ещё ни одного занятия у этого величественного, собранного, строгого мужчины. Никто не мог переубедить Бена Соло, будто это трата времени.       Перехватив его взгляд, Пэнол едва заметно приветственно поднял руку, и Бен, рассеянный, чуть не упустил момент поздороваться в ответ.       Всё окружающее дышало напряжением. Когда большая часть падаванов развлекалась, делая ставки, народ вокруг компании Бена молчал и не сводил глаз с дуэлей, одна за другой начинающихся с осторожного, тихого волнения, перерастающих в серьёзные схватки и обязательно заканчивающихся громким улюлюканьем толпы. Питер несколько раз черканул пером себе на руке.       Бен как раз успел к блоку юнлингов — самых младших учеников, недавно прибывших в академию. Время уже близилось к закату, солнце нещадно старалось выжечь дыры в бликующих стеклах, а комиссия продолжала отхлопывать окончания поединков и произносить имена.       — Саманта Вуд и Колла Бри. Анна Марек и Рэй Крокс. Констанция Занн и Клайд Галлия.       — Бен, не спи, — весело ткнул в плечо Лойек.       На настил вышел рослый мальчишка. Питер эмоционально шепнул, что ему двенадцать. Он порывисто поправил свои кудряшки, перехватил в руках электрический меч, принял неплохую стойку.       Навстречу ему вышла девочка. Бен Соло неосознанно качнулся назад, потому что от воспоминаний о столовой всё ещё было не по себе. В этот раз Питер ничего не шептал, и оставалось только думать, что Лойек был прав, и ей на самом деле не больше десяти лет — крохотная, почему-то с не завязанными волосами, — и за это её никто не осек, — она тоже приняла стойку.       Люк разрешил начало схватки.       Неожиданно для всех, парочка сразу ринулась друг на друга, махнув рукой на предварительные церемонии и промедления. Бен не успел и глазом моргнуть, как мальчик уже проворачивался по настилу, а девчонка не очень ловко парировала его удары сверху. Ненастоящие мечи мигали и лязгали, дуэлянты не сдавались. Волосы девочке мешали катастрофически. Мальчик же не всегда точно успевал поставить защиту.       Он выкрутился в воздухе бесполезным позёрским финтом, выбросил вперёд меч, и тогда девочка закричала, прижав ладонь к плечу, сжала зубы, резко умолкла и ударила его другой рукой, так, что мальчишка перед ней упал на колени.       Ситуация вроде как вышла из-под контроля. Бен видел, как встал мастер Люк, заохали падаваны, черкнул на руке Питер, и как побелело лицо застывшего Аррона в ряду напротив.       Бен вспыхнул. И давно он здесь?       Мальчик попытался вернуться на ноги, занося меч к её голеням. К тому моменту Люк уже поднял ладони и громко хлопнул. Она на долю мгновения вскинула на мастера удивлённые глаза, и в следующую секунду снова едва не закричала — мальчик ударил и сумел встать.       Растерянный Бен гипнотизировал Аррона: ну же, ну же, давай, кретин. Но Аррон не делал ничерта. В отчаянии Бен огляделся, встречаясь с нечитаемым для него кивком Питера, и вдруг, неожиданно для самого себя, бросился вперёд.       Он выхватил девчонку из-под летящего сверху меча.       Потом ещё долго кричали, охали, суетились. Бен всё ещё держал под обе руки, притянув на себя, дрожащую малышку. Дядя Люк не садился, что-то выяснял, а Бен смотрел прямо перед собой на Аррона, а Аррон смотрел на него.