***
Все утерянные бумаги, дневники, часть не уничтоженных по случаю занятости личных записок ― вот что хранится в тайной комнатке рядом со спальней Аннализы. У приближённых, постоянно находящихся здесь ― ещё одна негласная присяга: на молчание. Ещё более негласное правило ― в случае разглашения тайн слишком велик риск подвергнуться опале от тайного сыска, а значит ― едва ли удобное место чтобы подвергать риску свою верность и репутацию. И тем не менее, новые рыцарин входят в лично назначенный караул, кланяясь также низко, как и пожалованному доверию. Тот факт, что среди них оказываются две кузины Аннализу ничуть не смущает. Её Величество улыбается шуткам своих фрейлин и слышит тихий смешок. Сначала она думает, ей лишь кажется. Но когда речь заходит о шнуровке на филигранных башмачках, то пригнувшись, помогающая обуться фрейлина лишь открывает ещё больший обзор: к безмолвной усмешке Лилиан, к её хитро прищуренным в сторону кузины глазам, к слишком быстро отворачивающейся в противоположную от Аннализы сторону Амалии. Когда речь заходит о новой рубашке, меняемой после купания Аннализа не успевает подметить схожий жест. Как ни странно, фрейлины считают, что здесь довольно жарко и до Аннализы долетают лишь шепотки: «мы слишком долго, несите пудру!», «вода слишком горячая!» и «даже караульным здесь жарко». Но Аннализе сейчас видно самое важное: уши вновь отвернувшейся в сторону Амалии розовеют вовсе не из-за пара в расписных чашах, которыми наполняют ванну с золочёными бортами. Ну разумеется. Если кто-нибудь пытается на тебя не смотреть ― значит, узнавшим об этом здесь всё очевидно. Разве что нынешние фрейлины в самом наихудшем случае вежливо предпочтут сделать вид, что ни о чём не догадываются. Даже если Её Величество вдруг прикажет подойти этой часто поджимающей губы и резко сжимающей рукоять именной шпаги рыцарин. Только стоит Аннализе встать на ступеньку к бортику, как исчезает усмешка Лилиан, а Амалия смотрит на мозаичные портреты снизошедшего Идона, под пологом ночи и в окружении жриц тянущемуся к резной колыбели ― безликий полог над кроватью, щупальцы и когти, тянущиеся друг к другу, восхваляющий королеву хор кормилиц и жриц. Взгляд её также бесстрастен как и всегда ― ни малейших знаков несдержанности или уязвлённой гордости, если, конечно, дело и в ней. Возможно, сейчас самое лучшее время чтобы понаблюдать за её караульными. Поэтому когда закрывается дверь за последней из фрейлин и слуг, Аннализа присматривается чуть чаще к застывшим у входа рыцарин. Но Амалия стремится показать, как славится прекрасными манерами, так что больше ничем себя не выдаёт. Вполне похвально для выдержки столь верной рыцарин. Её Величество ценит сей по меньшей мере почтительный настрой и подумывает: а ведь в этой даме наверняка кипят чувства, сравнимые с юной и пылкой, на взгляд Аннализы, влюбленностью, которую старательно скрывают, опасаясь слухов, некогда распускаемых о гневе Идона. Только решится ли эта женщина что-нибудь предпринять?***
Ожидание сменяется новостями: внезапными, словно возглас в ночи. За пару часов до заката Аннализа удаляется в свою спальню, прихватив несколько бегло прочитанных писем. Когда они заканчиваются, то лунный свет начинает потихоньку высветлять знаками выложенную возле незадёрнутых штор зелёную мраморную плитку. Сегодня закончены все дела. Вечером доносится лишь шорох, а затем в покои вбегают две фрейлины: ― Мы... Её подбросили под ваши двери! ― Ваше Величество, мы не знаем этой художницы! Записка содержит лишь набросок: букетик цветов и Луна. Это ― уже признание. Аннализа кивком сообщает пришедшим, что те свободны. Захлопывается дверь, слышен лишь шелест подолов и расшитых серебром шёлковых туфелек, обрывается пара вдохов — одна фрейлина нетерпеливо приглашает другую пошептаться об этой записке в личных покоях. Аннализа всматривается: довольно кропотливо зарисованные цветы. Ей всё понятно: лучше притвориться спящей вплоть до восхода Луны. И если она передумает ― записку ждёт камин. Если ей понравятся озвученные признания ― оставить её на случай дальнейших условных знаков. Нужно лишь решиться. Аннализа отпускает недоумённо переглядывающуюся охрану. Вызывает простую стражу вместо личной охраны и дежурящих у её покоев. Отпускает стражниц у входа в серию арок увитых белыми азалиями, чьи лепестки кажутся под звёздами чуть синеватыми. И без страха идёт по засыпанной лепестками мраморной дорожке. «Правда ли? Правда?» Аннализа вспоминает доклад служительницы тайной канцелярии. Помнит про предъявлённую в знак доказательства утерянную перчатку с отпоротой нашивкой. И множество подарков, намёков, посланий, предшествовавших этому докладу. И потому идёт вперёд. Возможно, сегодня ей будет кому повторить ответ на свой вопрос.