нежная забота

Юнги не идёт к Намджуну, потому что прекрасно знает, что он там увидит, и не хочет. Чимин всегда так делает: он воодушевлён за несколько мгновений до того, как получает свой листок, его лицо преисполнено энтузиазма, и Юнги как музыканту это нравится, а иногда даже льстит, если в написании песни принимал участие он сам, но чем больше Чимин всматривается, тем мрачнее становится. Он сам этого не замечает, но это отлично замечают все остальные. Чимин ужасно боится своего провала, а Юнги, видя его в такие моменты, боится, что Чимин перестанет ценить себя ещё больше. Конечно, Чимин всё здорово скрывает, он всегда сидит до самого конца, веселится со всеми, а потом оккупирует зал для практик, раздевалку, кладовую – что угодно – и доводит свои связки до грани. Он в буквальном смысле перестаёт репетировать только тогда, когда начинает появляться угроза сорвать голос. Юнги ненавидит это. И то, как Чимин к нему относится, ненавидит тоже. Он весь как-то тушуется и зажимается, если они вместе работают (и это касается исключительно работы, потому что в остальных случаях Чимин такой же надоедливый тонсэн, как и двое остальных, даже, возможно, чуть более надоедливый, и Юнги солжёт, если скажет, что ему это не нравится), напрягается и, конечно же, косячит. Видя такого Чимина, Юнги чувствует, что больше всего на свете хочет ему помочь. Возможно, в списке целей и желаний Юнги это самый сложновыполнимый пункт. Намного сложнее чёртового дэсана. Юнги занимается своими делами в студии до самого вечера: он пару раз прогоняет куплет, определяясь, как тот будет звучать, и думая о том, что это наверняка поможет Чимину. Юнги очень хочет ему помочь. В конце концов, он всё ещё считает голос Чимина лучшим, просто его самого нужно подтолкнуть и научить. Юнги уверен, что, если Чимин научится правильно использовать свой голос, ему не будет равных. Как продюсер он примерно представляет в голове нужный звук, и это прекрасно, но самое сложное – хотя бы просто донести эту мысль до Чимина. Наверное, Юнги стоит постараться. Он встречает Чимина уже поздним вечером, медленно подруливая к небольшому балкончику на кухне и заставая того у холодильника. Конечно, Чимин не ест: он роется на нижних и боковых полках, и Юнги почему-то не хочется его беспокоить. Волосы на загривке у Чимина торчат мокрыми иголками – их только недавно обесцветили для нового камбэка, а сам Чимин, видимо, только вышел из душа. На нём полосатая растянутая кофта с тремя небольшими дырками чуть ниже ворота и свободные тёмные штаны, Юнги тихо опирается о дверной косяк и скрещивает руки на груди, просто наблюдая. Чимин такой уютный и по-домашнему суетливый, он неловко перебирает руками, откладывая что-то на столешницу, и его небольшие пальцы мелькают то тут, то там – Юнги это всё дарит спокойствие. Он любит, когда это чувство разливается в душе, и его способен подарить Юнги каждый из мемберов – он уже и не помнит, каково жить иначе. Чимин скидывает то, что достал, в блендер и клацает на кнопку. Юнги выдыхает, пока в кухне шумно, и сам не замечает, как почти перестаёт дышать, когда снова становится тихо, а Чимин переливает в стакан то, что навзбивал. Он замечает Юнги, только закрывая микроволновку. Юнги делает вид, что просто идёт мимо, потому что вдруг становится как-то неудобно, и быстро выныривает на балкон. - Ты справишься, - говорит он, видя тень Чимина на полу. Тот раздражённо плюхается по другую сторону небольшого летнего столика, ставя на него свою бодягу для горла, и сипит: - Вы всегда так говорите, и это не помогает, - от звука его почти севшего голоса Юнги раздражённо дёргает уголком рта. Ладно, Юнги не то чтобы не очень хорош в подобном, он просто отвратителен во всём, что касается поддержки, поэтому даже сейчас молчит. Тем более, Юнги думает, что Чимину не нужна поддержка. Она ему не помогает. Самая большая проблема Чимина – это его отношение к себе, и что с этим делать – чёрт его знает. - Чимин-а, как называется наш альбом? Чимин звучно втягивает в себя смузи. - Люби себя? – неуверенно выдаёт он, будто бы подумал, что Юнги действительно не помнит. - Ты любишь себя? Юнги не особо надеется на честный ответ, потому что вопрос слишком прямой – от прямых вопросов всегда легче отвертеться, потому что их смысл прост, как монета. Чимин говорит тише обычного: - Ты же знаешь. Юнги знает, и ему так жаль. Он не понимает, что следует сделать, чтобы Чимин открыл свои глаза на всё происходящее, чтобы взглянул на то, какой он есть – усердный, талантливый и просто хороший – это то, что было с ним всегда, но помимо этого, Чимин – плотно спрессованные усилия. Юнги считает, что самое обидное – ждать чего-то, и в итоге не дожидаться. Он смотрит на поникшего Чимина, снова проходящего через неглубокую депрессию, больше похожую на меланхолию, разбавленную отчаянием, перед очередным камбэком, и пытается его понять. Неужели Чимин ждёт от себя настолько много, что живёт с этим чувством обиды на себя и происходящее с собой постоянно? Они сидят в тишине какое-то время, наверное, слишком долго, потому что ноги Юнги в открытых тапках замерзают настолько, что почти не чувствуются пальцы, а с горизонта начинают наползать предрассветные сумерки. Чимин давно допил свой стакан. Юнги осторожно переводит взгляд на Чимина, отчего-то не желая быть пойманным. Его волосы выглядят чуть безжизненно, но пара масок это исправит, а тело вдруг смотрится таким маленьким, хотя Чимин обычный, что Юнги хочется закутать его в тёплое пуховое одеяло. Чимин выглядит замёрзшим и неживым, он периодически шумно вздыхает, будто бы заставляя себя, и Юнги просто не выдерживает. Он неожиданно громко брякает: - Не волнуйся, - начало предложения теряется в хрипе, фраза получается шумной и неловкой, Юнги от этого бросает в краску. Он чувствует себя каким-то уязвимым из-за чувств, которые в нём вызывает Чимин. Смотря на него, Юнги чувствует, будто бы с чем-то не справился. Он всегда слишком тепло относился к Чимину, и это ничуть не изменилось с годами, но сейчас Юнги видит его вжавшуюся в спинку стула фигуру, разбросанные в стороны ноги с натруженными ступнями и напряжённую линию плеч и думает, что ему стоило уберечь Чимина от него самого. Всё самое плохое, что есть в Чимине, – это его отношение к самому себе, и чёрт возьми. Просто чёрт возьми. Юнги так хочет это исправить. - Я помогу тебе, - решительно заявляет он, порывисто сжимает запястье Чимина, который всё это время тихонько тарабанил пальцами по боку стакана, и быстро уходит с балкона, чувствуя на себе удивлённый взгляд Чимина. Его глаза кажутся совсем кошачьими, когда он так их выпучивает. За спиной едва-едва брезжит рассвет, и Юнги шипит, закрыв дверь в свою комнату, потому что так быстро уходил с балкона, что ударился о ступеньку мизинцем ноги. У него горит лицо и бьётся где-то в ушах пульс. - Я помогу тебе, - шепчет он в тишину, на этот раз давая обещание не Чимину, а самому себе.