Мозаика

      Первый удар призван напомнить себе, каково то ощущение, заглушавшее в голове их фривольные речи.              «Какой сегодня прекрасный день, брат Себастьян… Как мы рады видеть вас, брат Себастьян…»              О! Он знал сколько похоти в этих, казалось бы, обычных фразах, сколько желания в блестящих глазах и розовом языке, вроде бы невзначай, облизнувшем пересохшие губы.              Второй удар. Третий. Спина отзывается болью, как и его естество во время вечерней Песни, когда их взгляды ощупывают тело сквозь плотную церковную робу. Каждая здесь отдалась бы ему прямо у ног Андрасте, помани он её хоть пальцем.              Четвёртый удар оставляет саднящие раны. Грубая плеть царапает кожу, но этого мало, чтобы унять его внутренний жар. Перед глазами стоит яркий образ новой послушницы, на четвереньках задувающей прогоревшие свечи у алтаря, и её пухлых губ, вытянутых в трубочку, будто бы для поцелуя.              Пятый… Вспомнилась исповедь молодой госпожи, признавшейся утром в запретной страсти. Колени, судорожно сведенные под тонким платьем, пальцы нервно мнущие белый шёлковый платок. Коснись её лона — пальцы окрасятся влагой желания.              Шестой, седьмой, восьмой, девятый. Нельзя прерываться, нельзя останавливаться, даже если сам Создатель сейчас зайдёт в его келью. Перед глазами проходит бесчисленная череда бывших любовниц. Они манят его назад раздвинутыми бёдрами, влажными губами, сладкими стонами.              На спине не осталось живого места, но это малая цена для спокойствия плоти.              Завтра он вновь сможет учтивой и сдержанной улыбкой отвергнуть каждую, посмевшую возжелать его даже в мыслях. Его решимость будет тверда, пока не зарубцуются раны на исполосованной коже, пока не придёт снова время для первого удара.