***
— Ты отказалась от особняка в центре столицы?! — Арас выплевывает чай обратно в кружку, Аника качает на руках ребенка и не обращает никакого внимания на её всплески эмоций. Они приперлись ко мне с утра пораньше с тортиком и орущим ребенком на руках. Будем обсуждать стратегию, ибо я теперь походу у всех нас за адвоката буду. Я заварила зеленый чай и мы уселись за небольшой круглый столик у окна. Раньше это был уютный номер в гостинице, но сейчас тут везде листы, заметки, кучи важных бумаг и гора нестиранной одежды. Только пустых бутылок не хватает. Но меня так крепко схватили за жопу, что даже бухать сейчас не хочется. — Ага, отказалась, — беру вишенку с торта и съедаю. Сам торт дерьмо, а вот вишня отпад. — Иначе бы вы уже были в заднице у Сатаны. — Не знаю, кто такой Сатана, но я бывала в местах и похуже, — отвечает Аника, поднимая свой взгляд с сына на меня. Её лицо не изменились, но последние несколько недель стерли с него детские черты. Сколько ей лет? Передо мной теперь женщина, такая же, как и я. Голубые глаза больше не небо, теперь это сталь. Дай ей сил и она самолично пробьет оставшиеся ворота. Моя цель никак не изменилась. Тёплое уютное место в максимальной безопасности и максимум комфорта. И место мессии, пока его ещё какой-нибудь умник не занял. Хочу славы, возможно такой, чтобы мой портрет аж во всю стену нарисовали. Определенная слава уже имеется, некоторые мои статьи аж стали печатать в Подземном городе. Да, те самые статьи про члены и письки. Разумеется, положив огромный хер на авторские права. Могу ли я пойти судиться? Да. Но с тем же успехом можно искать проститутку в центральном храме фанатиков стен. Понятное дело, что они там есть, но хрена с два кто признается. Цель прежняя, а путь всё тернистее. Теперь на нём дети, которые не дети, педофил с деньгами, и Аккерман, которому нужно хуй пойми чего. Даже два Аккермана, которым нужно хуй пойми что. А ещё где-то вдалеке Эрвин, который тоже наверняка включил меня в какой-нибудь охуительный план. У местных мода — завлекать меня во всякое дерьмо. — А ребёнка как назвали? — спрашиваю не из любопытства, мысли по стратегии вообще никак в голову не идут. — Джон, — отвечает Аника. — Это Арас придумала. — Малыш Джон Коннор? — я улыбаюсь, сдерживая смех. Если мне вскоре попадется киборг-убийца, я не удивлюсь. — Эх, если бы тебя ещё Сарой звали… — Что? — хором спрашивают девушки. Аника пофигистично, а у Арас задергался глаз. Нервное, наверное. — Не обращайте внимания, — залпом выпиваю чай и шумно ставлю чашку на стол. Надо начать держать язык за зубами, легенда о моей ебанутости не все приколы в силах объяснить.***
В сапоге нож, в кармане нож, между сисек нож. Это я иду на работу. В Подземный город. Вместе с Арас, которая не взяла с собой ничего, кроме медикаментов и инструментов. Пока судебный процесс не завершится, официально работать наверху нам хер дадут, поэтому приходится опускаться на самое дно в буквальном смысле. На пропускном пункте у нас уныло просматривают документы полуспящие охранники из гарнизона, а далее нам открывается дверь в самую бездну. Тёмная чертовски длинная лестница без освещения. — Может, ну его нахрен? — Алиса, у меня денег не хватает даже на веревку и мыло, пошли, — Арас берет факел и, не оборачиваясь, спускается по лестнице. — Это не страшнее, чем жить с титанами. — Это с какой стороны посмотреть, — сжимаю рукоятку ножа в кармане и, сделав глубокий вдох, иду за Уайт. Ненавижу лестницы. Длинные темные лестницы. Ещё и паутина кругом, сука. Спускались мы молча, запнуться и упасть не хотелось никому. И чем ниже, тем сильнее вонь. Плесень, отходы, гниль, сырость и дерьмо. Мы ещё даже не дошли, а мне уже хочется уйти отсюда. Как Леви здесь жил? Начинаю понимать его одержимость чистотой, от одного запаха этого места хочется помыться три раза. Однако внизу открывается вид на вполне обычный город. Я уже много мест в этом мире повидала и сраных трущоб здесь полно. Только эти тёмные. Хотя, возможно, до падения стены ситуация была иная и место для отбросов было только здесь. В любом случае, ничего необычного. Люди здесь… маленькие. Тощие, бледные, смотрят на меня, как на ходячий окорок. И я выше каждого из них практически на голову. Тяжко расти без солнечного света. Но это их проблема. — И где там этот твой «дом алой Розы»? — замечаю как группа местных бандюганов косится на нас и перешептывается. Хлопаю себя по бедру так, будто у меня под пальто есть ствол и подмигиваю этим засранцам. — «Ночная лилия», — Арас вздыхает и прибавляет шагу, — Минут через пять дойдем. — Всегда мечтала делать подпольные аборты и зашивать рваные пёзды, — на ходу достаю из кармана косяк и закуриваю. Тут уж точно всем должно быть наплевать. Перепрыгиваю большую лужу нечистот, а Арас обходит стороной по прогнившим дощечкам. Поворот в узкий переулок, где пришлось уворачиваться от помоев, летящих из окна. Перешагиваем спящего/мёртвого алкаша, пинаем плешивую псину, чтобы не огрызалась, обходим стороной гопников, проходим несколько рядов местного рынка, где нам пытаются продать краденые вещи и гнилую еду, и вот он наш пункт назначения. Бордель. Красота. — Надеюсь, там есть рыженькие красотки, — делаю последнюю затяжку, и, немного подержав дым в легких, выдыхаю. Нельзя такими вещами на трезвую голову заниматься. — Сейчас увидишь, — и Уайт открывает дверь с ноги. В нос ударяет запах благовоний и табака. Драные фиолетовые диваны, красные обои и приглушённое освещение. Одну из проституток ебут два мужика прямо на полу, рядом валяется бутылка, набитая окурками. Ковёр на полу весь в белых пятнах. Потом куплю себе новые ботинки. — Мы врачи, показывайте ваших залётных, — говорю, привлекая внимание местной «мамочки». Женщина лет под сорок, с потускневшими глазами и зеленоватой кожей. Курит сигарету через мундштук, как банально. — Второй этаж, первая комната налево, — она звучит так, будто сейчас уснёт. Арас быстро и уверенно поднимается наверх, я недолго смотрю на лицо проститутки, которой сейчас рвут жопу, и следую вслед за коллегой. Ладно, лучше выскабливать пиздюков из матки, чем так. У неё был такой взгляд, будто она мечтает о том, как рушатся оставшиеся стены. Дверь в комнату Уайт также открывает с ноги. Не хочет трогать дверные ручки, и я понимаю почему. Здесь более чисто (нет следов спермы и ничего не валяется), но до идеала далеко. Далеко настолько, что если бы Леви зашел сюда, мне пришлось бы его ещё три дня валерьянкой пичкать. Но хрен с ним, сейчас главное самим что-нибудь в этой дыре не подцепить. Арас открыла саквояж, достала две пеленки, одну дала мне, вторую постелила на стол и стала раскладывать инструменты. Я постелила пеленку на кровать — теперь типа стерильно. Хорошо, что клятву Гиппократа я не давала. — Алиса, а откуда ты родом? — спросила Уайт, обрабатывая руки антисептиком. Внезапно. Что-то подозревает или просто хочет тишину развеять? Буду придерживаться легенды. — Из деревни рядом с Шиганшиной, — подхожу к ней и протягиваю ладонь, она скупо поливает её антисептиком, и я растираю жидкость между пальцев. Пахнет спиртом. Сейчас бы выпить. — Правда? — Арас достает две пары перчаток и одну протягивает мне. — А откуда именно? У меня просто знакомые оттуда. — Из места «титаны всё нахрен растоптали, людей сожрали, спасибо хоть не выебли». — А если серьёзно? — А серьёзно я говорить об этом не хочу, — вижу бутылек спирта на дне сумки и ловко выхватываю его оттуда. Любую ложь надо приправлять правдой, поэтому добавляю, — Все люди, которые когда-либо были мне дороги, мертвы, и я никогда не вернусь на родину. Прошлое больше не имеет значения. Она хмурится, но молчит. Мы вместе проходим по делу Коннора-развратника, мы вместе работаем, с недавних пор вместе живем. Просто потому что за счет больницы снимать мне номер в гостинице больше никто не собирается, а вдвоем тянуть съем хаты проще. Но это временно. Поэтому не надо пытаться узнать меня и лезть ко мне в душу, милочка, скоро я исчезну из твоей жизни. Безумно люблю маленьких блондинок, но не в этот раз. Дверь в комнату приоткрывается и я вижу одну из проституток. Худая и бледная настолько, что я сильно сомневаюсь в её способности к зачатию. — Сарочка, вы уже готовы? — проститутка шепелявит и когда она улыбается, я вижу, что у неё нет передних зубов. — Просто там девочки уже собрались. — Ещё немного и можете заходить, — говорит Арас и проститутка исчезает за дверью. Пальцы холодеют. Это очень знакомо, но я опять не вижу общей картины. — Сарочка? — Да, конспирация, — невозмутимо говорит она, надевая косынку на лицо вместо медицинской маски. — Тогда я доктор Менгеле. Она хмыкает или усмехается (через косынку непонятно) и в комнату снова заходит та проститутка. Я тоже повязываю косынку, пока Арас слушает жалобы. Пропали месячные и подозрение на беременность. Уайт собирает анамнез пару минут, а затем просит её раздеться и лечь на кровать. Проститутка просто развязывает халат, шумно скидывает старые туфли, и ложится. Хрустит всеми суставами. Ребра торчат, а кожа по цвету не сильно отличается от пелёнки. Как-то раз, когда я работала в морге, уже далеко за полночь нам привезли невостребованное тело — взорвавшегося бомжа. Он решил закурить, пока воровал баллоны с газом. Амбре от него было великолепным с самого начала, что уж говорить о том, когда спустя пару дней он начал течь, окрашивая пол в кроваво-говённый цвет. Разрешения на захоронение не могли добиться долго, я слышала о том, что через несколько месяцев после моего увольнения санитары сами его ночью закопали на кладбище, пристроив соседом в свежую могилу. С тех пор у меня двойственное отношение к запахам. С одной стороны очень чувствительное обоняние, а с другой могу вынести почти что угодно. Так вот, от раздвинутых ног проститутки так хорошо пахло гнилью и просроченной рыбой, что мне вспомнился разлагающийся бомж. Противно настолько, что уже всё равно. Арас проводит осмотр, а я думаю о вечном и том, что сегодня у меня будут деньги на еду. Слышу хлюпающий звук и заранее достаю новую пару перчаток. Первая проститутка оказалась не беременна. Я порекомендовала ей начать трахаться за еду, а Уайт посоветовала почаще мыться. Следующая была жертвой поножовщины с уже загноившимися ранами — мой клиент. Промыть, обработать и зашить могу даже с закрытыми глазами. У третьей просто лобковой педикулёз. Четвертой сломали руку клиенты. Пятая пришла с послеродовыми разрывами. У шестой был посткоитальный цистит. А вот седьмая была беременна. — Да он мне наобещал всего, сказал, что заберет с собой. На поверхность, — она закрыла глаза, располагаясь на кровати. — Даже дешевое колечко на палец нацепил, а я уши и развесила… — Все мужики козлы, — вздыхаю, наблюдая за тем как Арас проводит осмотр. — Ты уверена, что не хочешь оставить ребенка? Сейчас аборты — штука полузаконная. — Доктор, — она открывает глаза и смотрит на меня, едва улыбаясь, — никто вам не скажет спасибо за спасение шлюхиного выблядка. — Вообще-то пару раз говорили, — я усмехаюсь, вспоминая, что Леви рассказывал про Кушель. Женщины и так тут едва выживают, и если она родит, они будут обречены. Да и капитан — случай исключительный. Сильнейший воин человечества появился на свет в такой же вонючей дыре. У такой же несчастной полудохлой шлюхи. Только вот что в этом хорошего? Отговаривать её от аборта я не собираюсь, но спросить о том, уверена ли она в своих решениях, надо. Что ж, пора учиться делать выскабливание.***
Зима здесь наступает намного раньше положенного календарём времени. И даже не наступает, а неожиданно ебошит, когда выходишь на улицу в осеннем спизженном пальто, а с козырька на тебя падает куча снега. Я и Арас снимаем маленькую квартиру с печным отоплением. Там холодно даже летом. Каждый день мы встаем в пять утра, греем воду, готовим завтрак при свечах, разминаемся и закутавшись, как самая отчаянная капуста, идём работать. Дешевле было бы снимать жилье там же, где и работаем. В Подземном городе. Но я перееду туда только в случае полной атрофии головного мозга. Опасно, мерзко и воняет. А тут хотя бы есть чем дышать и никто не пытается меня выебать по пути на рынок. Из еды денег хватает только на картошку. Каждый день я ем картошку. Иногда к этой картошке прилагается один маленький соленый огурец. Вместо чая мы пьем горячую воду. По счастливым дням в воду добавляем сахар или веточку от лаврового листа. Можно было бы воровать, но я более чем уверена — за мной следят все кому не лень. Слишком подставляться сейчас не вариант. Можно было бы попробовать воровать в Подземном городе, но ребята там такие, что потом бы меня нашли в канаве с перерезанной глоткой и порванным очком. Спустя пару недель после того как мы сюда переехали, я решила написать письмо капитану. Обещания надо выполнять. Особенно, если даешь их мужику, который угрожает сломать тебе ноги. Шариковых ручек в этом мире нет, а чернилами писать я не люблю — вся хата будет загажена. Так что, вооружившись простым карандашом, я начала строчить. Начало оказалось проще всего — от Клары Цеткин капитану Леви, и адрес. А дальше что? — Парню своему пишешь? — спросила Арас, ставя ведро снега разогреваться на печку. Сегодня будем мыться. Воду горячую и холодную отключили несколько дней назад. — Ага, конечно, — усмехаюсь и пишу первой строчкой, что снимаю квартиру с одной девушкой. — Мы просто хорошие знакомые. — У тебя так мило краснеют щечки при мыслях о хороших знакомых, — она смеется, а я кидаю в неё металлическую кружку, но попадаю в ведро, раздается звонкий шум. — Это от холода. — Мистер Холод? Так и запомню. «Она вредная ехидная жопа, думаю, вы бы поладили». Смотрю на то, как Уайт снимает с бельевой веревки чистое полотенце и добавляю: «снова чувствую себя студентом в общаге». Далее я кратко описала ситуацию с Коннором педобиром, никак не упоминая знакомство с Кенни. Зная его, точно мою почту читать будет. И рассказала, что теперь по большей части работаю в Подземном городе: «твоя родина — зловонная дьявольская клоака». Конечно, пара клиентов у меня есть и на поверхности, но большинство всё-таки под землей. И платят они так, что на веревку и мыло хватает впритык. Что-то я упускаю. Хм. — Арас, у тебя есть блядская помада? — Мы только сегодня в борделе были, могла бы там одолжить, — она усмехается, а затем подходит к окну и ищет в вещах на подоконнике. — Есть. Она даёт мне помаду и не уходит, наблюдая и краем глаза пытаясь прочитать, что я написала. Крашу губы, чтобы оставить красный след в конце письма, почти у самого края листа. Уайт уходит и возвращается с моими жасминовыми духами, пару раз пшикаю в конверт и запечатываю письмо сургучом. — Очень хороший знакомый, да? — Не ревнуй, красотуля, я и на тебе пару следов оставить могу. Мы смеёмся, и я ловлю себя на мысли, что здесь не так уж и плохо.