Бешеная галла и компания

— Напомни мне никогда не играть с тобой в порочную добродетель, твое Лордство, — нервно улыбается Варрик, когда ворота Убежища захлопываются. — Ты слишком везучий. Максвелл только и может, что взмахнуть рукой. Где-то в небе ревет дракон, там и тут трещит пламя, и все идет наперекосяк, как ни старайся. Зато Бреши нет. Хорошо, что они не стали его дожидаться. За спиной Максвелла — та малая горсть храмовников, которых он успел увести из Теринфаля. Не осколок даже, воспоминание об Ордене. Остальные — большая часть — в красных доспехах, готовятся к атаке. Варрик прав, Максвеллу действительно невероятно повезло. Но он все равно проиграл. Не успел даже предупредить. — Где Коул? — спрашивает он, отдышавшись. Дух помог им отступить от Теринфаля и, казалось, постоянно был где-то рядом. — Мальчик в шляпе-то? — Варрик оглядывается, словно силясь вспомнить. — Потом, — обрывает Лавеллан, стирает с раскроенных губ кровь. — Отступаем к церкви. Максвелл морщится, кивает. Оступается, припадая на раненую ногу, но его тут же подхватывают — сэр Баррис с одной стороны и Лавеллан — с другой. Эльф неодобрительно поджимает губы, смотрит из-под нахмуренных бровей, будто осуждает, так что хочется рассмеяться и рассыпаться в самых изощренных извинениях. Нервы сдают, не иначе. — Продержись, — неожиданно тихо и просто приказывает — просит? — Лавеллан. Дергает головой, словно гончая, услышавшая добычу, и прежде, чем Максвелл успевает что-то ответить, стремительным ледяным шквалом срывается с места, швыряя себя в очередной бой. Остается только закусить губу, перехватить кинжалы — и шагнуть следом. — Мы все равно погибнем, — говорит Каллен, и Максвелл на мгновение закусывает губу, жмурится. Страшно. Оказывается, это страшно — готовиться умирать. Сидеть вот так, в каменных стенах, слушая эхо надвигающегося войска и приглушенную боль в перевязанной ноге. Смотреть на других обреченных. Каллен прав, им остается только выбрать, как умереть. Иметь этот выбор — уже не мало. Сделать его — страшно. Но и выбирать не Максвеллу. Медленно выдыхает, смотрит на Лавеллана. Тот хмурится зло и упрямо, но словно бы вовсе без страха. Думает о чем-то, словно ищет способ обмануть судьбу. Словно отвечая ему, вздыхает канцлер Родерик, Коул прослеживает его взгляд, читает неслышное другим. «Людей можно вывести». Максвелл повторяет это про себя, поднимается на ноги, переступает на месте. Все еще больно, но не помешает драться. — Что скажешь Каллен? Получится? — Лавеллан умудряется даже улыбнуться. Вот только отворачивается слишком торопливо, пряча глаза в ответ на простой вопрос: «что будешь делать ты?» Молчит, сжимает кулаки, оставляет Каллену самому придумывать ответ. Максвелл не выдерживает, хватает его за плечо. — Ты спятил, остроухий, — выдыхает зло. — Уже давно, как только ввязался в это, — огрызается Лавеллан. — Но эта тварь пришла за мной. И обвал не помешает дракону. Его нужно отвлечь. Так пусть попробует меня взять. Он прав, прав во всем, но принять это не получается. — Я иду с тобой, — заявляет Максвелл. Лавеллан только усмехается, накрывает его руку ладонью, отцепляет, говорит спокойно: — Нет. Ты и Кассандра поможете Каллену. Людей кто-то должен защищать. А ты, кажется, уже наловчился командовать храмовниками. Так дай им цель. — Ты идешь умирать, — неизвестно зачем беспомощно говорит Максвелл. — Возможно. Но незачем делать это в компании. — Ты ведь, кажется, хотел вернуться к клану, — сглатывает вставший в горле ком, выдавливает улыбку. — Неужто передумал? Лавеллан на мгновение опускает глаза, пожимает плечами. — С самого начала догадывался, что не выйдет, — и тут же слова улыбается, так горько, что горло жжет. — Присмотри за ними, в пол глаза, хорошо? Шагает к дверям, оборачивается в последний раз на Максвелла и вернувшегося Каллена. — Я буду тянуть время, пока вы не доберетесь до границы леса. И да будет милость Творцов с вами. — Да присмотрит за тобой Создатель, — отвечает Максвелл закрывающимся дверям. Рычаг проворачивается в последний раз, Алларос улыбается и тяжело наваливается на него, переводя дух. Почти закончилось. Он все еще не представляет, как убегать от лавины, не уверен, что сможет, но прямо сейчас — почти счастлив. — Босс! — Железный Бык поднимает его за ворот, почти швыряет себе за спину, глядя в небо. Дракон. Ну конечно. — Отступайте! — рявкает Алларос на застывшую Сэру и схватившегося за меч Блэкволла. Дергает за пояс Быка. — Да двигайтесь! Еле успевает шарахнуться в сторону от драконьего пламени, спотыкается, катится про земле, спиной ощущая обжигающий жар. Мысли только две. Первая: «Надеюсь, они успели уйти». Вторая: «Только бы уцелел требушет». Когда встает на ноги, отступать уже некуда. Алларос смотрит в пасть дракона и думает, как глупо все вышло. Не понимает, почему вообще еще жив, но радуется этому. Значит, у остальных еще есть время. Алларос считает удары частящего сердца и слушая речь Старшего, и кривясь от боли, которую дарит метка, и даже болтаясь в хватке Корифея. Сбивается только когда его швыряют о требушет — боль выбивает воздух, ослепляет на мгновение, вгрызается в спину, мешая шевелиться. Когда снова получается дышать, Алларос бросается к валяющемуся рядом мечу, неумело сжимает его обеими руками, прижимаясь спиной к дереву требушета. Смотрит, как идет к нему смерть — и не чувствует ничего. Он весь — словно песочные часы. Он только надеется, что его хватит. И словно в ответ на эту надежду в небо взмывает огненный шарик сигнала. Алларос переводит дыхание, улыбается в лицо Старшего. — Ты слишком много болтаешь, — говорит он и пинает спусковой рычаг. Сердце подскакивает к горлу, бежать больно, да и бесполезно — ни драконье дыхание, ни лавину не перегонишь. Но Алларос все равно срывается с места. Успевает хотя бы упасть. — Херня, — Сэра смеется почти истерично, моргает часто. — Не могло все так закончится. Он же Вестник гребанной Андрасте! Бык только рычит тихо — толи от злости, то ли от неосторожного движения суетящегося вокруг него целителя из Быков. Кассандра только стискивает рукоять меча, вглядываясь в долину, будто чудесного явления ожидает. Может, молится о нем. Максвелл молиться уже не может. — Нужно двигаться, — говорит Каллену. — Они все еще могут перегруппироваться и продолжить наступление. Тот кивает, но медленно, словно бы неуверенно. — Вы серьезно? Вот так встанем и просто уйдем? — вскидывается Дориан. — Он еще может быть жив, и мы просто бросим… — Мы должны вывести людей, — твердо говорит Максвелл. — Вестник хотел спасти их жизни. И мы не можем ими рисковать тоже. Его словно пронзают насквозь чужие неодобрительные взгляды — Сэры, Варрика, Дориана. Но все молчат. И не двигаются с места. Максвелл сильнее сжимает губы, оборачивается на Кассандру. Ждет. — Каллен, поднимай всех, — после долгой паузы говорит она, не оборачиваясь. — Постараемся уйти на дневной переход. А там решим. Максвелл разворачивается и идет выполнять приказ. Внутри пронзительно пусто. Вокруг белая пустота, обжигающая холодом. Снег глубокий, и обманчиво мягкий, как одеяло. В нем вязнешь, точно в болоте. Сил бороться почти не остается. Боль пронизывает все тело, как раскаленные нити, и кажется, только она не позволяет развалиться на куски, рассыпаться осколками. Алларос останавливается, пошатывается под ударами ветра. Жалеет о потерянном посохе — хоть какая-то опора бы была. Оглядывается. Вокруг слишком пусто, и от этого — страшно. Или это страх смерти, который больше не глушит ярость боя, проснулся и выпустил когти — не понять. Левая рука почти не слушается, метка то и дело вспыхивает зеленым, единственным светом в белом ничего. В груди жжет и тянет, кажется, ребра все-таки сломаны, и будет смешно, если от его безумного стремления идти сместятся и проткнут что-нибудь. Удивительно, что после всего он вообще может идти. Вот только — куда? Небо обложено плотно, никаких ориентиров, только тени горных вершин проступают через метель. Но как бы Алларос ни помнил окрестности Убежища, даже если сумеет сориентироваться — он не знает, куда ушли остальные. И зачем было убегать от лавины? Не проще было умереть там, под снегами, чем вот так замерзать, в пустоте и одиночестве? Белый мех куртки пятнами почернел от сажи и перепачкался в крови, почти не грел. Алларос провел по нему пальцами, вспомнил внезапно веселый голос Варрика: «Бешеной галле семь верст не крюк». Усмехнулся — он и впрямь сейчас похож на подстреленное животное. А галла какое-то время может бежать и со сломанной ногой. Он глубоко вздыхает, прикрывает на мгновение глаза. Холод всегда был покорной стихией, надежным доспехом. Так пусть побудет им еще немного, в последний, возможно, раз. Встряхивает головой, упрямо идет вперед. Потому что если можешь — должен бежать, идти, хоть ползти. Нельзя сдаваться этой пустоте. Где-то впереди есть люди. Наверное, они ждут. В конце концов, раненые галлы всегда приходили к клану.