Бешеная галла и компания

Облегчение иногда ничем не отличается от отчаянья. Не сказать даже, что дерущих сердце демонов стало меньше, просто их хор словно приутих, уступил первенство другим ощущениям. Например — липким пальцам холода, заползающими под куртку. Максвелл морщится, чихает украдкой, косится на разведенные между палаток костры, но не двигается с места, так и сидит между бочек еще одним тюком с бесценной и бесполезной в данный момент поклажей. Смотрит на импровизированный лагерь, слушает, как где-то за спиной, по ту сторону его баррикады, пререкаются лидеры инквизиции. Раздражает бесконечно — люди, их люди не должны видеть этого разлада. Но вставать и вмешиваться Максвелл не спешит. Не потому даже, что не имеет права — кому сейчас есть до этого дело. Просто в глубине души рад слышать их голоса. Это — куда лучше траурного молчания. Закидывает голову, косится поверх бочек на ближайшую палатку. Лекари уже закончили суетиться, и теперь там тихо. Наверное, спит. …кажется, Вестник потерял сознание в тот момент, когда его увидели. Просто пошатнулся и осел в снег на колени, только улыбка на губах заледенела, неверящая, ехидная почти. Прикасаться к нему было страшно — того и гляди развалился бы, как сложенная из осколков мозаика. Вообще больше походил на демона отчаяния, бледный и холодный, с ледяным лубком на сломанной руке, даже нещадно рыжие волосы словно инеем покрылись, поблекли. Но он был жив, вопреки всему. Плеча кто-то касается, заставляя вздрогнуть. — Спокойно, это просто гном, — хмыкает Варрик, когда Максвелл дергается в сторону, потянувшись за кинжалом. Садится на корточки рядом, протягивает дымящуюся кружку. — Прости, что прервал твое бдение, Лордство, но ты ужин пропустил. Максвелл натужно усмехается, делает глоток, чуть не закашливается от неожиданности. — Да, вино дрянное, — соглашается Варрик, хитро щурясь, прихлебывает из своей довольно. — Но горячим оно лучше, поверь. — Откуда вы вообще его взяли? — Максвелл сжимает кружку в ладонях, греясь. — Затесалась одна бочка среди провизии, — гном только плечами пожимает. — Хватали же все, что успевали. Вот и пригодилось теперь. Варрик кивком указывает на палатку, спрашивает: — Как он? Странно, что у него, а не у лекарей или матери Жизель. — отмороженный и отбитый, — бросает Максвелл мрачно. — Ничего нового. Варрик довольно смеется, кивает. Поднимает кружку приглашающе. — Видимо, такого заслужили. За Вестника? Максвелл улыбается — кажется, впервые после Теринфаля искренне. Глухо стучат встретившиеся кружки. — За чудо.