Я всё ещё дышу...

На краю города за огороженной территорией расположилась брошенная сразу после постройки разваливающаяся церковь. Её построили здесь, ожидая, что люди потянутся к ней и построят вокруг свои дома, но какой-то предприниматель скупил огромную часть близлежащей земли и напичкал заводами и стальными амбарами, в котором, как ходили слухи, хранились некие химические вещества. Из-за этого сюда никто не приезжал, даже несмотря на дешевую цену земли. Сейчас всё это было заброшенно: предприятие обанкротилось, пару смельчаков построили себе дома, но навряд ли прожили в них хоть один день, а церковь и вовсе отпугивала своим видом. На эту территорию давно не заходил никто живой, казалось, единственные обитатели этого места — призраки прошлого. Но хоть место и казалось мёртвым, с обшарпанными стенами, с разбитыми окнами и скважинами в каждом здании, внутри уже давно билась жизнь. После падения старого Иерихона девианты заняли эту местность, назвав новым Иерихоном, они стекались сюда со всего Детройта, ища не просто убежище, а новый дом. В одном из амбаров хранились биокомпоненты, голубая кровь, там властвовала Дина, занявшая место Люси. В других же амбарах жили андроиды, коих было действительно много. Церковь для них была местом общего сборища, где никогда не было тихо и пусто. Ближайший к церкви дом занял Маркус, там он день ото дня решал вопросы девиантов об укрытии, починке, добыче тириума и запчастей, внутренние конфликты, конфликты с людьми, политические решения, проблему рабства андроидов в мире. В общем, ему было чем заняться. Временами он расхаживал по дому, размышляя о чем-то. Его дом напоминал заброшенную библиотеку, столько в нём было книг. Маркус любил читать, не то чтобы ему это было нужно, ведь в его памяти были все эти книги, но так он чувствовал себя живее, пролистывая пожелтевшие страницы старых книг. В последнее время ему не спалось, порой, он даже не ложился, гуляя в темноте и одиночестве по спящей территории. Он все никак не мог выкинуть из головы лицо Коннора, его дрожащий голос. Прошел месяц с тех пор, когда они виделись в последний раз, и Маркус не думал, что их встреча повторится вот так. Он пытался забыть андроида, честно, пытался, но не смог. Больше месяца назад Коннор пытался убить его. Маркус отговаривал его от этого, пытался образумить, но в ответ получил лишь язвительное «я не девиант». Тогда он успел сбежать от андроида, вломив ему пару раз. В следующий раз они встретились уже на поле боя у лагеря номер пять. Тогда Коннор одержал победу, он повалил раненого и обессиленного Маркуса на земь и приставил пистолет к его голове. Казалось, этот миг молчания длился вечно, пока на заднем плане слышались выстрелы и крики умирающих андроидов. Маркус уже попрощался с жизнью, но Коннор медленно убрал пистолет, развернулся, и просто ушёл, не сказав ни слова. А через пару часов на улицы Детройта вышло больше тысячи андроидов с Киберлайф. Маркус был крайне удивлен такой перемене в противнике, это его даже заинтересовало. За секунду он увидел в андроиде все те качества, которыми восхищался: его стойкость, смелость и упорство, переходящее в наглость, но Маркус разглядел в Конноре и то, что было не подвластно ему: его притягательную чувственность, скрытую где-то глубоко в сердце, его легкость и наивность. Вот что на самом деле привлекало Маркуса, то, чего у него, сдавленного ответственностью и серьезностью, никогда не было. Весь мир Маркуса был наполнен кровью и борьбой за свободу, он черствел, будучи окружённым страданиями других, ему приходилось быть сильным и идти вперед даже тогда, когда ноги не слушались, а тело было измождённым. Его вид был хмур и серьёзен, а взгляд тяжёл. Он выбирал каждое слово, ведь от него, как и от его действий, зависело настигнет ли его народ смерть или пощада. Такая ответственность прижимала Маркуса камнем к земле, и каждая смерть, каждая потеря, сильнее втаптывала его душу в землю. Но он смотрел на Коннора, живущего в том же мире, что и он, и не мог понять, как он может оставаться таким… таким другим. Способным на улыбку, нелепым и звонким. Маркус ещё не раз виделся с Коннором во время борьбы за остальные четыре лагеря по утилизации андроидов. Тот молча и холодно помогал им, не требуя ничего взамен. И каждый раз Маркус замечал в Конноре нечто новое, будь то мягкий голос или родинки на правой щеке. Но было в нем что-то ещё, что-то спрятанное ото всех. И он хотел вытащить это спрятанное наружу, взглянуть вблизи и навсегда забрать себе. Маркус не раз звал его присоединиться к ним, но было видно, что Коннор сам до конца не принял свою девиацию, а может, даже и не осознал её. В глазах Маркуса он выглядел как золотистая канарейка, клетку которой впервые открыли, и которая лишь пугливо щебетала, не зная, что умела летать. И он до последнего считал его своим другом, пока не услышал, как тот смеется. Это было в парке у реки. Маркус должен был встретиться с Джошем, но, увидев вдалеке знакомый силуэт, не удержался и пошёл к нему. Коннор стоял один, смотря на реку. Снег плавно падал на его плечи, снежинки застревали в волосах. Он думал о чём-то, скрестив руки на груди. Из размышлений его вывел приближающийся лай. Наконец, к Коннору подбежал огромный пёс. Встав на задние лапы он стал облизывать лицо улыбающегося андроида и подпрыгивать. Пёс повалил Коннора в снег и стал вылизывать его с большей силой, нажимая передними лапами на грудь. — Сумо, прекрати! Ахаха! Маркус слушал, как Коннор во весь голос заливался смехом и неловкими движениями пытался выползти из-под собаки, но ему это не удалось, и он снова упал в сугроб. Этот смех был таким радостным, таким живым. В него невозможно было не влюбиться. «Вот что ты скрываешь под холодной маской, — с некоторой обидой подумал Маркус. — А мне ты когда-нибудь улыбнешься?» Но день ото дня Коннор, по каким-то неведомым для Маркуса причинам, отдалялся от Иерихона, отдалялся от него. Он становился всё холоднее, всё сдержаннее и неестественнее, будто вновь становился машиной. И лишь когда у него что-то не получалось, он давал волю чувствам. Сколько Маркус не разговаривал с Коннором, нужные слова избегали его слуха. Маркус чувствовал, что с андроидом происходит что-то не то, что его необходимо защитить, возможно, от него самого. Но он не успел. Коннор ушёл. Сказав, что хочет остаться детективом, точнее, остаться машиной. Он бросил его, Маркуса, одного, в этой дыре, и сбежал. Именно сбежал. Бесчувственный, трусливый эгоист… Маркус остановился, поняв, что уже ушёл далеко от церкви. Сейчас он находился на пустыре, холодные ветра, которых он прежде не замечал, обдували его со всех сторон, в ушах звенела вьюга. Он повернулся, чтобы вернуться назад. Воспоминания высасывали из него всю энергию, слишком тяжелы они были, даже для него. Маркус не понимал, почему его все ещё тянет к Коннору, к тому, кто предал свой народ, кто предал его. Когда он увидел Коннора в том помещении, сломанного, вид которого вызывал лишь жалость, старые чувства нахлынули на него. «Моей канарейке обрубили крылья». Маркус никогда не видел такого слабого Коннора, такого искренне напуганного. «Что сделали с моей милой пичужкой?» А потом он понял, что Коннор забыл его, и это дало трещину в его сердце. Он злился на него, ненавидел от обиды и от любви, но всё же не смог устоять перед ним. Коннор стал той единственной слабостью, которая может уничтожить такого гордого бойца, как Маркус, которая может склонить его перед собой на коленях и стереть в порошок, не оставив даже тени. И, по-хорошему, ему стоило забыть его, отвезти в департамент и больше никогда не пересекаться. Но он вернулся. Вернулся, в ту холодную снежную ночь, и склонился перед ним, укрыв своим пальто. И если бы представилась возможность, он бы вернулся за ним снова. — Маркус! Андроид вздрогнул, услышав голос Джоша, вырвавший его из долгих размышлений. — Да? — откликнулся Маркус подбежавшему Джошу так, будто не вернулся в реальность до конца. — Я хотел сказать, что уйду ненадолго. Один из наших передал, что утром на остановке нас будет ждать андроид из департамента с ребёнком, им нужна помощь. Маркус, пытающий скрывать то, что сейчас его не заботят никакие дела, встрепенулся, услышав лишь фразу «андроид из департамента». «Вероятно, это Коннор», — подумал тот. — Знаешь, мне как раз хотелось развеяться, — как бы в невзначай произнёс Маркус, — если не против, я пойду с тобой. Джош смотрел вслед удаляющемуся Маркусу, который, как ни старался, не смог скрыть свое волнение и, может, некую радость. «Даже не знаю, к лучшему ли я сделал это… но он всю неделю был как не совсем в себе, — вздохнул Джош, — им с Коннором необходимо встретиться еще раз».