Не совсем человек, не до конца робот

Локи с рождения был очень странным мальчиком. Он не любил шумные компании, кататься на велосипеде и играть с парнями в догонялки. Зато он был прекрасно обучен грамоте, научился читать раньше, чем говорить, и с пяти решал математические задачки. Его родители всегда утверждали, что Локи станет знаменитым ученым. А потом они попали в автокатастрофу. Его мать скончалась на месте, а Лафей продержался еще три дня и умер так и не очнувшись. Локи пробыл в коме три месяца, и когда его уже списали со счетов, внезапно очнулся. Его первые слова повергли весь персонал в шок. Они были готовы ко всему, ведь люди после наркоза говорят многое, серьёзно, однажды у главного врача спросили, какого размера грудь его жены, но то, что сказал Локи после трех месяцев комы повергло всех в ступор. Восьмилетний ребенок, истощенный, замученный, пересушенными губами, и хриплым, на грани слышимости голосом, тихо прошептал: — Все погибли, да? И говорил он так спокойно, словно это было что-то само собой разумеющиеся, так, что главного хирурга бросило в пот. А потом окатив совершенно пустым взглядом всех присутствующих, и кивнув на свое предположение, уставился в потолок и устало, как-то по-старчески, с нотками грусти и смирения, прохрипел: — Лучше бы я сдох. С этого момента его начали опасаться некоторые медсестры в больнице. Время шло вязкой патокой, заведующий отделением каждый день приносил Локи книги, чтобы мальчику было не так скучно и тот действительно был ему за это благодарен. Никто его больше не посещал, а медсестры не хотели иметь ничего кроме «деловых отношений» с этим странным ребенком. Реабилитация шла мучительно долго, и для Локи она считалась в томах прочитанных книг, но потом он сбился на тысячу тридцатой и раздосадовано начал сначала. Он просто проснулся однажды утром и не смог вспомнить цифру, и глава отделения был несказанно этому рад — тысячу триста книг научной литературы измерялись в месяцах, проведенных в больнице, во время которых Локи никто не посещал. А потом однажды утром он пришел к парню с кипой бумаг, а точнее документов на усыновления, очень обрадованный этим фактом, улыбающийся во все зубы, потому что Лафейсон наконец-то будет не один. Но Локи придирчиво осмотрел бумаги в руках главы, потом его самого, и ядовито выплюнул: — Если это гребаный Один, то усыпите меня прямо сейчас. Улыбка сползла с лица врача. На документах было черным по белому впечатано: «Один Берсон». У Лафея были всегда очень напряженные отношения с братом, потому что добрая половина акций бизнеса, оставленный им покойным отцом, принадлежала именно Лафею, на что Один зло скрипел зубами, но особо не возникал. И, вот так удачно, брат умер. Помеха самоликвидировалась с помощи пьяного водителя грузовика и просто отвратительной погоды. Дело оставалось за малым. Хоть все имущество Лафея переписано было на его единственного сына, Локи, но был один маленький, во всех смыслах этого слова, нюанс, который не мог не радовать Одина. Локи был несовершеннолетним. Два дня парень что-то корежился, отказывался есть, грозился спрыгнуть с окна (только ходить начал, и уже собирался в окно, и даже совершил несколько рейдов в том направлении) и слал особенно бесящих медсестер куда их стоило послать давно. А потом что-то устал, расплакался, сказала, что хочет к родителям, повернулся к стенке и замолчал. На неделю. Ну, хотя бы перестал отказывается от еды и грубить всем, кому ни попадя. Но главному врачу от этого легче не становилось. Все поменялось как-то резко, как это обычно было у Локи. На календаре было 11 декабря, в голове была мысленная пометка, что в этих стенах он сидит уже шесть месяцев, а еще маловажный факт, что у него сегодня день рождения. Девять лет. Локи прижал к груди колени и уткнулся в них лицом. Окно в его палату в ту ночь было открытым, и пережив этот «прекрасный» момент, Локи больше никогда в жизни не открывал чертовых окон. Потому что внезапно по ту сторону стекла послышалось какое-то шарудение и в ту же секунду темное пятно с кротким «ой», упало с грохотом на пол. Стоит упомянуть, что на часах была полночь. Как и любой разумный ребенок с хоть какими-то зачатками интеллекта, Локи сделал самое разумное в такой ситуации. Завизжал. Темное пятно поднялось с пола, принялось размахивать руками, приговаривая что-то на подобии «Тише-тише, ну пожалуйста» и внезапно Локи замолчал, понимая, что стоящий перед ним не какое-то там «темное пятно», а мальчишка, ну может на год его старше, с лазурными перепуганными глазами и русой шевелюрой. В голову, не менее напуганного Лафейсона, пришла шальная мысль, где он уже видел подобный образ. У Одина дома, в его громком и глупом сыне. Торе. — Прости-прости, — начал говорить мальчишка, запинаясь, и Локи подозрительно сощурился. Да, это было отродье Одина. — Это я, Тор, ты меня помнишь? Не кричи пожалуйста, я не хотел тебя пугать, честно, просто сейчас поздно и никого не пускают, вот я и решил зайти через окно… — Моя палата находиться на четвертом этаже! — в сердцах завопил парень, на что Тор опять активно замахал руками, пытаясь успокоить. — Что ты вообще тут забыл, Одинсон? Глаза Тора округлились и челюсть комично отвисла, на что Локи ухмыльнулся. Неужели он думал, что, завалившись в полночь к нему в палату, их дрянная семейка будет прощена? Нет уж, пей яд, зараза, задохнись в нем, за все, что вы сделали и не делали. За все те прочтённые книги и месяца полнейшего одиночества, за всю ту боль, что приходилась скрывать за сдержанностью и холодностью, потому что у него не было родных. К нему так никто и не пришел за долгие месяца. Но стоило Тору открыть рот и звукам раздаться с его гортани Локи в мгновение понял: мало того, что его «братец» безрассудный мудак, полезший на четвёртый этаж, но еще и тупица, не догоняющая, когда его видеть не хотят. — Как же? — растерянно заявил Тор, разводя руками. — У тебя ведь сегодня день рождения! Локи просто замолк, не в силах понять, что происходит. — Прости, что не приходил все это время, отец мне запретил тебя навещать, но смотри, я нашел выход, правда здорово? — Локи просто смотрел на стоящего перед ним и не верил в происходящее. Это что, шутка? — Правда я столько синяков никогда в жизни себе не бил, но ничего, смотри, добрался, живой. Что. За. Херня? — Я считаю, что день рождения надо проводить с семьей. Хоть наши отцы и не ладили, но это же не означает, что мы должны так же себя вести, ведь так, брат? Локи прошибает пот от этого легкого и ненавязчивого «брат». Такого теплого, родного и правильного, что он хочет попросить сказать его еще раз, но не может. Его словно парализовало, связки отказывались слушаться, потому что это не может быть правдой, все не может быть так хорошо. — О, а я еще и подарок приволок! — воодушевлённо произнес Тор и достал из пазухи коробку в яркой зеленой обертке. — Правда я не знал, что дарить, а отец сказал, что вы, Лафейсоны, любите только себя и разрушения, поэтому я купил тебе кинжал и выпуск комиксов про Джокера. Истинное зло должно читать про истинное зло, ведь так? Лафейсон хотел бы сказать, что-то колкое, но в тот момент посреди его комнаты стоял сын Одина, который заполз к нему через окно на четвертый этаж, и приволок в подарок кинжал и чертов комикс. Локи тогда ни сказал не слова. Но нашел то, ради чего ему нужно будет возвращаться домой. Раз за разом. Но это не отменяет того, что с Лафейсоном было сложно. Чертовски мать его сложно. И несмотря на все хорошие поступки Тора, Локи пытался показать «брату», что всеми силами его ненавидит. А еще он вечно влипал в неприятности. Вечно. Раньше Тор считал себя забиякой и сорванцом, но вдруг в его жизни появился Локи и тут просто подходило лишь словосочетание: «Локи, блять», которое произносилось чаще приветствий. Локи думает, что сказать пьяному соседу, бывшему зеку, севшего за убийство ребенка, что он мудак, нормальная такая идея. (Тору накладываю швы, потому что осколки кинутой в его брата бутылки, попали ему в руку, ведь Одинсон его защитил собой) Локи считает, что забраться на заброшенную стройку, охраняемую гребаными собаками, которые больше похожи на мутантов переростков, тоже ничего так. (Тора забирает скорая, вся его спина в шрамах от укусов, потому что Лафейсон, хитрая задница, забрался на ограждение, а Одинсон…не так умен) Так же к легиону идей под грифом «Да нормас», в составлении Локи, можно добавить: сказать самой популярной девчонке в школе, у которой парень боксер, что она шлюха (Тор не был уверен, что после такого удара его голова сможет когда-либо нормально функционировать); сообщить главному гомофобу школы, что люди нестандартной сексуальной ориентации — это норма, а он говно не образованное (- Ну, можешь не волновать Локи, теперь те парни не будут называть тебя пидором, теперь так будут называть меня), и многое, многое другое. Отец приходил от таких выходок в ярость. Конечно, Тор всегда выгораживал брата, говоря, что это он виноват, а Лафейсон тут не при чем, но Один время от времени все равно поколачивал Локи за подобные выходки, называя последними словами. В такие дни Тор всегда был рядом с братом, ходя за ним словно верный пес и оставался с ним комнате до тех пор, пока тот не уснет, охраняя его сон. Но Тор от этого всего порой сильно уставал. Ведь сколько всего не делай, Локи останется Локи — бессовестной зарницей, который не переносит его на дух, только потому что он Одинсон. По крайней мере так учил отец и это было логично и правильно. А потом Локи ломает нос самому влиятельному мальчику в школе, потому что он как-то не так назвал Тора. На следующий же день Лафейсон получает от брата кривую открытку с подписью: «Храбрость и безрассудство» В общем, Локи всегда был очень странным ребенком. Вот никогда бы никто не подумал, что эта стерва станет оперативником. На самом деле, Локи нашел то место, которое ему идеально подходило. От рождения умный и расчётливый — ему давались самые сложные и запутанные дела; вечно холодный и кажущийся безразличным — ему запросто давались самые гадкие дела. А его интуиция! Серьёзно, если бы это не было запрещено законом, то чисто на интуиции Локи можно было ловить преступников. А еще он так же прекрасно влипал в неприятности, как и прежде . Локи ловит все пули, при том, исключительно собой, и исключительно без бронежилета. Локи, блять. Идет на задержание маньяка, убившего пять человек, в одиночку. Локи, БЛЯТЬ. Добровольно становиться заложником, разменяв собой у убийцы какую-то маленькую девочку. ЛОКИ, БЛЯДЬ. Тору кажется, что его брату инстинкт самосохранения выбило еще во время автокатастрофы и никакие силы уже не вобьют его обратно. Бодучий в детстве шуткой слоган «Храбрость и безрассудство» становиться личным девизом Локи. У него уже больше сотни открыток с этой надписью, примерено столько же нашивок, на любимой кружке, подаренной на день Благодарения, такая же надпись, и еще на двух его футболках. И все непременно подарено ему братом. А все потому что Тор не может угомониться. Потому что за каждой надписью: «Храбрость и безрассудство», прячется отчаянное «Пожалуйста, береги себя, я ведь могу не успеть, пожалуйста». На самом деле, Тор не такой храбрый как всем кажется. Он просто бросается на пули раньше брата, что бы тот не убился. А теперь, помня об удивительной способности Локи влипать в неприятности и чувствовать говно за километр (сука к суке притягивается), не возникает ни каких вопросов по поводу того, почему Локи начал рыть под Одру Конор. Изначально, она не вызывала подозрений. Когда они только начинали расследовать дело Джеймса Бьюкенена Барнса, в процессе которого погибло тринадцать девушек (мы уже говорили о том, что на Локи всегда пихали все самые мерзкие преступления?), ей можно было даже посочувствовать — как ни как, женщина дочь потеряла — но потом начали происходить те вещи, после которых Локи понял — это сука замешана в чем-то похлеще убийства. Сначала с городского кладбища пропало тело ее дочери. Она кричала, рыдая, чтобы его скорее нашли, давила на жалость, но у Лафейсона закрались сомнения уже тогда. На месте преступления были найдены следы, принадлежавшие андроиду, что в то время было большой роскошью (напомним, что дело было в 2019 году), и далеко не каждый мог себе такого позволить. И этот «кто-то», человек явно не бедный, обладая очень острым умом перепрограммировал собственного робота, ведь в их программу был вложен запрет на нарушения административных прав, андроид просто не мог взять и пойти копать могилы. И этот человек дал приказ достать мертвую девочку. Зачем? Тело так и не нашли. Зато нашли того андроида, что это сделал. Локи лично объездил каждую мусорку и залез в каждое болото и канаву, чтобы найти его — робота с нужными изменениями в программе. Он был деактивирован и память его была уничтожена — ни одного лица или события с этого куска железа было достать невозможно. Но преступник совершил промашку — хотя скорее не он, а его прихвостни — на андроиде была порванная одежда работника СтаркИндастриз, которая выдавалась только там, по эксклюзивному изданию. Собственно, самого Старка к тому времени уже отстранили от работы на предприятии, и там всем заправляла Одра. И именно тогда чуйка Локи завопила как бешенная и он понял — теперь Лафейсон от нее не отцепиться. Дальше больше. Спустя три дня после исчезновения тела девочки начали появляться девианты. Спустя месяц — массовые смерти среди подростков, проходившие отбор на стажировку в СтаркИндастриз. Собственно, не одного из имен погибших не было занесено в базу данных корпорации, но родители потерпевших в один голос заявляли — ребята были на стажировке. А потом спустя неделю, СтаркИндастриз начали вводить дополнительную классификацию девиантов. И самым интересным было то, что под гриф «atypical» попали именно андроиды, прототипами которых стали мертвые стажёры. В результате слежки за Одрой и ее приближенными работниками, оказалось, что она навязывала родителям и родственникам погибших детей этих роботов, а некоторым и просто дарила под видом сочувствующей женщины, что стажировала их чадо. И Локи решил провести интересный эксперимент вооружившись лопатой и терпением. Ни одного тела из «прототипов», не оказалось на месте. Гробы были пусты. Локи знал, что виной всем этим бедам Конор. Но ему нужны были доказательства. Место, где она удерживала тела. Тут-то ему пригодился Старк и Шури. Спросите при чем тут Шури? Ведь принцесса гений. Изначально она создавала своего рода «антивирус», который должен был уничтожить девиантность, но, зная ситуацию, изобретение пришлось переделать. Она создала то, что удалит патогенный код с тел анероидов, тот, через который «PrimusHeart» связанный с разумом детей, и подключит их к другому резервному источнику питания. К тому же, Шури ухитрилась поместить эту программу на флешку. Осталось только найти основной компьютер, который следит за жизненными показателями потерпевших и деятельностью андроидов, а потом — подключить ее. Тем самым девианты будут деактивированы, а дети живы. Осталось только дождаться, когда жучки в теле Старка и Роджерса сделают полный анализ всего помещения с помощи эхолокации. А ведь когда Шури их обняла, и они почувствовали покалывание в шее, мужчины даже не задались вопросом, что это. Теперь главное дождаться. И держаться пока подальше от Конор. Потому что открытие «антивируса» не было новинкой, и Одра была прекрасно осведомлена о нем. И она так же прекрасно знает, как его можно использовать против нее.

***

Брюс был очень терпелив еще с детства. Очень. Его родители боялись, что их умного, доброго и славного мальчонка будет задирать, называть «ботаном» и даже бить. От последнего слова у мисс Брюс вообще тряслись руки, она бледнела и умоляла своего мальчика жаловаться на все, что другие дети сделают. Но не смотря на все переживания родителей, эта стезя обошла Брюса стороной. А все потому что он был очень, очень терпелив, да к тому же снисходителен. Ребята никогда не дразнили его за ум и неприлично высокие отметки потому что он давал всем списывать, а кто просил, всегда объяснял непонятный материал и помогал с крайне сложными заданиями. Он оставался после уроков, когда парней оставляли в качестве наказания за поведения драить спортзал, что бы помочь им быстрее справиться и они успели на «ту обалденную вечеринку у Ханка». Поэтому, любой, кто осмелился как-то «наехать» на Брюса, нарывались на очень серьёзные проблемы. А потом Беннер поступил в самый престижный университет Нью-Йорка. Его мать, к слову, упала от таких известий в обморок, а одноклассники закатили такую громкую пирушку, что половину из присутствующих забрала полиция. Технические должности давались ему запросто, а мечта преуспеть в биоинженерии и бионике сделали свой роковой выбор, и вот он уже студент факультета «Генетики и нанотехнологий». Именно там его терпение сыграло с ним злую шутку, и судьба свела его со Старком. Ведь только человек с такими железными нервами как у Брюса мог выдержать это недоразумение, еще и в студенческие годы. Постоянные пьянки, голые девицы в их общей комнате, синяки и хвосты по учебе настолько длинные, что Брюсу казалось, что когда-то Старку все-таки позвонит та компания, что рисовала Наруто и предложит Тони стать прототипом девятихвостого. К этому всему еще стоило добавить Стива, который учился на юридическом (с пресловутыми Локи и Тором, чтобы им было не ладно), и по идее являлся Тони лучшим другом, но порой им это не мешало биться так, что оба падали полумертвые. Вообще у Брюса была все та же неплохая репутация, что и в школе, это льстило — ведь даже «четкие пацаны» стояли за него горой. А уж оказаться под протекцией Старка — это было словно попасть в рай, где каждый заглядывает тебе в рот и благотворит просто за существование. Конечно, ему придумывали много кличек, некоторые были совсем не очень, вроде «ботан», «ходячий учебник», и «энциклопедия». Однако за глаза его называли «Богом». Потому такому милосердию и терпению можно было только поклоняться. Потому что Брюс мерил Стива и Старка после крайне громких ссор. Потому что он писал за пол университета курсовые. Потому что он раздобыл тесты и сделал ответы к ним за неделю до самого теста. Потому что разнимал все драки. Потому что держал волосы девчонок над унитазом, когда их выворачивало после очередной пьянки. Но у Брюса был маленький секрет, который он не желал раскрывать никому кроме своей возлюбленной, Наталии Романофф. Его бесили практически все. Старк, со своей навязчивостью и высокомерием, Стив со своим долбанным кодексом чести и правильностью до скрипящих зубов, Тор своей неугомонностью и Локи, особенно Локи, за его эгоизм и самовлюбленность. Когда Брюс сидел со своим племянником, чадом старшей сестры, Гэвином Ридом, самым худшим в мире ребенком, рожденным от самого худшего человека, то был готов вышвырнуть его в окно. А потом эта заноза, разнесшая пол торгового центра (на Беннере был тогда штраф в размере двух тысяч долларов и укоризненный взгляд полицейского) и квартиры доктора, на вопрос: «А кем же ты хочешь стать, когда вырастешь?», получил просто гениальный, после всего случившегося, ответ: — Полицейским! Я буду самым крутым и бить всех преступников в городе! Все будут меня бояться! Беннер что-то сразу вспомнил Локи, фыркнул, собрал манатки этого наглеца и вернул сестре. Нашелся, полицейский. И с этого момента он решил — надо бы терпеть поменьше. Особенно таких заносчивых, как Гэвин (Локи и Старк). Конечно, он еще ни разу не придерживался этого правила, хотя установил его довольно давно, Гэвину уже 21 и он реально работает полицейским, но прямо сейчас он очень остро ощущает потребность начать его придерживаться. — Стив, Стив, пожалуйста, Стив, — отчаянно кричал Брюс, хватая последнего за рукав, но черт возьми, что он, дрыщ-ученый мог сделать против хорошо обученного полицейского. Тело Брюса легко отлетает по направлению пола лишь одним небрежным движением Роджерса. Затылок обжигает болью. — Да опомнись же ты! Неужели ты не видишь в каком мы дерьме?! Стены вокруг них сжимаются в прямом смысле этого слова, они буквально двигаются, приближаясь одна к одной с каждым сантиметром все ближе и ближе, и, если прождать еще немного, места уже не останется их просто расплющит бетоном. — Блядь, Стив, хватит, потом, — Брюс тяжело поднимается, в его голове мириады ярких огней, и он буквально чувствует, как стены давят на них, как воздуха вокруг все меньше и меньше. — Умоляю Стив прекрати, мы же умрем, Стив… Выход из комнаты так предельно прост, что можно было бы рассмеяться. Никаких тебе головоломок, ребусов и прочей фигни, бери и радуйся. Но если бы все было так просто, это была бы не Одра. Им нужно всего лишь достать до отверстия, где-то под потолком, но стоит Стива туда подсадить, как он запросто подтянет всех остальных. Ну, по крайней мере, так должно было быть. А сейчас Стив бьет Старка, и последний не в силах отбиться, тяжело хрипит и плюётся собственной кровью. Все должно было быть так просто. Ведь комната была совершенно пуста. Вот только — каждая стена была обклеена бумагами. А точнее — документами. Исследование и изобретения «PrimusHeart». Эмоции для андроидов, что, оказывается, были взяты с человеческих. Подопытным для изучения импульсов нервной системы и работы мозга был Баки Барнс. А вам никогда не было интересно, как же «PrimusHeart» появился? Да, все знали, что эмоции, которые были созданы для машин, взяты с человека, и для этого стоит взять за основу работу его мозга и нервной системы. Но все подобные эксперименты до этого не увенчались успехом. Так как же Старку это удалось? А очень на самом деле просто. Он просто усилил те же импульсы. Баки Барнс добровольно участвовал в эксперименте «PrimusHeart», но он не знал, что таблетки, что давал ему Старк, это ни какие-то там «витамины, у тебя некоторые анализы хромают, наверняка много стресса, а мне нужна идеальная картина импульсов твоего мозга, так что пропей, по одной в день», а наркотик. Наркотик психосоматического характера. Конечно, Тони добился своего — картина импульсов была идеальна, «PrimusHeart» составить по ним было легко, просто и приятно, вот только Барнсу это обернулось безумием. Исследования длилось не один месяц, и даже не два. И на протяжении всего это времени он принимал наркотики. Раз за разом. Игнорируя приступы агрессии, провалы в памяти и постоянные головные боли. А потом в один прекрасный момент он подумал: стресса накопилось последнее время слишком много, буду-ка я принимать «витамины» Старка по две штуки, а то столько трудов, будет обидно, если из-за меня у Тони ничего не выйдет. — Ты… — Старк стоял бледнее тех стен, что были вокруг него, и Брюс видел, как его руки пробрала дрожь. Стив тоже дрожал. Только вот не от страха. От ярости. — Ты…ты его уничтожил…это из-за тебя он… — Стив, послушай, — голос подводил Тони, он начал панически отходить от Роджерса, потому что тот был чертовски прав, — я не знал, что так все обернётся. В тех таблетках, что я ему давал, там была маленькая доза наркотика, она не должна была так повлиять, я же не знал, что он их по две есть начал… — Ты не знал?! — тут же въелся Стив, подходя к Старку и дрожь последнего усилилась. Шаг назад. Шаг. И еще. Главное, подальше (куда же ты собрался? Тут замкнутое помещение, Тони, бежать некуда, тебе придется отвечать за свои поступки). — Не знал?! Ты поил его наркотиками месяцами, Старк! Месяцами! Ты…ты.! На глазах Роджерса слезы, красные пятна расползлись по его щекам и носу, а губа опять треснула: по подбородку струйкой начала текти алая кровь. Тони чувствует и видит: Стиву больно, больно так что его разрывает изнутри и этой боли вполне хватит, чтобы разорвать его. Шаг. Еще. И еще. Старк упирается спиной в стену. Его хватают за воротник с такой силой что он рвется. — Это ты! Ты виноват в смерти тех девушек, виноват в смерти Баки, из-за тебя все эти дети лежат тут, из-за тебя умерла Пеппер, все из-за тебя! Последнее что осознавал Старк, это то, что его со всей силы швырнули в центр комнаты и он неплохо приложился об пол головой. А потом удар, удар и еще один. Снова и снова. И стены вдруг зашевелились. Брюс готов был поклясться — воздуха становилось все меньше и меньше, вместо него комната заполнялась запахом крови и Беннер был в паре шагов от того, чтобы начать задыхаться. Брюс с детства был очень терпеливым. Но он не готов был терпеть до самой смерти. Особенно учитывая, что она так близко. Доктор снимает с себя одну из туфель. Берет ее в руку, подходит сзади к Стиву и со всей силы ударяет того по затылку крича: — Блядь, сука, остановись бестолковая скотина, я не хочу умирать! Удар не болезненный, слабый, можно сказать вообще никакой, но отрезвляющий. Стив поворачивается и застывает, видя на лице Брюса слезы. — Я не хочу, умирать, не хочу, — по его щекам течет соленая вода и Роджерс со Старком затаивают дыхание: они никогда не видели его слез. Они учились в одном университете, работали в одних местах и постоянно тусовались вместе. Но. Никогда. Не. Видели. Его. Слез. — Мне реально похуй, что там между вами произошло и происходит, мне похуй, кого вы там потеряли, но мне не похуй кого мы можем потерять. Черт подери, я видел Питера, видел, что с ним сделали, я пред ним так виноват, и я выйду отсюда вместе с ним. Я видел сотни детей погибших в этих стенах и, если понадобиться, вынесу выживших на своих руках лично. И самое главное — я выйду отсюда, пойду к своей любимой, обниму ее и сделаю ей предложение! Потому что вы меня заебали, кретины, со своим ебаным прошлым, которое портит жизнь не только вам, но и всем остальным. Посмотрите на себя! Вы ведь были лучшими друзьями, что вы с собой сделали?! Если вам так угодно, бейте морды друг-другу сколько угодно, но поверьте, мертвым на это уже посрать. А меня подсадите к выходу, потому что я буду жить. Стив и Тони удивленно между собой переглядываются. А потом первый помогает подняться второму, кротко кивают друг-другу, и все-таки выбираться из этой комнаты все вместе. Не ясно что ими руководило в тот момент. Может то, что Брюс был прав, может то, что они довели его, хотя не имели после всего произошедшего ни малейшего права на это, или может то, что они давно хотели погулять на их с Наташей свадьбе. Но для Брюса стало ясно лишь одно. Он больше никогда не будет терпеть.