Брекеты

      Чонин зло пнул подушку: пока он ходил в туалет — Чан сбежал! Только смс- ку кинул, что бы Чонин позвал кого-нибудь из друзей- омег побыть с ним. А он это время потусуется у кого-нибудь из своих друзей или в студии.       — Ну почему ты такой… — Нини закусил губу, немного заалев ушками (ему даже в одиночестве ругаться неловко). -…еблан?!       — Сбежал? — хохочет в трубку Джисон.       — Это вообще не смешно! — дуется младший. — Он считает меня ребенком! Не знаю, что ему сказал аппа перед отлетом, но Чан боится лишний раз ко мне прикоснуться! Джисона, что мне делать?       — Во- первых, я тебе не «Джисона», а хён. А во вторых, мы с Мини свели уже одну пару, сведем и другую!       — Кого это вы свели? Когда успели? Меня всего день не было!       — Феликс решил сегодня во все тяжкие пуститься, ну мы ему мозги на место немного вставили! А заодно и одному идиоту, ради которого он на такое решился!       — Вы что Феликса с этим мрачным типом свели?!       — Сам ты мрачный! — обиделся Хан. — Чанбин- хён крутой чувак!       Чонин, видевший этого самого хёна один раз (и то будучи не совсем трезвым), так не считал, но спорить с другом не стал.       — Ну и как вы собираетесь вернуть Чан- хёна домой?       — А… — Джисон с кем-то зашептался, зажав микрофон — Ян только вздохнул. — В общем, мы особо то и не нужны! Напиши ему, что ты выпил таблетки, и пусть возвращается, хотя бы на ночь. Пока он будет в ванной (он же будет там, да?) спрячь его ключи и запри дверь на все замки. Ну, а там- дело за малым! — Хан послушал, что ему там говорят и добавил: — Но лучше дай ему задремать, чтобы меньше брыкался!       — Это тебе Минхо- хён подсказал?       — От…что? Нет, — Джи нервно посмеялся, но услышав от Чонина «я его слышу, хён!», сознался. — Ну…да.       Чонин вздохнул, поковырял одеялко и снова вздохнул:       — Ладно, других мыслей у меня все равно нет…а что если он не придет?       — Айщ, Чонина! Не думай о плохом! Вернется он, вер- нет- ся! Мы об этом позаботимся, да хён?       Младший услышал звук похожий на поцелуй и жутко смутился, а когда звук не прошел, но и повторился еще пару раз, он буркнул «Пока!» и отключился (вряд ли Джисон его слышал).       Повздыхав, омега пишет Чану:       Я:        Я выпил таблетки, хён вернись домой тт Я не смогу один заснуть тт       Ответа, ожидаемо, нет, но сообщение прочитано.       Чонин плетется в ванную, пьет полтаблетки и заваливается в душ. Где долго- долго смотрит в стену пустым взглядом, сидя по- турецки на холодном дне ванны.       Чан еще десять раз перечитал смс от младшего. Обиделся. И таблетку явно не выпил. И все это ловушка. И хитро смотрящий Хёнджин знает об этом.       — Ну? Хён, я бы рад тебя приютить, но сегодня у меня ночует Сынмин, сам понимаешь, — Хван как бы виновато разводит руками.       — А у меня Феликс! — тут же добавляет Чанбин, что-то строча в телефоне. — И в студии оставаться нельзя!       «Все пути отрезали, собаки серые!» — сокрушается Бан.       — Это сговор?       — Да! Но это придумал Минхо! — не скрывает Хван, с довольной улыбкой. — Хён, да что с тобой?       — Я обещал родителям, что — несмотря на нашу истинность — не трону его до совершеннолетия! А он сам… — Чан с досадой стонет и ерошит волосы.       — Не выставляй нас педофилами! — шутливо возмущается Чанбин. — Наши мальчики с твоим братом учатся!       — Так- то да!       — Вы то тут при чем?.. Ладно, — австралиец собирает свою сумку. — Раз малыш так хочет…       А малыш уже ничего не хочет — малыш спит.

***

      Когда Чан вернулся Чонин мирно сопел на своей кровати, чуть схмурив бровки. Фруктовый запах был приглушен — значит не солгал, выпил таблетку. Старший осторожно прикрыл дверь с спальню и отправился на кухню.       На холодильнике висит записка под милым магнитиком:       «Хён, ты не ответил, но я приготовил ужин»       Этот ребенок такой милый, что у Чана на лицо сама выползает умильная улыбка.       — Ох, Чонин зачем ты такой в моей жизни появился? — вздыхает альфа, наливая себе чай (едва теплой воды из чайника, если быть точнее). Кушать он не стал, хоть и был очень благодарен младшему, не желая шуметь даже микроволновкой. Быстро приняв душ, он завалился на расстеленный диван (омежка даже тут подсуетился). Недолго мягко улыбался в темноту, вспоминая своего маленького омежонка, и провалился в дрему.       Чану снился Чонин (удивительно, да?). И это был не самый целомудренный сон в его жизни!       Младший, как мышка, просочился из своей комнаты, подбираясь к спящему Бану. Присев, на секундочку, перед ним на колени, поправил прядку волос, упавшую на лоб и вдруг решительно уселся к нему на бедра. Поерзал немного, пробуждая Бана- младшего и поцеловал. В лоб, только что им же и открытый. Затем провел носиком по виску, чмокнул в скулу, шумно выдохнул в шею и слегка куснул за ключицу. Фруктовый запах стремительно заполнял все пространство, не давая Чану и малюсенького шанса к отступлению.       Руки альфы по- хозяйски прошлись по голым ногам Чонина, до коротких шорт, и сжали маленькую идеальную попку. Чан подмял омежку под себя, чувствуя, как тот крепко обхватил его бедра ногами (будто тот мог сбежать), и впился поцелуем в сладкие губы.       Широким жестом старший стянул с омеги футболку, оторвавшись от поцелуя на полсекунды, но тот уже нетерпеливо захныкал, цепляясь за плечи Чана, оставляя на них красные полоски. Младший сам углубил поцелуй, проводя язычком по зубам альфы, но тот перехватил инициативу, подхватывая Чонина, теперь уже за голую попу, просунув ладони под шорты.       Ян стонет в губы хёна, царапает спину, притягивает ногами ближе. Хочет больше! Хочется всего хёна, внутри. Чонин скулит и жмется тесно, так, что Чан чувствует, насколько он горячий и мокрый.       Для него       — Чан- хён…пожалуйста! — стонет, кусая за мочку уха.       Бан в пару секунд справляется с оставшейся одеждой и…осторожно, подрагивающими пальцами, ведет по точеной ножке вверх. В лунном свете ему открывается потрясающая картина — Чонин лежит перед ним раскрасневшийся, с опухшими зацелованными губками, блестящими даже в темноте глазами, с отметинами на шее, с тяжело поднимающейся грудью, с широко раскинутыми ногами, и, без какого-либо смущения, ласкающий собственный член. Такого он даже в самых смелых фантазиях себе представить не мог!       — Хён? — голос никак не вяжется с образом, он неуверенно подрагивает.       Чан, не скрывая желания, припадает к губам, и сразу двумя пальцами проникает в горячее нутро младшего. Другой рукой находит в сумке презерватив (ну как не сдержится? а Чонин и сам еще ребенок, чтобы становится папой), раскатывает его по своему члену и входит одним плавным движением, сразу на всю длину.       Ян громко стонет, выгибаясь, и на спине Чана набухают глубокие царапины.       — Прости- прости, малыш, — альфа целует зажмуренные глазки, с трудом заставляя себя не двигаться и дать омежке привыкнуть. Но тот снова удивляет.       — Н- нет хён, сделай так еще раз!       Раз? РАЗ?       Чан забывает, что под ним его нежный маленький Чонин и начинает двигаться так, как хочется ему — резко и глубоко.       Чонин задыхается от удовольствия, он даже стонать не может, только хватает ртом воздух и царапает спину хёна.       — Давай малыш, я хочу слышать тебя, — просит Чан, сбавляя темп, двигаясь тягуче медленно, что в кайф обоим. Омега немного приходит в себя и издает свой первый стон, от которого у альфы проходит дрожь по позвоночнику. — Да, детка!       Бан подтягивает одну ногу Чонина к груди, меняя угол проникновения и двигается размашисто, покусывая соблазнительную шейку, оставляя десятки засосов- укусов. Омега стонет и вскрикивает, движется навстречу, царапается и кусается, растворяясь в удовольствии.       — Чан… Чан…я люблю тебя! — шепчет, притянув старшего для поцелуя. И Альфе становится плевать на все: на течку младшего, на собственное желание, на былой страх перед родителями — он мягко целует в ответ, не останавливаясь.       — И я люблю тебя, солнышко!       Чонин всхлипывает и весь сжимается, кончая, Чан, за пару движений, отправляется следом и успевает выйти до того, как набухнет узел. Омежка жмется к груди, не выпуская из объятий и старшему приходится перевернуться на спину вместе с ним. Нащупав простыню Бан накрывает вздрагивающего Яна. Пролежав так пару минут, отдышавшись и понежившись, он встает с омегой на руках и идет в ванную. Где приводит их обоих в порядок и возвращается назад. С омегой на руках. Чонин никак не хочет отпускать своего любимого хёна, виснет, как маленькая обезьянка и хнычет, стоит тому отпустить руки.       Только устроившись на наспех перестеленном диване пара слышит самый ужасающий звук в их жизнях.       Звук открывающейся входной двери.