Walk through the Fire

— Д-дил, может не на-адо! — Томас попытался увильнуть от парня, рука которого настойчиво залезла под мешковатую футболку. — Тише, Томми… — Дилан тут же поймал беглеца за наручники и притянул назад, — Не переживай, я же аккуратно… Томас шмыгнул носом и спрятал лицо за руками. Кажется, он был настолько смущен и напуган, что боялся даже взглянуть в лицо Дилану, и О’Брайена это, признаться, немного выбивало из колеи. Парень не знал что делать, не знал, как подобраться к Томасу так, чтобы тот не оттолкнул. Меньше всего хотелось его пугать: его ведь изнасиловали, сломали, и душу в клочки. А Дилану больше всего на свете хотелось снова сделать ее целой. Исцелить. — Томми… я не Майк, ты же знаешь это, — осторожно начал Дил, — Я умею слушать. Ты скажешь «не надо» — я не буду. Скажешь «мне больно» — и я тут же остановлюсь. Но… — Дилан осторожно опустил чужие трясущиеся руки вниз, чтобы посмотреть Томасу в глаза, — … Я бы очень хотел показать тебе, что бывает и по-другому. Без боли, без страха, Томми, бывает нежно. Ты позволишь мне быть нежным с тобой? — Д-дил, я… я разодрал тебе руку, потому что испугался, я… я не могу, я постоянно… — начал лепетать что-то Томми, так и не поднимая глаз. Дилану это не нравилось. Казалось, что Сангстер его вообще и слушать не хочет, сосредоточился на своей боли, запер себя за высоким забором из страха, и никого туда не пускает. А Дилану сейчас кровь из носу надо достучаться до того самого Томми — его Томми, которого нужно вытащить из этой его тюрьмы. Парень мягко коснулся двумя пальцами его подбородка, отчего Томас неожиданно рвано втянул в себя воздух и затих, зажмурившись, будто готовился получить удар. Голова его была чуть приподнята О’Брайеном, и — хвала небесам — парень не собирался шарахаться в сторону. Томми смирился. Смирился и ждал того, что будет дальше. — Томми, мы же соулы, помнишь? Я никогда не сделаю тебе плохо. Я влюблен в тебя, влюблен еще был с первого дня в школе, я… я не хочу смотреть на мир без тебя. Я на все готов, лишь бы… Томми, ты хочешь этого со мной сейчас? Губы парня дрогнули под пальцами Дилана. Кажется, в наступившей тишине можно было расслышать бешеное сердцебиение Сангстера, однако Дилан заметил, что дрожь в хрупком теле постепенно уходит. Томас понимает. Он пытается верить, что в безопасности. Дилан хочет помочь ему, но сейчас он сделал все, что мог — оставалось ждать, пока невидимая бомба либо взорвется, либо так и останется лежать в траве, негодная и не рабочая. — Я не уверен… Его шепот — самый громкий звук. Дилан замер, боясь верить в то, что ослышался. Но Томас, наконец, поднял глаза — он и правда сказал это. Сказал, тем самым, дав надежду на то, что Дил может попытаться зайти чуть дальше. И парень совсем не хотел подводить Томаса — тот кажется и сам был немного в шоке от того, что сказал. «Не уверен» — не значит «нет», оба это понимали. Просто один боялся. — Постарайся не выпускать когти, ангел. — прошептал в чужие губы Дилан, осторожно сокращая расстояние между ними. Мокро. Горячо. Солено от слез. Поцелуй не первый. Не первый в жизни Дилана, не первый конкретно с его соулмейтом… но определенно самый прекрасный — сейчас Томми ему доверял. От одного только осознания, что на самом деле происходило, сносило крышу. Томми поддавался ему, практически переступая через всю моральную боль и былые травмы. В этот момент Дилан сам себе поклялся, что ни за что его не подведет. — Кхм…мх… — Томми всхлипнул в чужие губы, пытаясь намекнуть на то, что у него кончается воздух. Он все еще зажимался, Дилан видел, чувствовал, как тот напряжен, а потому попытался расслабить, переключаясь с губ на щеки, осторожно слизывая горячим языком слезинки. — Дилан, я… Мх… — Томас снова попытался что-то сказать, прервать, но в последний момент закусил губу — язык Дилана добрался до шеи. — Что такое? Неприятно? — Дилан чуть отвлекся, проведя пальцем по закусанной губе, оттянув ее чуть вниз, чтобы высвободить из зубов… клыков? — Томми, клыки… — Я знаю, н-не… не останавливайся, я пытаюсь сдерживаться… — Тебе нравится, — Дилан мягко улыбнулся. Его беспокойство оказалось напрасным, Томми возбуждался. — Давай сюда лапки, — Дилан ловко перебросил наручники через свою шею и притянул Томаса ближе к себе, а затем помог парню устроиться у себя на коленях, перебросив одну его ногу через бедра, — Удобнее? — Н-неловко так… — Томас опять прятал глаза. — Будет еще хуже, когда ты останешься без штанов, — пошутил Дилан, наблюдая за тем, как мило краснеют щеки его соула, — Ну же, обещай на меня смотреть. Мне так нравятся твои глаза, особенно рыжие. — Дил, я соврал! — отчаянно выпалил Томас, чувствуя, как теплые ладони забираются под футболку. Кажется, тот сам не осознавал, что хотел оттянуть момент. — Я знаю. И ты знаешь, что знаю я, но не знаешь, что мне глубоко плевать на то, соулмейты мы или нет. — Дилан настойчиво продолжал стаскивать с Томаса футболку, оголяя сначала ребра, затем плечи, после перекинул через голову и опустил в низ по рукам, замотав тканью ладони Сангстера, прямо поверх наручников — все равно футболку с таким атрибутом не снимешь, а так хоть оборотнические когти обезопасит. — Но в школе ты… Я думал, что ты, как и многие, будешь придерживаться того, чего людям велит судьба… — Томас нервно дергал руками, наблюдая из-за плеча Дилана, как тот туго заматывал его пальцы футболкой на манер варежек, так, что практически не шевельнуться. — Я тоже думал так. До того как встретил тебя. Знаешь, я рад что мы родственные души, честно. Но даже если бы это было не так — я все равно выберу тебя, понимаешь? Наверное, я сошел с ума, раз говорю о том, что готов плюнуть на всякое там решение судьбы. — Ты сомневался… Когда я глаза показал и сказал, что они из-за моих сверхспособностей порыжели — ты сомневался. — это был скорее не вопрос, а утверждение. Дилан кивнул. — И ты решил это тогда? — Да, я выбрал тебя тогда. Томас замер, со страхом подняв глаза на Дилана. Он хотел не верить, Дилан понимал, что ему легче было бы знать, что его не полюбит никто и никогда, просто потому что одиночкой быть легче. И сейчас ему было одновременно и радостно и страшно от одной мысли о том, что он может быть любим. Насколько Дилан знал о прошлом Томаса, парень уже долгое время был один, никому ненужный и затерянный в этом огромном мире, где у каждого где-то была да родственная душа. А он хотел верить, что такой у него никогда не будет. Дилан будто читал это по его глазам. — Тогда сделай. Ты же хочешь этого, да? — Томас отвел глаза. Зачем так сделал, неужели как-то понял, что Дилан «прочитал» его, словно открытую книгу, только лишь посмотрев в эти рыжие глаза? — У тебя руки свободны, вот и сними уже с меня все! — Томас чуть привстал на коленях, локтями оперившись на плечи Дилана, давая ему больше пространства для действий. В сознание вкралось какое-то сомнение. Разгон от зашуганного мальчишки до решительно настроенного Сангстера занял меньше минуты, и это, признаться, настораживало. Только вот Дилан послал все нафиг. В другой ситуации парень бы непременно одернул себя и задался вопросом, каким местом он вообще думает, но здесь чертик на левом плече подсказывал очевидный ответ: членом. А потому О’Брайену оставалось только заплетающимся от волнения пальцами расстегивать чужую пряжку ремня и пуговицу на джинсах, а затем так же поспешно стягивать одежду со своего… Томми. Томас дрожал. Дилан снова старался расслабить его плавными поглаживаниями, и нежными поцелуями в ключицы. Шептал всякие глупости на ухо, немного покусывая. Томми старался сдерживаться — шуметь нельзя было, внизу находились родители Дилана. — Дил, расстегни… расстегнись сам, — неловко попросил Томми, пряча голову в чужих плечах и горячо дыша на ухо — конечно, со стороны Дилана это и правда было нечестно: сам он был еще в одежде, в то время как Томас был полностью открыт перед ним. Дилану нравилось трогать Томми. Нравилось, как откликается его тело на прикосновения теплых крепких ладоней, нравилось, как кожа покрывается мурашками, когда он чуть касается его подушечками пальцев. Томас целует — мокро, жадно, будто пытается утопить собственные крики и страх в Дилане, будто сам Дил — его спасательный круг, который оставит на дне все его страхи, а самого вытянет наружу — выше, к небу, вверх. К чувствам. Возбуждение с пугающей скоростью накрывало обоих. Дилан едва успевал отвечать на поцелуи, в перерыве пытаясь полностью стянуть штаны с себя и Томаса. Было жутко жарко и неудобно — а потому вскоре Дилан плюнул на это, снял чужие руки, обмотанные футболкой, со своей шеи и рывком поменял положение, скинув Томаса на кровать, лицом вверх. Томас немного запаниковал, пытаясь закрыть лицо руками, только Дилан настойчиво поднял запястья вверх и снова ласково провел ладонью от левого соска до паха, пересчитав пальцами все выступающие ребра. — Боже, Томми, ты такой красивый… Тише, я обещал не делать больно и не сделаю, — еще раз напомнил парень, откидывая свою футболку в сторону. Томас смущенно отвел глаза, дыша загнанно, словно только что пробежал километровый марафон, а не просто таял от чужих рук и поцелуев. Такая реакция определенно нравилась Дилану. Но хотелось большего. — Разведи ножки, Томми. Не закрывайся, хочу сделать тебе приятное. — Чт… Д-дил, может не стоит… — Томми попытался возразить, снова закрывая лицо руками, чтобы Дилан не видел его алеющих щек. — Мне там все еще больно, я не готов… Ты-ты что задумал? — То, чего тебе никто никогда не делал, — Дилан сполз ниже, сам поймав парня за колени и насильно разведя его ноги, — Правда, у меня у самого опыта мало, но я постараюсь, чтобы тебе понравилось. Это точно будет не больно, — предупредил парень, закидывая одно колено себе на здоровое плечо, а второе просто придерживая рукой, чтобы Томас не свел колени или просто не стал пинаться — от этого волчонка можно было ожидать любой «подлости». — Агх! Ааа, стой, это же… — под протестующий шепот Томми, Дилан осторожно подул на головку возбужденного члена, а затем осторожно коснулся ее губами. — Ммхх… Дил, ты не должен… стой! Не дыши на него… — Мгх… Томми, если будешь отвлекать меня разговорами, то не кончишь! — сердито буркнул Дилан, продолжая помогать себе рукой. Парень решил еще помучить Томаса, назло снова вынув изо рта чужой член и подув на него сильнее. Член дернулся под ладонью, а Томас судорожно застонал, непроизвольно толкнувшись бедрами вперед, к чужим губам. Стонать в голос и просить «еще» ему явно не позволяла гордость, — Тише, тише… Если родители услышат, нам точно не поздоровиться. — Еще! Дил, пожалуйста, поцелуй… его… еще… Гордость Томаса явно потеряла право голоса. Дилан отметил это довольной ухмылкой, взявшись за дело с еще большим энтузиазмом. Его Томми уже почти не сдерживался, бесстыдно раскрываясь и подаваясь бедрами вперед, пытаясь пропихнуть член чуть глубже Дилану в горло. Мог бы парень хоть когда-нибудь подумать о том, что ему не помешало бы попрактиковаться в минетах? Вообще нет и никогда, но жизнь повернула иначе. Парень пыхтел, стараясь принять на большую длину, только горло удавалось расслабить с большим трудом. Томас такой нетерпеливый, так резко толкается вверх, что его приходится придерживать за бедра. Дилан сам уже практически задыхался от слез и нехватки воздуха, пальцами стиснув чужие ягодицы чуть ли не до синяков. А Томми все мало, его тело требует разрядки. Дилан и сам с трудом сдерживается, чтобы в голос не завыть от той боли в полурасстегнутых джинсах, а потому пытается помочь себе рукой, осторожно сминая в ладони собственный стояк через промокшую ткань боксеров. Томми сдается прежде. Он выгибается в спине, головка проскальзывает в горло Дилана, который утыкается носом в копну светлых мягких волос в паху, чувствуя на языке привкус чего-то терпкого и соленого. Осознание приходит сразу же, Дилан сипло стонет, стараясь заглотить все, обеими руками держит Томаса за бедра, потому что этот негодник пытается их снова свести. Черт-черт, черт! Дилан жалеет, что сейчас слишком занят и не может видеть лица своего Томми. Краем глаза он пытается посмотреть, но за трогательной ямкой пупка и вздымающейся грудью, совсем не видно ни любимой мордочки, ни даже рук в футболке. Зато рваные звуки, больше похожие на стоны и томные вздохи, очень радуют уши. Когда вязкая жидкость, наконец, кончается, Дилан сглатывает последние капли и выпускает член изо рта, стирая большим пальцем с губ капельку слюнки. Томас виновато отводит глаза, когда они, наконец, пересекаются взглядами. Опять рыжая радужка. Увеличенный зрачок и маленькие клычки меж приоткрытых губ — Томми никак не может отдышаться. Дилану нравится — так нравится, что он снова забирается коленкой на кровать, поворачивает парня за подбородок к себе, и пока тот пытается оправдаться, сказать, что «ты не должен был для меня это делать», Дилан попросту накрывает его губы своими. Глупый Томми, думает, что минет для него — это противно. — Все что угодно для тебя сделаю, Томми. Потому что люблю. — шепчет ему в губы. — Ты не знаешь что говоришь, возьми свои слова назад… — отчаянно отводит глаза, — ты еще не кончил, ты просто хочешь… — Знаю, поэтому и говорю. Не в порыве страсти, я осознаю и беру ответственность за все свои слова. — отрезал Дилан. — У тебя есть основания мне не верить, волчонок? — Нету… — Томас виновато опускает глаза, пряча назад клыки и смаргивая рыжину с глаз. Кажется, сейчас это дается ему тяжелее, чем за все время до этого. Дилану приятно — только он может довести Томми до такого состояния, когда он не контролирует свои способности. Дилан смотрит, как он дышит. Просто смотрит на то, как этот вечно хмурый мальчишка сейчас расслабленно лежит под ним подняв связанные руки вверх, переводя дух. Прикрытые ресницы чуть подрагивают, дышит так громко, что заглушает шум собственного биения сердца. Дилан снова запускает руку под резинку боксеров, потому что не может просить Томми еще об этом. Он ему ничего не должен — сегодняшняя ночь была полностью инициативой Дилана. Он показал Томасу, что бывает по-другому. Когда-нибудь, когда Томми будет готов, они зайдут дальше. Но сейчас просто не время. — Дил? — чужой голос заставляет вздрогнуть. Дилан вроде не скрывал, что пытался довести себя до разрядки, но все равно не думал, что Томас будет смотреть на него в это время. — Все нормально. Я не прошу тебя. — Я не об этом. Я могу… могу тебя поцеловать? — Томас смотрит так умоляюще, будто просит совсем о другом. Как ему отказать? — Конечно. Мог бы и не спрашивать. — Дилан улыбается, помогает привстать и притягивает к себе. Томас сам прижимается к нему, трется носом о шею. Не смотрит в глаза, и это напрягает. Дилан чувствует, что мальчику элементарно не хватает ласки — а Дилану не хватает всего пары прикосновений, чтобы кончить. А может даже и этой малости не надо. Томми так не ластился к нему уже очень давно, с тех самых пор, как Дилан узнал о нем, как об оборотне. Только волчонком так делал. А сейчас вот он — парень, его соулмейт, который продолжает любить Дилана своей щенячьей любовью — наверное, он может только так. Только как зверь. Дилан хочет показать ему, что можно и по-другому. Что люди тоже могут быть нежными. Он обнимает крепко, нежно, прижимая к сердцу и целуя в уши. Томми ерзает, перебираясь на колени окончательно, начинает неловко тереться промежностью о пах Дилана. Что за преданный пес… хочет помочь, хотя самому, похоже, противно. Отпихнуть бы его, потому что это не совсем правильно, потому что нельзя делать то, чего не хочешь ради благодарности. Но не поднимается рука — Дилан чувствует, что Томас сам не хочет отступать. Долго ждать не пришлось. Пару плавных покачиваний и Дилан с сиплым выдохом кончил, запачкав нижнее белье и джинсы. Томас подскочил, почувствовав кожей что-то горячее — испугался, уткнулся лицом в чужое раненное плечо, снова обжигая горячим дыханием до мурашек. — Томми, ты кажется меня поцеловать хотел? — пришлось помолчать немного, чтобы отдышаться. — Да? Не может быть. — Томми усмехнулся в плечо, пока Дилан сам искал его губы. Недавние раны чуть саднили, Дилан предал этому значение только сейчас — не до него было. И сейчас, честно признаться, не хотелось вспоминать о том, в каких обстоятельствах они были получены. Дилан простил. — Может. Напомню, что обычно целуются губы в губы, — Дилан улыбнулся, убрав отросшую прядь волос Томаса за его ухо, когда тот, наконец, оторвал голову от его плеча. — Господи, дай вздохнуть… — на выдохе произнес Дилан, снова завороженно смотря в глаза напротив. — Ты такой красивый… — Целуй уже! — Томас закатил глаза, и сам припал к чужим стертым усердным минетом губам.