Walk through the Fire

— Черт, черт, черт, Томас, ты придурок! — повышая голос, Дилан в панике задергал рукой. Как только до него дошло, что место в кровати рядом с ним пустует, а окно настежь распахнуто, парень не на шутку испугался — да, он знал, что Томас может предпринять попытку сбежать, поэтому так и не освободил его после… кхм, после всего, что было ночью. Но этот паршивец просто разгрыз футболку и как-то умудрился сломать цепь наручников. Ага, это-то он сделал, однако это не помешала просто перекинуть одно кольцо через другое и намертво застегнуть наручник — а вернее то, что от него осталось — на запястье Дилана. И при всем при этом, поломка ничуть не сказалась на эффективности — Дилан никак не мог выбраться сам. Судя по тому, что Дилан проспал будильник, Томас позаботился и об этом. Отец вообще никогда не будил сына в школу, так что парень продрых дольше, чем мог себе позволить, а значит дал Томасу уйти дальше. Черт! Надо было обсыпать дом рябиной, чтобы Томми не смог выйти за его пределы — как же Дилан сглупил… До телефона дотянуться не давали всего каких-то сраных два сантиметра. Дилан ругался, чертыхался, ворочаясь в одеялах и старался теперь дотянуться до него ногой — главное не скинуть телефон с тумбочки на пол, тогда парню уже никто помочь не сможет. И — о счастье! — телефон, наконец, был взят пальцами ног и быстро скинут на кровать, а затем уже и взят в трясущиеся пальцы рук. В это мгновение, дверь комнаты открылась и туда заглянул отец. Он с задумчивым лицом смотрел в экран своего погашенного смартфона, хотел сказать что-то сыну, однако, подняв глаза, застал его практически голого (не считая, конечно «браслета» на руке), взъерошенного и пристегнутого к кровати — внимание — его, О’Брайена-старшего — наручниками, которые пропали несколькими днями ранее. — Скажи… скажи что это не то, что я думаю, — указав пальцем на наручник, попросил отец. — Это… не совсем то, что ты думаешь, но в общем, да. — быстро пролепетал Дилан, закрываясь одеялом и свешивая ноги с кровати, — Поможешь мне с этим? — Мне не до шуток, Дилан! — строго ответил отец, глядя сыну прямо в глаза. Дилан готов был поклясться, что отец чем-то сильно обеспокоен, — Прошу, хоть раз ты можешь без своих выкрутасов? Нет, я конечно еще понял, когда ты привел домой волка, понял даже, когда ты вдруг резко поменял ориентацию и стал спать с парнями, но красть у меня… инвентарь с целью удовлетворения своих… эротических… фантазий, — черт, как тяжело давались папе эти слова, — это чересчур. — Па, я взял их только для того, чтобы Томми… — Дилан явно был ошарашен таким наездом отца, попытался оправдаться, но его перебили. — Опять «Томми»! — он всплеснул руками, — И где он сейчас? Что-то я не вижу, чтобы он был с тобой здесь и краснел за компанию. Дилан, признайся, что он натворил? — Он не… — Дилан чуть нахмурился, с беспокойством смотря на отца. Папа никогда не наезжал на него так. — Если он ничего не делал, почему он за все время, что был здесь, ни разу не вышел из дома? Почему этот мальчишка ни разу не появился в школе за все те дни, даже не позвонил никому и не сказал, где он? Почему накануне я узнаю, что ты тоже без причины прогуливал школу? Его почти признали пропавшим без вести, но ни он, ни ты так и не пошли в полицию. Дилан, почему ты просто не мог сказать мне? Скажи честно, в какое дерьмо ты из-за него вляпался? Отец почти сорвался на крик. Дилан чувствовал, как похолодел собственный затылок, боялся шевельнуться лишний раз, чтобы не спровоцировать отца на новые крики. И сказать что-либо тоже не мог — он не мог выдать папе самое главное. Он обещал маме, что отец не узнает. А потому оправдываться было бессмысленно. Парень понимал, что с точки зрения отца все выглядит… выглядит так, что Дилан — худший сын на свете. Но разубедить — значило выдать правду об оборотнях, об охоте, о волчонке, о маме… Папа не переживет. — Прости… Прости, ребенок. — отец закрыл глаза ладонью, устало потер переносицу. Все, что смог выдавить из себя Дилан, это лишь тихое «Ничего, пап. Все нормально». — Мама в больнице. — спустя минуту тихо произнес папа, — Мне только что позвонили… Несчастный… случай на охоте. Она без сознания. Дилан перестал дышать.

***

«Абонент временно недоступен. Пожалуйста, перезвоните позже…»

Дилан зло скинул звонок. Томас не отвечал. Он вообще уже долгое время ничего о нем не слышал. Смотреть на то, как отец бережно сжимал руку матери не оставалось сил. Дилан просто не мог оставаться вместе с ними в палате. Отец не находил себе места и все сидел с ней, шептал какие-то теплые слова, говорил, что «мы выкарабкаемся». Мы. Для него всегда существовали «мы» — он, и мама Дилана, они всегда были единым. Ей было плохо — и папа чувствовал, за сколько бы миль не находился. Он ее любил. И она его тоже — только по-своему. И Дилан это знал — знал, потому что в отличие от папы, в глазах мамы они с ним были отдельно. Потому что у нее были от него секреты, а у него — нет. А Дил — будто между двух огней. Папа ничего этого не заслужил. И мама не заслужила — да, врачи сказали, что все самое страшное осталось позади, операция прошла успешно, есть шансы на выздоровление. Шансы. Когда она очнется. Если она очнется. Врачи сказали — это несчастный случай, нападение дикого зверя. Те, кто привез сюда Марту — охотники, Дилан знал некоторых — сказали, что на нее напал зверь, когда они остановились на заправке около леса. Папа, врачи, полиция — поверили все, кроме Дилана. Даже если бы не было никакого утреннего побега Томаса, Дил бы не сомневался — на нее напал оборотень. На охоте.

«Абонент временно недоступен. Пожалуйста, перезвоните позже…»

Дилан знал, что не услышит ничего нового, набрав вызубренный наизусть номер. Но не пытаться дозвониться не мог — это значило бы, что парень потерял надежду. Томми по-прежнему молчал. Это бесило. Злило. Рвало душу в клочья, потому что Дилан был уверен, что Томас тоже был замешан в том, в результате чего его мама оказалась в больнице. Дилану не хотелось верить, в то, что он видел — ужасные рваные раны, следы от когтей и зубов, оторванная от лодыжек кожа — это не Томми. Не мог его волчонок поступить так. Да, он разодрал руку Дилану — но случайно! Он был напуган, так сильно, что не смог себя сдерживать. Томми не мог сделать такое с мамой. Или мог? Что если он просто защищался? Что если охотники загнали его в западню, поймали, и, предприняв отчаянную попытку сбежать, Томас снова «озверел»? Только вот пойти в спальню и спросить Дилан не мог. Потому что Томаса там не было — ох, как бы все было просто, если бы О’Брайен лучше позаботился о том, чтобы только не дать ему выбраться из комнаты! Тогда бы он знал наверняка — Томми ни в чем не виноват. А сейчас парень просто пытался убедить себя в том, во что уже и сам не верил. Он поверил бы дня два назад — до приезда мамы, до того, как Томас увидел ее и решился на побег — Дилану крупно повезло, что тогда под рукой оказался фонарик. Когда Томас начал разъяренно махать когтями, все что смог придумать Дилан — ослепить и затолкать в шкаф, пока мама не обнаружила оборотня в спальне сына. Если бы Дилан не видел своими глазами, какими бывают разъяренные оборотни — он бы ни за что не поверил, что Томми, его Томми — может когда-нибудь так.

«Абонент временно недоступен. Пожалуйста, перезвоните позже…»

Идя по коридору больницы к черному выходу, Дилан попутно набирал все тот же номер. Томас не отвечает — это факт. Дилану бы хотелось, чтобы он просто делал это из-за своего упрямства — лучше уж пусть он будет намеренно его игнорить, чем хотеть ответить, но не делать это из-за того, что… Дилану не хотелось знать из-за чего. Вернее не так — ему не хотелось, чтобы его догадки оказались правдой. Но как бы он ни старался этого избежать — он должен был узнать эту самую правду. У охотников. Сейчас. Толкнув дверь от себя, парень вышел из душного пустого коридора на улицу. Здесь было куда прохладнее, чем в помещении, однако воздух насквозь провонял сигаретным дымом. Дилан не любил этот запах. Как жаль, что почти все люди, что находились тут — курили. — Тебе чего, сынок? — один из знакомых Дилану охотников, заметив, как тот его разглядывает, мягко задал вопрос. Дилан догадался, что некоторые его до сих пор помнят. — Мне нужно знать, что на самом деле случилось с моей мамой. Я знаю, что врачам вы сказали, что на нее напал волк. Я хочу знать, обычный ли он был. — твердо сказал Дилан. — Сынок, — второй охотник затянулся сигаретой и, выпустив клубы дыма, покачал головой, — Я не уверен, что Марта хотела бы, чтобы мы посвящали тебя в наши дела. Ты не прошел посвящение, более того, ты говорил, что не хочешь связывать свою жизнь с охотой. — Моя мама, — Дилан указал на дверь, — Сейчас лежит там. Без сознания. Изодранная когтями оборотня. — Дилан не боялся глядя в глаза озвучить правду, — И я хочу знать. Какой конкретно это был зверь. Трое охотников переглянулись. Один из них махнул рукой и отвел глаза, давая понять, что в разговоре более участвовать не желает, а рассказывать ли правду — пусть решают сами. Дилан стиснул кулаки. — Ладно. Ты прав, малец. Это был оборотень. Мы нашли стаю и отправились на охоту. Дилан судорожно сглотнул. — И как прошла охота? — Удачно. Ее жертва не будет напрасна… Жертва. Они говорили о матери Дилана так, будто она уже была покойницей. — Моя мать жива! Не смейте так говорить о ней, она не может умереть… — Тише, — один из охотников, который узнал Дилана первым, потушил сигарету и выбросил окурок в мусорку, — Я лишь хотел сказать, что все было не напрасно. Что план удался, эти звери пойманы  — вся стая. — он положил крепкие ладони Дилану на плечи. Парень чувствовал, как каждое слово этого охотника прожигает в его сердце огромную дыру — он знал, что эти парни видят лишь подростка, чья мать подверглась жестокому нападению монстра. Но только лишь это разъедало сердце парня изнутри? — Если ты захочешь отомстить за Марту, мы будем рады видеть тебя среди охотников. Мы изничтожим этих тварей, всех до единого, обещаю. Дилан судорожно выдохнул, закрыв ладонью глаза и сгибаясь пополам, потому что чувствовал, что не может больше сдержать слез. Всех до единого.