Walk through the Fire

— Я скажу все! Пожалуйста, отпустите меня, я никого не убивал! Это стая, мой альфа, я готов сказать кто он! Томаса волокут вниз по лестнице, в подвал какого-то дома, в котором Томас ранее не бывал. Он даже не знал, кто тут жил, и не был уверен, в каком конкретно месте находился этот дом — в этот район Томас никогда не забредал. А похитители и не удосужились даже скрыть местоположение — и Томас теперь ясно понимал почему: они не завязали ему глаза лишь потому, что им пофиг, увидит ли он что-нибудь или нет. Живым парень отсюда не выйдет. Томас пытается пинаться. Нога соскальзывает с лестницы, и он повисает на чужих руках, которые и до этого держали плечи. Больно. После этого останутся синяки — хотя подумаешь, не очень уж и долго они будут присутствовать. Томас исцелится. Как жаль, что теперь охотники об этом знают. Они ведь не пощадят. — Пожалуйста, я никому ничего не скажу! Я не виноват, я не сделал ничего, отпустите… — Томас снова пытается надавить на жалость, пока его волокут по коридору. Темно так, сыро. Томасу, конечно, все видно — у него глаза отблескивают рыжим, он же наполовину зверь. — Сожалею, малыш, но ты уже ничего не сможешь изменить, — с какой-то грустью в голосе отвечает один из охотников. Томас чувствует, как того грызет изнутри чувство вины — похоже, мужчина сам не в восторге от того, что ему придется убить несовершеннолетнего мальчишку. Томас хочет сказать, просить, умолять, только второй охотник резко встряхивает пленника и с раздражением отвечает первому: — Он оборотень, Фрэнк! Зверь, а значит в нем нет ни капли человеческого. Нечего его жалеть. Щелчок включателя. Над железной дверью с окошком, заделанным такими же толстыми прутьями решетки, загорается маленькая лампочка. Томас жмурится от света — из-за того, что в крови еще присутствует снотворное, глазам не сразу удается привыкнуть к резкой смене обстановки, и пока парень в замешательстве пытается прийти в себя, охотники запихивают его в камеру, закрывая за ним дверь. — Это все сон, это все сон… — сквозь слезы повторяет для себя Томас, всматриваясь через решетки в коридор, полный света, где сейчас находились его тюремщики. Охотникам нет дела до того, как чувствует себя Томас, они просто уходят — Сангстер слышит их отдаляющиеся шаги, беззаботный голос одного из них, который рассказывает что-то… Фрэнку? Конечно, у них своя жизнь, они тоже люди, которым охота поделиться своими новостями из семьи… Тоже ли? Помнится, один из них сказал недавно, что в оборотнях нет ничего человеческого. Томас сползает на пол, всхлипывая, и утыкаясь лбом в холодную дверь. Вспоминается, как еще недавно он так же сидел около могильного камня. Дурак! Хотел быть мертвым — вот, скоро твое желание исполнится. Парень будто видит — вот камень, вот вокруг него родные, вот папа, который сидит около могилы и аккуратно делает на камне еще одну гравировку с именем — с именем своего сына. Глюки и реальность странным образом мешаются в голове. Томас еще не до конца отошел от снотворного (или что там было в этом дротике?). Томас чувствует, как по щекам катятся слезы, ему хочется думать, что это просто дождь — лучше бы он просто замерз там, на кладбище. — Это сон, это сон… — Не сон, — раздраженно фыркает кто-то сзади, — во сне вокруг было бы куча телочек. Томаса будто молнией прошибает. Майк. — Это не можешь быть ты! Я сплю, это просто ужасный кошмар… — Томас пытается убедить самого себя, хотя уже знает, что это не так. Что реальность — вот она: сырая камера, темнота, свет в коридоре за дверью и монстр, что сидит позади него. — Ужасный кошмар — ха, лучше и не скажешь. Правда, Эми? Томас слышит толчок. Потом болезненный хрип. Томас каждый раз вздрагивает, когда Майк в противоположном углу подает голос. — Они ей голосовые связки вырезали с языком, прикинь, — смеется альфа, — Тупая сука. Томас тихо отползает в угол рядом с дверью, вжимаясь в бетонные стены. Сейчас звериные инстинкты брали верх — ему хотелось быть как можно тише и незаметнее, слиться со стеной, пройти сквозь нее, исчезнуть — потому что он чувствует опасность, исходящую от альфы, чувствует ложь. Томас не хочет знать правду, однако все равно догадывается. — Как там поживает твой Дилан? Кажется, так этого сопляка зовут, да? Или что, охоник узнал, что его собачка оказалась монстром и сдал ее мамашке? Томас боится шевельнуться. Слова больно ранят в сердце, хочется кричать, что это не так — но Томас не может. Он вообще больше не может пошевелиться. Слишком сильны воспоминания об изнасиловании — Томас ведь этого боялся: снова оказаться с альфой один на один. — … Хотя тогда ты бы оказался здесь раньше меня. Что ты там кричал в коридоре? Что сдашь нас всех? — Томаса передернуло, — «Я ничего не сделал, отпустите, я все расскажу» — противным голосом передразнил альфа, поднимаясь с места. Томас попытался закрыть голову руками, сжавшись в комок. Джинсы на коленях, куда он пытался уткнуться промокли — парень не мог сдерживать слез, он был почти на грани истерики. Кричать вот только не получалось. Только молиться. «Пожалуйста, пусть он не увидит меня в темноте, пожалуйста…» Альфа подходит. Он близко. На третьего сокамерника совсем нет надежды — она ничего не сможет сделать, одному Богу известно, сколько она тут уже наедине с Майком, и что он с ней делал. Она даже ведь не позовет на помощь — может Эмилия, наконец, рада, что Майк переключился с нее на Томаса? Но где же остальная стая, как же… Томаса трясет. Он чувствует, как мягко и почти бесшумно ступает альфа, продолжая болтать что-то малоприятное. Бежать некуда — позади только стены, а дверь рядом — заперта. Господи, даже в зоопарке льва и зайца не будут держать в одной клетке… если только один из них не корм. — Не переживай, малютка-Томми… — Майк садится на корточки, совсем рядом, практически дышит в ухо, — Я не убью тебя за то, что ты хотел рассказать. Томас всхлипывает — чересчур громко и больше похоже на скулеж. Слова альфы значили только одно — Томасу снова придется пройти через ад. И на сей раз ни к какому Дилану он сбежать не сможет — Томасом будут пользоваться, пока охотники не избавят его от страданий выстрелом в голову. Хуже смерти и не придумаешь. Как между молотом и наковальней. Надо кричать. Надо срочно кричать, чтобы пришел хоть кто-нибудь! Хоть те же тюремщики, они пока здесь, они не выходили из подвалов… Лучше уж пусть убьют! Любого из двоих! Только голоса нет. Томас тихо всхлипывает, чувствуя, как сильно его колотит. Комната провоняла липким страхом — его страхом, который отбирает волю. Томас чувствует, с каким наслаждением Майк втягивает в ноздри воздух. Ему нравится, как пахнет Томас, нравится то, насколько волчонок перед ним бессилен — настолько бессилен, что даже когда Майк без разрешения лезет руками в джинсы, по-собственнически лижет и кусает, Томас не может кричать.

***

Холодные стены по-прежнему обнимают плечи. Голова трещит по швам, тело затекло находиться в одном положении. Томас не может шевельнуться — страх липким коконом оплетает каждую клеточку тела. Хруст костей заставляет вздрогнуть. Томас не хочет поворачивать голову, не хочет видеть то, что творит альфа. Он знает. Из-за этого он перестал различать запахи. Все провоняло кровью и загнивающей плотью. Эми больше не хрипит. Томас боится открыть глаза. Сколько прошло времени он не знает. Иногда накатывает тихая истерика — кроме слез и крупной дрожи больше проявлений нет. Альфе пофигу — он продолжает набивать желудок, что-то болтая себе под нос. Он сошел с ума. Только кто из них двоих? Томас, который вздрагивает от каждого шороха и слова, сказанного Майком, или альфа, который своими руками задушил собственную бету? Было ли это чувством голода, или он нарочно поднял руку на своего, чтобы увеличить силы? От света, резко ударившего в глаза и противного скрежета замка, Томас снова вжимается в стену. Альфа злобно рычит, обращается, меняет форму — Томас чувствует еще большее напряжение здесь, от одного рыка холодеет все внутри. Зверь готовится кинуться на охотника, который решил сюда войти. Томас только закрывает голову ладонями и старается отключиться. Не слушать, не смотреть, не чувствовать, это просто сон, это просто сон… С громким рыком альфа кидается на человека, который отпирает дверь. Раздается крик — человеческий, полный ужаса, Томасу прилетает дверью по плечу. Парень коротко вздрагивает, но продолжает сидеть на месте, пока совсем рядом разворачивается бойня: человек против монстра. Майк каким-то чудом умудряется вырваться в коридор, Томас слышит это по звукам. Потом еще голоса, крики и, наконец, стрельба — Томас снова молится, чтобы альфа не вышел живым из этой перестрелки. Все затихает. Томас слышит только собственные рваные всхлипы, затыкает ладонями уши и жмурится еще сильнее. Дверь открыта — вот она, свобода. Стоит лишь подняться на ноги, лишь обратиться зверем — и можно сбежать. Но Томас не делает и этого. Он вообще не может пошевелиться — только дрожать и вжиматься в стены. Снаружи о чем-то говорят. Знакомые голоса, только Томас не помнит, как зовут их обладателей. Томас пытается прислушаться к этому шепоту — но все звуки перекрывает собственное биение сердца. Слишком громко… Потом, спустя какое-то время, люди, наконец, замечают, что дверь так и осталась открыта. Кажется, они переполошились — Томас снова уловил волнение. И запах… запах знакомый. До боли. Там, за дверью. Томас больше всего на свете хочет поднять голову. Все еще страшно, но сейчас, когда появилась надежда, что, возможно, монстра из самых страшных кошмаров больше нет… В комнату входят прежде, чем Томас успевает принять решение. Его не боятся — по крайней мере те люди, которые поднимают его за руки с пола. Томасу больно — он долгое время сидел в одном положении, вжавшись в холодные стены и совсем не двигаясь. Томас стискивает зубы и помимо воли раскрывает глаза — слишком много света даже на полу. Парень не знает куда его ведут, хочет спросить, но снова не может ничего выдавить из себя, когда видит, как на полу лежит тело альфы. Томас резко отшатывается назад. Руки не удерживают его, парень плюхается задницей на пол и старается отползти как можно дальше от этого чудовища. Томас паникует, снова пытаясь кричать. Голоса по-прежнему нет, только судорожные вдохи, словно у утопающего. — Просто в клетку его отведите. Томас различает какие-то слова. Кровь слишком сильно пульсирует в ушах. Снова его поднимают руки, которым парень не в силах сопротивляться. Слава богу, они отводят его подальше отсюда. Наконец-то, хоть в чем-то Томас благодарен охотникам. Клетка закрывается за ним на замок, и Томас падает щекой на холодный железный пол. Вопреки зловещей атмосфере вокруг, Томас чувствует облегчение. Здесь тесно, здесь холодно. Но он здесь один. И либо его тут запытают до смерти, либо просто убьют — уже неважно. Главное — Майк до него не дотянется. — Ты бледный что-то, сынок… — Томас слышит обрывки слов охотников. Ему уже плевать на их эмоции, единственное, чего он хочет — просто покоя. Закрыть глаза и навсегда перестать существовать, чувствовать и чуять чужие эмоции, — Ты знал этого мальчонку? — Н-нет… — до боли знакомый голос. Томасу хочется плакать просто от того, что он слышит его. Но Томас уже даже не может открыть глаза. Усталость берет свое. — … Первый раз вижу.