— Убей меня уже!
Дилан в панике отскочил от Томаса, пытаясь отдышаться. В голове не укладывался тот хаос, который водопадом свалился на голову парня. Одно радовало — все те чужие мысли и правда, словно холодная вода, отрезвили разум. Но перед глазами все равно все еще мелькали будто обрывки чужой жизни, какие-то смутные ощущения. Дилан понимал, что все это — не его. Это Томми.
Сам Томас даже не пытался подняться. Кажется, эта резкая вспышка ярости между парнями, которая привела к чему-то явно ненормальному и странному, тоже оставила эффект и на нем. Томми больше не пытался царапаться или атаковать — он просто лежал, пытался дышать ровнее, всхлипывал и чуть поскуливал что-то, закрывая лицо. Он был потерян. Сейчас Дилан понимал, что его Томми слишком слаб для того, чтобы найти выход. Томас просто сдался.
— Убей уже… Ты же хочешь…
— Что т-ты говоришь… — Дилана трясло. Ярость притупилась, уступая место умению размышлять, тому самому, человеческому, такому, которое не дается зверю, волку. И хуже всего то, что теперь Дилан
понимал, о чем умолял его Томас. — Н-нет, нет, я не сделаю этого, никогда!
— Альфа сделает… сделает за тебя… — Томас дотянулся руками до шеи и зажал укус. Дилан с ужасом пялился на то, как сквозь пальцы пачкаются кровью. Парень зажал себе ладонью рот и зажмурился, в надежде откинуть увиденное прочь. Будь бы Томас человеком, О’Брайен бы его обратил.
Он навредил Томми… Он такой же как и Майк…
Томас на полу тихо засмеялся. Дилану вжался в стену: ему показалось, что в воздухе запахло безумием.
— Ты не такой же.
Слова на удивление спокойные. Томас такой странный — минуту назад готов был избить собственного соулмейта, а сейчас просто лежит где-то в месте и спокойно разговаривает, смеется пугающе. Дилану хочется, чтобы эти кошмары были просто сном. Даже слова, которые сказал Томас, кажется, прошли мимо ушей.
— Ты не как Майк, — Томас каким-то образом понял, что Дилан его прослушал. — И не станешь никогда таким просто потому что у тебя есть я.
Дилан поднял ошарашенные глаза. «Есть я» — то есть сейчас Томас вот так вот извиняется? Как это понимать, Томас ведь ненавидит Дилана, и то, что произошло сегодня… У Дилана точно глюки. Это просто наваждение, просто не реальность — вон, в глазах все плывет и отсвечивает красным, так просто не должно быть. Это все полнолуние, он просто… просто не может с этим бороться.
— У Майка не было никогда соулмейта. Он родился с половиной души, с той половиной… в которой больше зла. Просто во Вселенной случился сбой, и в мир вышел такой вот… инвалид, ошибка. Он просто никогда бы не смог стать нормальным, он и никогда не был. С половиной души мало кто может нормально существовать… — Томас устало выдохнул, отводя руку вверх и разглядывая кровь на своей ладони. — Я понял про него все, когда он меня обратил.
Дилан не мог выдавить из себя слов. Он только чувствовал спиной холод стены и пытался смутно представить,
каково это жить с неполноценной душой. И знать, что эту пустоту не заполнить человеком, который предназначен тебе судьбой, знать, что у тебя никогда не будет так, как у всех.
— Ты не злишься больше?
— Мне все равно. Я просто дождусь, когда полнолуние снова возьмет над тобой верх и твой зверь растерзает меня.
— Зверь не хочет тебя убивать. Я — Альфа. Ты — мой бета. Альфа… бета… альфа… бет-та…
— Омега.
— Что? — Дилан поднял глаза и вдруг пересекся ими с чужим взглядом.
— Альфа, бета, омега. Каждый может стать кем угодно. Из одиночки в вожака, из простого волка в одиночку и так далее. Мантра. Чтобы не звереть.
— Не звереть? — из разума всплыло старое воспоминание. — Ты поможешь мне? Я звонил тебе на телефон для этого… кажется еще писал… ты помнишь?
— Странно, что об этом помнишь ты, — Томас прищурил глаза. Рыжие. Надо же. — В первые полнолуния сложно сохранять память. Пока ты зверь ты можешь забыть себя-человека, или потом наоборот, после того как полнолуние кончится.
— Подвал… Томми, подвал! Я вспомнил, я не специально… Я искал тебя, мой зверь… Он… я…
— Я догадался. Не идиот, — Томас приподнялся на локтях, зажмурившись от боли в шее и сел, наконец, сложив ноги. Дилан снова начинал чувствовать его раздражение.
— Поможешь мне? Ты умеешь это делать, я знаю. Я не справляюсь сам, ты должен научить, чтобы не пострадали люди… чтобы
ты не пострадал. — Дилан уткнулся затылком в стену и снова вцепился руками в собственные плечи.
— Я сам тоже зверею. Я не уверен, что у нас обоих получится.
— Почему?
— Твои инстинкты. Не знаю как, но твой зверь влияет на меня тоже. Будто и луна, и ты решили вместе свести меня с ума. С Майком так не было.
— Мы соулмейты, — Дилан снова пересекся взглядом с удивленными глазами Томми, — Ты сам рассказывал, у Майка его не было. А если бы и был, то это не ты. Ты ведь мой.
Томас замер, поджав плечи. Челка упала на глаза, и теперь Дилан не мог рассмотреть в них рыжины.
— Пожалуйста, Томми не молчи… — Дилан закрыл глаза. Он тоже устал, обоим контроль давался с трудом.
— Я твой якорь?
— Что? — Дилан вяло перебирал языком, который натыкался на клыки во рту. Странно было говорить по-человечески с этими странными штуками, которые появились из неоткуда.
Томас судорожно выдохнул и подполз ближе к Дилану, на ходу вынимая что-то из заднего кармана джинсов. Дилан понял это по звукам — ему даже показалось, что его уши, словно собачьи локаторы вращались в сторону шума.
— Смотри, — Томас облокотился о стену рядом и протянул под нос Дилану какую-то скомканную бумажку. Дилан снова мог рассмотреть его глаза, с которых он уже успел сморгнуть рыжину. Красивый. Даже с этими покрасневшими глазами (просто заплаканные, не волчьи) и красными мокрыми губами, меж которых сейчас тоже были заметны небольшие клычки. Томми, кажется, сообразил только сейчас, что Дилан снова завис.
— Не на меня, вот.
Дилан опустил глаза на свои колени, куда Томас кинул фотографию. Парень сразу узнал его — маленький лучик солнца, который пытается поднять на руки свою сестренку, которой на фотографии, кажется, около двух лет. А за спинами родители — Таша и Марк, которых Дилан знал только из газетной статьи о пожаре. Здесь они все счастливы, улыбаются. Таша показывает пальцем в камеру и наверняка говорит, чтобы дети не отвлекались и тоже посмотрели в объектив, из которого должна выскочить «птичка». А отец Томаса с такой любовью смотрит на свою жену…
— Они мой якорь.
Хриплый голос Томаса вывел из раздумий. Дилан не совсем понимал, о чем он говорил и почему сейчас снова оказался так близко, буквально нос к носу — возможно тоже смотрел на фотку, а может быть разглядывал самого Дилана… Такое ощущение, будто сейчас оба парня были под кайфом — Дилан бы сравнил, если бы знал какие на вкус наркотики. Вопреки репутации, в этом плане парень был совсем нолем.
Только с палочкой.
И эта гребанная мысль сейчас точно принадлежала не самому Дилану.
— Томми… что ты делаешь? — Дилан опомнился только тогда, когда Томас уже дышал ему в губы. Парень боялся шевельнуться — вот сейчас только стоит сдвинуть руку, как плотина рухнет и по жилам снова будет течь кипяток, заполняя яростью все тело. А глаза напротив так смотрят на него — совсем потерянно, будто сами не понимают, чего хочет их обладатель.
— Я… я не знаю.
…Приснится странный сон-, там снова будет он-.
Разбудит гром-, за окном- город- старый-.
Фильмы с печальным концом.
Песни-, песни-, грустные-, грустные- ги-тары…
Полнолуние никогда не щадило оборотней.
Дилан смутно соображал, когда позволил себе утонуть в чужих глазах.
Томас смутно соображал, когда полез кусать чужие губы.
Дилан не сможет себе объяснить, каким образом он умудрялся читать чужие мысли.
Томас не сможет себе объяснить, почему он сам перелез на чужие колени и навис сверху.
Дилан не скоро поймет, что в тот раз первым поддался своему «зверю» вовсе не он.
Томас не скоро поймет, что его «зверю» просто хотелось получить Альфу.
Дилан решит, что ему нравится такой расклад: нравится бета, который так нахально раздирает когтями и без того порванную футболку и по-собственнически кусает голую кожу.
Томас решит, что его достало прятать в себе оборотня и вечно держать все под контролем.
Дилан не захочет его останавливать.
Томас не захочет останавливаться.
Дилан все же не сможет сдержать инстинкты, когда в штанах станет до ужаса тесно.
Томас не сможет сдержать крика, когда его снова опрокинут на пол и станут покусывать ключицы.
Дилан точно не сообразит поинтересоваться, все ли с Томасом в порядке.
Томас точно не сообразит, что у них могло бы быть как-то иначе.
Дилан клянется себе, что больше никогда не оставит Томми одного.
Томас клянется себе, что в следующее полнолуние посадит Дилана на цепь.
Дилан на утро вряд ли вспомнит, интересовало ли его чужое согласие.
Томас на утро вряд ли вспомнит, откуда у него столько укусов и синяков на бедрах.
— Это уже перебор… Это точно уже слишком… Милая, у меня дежавю!
— Они спят, Патрик… Не буди, не надо. Тише.
