Загляни в глаза, но не замерзай в них

Возвращаться в Хогвартс под утро казалось очень неправильно. Перед серыми глазами все еще стоял бокал с огневиски, опускающийся на изящный столик с глухим звуком. Ночь прошла в отчаянных попытках выбросить из головы темно-синий взгляд, скользящий по мужскому лицу так безразлично и пусто. Эва Спенсер была проблемой. Сложной, вечно возникающей в самый неподходящий момент, но необходимой. Мысли роились в сознании, но Драко отчетливо смог вычленить только одну — они со Спенсер стоили друг друга. Наверное, чувства все еще горели и вспыхивали по единственной причине — трудности. Они создавали их друг другу с завидным упорством, и слизеринец вдруг осознал, что они просто не готовы к спокойствию. Остервенело уничтожая друг друга, они только подогревали этот безумный огонь, не позволяя вырваться из порочного круга проблем. Представить Эву Спенсер, послушно дожидающуюся парня с работы или сплетничающую на приемах, не получалось никак. Да и едва ли они оба, уничтоженные войной и играми окружающих их взрослых, были способны на спокойную жизнь. Такой расклад погубил бы обоих — после всего пережитого просто невозможно вернуться к нормальной жизни. Такое никогда не проходит бесследно. Едва ли возможно отпустить все это и жить дальше. Гостиная старост встретила слизеринца угрюмой тишиной. Камин чуть потрескивал, догорая. Картины беззвучно взирали на парня, не реагируя на его появление. Малфой уставился на дверь в комнату своей соседки. Он обещал себе все прекратить, не кидаться снова в этот синий омут. Они оба настойчиво уничтожали друг друга, и Драко отчетливо это осознавал. Понимал, как тонкие пальчики выбивают из его легких воздух, аккуратным щелчком толкая в бездну безумия и болезненной зависимости. Только вот ледяной ужас сковывал слизеринца, как только тот решал, что никогда больше не позволит себе прикоснуться к белоснежной бархатной коже и не проведет ладонью по черным локонам. К черту. Они будут продолжать убивать друг друга до самого конца, испепеляя все принципы, чувства и здравый смысл. Будут толкать друг друга в пропасть, а потом иступлено хвататься за руки, вытягивая на поверхность. Всегда. До самого последнего вздоха, да и после него тоже. Сознание упорно велело Малфою уходить к себе, закрыться и пережить свою последнюю значимую потерю, вернуться к началу, но ноги двигались сами, а пальцы вцепились в дверную ручку, толкая дверь чужой спальни. Та так просто не поддалась, и Драко с легкой досадой ощутил, как непросто ему удалось снять защитную магию. Внутри было темно. Уже почти зимнее холодное солнце еще не успело проникнуть за бархатные тяжелые шторы. Запах перегара беспощадно ударил в нос, и слизеринский староста брезгливо поморщился. Надо было давно избавить Спенсер от всех ее безумных пагубных привычек, но разве тогда она являлась бы собой? Парню потребовалось немного времени, чтобы глаза привыкли к темноте, а затем он почувствовал пульсирующие волны гнева. Проходя в спальню ведьмы, Драко ожидал чего угодно, но только не картины, открывшейся его глазам. Нотт, так упорно кричащий о необходимости помочь однокурснице, дремал, упираясь спиной в бортик кровати, но это было далеко не самым страшным открытием. Черные локоны разметались по полу, накрыв голени слизеринца. Эва Спенсер беспокойно спала, опустив голову на колени Теодора. Драко показалось, что он теряет ориентацию в пространстве. Злость захватывала, потопляя все разумные мысли, стирая из сознания все хорошее. Дверь захлопнулась совершенно внезапно, Малфой даже не понял, почему она решила закрыться именно сейчас. — Спенсер, — тихий голос заставил парочку пробудиться. Эва вздрогнула и разомкнула глаза, темной синевой касаясь лица слизеринского красавчика. Она неуклюже приподняла голову, путаясь в волосах. Нотт замер, не решаясь двинуться, и явно не понимая, что ему стоит предпринять. Спенсер потянулась и вопросительно уставилась на волшебника. Острые черты лица не выдавали ни сожаления, ни неловкости. — Вот, значит, что ты себе решила, — все внутри клокотало и взрывалось. Драко Малфой не мог понять этого нелепого предательства, не находил для него ни единой причины. Все вставало на свои места. Каждое слово Нотта, каждый его поступок дурачили Малфоя, приближая самого Теодора к его цели. Слизеринца злило то, как легко его смогли обмануть. Он слишком сильно переживал за проклятую ведьму, и это сделало его уязвимым, слабым. — Тебя это удивляет? — ровным тоном протянула девушка, оглядывая однокурсника снизу вверх. Теодор на мгновение дернул головой в ее сторону, но тут же переборол себя, не позволяя выдать удивление. Малфой прищурился, посылая девушке тот самый ледяной взгляд, способный напугать и смутить любого. Ему хотелось вытащить палочку и кинуть чем-нибудь убивающим в невозмутимого однокурсника, а затем хорошенько объяснить Спенсер, что ни одна девушка не имеет права так поступать с ним. — Шлюха, — слово вылетело само, произнесенное бесконтрольным гневом и клокочущей в груди яростью. В комнате повисла кристальная тишина. Нотт неопределенно дернулся вперед, пытаясь подняться на ноги и схватиться за палочку, но его остановила тонкая женская кисть, опустившаяся на плечо и удерживающая парня на месте. Насмешливый темно-синий взгляд поднялся на слизеринского старосту. Спенсер искривила губы в совершенно несвойственной ей ухмылке и хрипло прошипела: — Надеюсь, тебя это не сильно расстроило, Малфой. Слизеринец выпрямился. Чертова ведьма точно знала, куда бить. Он расправил плечи, и презрительный взгляд устремился на худое лицо с острыми скулами: — Не думаю, что такая, как ты, способна вызвать хоть какие-то чувства, — холодный голос врезался в сознание крошечными острыми льдинками. Драко резко развернулся и двинулся подальше от проклятой спальни, всеми силами сохраняя на лице спокойную маску. Когда дверь захлопнулась, Теодор обернулся к девушке, пытаясь отыскать в ее глазах настоящие чувства, но ничего не выходило. Слова этих двоих звучали полнейшим фарсом, и слизеринец решительно не понимал, как они сами верили в услышанное. Парень отчетливо ощущал, как эти двое зависимы друг от друга, чувствуя себя лишним между двух разгоревшихся огней. Желание обладать чувствами, эмоциями и мыслями Эвы Спенсер так, как это делал Малфой, укладывалось внутри гигантской змеей. Но Теодор прекрасно понимал, что эта ведьма принадлежит его однокурснику целиком и полностью, каждой клеточкой своего крошечного тела. — Спенсер, — он аккуратно коснулся тонкой кисти, но слизеринка дернулась, натягивая на лицо отрешенную улыбку и вскакивая на ноги: — Спасибо, — ее хриплый голос звучал надорвано и пронзительно, но продолжения такого необходимого диалога не последовало. Слизеринка вытащила из тумбочки палочку и шагнула в ванную, запирая дверь. Через стену послышался шум воды, стекающей под сильным напором, но он не мог заглушить отчаянный вскрик и звук бьющейся керамики. Теодор быстро поднялся на ноги и, сжав в руках древко своего магического оружия, кинулся в гостиную старост. Драко как раз только коснулся ручки двери в свою комнату, когда яростный голос вынудил его обернуться: — Малфой! Темные глаза Нотта, почернев от гнева, в упор смотрели на однокурсника, не замечая ничего вокруг. От парня исходили такие ощутимые импульсы злости, что Драко невольно мотнул головой: — Считаешь, что нам есть, о чем поговорить? — высокомерно уточнил он, ощущая, как запечатанная ярость стремительно вырывается наружу. Теодор напряженно шагнул вперед. Мелкие шероховатости древка больно впивались в ладонь, но это уже не отрезвляло: — Не смей так называть ее. Никогда, — каждое слово ударяло прямо в сознание, заглушая весь посторонний шум. Платиновые брови высокомерно вздернулись. Малфой развернулся всем корпусом, шагая навстречу однокурснику: — Как? — его забавляло сквозящее в темных глазах оскорбление. — Шлюхой? И давно тебя стала задевать правда, Нотт? Малфой ждал этого. Бесконечно жаждал возможности выплеснуть всю свою ярость. Провоцировал, удивляясь терпению и выдержке своего оппонента. И желание исполнилось. Теодор выхватил из кармана мантии палочку, безотчетно посылая в своего старосту красный луч. Драко с готовностью парировал атаку, вычерчивая в воздухе ответное заклинание. Изумрудная обивка дивана с треском разорвалась. Журнальный столик перед камином рассыпался на мелкие осколки. Ваза в углу с шумом разбилась, Теодор инстинктивно пригнулся, не позволяя обломкам себя зацепить. Шум и треск заклинаний наверняка был слышен в общей гостиной и должен был привлечь внимание посторонних, но слизеринцам было все равно. Сейчас существовала только ожесточенная схватка двух однокурсников, сгорающих от ярости и защищающих одну и ту же девушку. — Очень умно было занять мою голову несуществующей опасностью для Спенсер, пока ты подбирался к ней сам, — сквозь сбитое дыхание говорить было сложно, но слова Малфоя вылетали сами собой. — Ты бы никогда не допустил этого, будь она тебе дорога, — Нотт рычал, не имея возможности высказать однокурснику всю правду, но вкладывая в слова желаемый смысл. Незамысловатая фраза слизеринца пробудила в Драко новую волну гнева, заставляя еще яростней взмахивать палочкой. Сознание спутывалось. Малфой чувствовал себя обманутым. У него украли самое ценное, то, что казалось единственным стимулом к существованию. Это было жестоко, и слизеринский староста ощущал материальное желание отомстить, но Теодор не был слабым соперником. Силы обоих слизеринцев, кинутые на эту дуэль, подходили к концу, и они синхронно опустили палочки, оглядывая нанесенный оппоненту урон. Порезы, ожоги и следы схватки казались жалкими, ведь в каждом кипела глубокая неискоренимая ненависть. Только вот направить ее следовало совершенно на других людей. — Ты еще пожалеешь, что отнял ее у меня, — в серых глазах плескалась тихая злость, но парень понимал, что сейчас дуэль окончена. Нотт стиснул зубы, собираясь уходить и выкинуть из головы давящее, но бессмысленное напряжение: — Ты сам все потерял. В этом нет ничьей вины, — тяжелое дыхание вынуждало делать паузы между словами. На самом деле, виноватые были. Каждый из парней понимал это, но складывал ответственность на свои плечи, совершенно забыв о тех, кому действительно бы стоило отомстить. *** Холодная вода бьет в лицо, но не приводит в чувства. Я не знаю, как заставить себя стоять на ногах и продолжать бороться. Сознанием овладевает черствая пустота. Он снова ненавидит меня. Презирает. Это новая точка невозврата, и я уничтожила своими руками последнего человека, способного мне помочь. Мы вернулись к началу, но в этот раз нет времени снова пройти этот долгий путь. Шлюха. Я сама не знаю более подходящего слова, но оскорбление из его уст бьет больнее Круциатуса, сжимает сердце похлеще жестокой игры с моим разумом. Ни Забини, ни Квинси никогда не смогут причинить мне боль такой силы, как Драко Малфой, ведь всем известно — беспощаднее бьет тот, кто близок. Но я сама отказалась от него, вытолкнула за дверь. Только вот не смогла выгнать из мыслей. Хочется остаться в воспоминаниях и смотреть, как длинные пальцы скользят по моим волосам, сильные руки опускаются на плечи, а ледяной серый взгляд оттаивает, стоит мне только коснуться его щеки. Я потеряла все. Нет, меня лишили всего — Малфоя, гордости, возможности доверять своему разуму и последних остатков чести. Все это кажется таким беспросветным, что даже не верится в реальность происходящего. Мне всегда везло в такие моменты, и я упорно пытаюсь убедить себя — сейчас в комнату ворвется разъяренный Малфой, взволнованный Элиот или убийственно спокойная Хейз. Они спасут меня и, пока не стало слишком поздно, вытащат из ада, позволяя дышать полной грудью и не бояться звука открывающейся двери. Если бы Нотт действительно испытывал ко мне хоть что-то светлое, то непременно бы прикончил меня. Сам, своими руками, не доставляя такого удовольствия своим слизеринским друзьям. В сущности, они делали со мной то же самое, только эта смерть была в разы хуже — медленная, мучительная, унизительная. Да и то, что мое тело все еще может дышать и двигаться, вовсе не означает, что я жива. Движения палочкой медленно скрывают новые следы темных вечеров. Хочется кричать и злиться, но не выходит даже сдавленного всхлипа. Сегодня выходной. Эта мысль настойчиво стучится в сознание, заставляя сжиматься от страха. А вдруг они придут раньше? Вдруг мучения растянутся еще больше? Надо куда-то сбежать. В конце концов, сегодня некоторых отпустят в Хогсмид, и мне наверняка удастся смешаться с толпой. Выиграть себе немного спокойного времени. Решительно вернувшись в спальню, живо сдергиваю с вешалки платье, укутываясь в мантию поплотнее. Да черта с два натянутый капюшон поможет мне скрыться от чужих глаз. Судорожно схватив палочку, призываю таблетки. Мне явно не обойтись ежедневной порцией, поэтому закидываю в себя побольше, нетерпеливо ожидая, когда волны спокойствия и безразличия пустят меня в жизненное течение. Да, так намного лучше. Стараясь не издавать лишних звуков, тихо проскальзываю за дверь, минуя две гостиные. Мне бесспорно везет, потому что в комнатах — ни души, только какие-то первогодки, но разве они вообще считаются? Вероятно, все просто ушли на квиддичный матч, и это мне даже на руку. Холодный ветер встречает меня на улице, беспощадно стаскивая капюшон и растрепывая волосы, но я уже почти в безопасности, осталось только добраться до этой никчемной деревушки. — Миледи, — глубокий бархатный голос наверняка бы напугал меня, но сейчас нервная система расслаблена и такие импульсы просто не доходят до мозга. Медленно обернувшись, натыкаюсь взглядом на высокого крепкого парня. Его аккуратные черты лица словно вытягиваются при моем появлении, а карие глаза смотрят так преданно, что меня совершенно внезапно охватывает чувство полной безопасности. — Йен, — выдавливаю ленивую улыбку, кивая его поклону. — Ты сегодня здесь дежуришь, — одному Мерлину известно, зачем я озвучиваю очевидный факт. Эствуда это, к слову, тоже удивляет, и он чуть заметно приподнимает черные пышные брови: — Простите, что не смог присутствовать на Вашем торжестве, — его размеренный голос приятно касается слуха, и я вдруг приподнимаю кисть, заставляя парня замолчать. В голове проскальзывает отчаянная мысль: — Видимо, тебе есть, что мне сказать. Идем, — киваю в сторону Хогсмида, уже почти шагая к деревне, когда ветер доносит слова второго Пожирателя: — Вообще-то он на дежурстве, миледи. Смотреть на Торфинна Роули нет никакого желания, но я все же поворачиваюсь к волшебнику. Йен Эствуд нужен мне сейчас, как гарант спокойного выходного. Он один из самых сильных дуэлянтов в наших кругах, думаю, через пару лет даже сможет посоревноваться с Долоховым. Именно поэтому никто из моих милых однокурсников не решит причинить мне вред в его присутствии. А сам Йен, смотрящий на меня так преданно и восхищенно, никому не позволит меня и пальцем тронуть. — Неужели это важнее моей безопасности? — вопросительно изгибаю брови, холодно оглядывая Пожирателя. — Мне нужно сопровождение, а тут ты и сам вполне справишься. Или вызови кого-то еще. Роули чуть щурится, разглядывая меня: — Боитесь, что не сможете защитить себя, миледи? Глубоко вдыхаю, поражаясь глупости болтливого волшебника: — Боюсь прикончить кого-нибудь важного ненароком. А у Йена с самоконтролем все отлично. Решив, что разговор окончен, подзываю Эствуда, оставляя второго Пожирателя негодующе сопеть в одиночестве. Мы быстро двигаемся к деревушке, не встречая по пути особых преград. Парень пару раз пытается заговорить со мной, но я прерываю его речь, твердо решив сначала найти уединенное место. Завернув в приглянувшийся дворик, расслабленно опускаюсь на кованую лавочку и вытягиваю из сумки сигареты. Прикрыв глаза, умиротворенно затягиваюсь, но, поймав непонимающий взгляд медовых глаз, начинаю сердиться. Эствуд стоит, не выказывая особого напряжения, но я вижу, как его профессиональный взгляд скользит по территории. Рука расслабленно опущена в карман, но, появись хоть малейшая угроза, он тут же выхватит палочку, готовый уничтожать моих врагов. Раздраженно закатив глаза, хлопаю ладонью по лавке рядом с собой: — Садись, Эствуд. Парень хмурится, явно не понимая, что я творю, но все же послушно опускается рядом, оставив между нами все же пару сантиметров. Легким движением руки откупориваю новенькую бутылку коньяка и, приложившись к ней губами, протягиваю Пожирателю. Йен отрицательно мотает головой: — Простите, миледи, но я на дежурстве, и… Поджимаю губы, цокнув, и грубовато впихиваю ему в руки бутылку: — Считай, что это приказ, — парень больше не колеблется и все же делает глоток. — А теперь говори, что хотел. Глубокий низкий голос звучит немного напряженно: — Я хотел поздравить Вас с помолвкой. Я искренне рад за Вас. Не удержавшись, фыркаю, помахивая сигаретой: — Прямо-таки безмерно счастлив, правда? — даже не пытаюсь скрыть насмешку в своих словах. Карие глаза внимательно скользят по моему лицу, чуть дольше положенного останавливаясь на губах, и я довольно считываю во взгляде это слепое поклонение. Эствуд пытается понять, к чему я затеяла этот разговор, и делает еще пару глотков, набираясь храбрости для ответа. Это зрелище меня веселит — Пожиратель Смерти, убивающий людей, даже не моргнув глазом, не сразу решается сказать мне, что думает. — Вообще-то нет, — наконец, отвечает он, а я заинтересованно склоняю голову набок. — Я был готов принять и уважать Ваш выбор, но теперь растерян. Насмешливо вскидываю брови. А уж я-то как растеряна, кто бы знал. — Давай поподробнее, — мне нравится его смущение, а алкоголь уже проникает в кровь, разнося по телу легкость и уверенность. Эствуд медленно выдыхает и произносит, не отводя взгляда: — Если Вы руководствовались не своими чувствами при выборе, то чем кандидатура этого жалкого труса оказалась лучше моей? От таких честных слов у меня сводит желудок. А чего еще я ожидала? Верный и преданный до мозга костей парень просто не может по-другому — если я прошу, он отвечает так, как есть, без утайки. Подчиняясь мимолетной слабости, быстро касаюсь щеки волшебника: — О, Йен, я сама жалею об этой ужасной ошибке каждый день, — еще мгновение, и я выложу ему все, что со мной происходит, наверняка зная, что за меня отомстят. Тело внезапно сводит судорогой боли, напоминая об Обете, а Эствуд перехватывает мою дернувшуюся руку, быстро касаясь запястья губами. Медовые глаза заполняются надеждой. Да, пусть он — всего лишь безумный фанатик, который даже не взглянул бы в мою сторону, не будь я дочерью его повелителя, но это безотчетное обожание может не раз спасти меня от любого кошмара. — Миледи, — восхищенный голос завораживает. — О чем Вы говорите? Если Вы о чем-то сожалеете или кто-то позволяет себе слишком много в Ваш адрес, только скажите, и Вы забудете о своих проблемах. Поднимаю на Пожирателя обреченный взгляд, губы сами собой искривляются в грустной усмешке. Если даже отец не может расторгнуть этот договор, то никто в мире не способен на такое. Спорить с Непреложным Обетом — самое отчаянное и бесполезное дело. Время можно провести с куда большей пользой. — Йен, — голос не дрожит и не срывается. Я умею мириться с вещами, которые нельзя изменить. — Пообещай мне. Если я умру, ты отомстишь. Парень внимательно смотрит на меня, лишь слегка склонив голову. Никаких истерик, криков, споров и прочей ерунды, потому что он знает лучше каждого моего ровесника, как устроен наш мир. Он не боится смерти, иначе давно сам был бы мертв. Эствуд только тянет мою руку, прикладывая узкую ладонь к груди, позволяя мне прочувствовать его размеренное сердцебиение: — Клянусь, миледи, все, кто хоть сколько-нибудь в этом виноваты, будут умирать долго и мучительно. Я позабочусь об этом. На меня больше не смотрят глаза фанатика, безумно боготворящего какую-то глупую девчонку из-за ее положения. Это взгляд убийцы, прервавшего далеко не одну жизнь. *** Гостиную Слизерина редко украшали плакаты, праздничные ленты или гирлянды. Разве что в честь победы команды в квиддиче. И сегодня был как раз такой день. Честно говоря, квиддич в Хогвартсе теперь едва ли можно было так называть. Это больше походило на одностороннее избиение команды-соперника. По этой же причине ничего удивительного в победе Слизерина не было — правила теперь на их стороне. Изумрудно-серебристая сборная использовала весь свой арсенал грубых и грязных приемов, ведь теперь их не приходилось скрывать или маскировать. О честной игре все забыли, и с поля только успевали уносить травмированных когтевранцев. Такими темпами квиддичный сезон скоро можно будет закрыть досрочно — студентов, не боящихся выходить на поле против слизеринской сборной, становилось все меньше. Драко не был доволен игрой. Квиддич всегда был событием, позволяющим доказать себе же свое превосходство перед другими факультетами и игроками при равных правилах. Сейчас же это было обычное запугивание и без того забитых студентов. Но вот праздник был кстати. Помимо всех прочих проблем Драко каждый вечер внезапно ощущал неприятную боль. Не слишком сильную, чтобы к кому-то обращаться, но и не достаточно слабую, чтобы просто ее проигнорировать. Что это было и почему она появлялась так внезапно, слизеринец решительно не понимал, но прийти к какому-то определенному выводу ему не удавалось. Больше недели слизеринский староста упорно боролся с собой, пытаясь не смотреть и не думать об Эве Спенсер. Игнорировать ее существование оказалось не так уж и сложно после того злосчастного утра, но вот, ложась спать, парень подолгу выгонял из своего сознания бледное лицо, тонкие запястья и выпирающие лопатки, всплывающие перед глазами так явственно, что хотелось протянуть руку и коснуться бархатной кожи. Мысли сводили с ума, выбивая из колеи, а бесконечные поиски причин только добивали. Почему она выбрала Нотта? Почему это произошло? Да о чем здесь размышлять — она просто так захотела. Или не смогла удержать свои проклятые тонкие ноги сведенными. Каждая подобная фраза хлестала по сознанию беспощадной болью. Где-то внутри Драко твердил себе, что это совершенно не похоже на Эву Спенсер, а он ведь так хорошо ее знал. Лучше, чем все остальные. Лучше, чем кто бы то ни был. Даже, пожалуй, лучше, чем она сама. Но уязвленная гордость и разбитое самолюбие отодвигали всполохи здравых мыслей подальше, мешая уцепиться за настойчивую, но неосознанную правду. Отставив бокал с огневиски на журнальный столик перед камином, Драко обвел взглядом общую гостиную. Музыка громыхала на все подземелье, бутылки с крепким алкоголем и чем-то попроще для девушек были расставлены по всей гостиной. Слизеринцы праздновали эту нечестную победу, на самом деле, просто найдя подходящий повод для вечеринки. Драко был разбит. Он чувствовал себя отвратительно все это время, поэтому с радостью воспользовался возможностью расслабиться. Он надеялся, что шумная компания поможет ему забыться, но все происходило наоборот. Он смотрел на сидящего в своем привычном кругу Теодора, спокойно беседующего с Забини, и приходилось подавлять в себе жгучее желание устроить очередную разборку. Да и вообще, если Нотт был здесь, то где тогда чертова Спенсер? Эта мысль не давала покоя, расшевеливая внутри неосознанное подозрение. — Привет, — тонкий женский голосок раздался возле уха слизеринского принца, и он устало перевел взгляд на заговорившую с ним девушку. Астория аккуратно присела на подлокотник кресла, кокетливо перебросив ногу на ногу. Темно-синее шелковое платье чуть задралось, приоткрыв тонкую кружевную резинку чулок. Драко был готов поклясться — младшая Гринграсс прекрасно знала об этом, но только мило улыбнулась. Серые глаза слизеринца вопросительно скользнули по девушке, и он приветственно кивнул. — Мы танцевали недавно, я… — Малфой приподнял ладонь, прерывая быстрое щебетание. — Я помню, кто ты. Астория горделиво задрала носик. Ее зеленые глаза, чуть прикрытые длинными густыми ресницами, поблескивали от алкоголя. — Поздравляю с победой. Ты хорошо играл, как и всегда. Малфой удивленно вскинул брови — она хотела ему польстить или просто была слишком глупа, чтобы заметить, что вообще происходило на поле: — Ты действительно так считаешь? Лицо младшей Гринграсс казалось парню слишком детским, пусть и бесспорно красивым — правильные черты, острый маленький носик и пухлые губки. — Конечно, считаю, — девушка как бы невзначай коснулась плеча слизеринца. — Ты так быстро и ловко поймал снитч, это очень здорово. Я всегда прихожу только для того, чтобы посмотреть, как ты играешь. Драко усмехнулся — его забавляли попытки Гринграсс произвести впечатление, но она несла полную чушь. Снитч он действительно поймал быстро, но лишь для того, чтобы прекратить этот фарс, называемый сейчас школьным кубком по квиддичу. Слизеринка придвинулась ближе, как бы случайно касаясь бедром руки парня. Драко скользнул взглядом по тонкой талии, нарочито перетянутой широким кожаным пояском, и удовлетворенно кивнул своим мыслям. — Грустно, наверное, понимать, что последний год в Хогвартсе, — Астория обворожительно улыбнулась, облизнув красные губы, и, склонив голову набок, медленно провела тонким пальчиком по длинной шее. Золотистые локоны упали на одну сторону, пышной копной чуть задевая плечо слизеринского старосты. Драко задумчиво оглядел девушку — так настойчиво и неприкрыто привлекать внимание могут только отчаявшиеся. Ее вопрос вызвал смешок — можно подумать, с этой школой действительно может быть грустно расставаться. Малфой ненавидел последние пустые учебные будни и с радостью ждал, когда год подойдет к концу. — Да, не очень весело, — зачем-то соврал он, опуская ладонь на колено девушки, слишком явно придвинутое к нему. Астория чуть заметно вздрогнула, но тут же расплылась в довольной улыбке. Она что-то продолжала радостно щебетать, задавая глупые вопросы и рассказывая какую-то ерунду. Драко слушал вполуха, прекрасно осознавая, чего слизеринка добивается. Все стало слишком очевидно, когда она, надув губки, тихо прошептала, склонившись к Малфою: — Здесь слишком шумно. Может, отойдем? Сможем узнать друг друга получше. Слизеринец хмыкнул. Гринграсс казалась ему еще совсем неопытной, но ее настойчивость поражала. Парень молча встал, поманив девушку за собой, и двинулся в свою комнату. Астория послушно шагала следом, а Драко, закрыв дверь, вальяжно опустился в кресло, предлагая девушке сесть рядом. Присев на мягкую обивку, Гринграсс аккуратно приложилась к бокалу, и парень удивленно моргнул, вдруг вспомнив, как быстро и бездумно заливала в себя алкоголь Эва Спенсер. К черту ее. Нужно просто не думать о своей соседке. Кстати, в гостиной она так и не появилась. Где вообще ее носило? Музыки в спальне слышно не было. Гринграсс молчала, а Драко не собирался облегчать ей задачу — в конце концов, именно она хотела узнать его получше. Слизеринцу было интересно наблюдать за дальнейшим развитием событий, только вот пауза затягивалась, а девушка уже допивала бокал шампанского, стеснительно глядя в пол. Это раздражало. Она просто тратила его время. Драко сделал глоток огневиски и, отставив бокал, разочарованно скользнул по ведьме взглядом: — Зачем ты пришла? — холодный тон едва ли обидел девушку. Она наверняка слышала о слизеринском красавчике достаточно, чтобы понимать, как он относится к девушкам. Впрочем, чего еще можно ожидать от парня, настолько избалованного женским вниманием? — Я, — Астория дергано выдохнула и, залившись краской, замялась. — Я просто все время думаю о нашем танце. Ты потом так внезапно исчез, оставляя только вспоминать эти приятные моменты. Малфой устало смежил веки, потерев переносицу. Конечно, он ушел, ведь его ждала Эва. Сестра Дафны вообще случайно попалась ему на глаза, парень даже не был уверен, что это действительно она, но это и не имело никакого значения. — Послушай, — он внезапно осознал, что не помнит ее имени и замолкнул. Гринграсс, словно ощутив это, гордо распрямила плечи и произнесла: — Астория. Слизеринец благодарно кивнул, совершенно не переживая о том, что ведьму подобное отношение может задеть: — Так вот, Астория. Ты придумала себе лишнего. Поверь, тебе это не нужно. Ты совершенно не представляешь, кто я такой. Драко знал, о чем говорил. Только одна девушка в его жизни отдавала себе отчет в том, кто он такой. Знала и принимала каждого из его внутренних демонов, помогая сдерживать их. А теперь ее не было рядом. Гринграсс вдруг подняла голову, глядя прямо в глаза парню и медленно выдохнула: — Я знаю кто ты такой, Драко. Знаю, и все равно продолжаю вспоминать. Я не из той семьи, чтобы осуждать. Слизеринец нахмурился, встречаясь с зелеными яркими глазами. Он знал этот взгляд. Знал, что чувствует девушка. Ощущал, как сильно она хочет близости и внимания, хотя слышала о нем такие истории, что дыхание сбивалось. Драко невольно усмехнулся. Он внезапно осознал — Эва Спенсер отомстила за всех обиженных им девушек факультета, который она глубоко ненавидела. Астория Гринграсс была безотчетно влюблена, а Малфой закрывал глаза и представлял на ее месте черноволосую ведьму с темно-синими глазами. — Считаешь, что это правильно? — зачем-то спросил Драко, будто ему было дело до жизненной позиции слизеринки. Гринграсс встрепенулась, услышав вопрос, обрадовавшись, что парень продолжил с ней разговаривать, а не выставил за дверь. Она все время боялась, что недостаточно хороша для него — вдруг она болтает какую-то чушь или ему совсем не нравятся блондинки? — Я не знаю. Но ведь вы на стороне победителей, поэтому все нормально, — ответ вышел скомканный и нелепый, девушка захотела закрыть рот рукой и замотать головой. Вот как? Интересная позиция, хотя совершенно неудивительная. Все хотят быть на стороне победителей. Только вот такое слепое принятие могло указать лишь на отсутствие своих собственных идеалов. Драко на мгновение прикрыл глаза, тихо выдыхая. Плевать. Она сама пришла, так пусть получает то, что хотела. Резко поднявшись, Малфой решительно шагнул к Гринграсс. Девушка испуганно приподнялась из кресла, судорожно блуждая по комнате взглядом, явно не понимая, что делать. Слизеринца забавляла эта растерянность. Он неспешно провел указательным пальцем по покрасневшему личику ведьмы. Астория вздрогнула и подняла зеленые глаза, чуть приоткрыв рот. Драко разглядывал ее лицо не больше десятка секунд, а затем быстро наклонился, впиваясь в пухлые ярко-красные губы. Руки слизеринца опустились на тонкую талию, грубо толкая ведьму к стене. Соприкоснувшись с каменной поверхностью, Астория испуганно выдохнула, а ее руки легли на плечи парня, сцепляясь. Драко, опустившийся к шее Гринграсс, раздосадовано прикусил светлую кожу. Нет, к черту. Он не будет сравнивать. Не будет вспоминать свою соседку. Окончательно решив выкинуть Спенсер из головы, Драко сильнее прижал девушку к себе. Его руки уверенно двигались по телу слизеринки, а, когда длинные пальцы легко скользнули под невесомую ткань платья, сжимая округлые ягодицы, Гринграсс прикрыла глаза, издавая глухой стон. Небрежным жестом дернув молнию на платье, Малфой шагнул чуть назад, разглядывая красивую фигурку. Астория попыталась смущенно прикрыться, но слизеринец перехватил тонкие запястья, мягко подталкивая ведьму к кровати. Нависнув над девушкой, он пальцем подцепил кружевную лямку, привычно справляясь с мудреной застежкой. Его губы медленно опускались от шеи слизеринки, касаясь покрытой мурашками кожи. Девушка заметно подрагивала и вдруг неуверенно провела ладошкой по плечу слизеринца: — Драко, послушай, — звонкий голосок словно стал на пару тонов ниже. Малфой раздраженно замер, заставляя себя остановиться, и вопросительно вперился в раскрасневшееся лицо: — Что? — он был зол. Гринграсс сама пришла в эту чертову комнату, и слизеринец не собирался играть в глупые игры этой девчонки. Уловив недовольные нотки в вопросе, Астория вжалась в кровать еще сильнее, но все-таки тихо выдохнула: — У меня еще никого не было. Это ведь не страшно? Драко неопределенно мотнул головой. У него не было никакого желания возиться с девушкой, принимая во внимание ее волнение и смущение. В конце концов, она ведь наверняка знала — если хотелось заботы, внимания и аккуратности, то она обратилась не по адресу. — Ничего, — безразлично прохрипел Малфой, возвращаясь к изучению тела слизеринки. Избавив девушку от остатков одежды, он медленно опустился от шеи Гринграсс, сжимая бедра. Вернувшись к испуганному лицу, Драко открыл глаза и замер — вместо зеленых глаз его встретил темно-синий взгляд, а черные локоны разметались по подушке. Мерлин подери эту Спенсер. Мотнув головой, слизеринец перестал сдерживаться, совершенно не думая об ощущениях младшей Гринграсс. *** Эва Спенсер уверенно прошла сквозь празднующую толпу к своей комнате, даже не остановившись и не удосужившись поздороваться с кем-то. — Притащила своего щеночка, — тихо сплюнул Блейз, злым взглядом провожая следующего за слизеринкой Пожирателя. Нотт лениво поморщился, отпивая из бокала огневиски: — Брось, Забини. Эствуд не останется там надолго, но все-таки никто из нас к ней не сунется, пока он с ней. Не самая глупая попытка, хоть и бессмысленная. Парень окинул однокурсника темным взглядом, демонстративно сжимая пальцы на древке своей палочки: — Как присутствие этого придурка освобождает недалекую Спенсер от Обета? Теодор усмехнулся уголками губ: — Никак, разумеется, но вряд ли кто-то из нас хочет помериться с ним силами, — тут спорить было не о чем. Парни видели Эствуда в битве и, пусть никто не желал признавать силу другого, приходилось соглашаться — Йен действительно хорошо владел своей палочкой и вступать с ним в честное сражение не было никакого желания. — Со Спенсер тоже нет смысла честно сражаться, — задумчиво протянул Забини, отставляя бутылку с алкоголем. — Но это никак не мешает ее перехитрить. Напряжение в голосе слизеринца пугало. Да, Эва была хорошей ведьмой, да и чему тут удивляться, зная ее родословную, но Теодор не знал способа растратить свое преимущество глупее, чем это делала Спенсер — вредные привычки и неадекватные состояния сводили все ее способности на нет. Действительно, ей стоило только завязать с алкоголем и наркотиками, и, пожалуй, у них бы не было ни единого шанса переиграть однокурсницу. — Идем, — Забини вдруг приблизил свое лицо, кивая в сторону спален. — Нужно поговорить без посторонних. Нотт почувствовал, как вдоль позвоночника пробежался холодок. Нет, он не боялся Блейза, в конце концов, едва ли тот мог что-то ему сделать. Теодор опасался только, что его разоблачат, и шансы на помощь у Спенсер упадут в разы. Впрочем, он спокойно поднялся из кресла, сквозь толпу шагая за Блейзом. Удивляло одно — Квинси общался с другими слизеринцами, совершенно не замечая своих друзей и то, что они уходят без него. А стоило бы. Закрыв дверь спальни, Теодор ожидающе уставился на Забини, скрестив руки на груди. Подобная таинственность не предвещала ничего хорошего, и Нотт был готов к любому развитию событий, заранее просчитывая, кто из парней первым успеет вытащить палочку. — Наш дорогой друг Филипп — проблема, — внезапно изрек Забини, опускаясь на письменный стол. — Он ведет себя слишком несдержанно, забывая о том, что это мое право. Если мы оба будем делать все, что вздумается, Спенсер просто не выдержит, — темные глаза с интересом следили за реакцией однокурсника. Нотт же только вскинул брови, судорожно продумывая в голове варианты и прикидывая предложения Блейза: — И давно тебя волнует ее жизнь? — насмешливо уточнил он, надеясь чуть потянуть время. Хотелось понять, сможет ли он извлечь какую-то пользу из этого диалога, хоть что-то, что сможет помочь Эве или избавить его от своих обещаний. Забини искривил губы в улыбке, мягко протягивая: — Я не позволю ей так просто отделаться. Смерть — это слишком просто, и мы оба прекрасно это знаем. Теодор поморщился. Он не был совсем уж согласен с этой мыслью, иначе бы уже прикончил Эву, избавляя ее от страданий. Но прерывать жизнь такой особенной для него девушки казалось безумием, особенно пока в душе все ещё теплилась надежда на хороший финал. Спенсер — сильная. Пожалуй, сильнее любого, кого он когда-либо знал. Она сможет пережить это и оправиться. — Похоже на нездоровую одержимость, — проговорил Нотт, все еще ожидая предложений. — Чего такого тебе сделала Спенсер? Вопрос оказался слишком требовательным. Блейз задумчиво потер предплечье с Меткой, тёмные глаза почернели: — Хочу, — он деловито отряхнул ворот мантии. — А я привык получать все, что мне нужно. Мне приносит удовольствие одна только мысль о том, что в любое время можно прийти и делать с ней все, что угодно. Нотт ощутил, как его передернуло. Все подозрения оправдывались — Забини в самом деле до безумия погряз в желании обладать своей однокурсницей, и остановить его не представлялось возможным. — Нужно будет избавиться от Квинси, — медленно, смакуя каждое слово, проговорил Блейз. — Не сейчас, конечно, чуть позже. Нужно все спланировать. Что думаешь? Теодор вскинул брови. Он не видел в этом совершенно никакого смысла. По крайней мере, для Забини. — Но тогда Спенсер будет свободна, — он не верил, что слизеринец хочет так просто отказаться от их общего достижения. Забини раздраженно повел плечами, глядя на Нотта так, словно тот совершенно не мог понять очевидных вещей: — Я ведь сказал — все надо будет хорошенько обдумать. Я не собираюсь отпускать ее, но времени до их свадьбы достаточно. До нее мы все равно не сможем ничего сделать, — тихий голос пропитался злостью и недовольством. Почему вообще Забини делился с ним подобным? Он мог справиться с Филиппом и без чьей-либо помощи, так к чему был этот дружелюбный рассказ? Нотт серьезно кивнул, встречая жуткий взгляд Блейза: — Я в деле, — в конце концов, избавить Эву хотя бы от одного неуравновешенного негодяя было уже неплохо. К тому же, появлялся шанс как-то подставить и Забини, вырывая девушку из этого ада. Решив, что их разговор окончен, Теодор двинулся к выходу, надеясь вернуться в общую гостиную, но его остановил спокойный голос слизеринца: — Меня очень умиляет твоя тяга проводить с ней побольше времени, — Нотт замер, похолодев, и резко обернулся к Забини. Тот небрежно покручивал в руках палочку, сощурившись и насмешливо оглядывая парня. — Смотри, не заиграйся, или разделишь участь нашего дорогого друга. Теодор сосредоточенно следил за движениями однокурсника. Забини явно не собирался нападать прямо сейчас. Не был уверен в своих подозрениях или просто ждал ответной реакции? — Не у тебя одного могут быть с ней личные счеты, — выдохнув, протянул Нотт, придавая голосу наработанное годами безразличие. Забини кивнул, провожая парня смеющимся взглядом: — Конечно. Не уходи далеко, нам скоро надо будет навестить нашу милую однокурсницу. Теодор вышел из спальни, спешно шагая в гостиную Слизерина. Было бы куда лучше, если бы Спенсер додумалась оставить с собой Эствуда подольше. *** Палочка крепко сжата в моих руках, укладывая темные волосы в высокую прическу. Кисти, помады и прочие женские атрибуты быстро порхают возле моего лица, создавая вечерний макияж. Я с ненавистью оглядываю изумрудное длинное платье с глубоким вырезом, висящее на дверце шкафа. Чертов Слизнорт со своими праздничными вечерами. Неужели старик не понимает, что сейчас не время проводить подобные мероприятия? Зачем превращать свой клуб выдающихся студентов в очередное сборище Пожирателей? Зачем приглашать меня туда вообще? Нет, проклятый старик считает, что закатить вечеринку со своими учениками — прекрасная идея. Квинси заметил мое приглашение пару вечеров назад и доступно объяснил мне, что я обязана пойти туда с ним. Будто от моего решения что-то зависит. Откажись я, пара капель Амортенции наверняка изменили бы мое мнение, и мой дорогой женишок не устает об этом напоминать. А я сдаюсь. Такое решение наверняка бы разочаровало моего папулю, считающего меня стойкой и сильной, но я устала. Каждый вечер, проведенный все с той же компанией, навсегда отпечатывается в памяти, уничтожая во мне всякую надежду. Я сдаюсь и соглашаюсь с каждым требованием Квинси, лишь бы не лишаться рассудка и лишний раз не пить чертово зелье. Чтобы не думать о том, что сама тянусь к этому чудовищу, сама расстегиваю его рубашку и радостно выполняю его прихоти. На сегодняшний день у него есть еще одна крошечное условие — никаких наркотиков и алкоголя. Видите ли, его позорит мое поведение, и я не должна появляться в обществе в таком виде. Конечно, он просто лишает меня возможности забыться и не думать об окружающем меня безумии. Пока я держусь, перебиваясь только увеличенным количеством сигарет, но знаю, что до конца вечера меня не хватит. Руки периодически сводит мелкой дрожью, меня постоянно тошнит и раскалывается голова. Даже видимый контроль над собственными действиями и эмоциями ослабевает, рискуя исчезнуть насовсем. Не знаю, чего добивается этот идиот, но результат ему точно не понравится. Слишком резко дергаю на себя платье, на секунду испугавшись, что оно порвалось, но все в порядке. Руки отказываются слушаться, и я не могу справиться с длинной застежкой, когда дверь бесцеремонно отворяется, впуская в комнату моего женишка. Квинси разглядывает меня с минуту, оценивающе склонив голову, а потом подходит ближе. Тело совсем перестает слушаться, и я безвольно замираю, чувствуя его пальцы на своей открытой спине. Он нарочито бережно очерчивает выпирающие лопатки, отчего я испуганно сжимаюсь, но Филипп только застегивает чертову молнию. Его руки обвиваются вокруг моей талии, силой прижимая вплотную к парню, и слащавый голос раздается прямо над моим ухом: — Прекрасно выглядишь, дорогая, — его дыхание обжигает кожу, и губы слизеринца аккуратно касаются моей шеи. — Мне очень нравится. Хочется истерично сдергивать с себя ненавистное платье, смывать косметику и разрушать прическу, но у меня только чуть дрожат губы, а двинуться не выходит ни при каком желании. — Я надеюсь, ты была послушной девочкой и ничего не принимала, — Квинси разворачивает меня к себе, вглядываясь в глаза и приближая лицо. Я судорожно мотаю головой. — Умница, — ощущение его поцелуя на губах вызывает подкатывающуюся к горлу тошноту. Слизеринец заставляет взять его под руку и выводит меня из комнаты. Шагая через гостиную, стараюсь просто не смотреть по сторонам, отчетливо ощущая на себе множество взглядов. Накатывает паника, но я упорно отгоняю ее, мотая головой. В коридоре подземелья становится прохладно, и я невольно ежусь, точно не рассчитывая на заботу от своего спутника. Квинси легким движением поправляет свою черную бабочку и деловито одергивает пиджак праздничного костюма: — Я приготовил подарок старику от нас, — в мои руки ложится большая коробка в зеленой обертке. — Отдашь сама. Вопрос о содержании застревает внутри, так и не слетая с губ. Да какая мне, к черту, разница, что там. Киваю и останавливаюсь перед дверью, ожидая, пока Квинси ее учтиво откроет. В уши резко ударяет громкая классическая музыка, отчего виски взрываются неожиданной болью. Зрение в секунду слабеет, и я могу заметить только группки студентов, длинный фуршетный стол и лаконичные праздничные плакаты — снова пуффендуйцам было нечем заняться. Морщинистое широкое лицо зельевара всплывает перед глазами внезапно, и я справляюсь только с тем, чтобы мило улыбнуться, а вот Филипп начинает говорить: — Добрый вечер, профессор Слизнорт, — дружелюбные поздравления звучат из его уст слишком неправдоподобно, но мастер зельеварения благодарно улыбается, собирая складки на подбородке. Он заключает меня в приветливые объятия, а я испуганно отшатываюсь, выбрасывая вперед руку с подарком. Приняв коробку, Слизнорт рассыпается в очередной порции благодарностей, и мы с Филиппом двигаемся к группе каких-то студентов. Я их не знаю, но слизеринец вежливо здоровается, представляя меня. Высокая фигуристая брюнетка посылает мне снисходительную улыбку, а пара крепких смазливых парней с одинаково уложенными волосами что-то говорят, но я совершенно не различаю человеческую речь. Взгляд приковывается к высоким бокалам шампанского на широких подносах. Дыхание учащается, и я почти шагаю к ним, когда Филипп больно одергивает меня. Все остальные мысли и желания отодвигаются на задний план. Я не чувствую боли в области запястья, не ощущаю на себе непонимающие взгляды новых знакомых, только бесконтрольно хочу коснуться губами бокала и понимать, что пузырящаяся жидкость стекает по стенкам глотки, проникая в кровоток. Мне нужно выпить. Или что-нибудь принять. Я совершенно не могу контролировать свое желание. Филипп бесцеремонно оттаскивает меня от своих знакомых, заставляя повернуть голову в его сторону и столкнуться с яростным карим взглядом. — Ты можешь вести себя адекватно? Отвечать, когда тебе задают вопросы. Не позорь меня. Непонимающе разглядываю его лицо: — Извини. Филипп, кажется, смягчается и, быстро наклонившись ко мне, касается своими губами щеки: — Ничего, ты исправишься, — я даже не чувствую обычного отвращения и не поднимаю руку, чтобы хорошенько протереть кожу ладонью, избавляясь от следов его поцелуя. Парень мягко обнимает меня за талию, увлекая к другой группе людей. Кажется, это наши однокурсники, но я не могу быть уверена до конца. — Как ощущения, Эва? Это же так необычно — помолвка еще во время учебы, — приятный голос Дафны Гринграсс достигает моего сознания каким-то чудом. Чувствую слабость в ногах, невольно опуская голову на плечо Филиппа и, поймав его требовательный взгляд, пытаюсь улыбнуться, хотя губы слушаются с трудом: — Все так чудесно, — слова повисают в воздухе, пока я провожаю взглядом пролетающий мимо поднос с бокалами. — Филипп очень мил со мной и заботлив. Я и подумать не могла, что мне так повезет, — ложь дается легко, вероятно, потому что мои мысли сейчас где-то далеко. Квинси безмерно рад моему ответу. Он по-хозяйски обнимает меня, перехватывая запястье и переплетая наши пальцы. Какая, должно быть, идеальная картина у нас получается. Ненавязчивая болтовня течет совершенно мимо меня, и я возвращаюсь к реальности, только когда слизеринец тянет меня к центру комнаты, видимо, пригласив потанцевать. Я совершенно не могу поймать ритм, и все движения выходят неловкими и нелепыми, а волшебник решает просто притянуть меня к себе ближе: — Посмотри, как быстро он нашел тебе замену, милая, — до меня совершенно не доходит смысл, но я отчетливо чувствую, как его нос касается моего уха. — Я сказал — смотри, — пальцы больно впиваются в талию, и я послушно перевожу взгляд на танцующую пару неподалеку. Сердце предательски ухает, проваливаясь в пропасть. Белое платье младшей Гринграсс развевается от быстрого шага. Драко уверенно держит ее за талию, прямо и открыто глядя в сияющие зеленые глаза. Девушка запрокидывает голову назад, хохоча, отчего золотистые локоны вздрагивают. Астория вдруг распрямляется и резко приближается к Малфою, касаясь его губ своими. У меня кружится голова. Наверное, это галлюцинации. Он не может, нет, я не верю в это. Серые глаза даже не смотрят в мою сторону, и слизеринский староста запускает пальцы в светлые кудри. Из меня словно выбивает воздух. Ноги подкашиваются, и я обвисаю в сильных руках парня, прикрыв глаза. — Ему плевать, что там у тебя происходит. Понимаешь? — его тихий голос кажется громче музыки. — Я ведь предупреждал тебя, милая. Голова кружится от танцев и, видимо, Филиппу надоедает держать меня. Он опускается со мной на кожаный диван, заботливо откидывая с лица прядь волос. Я не могу оторваться от танцующей пары, и рука сама тянется к алкоголю, но слизеринец легко ударяет по запястью. Резко обернувшись к нему, теряю остатки гордости, тихо протягивая: — Пожалуйста, Филипп. Хотя бы один бокал. Его смеющийся взгляд больно царапает по лицу. Слизеринец поджимает губы, пожимая плечами: — Выполнишь взамен мою просьбу? Кажется, я соглашусь на любые условия. Сознание путается, мысли скользят в голове абсолютно отдаленно. Чуть помедлив, киваю. — Поцелуешь меня? Сейчас. Мысли об унижении проходят мимо. К черту. Он все равно получит желаемое, так какая разница, когда. Поборов секундное желание заплакать, оборачиваюсь к волшебнику. Чуть приподнявшись, тянусь в его сторону, спешно накрывая его губы своими. Привычное отвращение отходит на задворки сознания. Слизеринец запускает пальцы в мою прическу, оттягиваю за волосы голову чуть назад. Когда начинает казаться, что воздуха не хватает, я отстраняюсь, встречаясь с брезгливым взглядом парня: — Какая же ты жалкая, Спенсер, — он аккуратно подхватывает бокал, протягивая его мне. Жадно прикладываюсь к прозрачному стеклу, опустошая бокал залпом. Шампанское резко бьет в голову, и слова Квинси уже не кажутся такими обидными. Вопреки моим надеждам, лучше не становится. Желудок скручивает от резкой боли. В голове словно что-то взрывается, перед глазами все плывет. К горлу подкатывает тошнота. — Все в порядке? — Филипп бережно касается моей руки, и его кожа кажется ледяной. Побледнев, еще справляюсь со своей речью: — Мне нужно выйти. Неважно себя чувствую. Слизеринец щурится, пытаясь понять, правду ли я говорю. Видимо, поверив, он раздраженно цокает, но все же кивает: — Только не вздумай вернуться к себе. Я буду ждать тебя здесь. Рвано кивнув, вскакиваю и почти бегом двигаюсь к ближайшей уборной. Ноги трясутся и едва слушаются, но я все-таки успеваю захлопнуть дверь кабинки перед тем, как меня выворачивает. Тошнота отступает, и я медленно поднимаюсь с колен, шагая к раковине. Суставы выкручивает, руки сводит судорогой. Дышать кажется невозможно, а голова раскалывается пополам. В горле пересыхает до боли. Включая воду, упираюсь ладонями в белоснежную раковину, осознавая, что все мое тело бьет мелкая дрожь. Мне становится до безумия холодно. Пытаясь согреться, набираю в руки воды, плеская себе на лицо. Какая же я жалкая. Убогая и омерзительная. Становится противно от каждого своего слова и жеста, от каждого прикосновения Филиппа ко мне. Как я могла опуститься до такого? Плечи безвольно горбятся. Трясущимися от отчаянья пальцами вытаскиваю из сумочки сигареты, закуривая. Отложив палочку на раковину, возвращаюсь в свою обреченную позу. Дверь кабинки тихонько скрипит, пропуская ко мне молоденькую ведьму, а я с ужасом узнаю в ней младшую Гринграсс. Девушка натыкается на меня совершенно радостным взглядом и, подходя к раковине, здоровается: — Привет. Тебя там Филипп заждался. Проигнорировав слова слизеринки, стараюсь смотреть сквозь нее, пытаясь справиться с нахлынувшими вдруг эмоциями. Пусть она просто уйдет. Только вот Астория, видимо, серьезно настроена на разговор. — Так здорово, что вы с Филиппом нашли друг друга. А то и мы бы с Драко никогда не смогли сблизиться, — ее счастливое идеально красивое личико вызывает во мне приступ ненависти. Она идиотка? — Сколько тебе лет, Гринграсс, если ты до сих пор так инфантильно мыслишь? — хриплый вопрос дается с трудом. Тело сводит очередной судорогой, и я стискиваю зубы, игнорируя боль. Девушка обиженно поджимает губы: — Достаточно, чтобы понять, что Драко не просто так порвал с тобой. Посмотри на себя — куришь в уборной, прячась от всех, да еще и никаких манер. Жалкая картинка. Да они что, все сговорились сегодня? От злости закладывает уши. Лучше бы ей просто заткнуться. Лучше бы ей закрыть свой красивый ротик и вернуться на праздник. Детское личико подергивается высокомерием. Астория брезгливо вскидывает тонкие светлые брови, морща маленький носик: — Хорошо, что Драко наконец выбрал себе девушку, соответствующую его уровню. Он бы в любом случае выбрал меня, а тебе остается только завистливо смотреть. Я выдыхаю, пытаясь успокоиться. Рука сама тянется к палочке, но пока я сжимаю на древке свои пальцы, щеку разрезает магией. Заклинание наслаивается на старую травму, заставляя меня рвано выдохнуть от боли, а кровь потоком льется на пол, попадая в рот и стекая по подбородку. Ошарашенно смотрю на волшебную палочку в руках слизеринки. Гринграсс и сама выглядит не менее удивленной. Меня захлестывает ненависть. Ревность, вспыхнувшая внутри так внезапно, услужливо подкидывает картины их танцев. Злость застилает глаза. Чокнутая малолетка. Перестав сдерживаться, взмахиваю палочкой, вымещая всю боль. Астория пытается отбиваться, но ее палочка почти сразу ложится в мою ладонь. Девушка вскрикивает, когда на белом платье появляются кровавые разводы. Слизеринка пытается сбежать или хотя бы укрыться за раковиной, но я разбиваю ее, заставляя Гринграсс упасть на пол. Испуганные вопли Астории заполняют все мои мысли, будто перенося в другой мир. Продолжаю яростно размахивать рукой, нанося девушке все больше травм, когда древко вылетает из моих пальцев. Кто-то кидается ко мне, хватая за руки, и я узнаю рядом с собой Квинси и Нотта. Они держат меня, не позволяя двинуться. Перед ревущей Гринграсс на корточки опускается Малфой. Он останавливает кровь почти сразу, и серебристый взгляд обращается ко мне. Драко просто смотрит на меня, не сводя глаз, и вкрадчиво уточняет: — Что здесь произошло? Астория, что ты сделала? Детское личико искривляется в обиженной гримасе, и, наигранно всхлипнув, девушка выдает: — Я ничего не делала, клянусь. Ни слова ей не сказала, а она набросилась… — слова утопают в слепой ярости. Да она даже напала первая. Драко щурится, продолжая смотреть на меня, а я внезапно усмехаюсь, перестав вырываться. Словно ощутив, что я успокоилась, слизеринцы отпускают меня. Горделиво распрямляюсь, пожав плечами: — Конечно, она просто меня раздражала. Серые глаза на мгновение кажутся удивленными, а я шагаю к Малфою, вырывая из его пальцев свою волшебную палочку. Повинуясь мгновенному порыву, наклоняюсь к Гринграсс и выплевываю в обиженное личико: — В следующий раз я просто тебя убью. Найди себе кого-нибудь послабее. Девушка испуганно дергается, а я шагаю в сторону выхода, до самой двери ощущая на себе задумчивый взгляд Драко Малфоя.