Загляни в глаза, но не замерзай в них

Идеальный черный пиджак висел на вешалке в шкафу. Теодор, особо не смотря в зеркало, негнущимися пальцами завязывал бабочку. С первого раза у него ничего не вышло, и теперь парень был крайне раздражен. Время нещадно выходило и подводило к самому важному событию в жизни Филиппа Квинси. Все происходящее медленно и методично сводило Теодора с ума, но все, о чем он мог теперь думать — бесконечная вереница кровоподтеков и порезов на белоснежной коже, крошечная почерневшая от косметики слезинка и легкий невесомый поцелуй на его губах. Он не мог отказать Эве Спенсер ни в чем, даже если это ее убивало. А чертова ведьма прекрасно это понимала и бессовестно пользовалась. Как можно было себя ощущать, если горящий синий взгляд, казавшийся раньше единственным светом в сгущающемся вокруг мраке, потух, не оставив даже тлеющих угольков. Теодор не мог на нее смотреть после той просьбы. Не мог находиться рядом. Не мог даже разговаривать с однокурсницей. Любое движение в сторону слизеринки могло заставить его сорваться — попытаться украсть последнее прощальное прикосновение или вырвать из тонких пальцев проклятый пузырек с ядом. Он смирился с тем, что всю свою жизнь будет считать, что убил Эву Спенсер своими руками и никогда не сможет себе этого простить. Теодор понимал, что теряет единственный свет в мире, грозящемся скоро рухнуть в полную тьму. Дверь бесцеремонно распахнулась, и в комнате появился довольный Забини: — Ты еще не готов? Нам вообще-то уже нужно уходить, — он прямо светился от счастья, словно свадьба была его. Нотт отрицательно мотнул головой и лениво протянул: — Мне еще нужно подарок забрать, — более нелепое оправдание сложно было придумать, но другого у него просто не было. Темные глаза однокурсника хищно сузились, и он шагнул в чужую спальню, чуть склонив голову: — Подарок? Интересно, — Теодор почувствовал на себе внимательный пристальный взгляд и попытался вести себя максимально непринужденно. — Ты же помнишь нашу клятву, Нотт? — в голосе друга прозвучала неприкрытая угроза. Слизеринец даже не глянул в сторону Блейза, только слегка поморщился, продолжая сражаться с бабочкой и, наконец, завязывая ее: — Разумеется, помню, Забини. К чему эти вопросы? Теодор ощущал, что находится в шаге от провала. Сейчас Блейз вытащит палочку и прикончит его, Эва выпьет яд, и они с Квинси умрут в один день. Перспектива явно не из лучших. — Нам нужно выходить, — в спальне появилась голова жениха, и напряжение развеялось, а Теодор впервые в жизни был рад видеть Филиппа. Забини дружелюбно хлопнул однокурсника по плечу, расслабленно протягивая: — Ну и замечательно. Идем, Филипп, наш дорогой друг немного задержится и присоединится к нам чуть позже. Квинси безучастно пожал плечами, и они с Блейзом, кинувшим на однокурсника неоднозначный взгляд, вышли из спальни. Нотт медленно снял с вешалки пиджак, надевая, и накинул сверху мантию, а затем пару раз прошагал по комнате, для надежности выжидая двадцать минут. Как только секундная стрелка оповестила о прошествии этого времени, парень сорвался с места, кидаясь в общую гостиную и проверяя в кармане мантии наличие обеих палочек. Пара первокурсников, вставших в выходной день с утра пораньше, встретила выпускника удивленным взглядом, но Теодору было плевать. Он живо взмахнул палочкой, распечатывая закрытый своими же руками проход, и, не дожидаясь, пока портрет полностью отодвинется вбок, ринулся внутрь, быстро спускаясь по лестнице. Драко Малфой сидел на длинном кожаном диване. Рукава белоснежной форменной рубашки были закатаны по локоть, серебристо-зеленый галстук ослабленной петлей болтался на шее, а мантия валялась рядом на кожаной обивке. Слизеринец был зол, и даже проведенная взаперти ночь не смогла его успокоить. Ярость внутри только разрасталась, и парень не понимал, как мог так нелепо довериться своему однокурснику. Драко казалось, что он упустил нечто важное и время беспощадно утекало. Услышав чьи-то шаги, парень резко обернулся, вскакивая на ноги. Теодора увидеть Малфой точно не ожидал, но тут же сжал кулаки, двигаясь в сторону однокурсника, даже не пытаясь подумать, зачем тот сейчас спустился к нему. Драко уже было кинулся к слизеринцу, когда Нотт, тяжело выдохнув, устало махнул рукой, и Малфой удивленно поймал свою палочку, неосознанно сжимая в пальцах привычное древко, и замер. Теодор бросил на своего старосту тяжелый вымученный взгляд и уточнил: — Что ты знаешь? Драко неопределенно передернул плечами, пытаясь побороть в себе желание все бросить и кинуться на поиски Спенсер: — Я видел, что с ней сделали. И знаю, что Квинси заставил ее порвать со мной, — голос рыкнул на последней фразе. Нотт сглотнул, мотнув головой и пытаясь не думать, при каких обстоятельствах слизеринский красавчик мог увидеть следы заклинаний однокурсников. Этих знаний явно было недостаточно. Теодор прикрыл на мгновенье глаза и протянул: — Свадьба. Традиция после клятвы. Я дал ей яд. Драко подумал, что ему послышалось, но, взглянув на лицо однокурсника, он понял, что это не так: — Что ты сделал? — вкрадчиво переспросил парень, пытаясь понять, что вообще заставило слизеринца совершить этот странный поступок. Теодор чуть покачал головой, выдыхая: — Я не мог ей отказать. Я видел, что с ней происходило, и просто не смог, — волшебник замялся, резко вскинув взгляд на однокурсника. — Церемония скоро начнется, Малфой. Во имя Мерлина, сделай что-нибудь хоть в этот раз, — голос дрогнул и прозвучал слишком звонко. Драко с секунду разглядывал усталое бледное лицо Теодора. Сейчас он действительно походил на человека, отчаявшегося и потерявшего всякую веру в исправление ситуации. Слизеринец почувствовал, как глубокая ненависть и ревность отступают, временно заменяясь необходимостью совместных действий. Девушка, которая родила в них неискоренимую неприязнь, заставила их забыть о ней. Единственное, что сейчас имело значение — Эва Спенсер, и нужно было поторапливаться. Драко коротко кивнул, прямо отвечая на взволнованный взгляд однокурсника, схватил с дивана мантию, и спешно двинулся к Хогсмиду, засовывая палочку в карман. Теодор постоял еще немного, глядя прямо перед собой, а затем надел парадную мантию, деловито одернул воротник и зашагал к камину, через который можно было добраться до места свадьбы. Все-таки он уже достаточно задержался. Вылетая в холодную улицу, Малфой даже не задумывался о том, что вокруг валит снег, а пронизывающий ветер забрасывает ледяные снежинки за ворот не по сезону легкой мантии. Он только шел вперед, игнорируя направленные на него удивленные взгляды и промокающие из-за сугробов ботинки. Слизеринец не видел ничего вокруг, надеясь поскорее добраться до места, откуда можно трансгрессировать, и, покинув территорию Хогсмида, находящуюся под постоянным наблюдением, исчез с громким хлопком. Ему совершенно точно нужна была помощь, и парень прекрасно знал, где ее искать. Времени на страхи и размышления не было, и Драко, оказавшись перед воротами собственного дома, ринулся внутрь, почти сразу попадая в обеденный зал. Но тот оказался пуст. Это было так нелепо, что слизеринец невольно хмыкнул. Он так долго ненавидел свой дом за то, что в нем всегда был Темный Лорд, а теперь, когда Малфою так нужно было его увидеть, волшебник словно испарился. Искать его было бесполезно, но Драко вдруг понял, что нужно делать. Он никогда раньше не использовал эту магию, но несколько раз видел, как это делала безумная тетка. Ни секунды не сомневаясь, Малфой резким движением задрал ткань школьной рубашки, прикладывая кончик волшебной палочки к Черной Метке, шепча заклинание. На мгновенье слизеринцу показалось, что он горит, словно невидимый глазу огонь опустился на него, а затем все прекратилось. Парень подумал, что ничего не вышло и растерянно потер Метку, судорожно пытаясь сообразить, что ему теперь делать. Внезапная сила придавила слизеринца к земле, а резкая боль пронзила сознание, и, не удержавшись, Малфой рухнул на колени, недоверчиво наблюдая за черным сгустком, опускающимся на серый пол. Темный дым заклубился по камню, скрывая высокую фигуру в серой мантии. Парень не мог поверить своим глазам, дыхание сбилось, а ледяной шипящий голос раздался словно в его голове: — Драко, — звук собственного имени казался отвратительным, но парень вынудил себя подняться, натыкаясь на злой красный взгляд. — Что могло заставить тебя потревожить своего господина? — Эве нужна помощь, она… — слова давались с трудом, и Малфой не был в состоянии их подбирать. В конце концов, Спенсер сейчас была в опасности, и какое значение имело то, как он об этом говорил? Только вот Темный Лорд определенно так не считал. Драко снова почувствовал валящую с ног боль, но в этот раз она была послана волшебной палочкой, сжатой в уродливых костлявых пальцах: — Ты забыл, как стоит к ней обращаться, Драко? — голос звучал так вкрадчиво, что слизеринец похолодел. — Что такое ты говоришь? Зачем моей дочери может быть нужна помощь? Парень почувствовал, что снова может дышать, но вставать не рискнул, только поднял на волшебника стойкий взгляд: — Нужно остановить эту свадьбу. Квинси ее обманул, она пережила столько боли и унижений, что… — Драко не успел договорить, когда вспышка Круциатуса снова сложила его пополам. Красный луч уничтожал в голове все посторонние мысль, но одна все же пробивалась среди потока боли — нужно помочь Эве, чего бы это ни стоило. Красные глаза опасно сузились, а мелкие щелочки, заменявшие нос, гневно раздувались: — Как ты смеешь лгать? Моя дочь не могла позволить какому-то неудачнику причинить себе вред, — злое шипение смешивалось с болью. Легкие разрывались, голова словно плавилась. Драко силился сказать что-то, но из груди вырывались только сдавленные выдохи. Нужно было это остановить, но ничего не выходило, пока, в конце концов, боль просто не отступила. Малфой судорожно вдохнул, собираясь выпалить все, что знал, но осекся, заметив на полу возле Темного Лорда огромную змею. В первую секунду слизеринец подумал, что мужчина хочет скормить его своему милому питомцу, но потом понял, что Нагайна издает звуки, похожие на шипение, а волшебник, чуть наклонившись, внимательно ее слушает. Драко успел пожалеть, что не знает Парселтанга, но Темный Лорд распрямился и обратил злой взгляд на парня, рукой велев тому встать. Малфой послушно поднялся на ноги, а волшебник уточнил: — Что ты знаешь? Откуда? Слизеринец уверенно распрямился, пообещав себе честно сказать совершенно все: — Я видел следы на, — он запнулся, но только на мгновение, — на ее теле, маскирующая магия спала, — парню показалось, что сейчас на него снова обрушится красный луч, ведь Темный Лорд наверняка знал, в каких случаях подобные заклинания могли ослабеть, но ничего не произошло. — Я знаю, что она достала яд и собирается его выпить, чтобы убить еще и Квинси. Темный Лорд тяжело дышал. Его красные глаза сверкали холодной яростью, и Драко видел, как ширится и растет ледяной гнев в его темной душе. Мужчина на мгновение прикрыл глаза, словно в чем-то сомневался, а затем обернулся к парню, произнося: — С тобой мы разберемся после, — Драко похолодел, но только стойко кивнул. — А сейчас у тебя появится простое, но самое важное задание из всех, какие были в твоей жизни. Слизеринец выдохнул. По крайней мере, видимо, Темный Лорд ему поверил. *** Я бы сказала, что просыпаюсь в уже знакомой мне комнате в поместье Квинси, но для этого мне нужно было бы заснуть, а это в мою последнюю ночь решительно не выходит. Ближе к утру я убеждаю себя перестать вспоминать прикосновения Драко, его умные понимающие глаза и приятный аромат дорого парфюма с легкими нотками миндаля. К черту это все. Ему будет достаточно узнать, что происходило в моей спальне все это время, чтобы отказаться от меня. Он уже назвал меня шлюхой, и едва ли прогадал с таким обращением. Единственное, что принесет мне облегчение и спокойствие — смерть Филиппа, мучительная и болезненная. За такую картину собственная никчемная жизнь — не такая уж большая цена. Вылезаю из постели, накидывая длинный черный халат с широкими рукавами. Нужно действовать, пока не пришел Элиот. Нежно пробегаюсь пальцами по темному стеклу бутылки, куда предварительно вылила весь пузырек яда, магией закупорив вино. Это совершенно особенная бутылка. Маглы считают, что Шато Марго 1787 года разбил какой-то неуклюжий официант, но, на самом деле, коллекционный напиток перешел в нашу семью, оставленный для особого случая. Думаю, что более подходящего повода для этого вина не найдется — умирать, так с каким-то особым алкоголем, тем более, яд совсем не изменяет вкус. Бережно прячу бутылку под халат и решительно дергаю на себя дверь, выходя в коридор. Надеясь, что меня никто не заметит, быстро слетаю по лестнице вниз, живо находя кухню, и захожу в просторную комнату. Длинные ряды тумб тянутся вдоль стен, что-то шипит, хлопает и булькает. В кухне оказывается безумно жарко, а толпа домовиков хлопочет возле разных блюд, что-то нарезая, варя и запекая. Маленькая головка одного из них оборачивается на звук, и длинные ушки испуганно прижимаются к лицу. Домовик подбегает ко мне: — Мисс, что-то случилось? Какие-то изменения в меню? Я лениво оглядываю сжавшегося эльфа, поджимая губы: — Покажите мне вино для церемонии, — маленький домовик, услужливо пригибаясь, семенит куда-то и через пару минут возвращается, держа в тоненьких ручках бутылку так, словно это ребенок. Хватаюсь за хрупкое горлышко, поворачивая к себе этикетку, и брезгливо морщусь: — Шато Лафит? 1865 год? Да вы издеваетесь? — пытаюсь вложить в свои слова все раздражение, и у меня получается — голос звенит от возмущения. Эльф, теребя край грязной тряпки, в которую он одет, опускает голову, начиная тихонько лепетать извинения, но я отбрасываю бутылку, мысленно молясь, чтобы она разбилась: — Я не собираюсь пить эту дрянь, — голос утопает в обиженном звоне бьющегося стекла. Осколки осыпаются на пол, а красная жидкость разливается, окропляя идеально белые стены. Домовик испуганно сжимается, кидаясь к разбитой бутылке, и причитает: — О нет, мисс, что же Вы наделали? Это было лучшее вино, которое только есть в этом доме. Что же теперь делать? Раздраженно закатываю глаза: — Мерлинова мать, так и знала, что все пойдет ужасно. Хорошо, что в моей семье разумнее относятся к таким вещам, — протягиваю домовику отравленную бутылку и яростно произношу. — Надеюсь, об этом позоре никто не узнает. Эльф прижимает вино к себе, судорожно кивая непропорционально большой головой, а я окидываю его высокомерным взглядом, уходя из кухни. Оказавшись в зале, облегченно выдыхаю, прижавшись спиной к холодной стене. Кажется, у меня все получилось. — Так сильно волнуешься, что бегаешь на кухню? — от незнакомого ломающегося голоса вздрагиваю, молясь, чтобы меня не разоблачили. Перевожу взгляд к источнику звука и наталкиваюсь на парня лет пятнадцати, вальяжно сидящего в кресле. Парадный костюм ему удивительно идет, а густые каштановые волосы аккуратно зачесаны набок. — Ты кто вообще? — стараюсь держать себя в руках, думая, что, если он что-то заподозрил, я всегда успею выхватить палочку и прикончить незнакомого мальчишку. Что меня теперь может сдерживать? Все равно через пару часов окажусь в аду. Парень поднимается на ноги, подходя ко мне, и вытягивает вперед руку, ожидающе глядя на меня: — Адам, — я вкладываю в его пальцы ладонь, удивленно наблюдая, как его губы касаются тыльной стороны. — Не понимаю, как ты согласилась на это. Мой кузен — полнейший придурок, так что очень тебе сочувствую, — карие глаза улыбаются, а я отдергиваю руку: — Ты брат Филиппа? — брезгливо морщусь, хотя, к удивлению, не чувствую к парню отвращения. Адам расстроенно сводит брови: — Я не особо горжусь этим родством, но да, он мой двоюродный брат. Обидно, что ты меня совсем не знаешь, мы ведь учимся на одном факультете. Удивленно моргаю, понимая, что я и не замечала его никогда прежде. — Я не то чтобы лажу со слизеринцами, — пожимаю плечами, а парень усмехается уголками губ: — Ну да, конечно. Ты общаешься только с верхушкой, куда уж тебе смотреть на тех, кто попроще? Раздраженно повожу плечами, вопросительно вскидывая брови: — О чем это ты? Адам скользит по мне понимающим взглядом и предлагает присесть, но я отрицательно мотаю головой: — Малфой, Нотт, Забини, я думал, ты окружаешь себя только самыми популярными представителями нашего факультета. Как вообще неудачник Фил смог туда попасть, да еще так, что все защищали его от Малфоя? — парень издает смешок, дополняя с явным наслаждением. — Но ему все равно неплохо перепало. В горле пересыхает, а голос садится, и я отзываюсь чересчур грубо: — Что ты несешь вообще? Волшебник смотрит на меня удивленно, на его лице проскальзывает непонимание: — Тебе что, никто не рассказал? Малфой вчера напал на моего любимого кузена. Я не очень понял, в чем там проблема, но твое имя точно прозвучало. По спине расползаются холодные мурашки, и я невольно тянусь за сигаретой, но понимаю, что оставила пачку в комнате: — И чем все закончилось? — воздух царапает горло, словно я не пила, по меньшей мере, трое суток. Адам обводит зал быстрым взглядом, будто собирается сообщить мне страшную тайну и кто-то может подслушать: — Нотт его обезоружил. Вроде, Малфоя заперли в комнате, — он недовольно вскидывает брови, заговорщицки проговаривая. — Честно говоря, я думал, Малфой посильнее Теодора, но, с другой стороны, он ударил в спину, так что тут сложно говорить. Да и даже у Малфоя не было шансов против десятерых. Невидящим взглядом впиваюсь в матовую черную бабочку слизеринца. Меня немного шатает назад, и парень перехватывает мою руку, заботливо уточняя: — Эва, все в порядке? Может, воды? Отрицательно мотаю головой, пытаясь отогнать дурные предчувствия: — А где Нотт? — вопрос выходит хриплым и потерянным. Адам пожимает плечами: — Понятия не имею. Должен был прийти с Филиппом и Блейзом, но я его еще не видел. Мерлин, пусть он не решит испортить весь мой план. Только этого еще не хватало. Он ведь не сможет так подло со мной поступить. — Знаешь, мне пора, — сбрасываю мужские пальцы со своего запястья и дергаюсь к широкой лестнице, но уже на первых ступенях меня догоняет мягкий голос: — Эва, — оборачиваюсь, бросая на парня взгляд через плечо. — Если придурок-кузен решит тебя обижать, скажи мне. Не смотри, что я младше, я гораздо сообразительный и вообще… — Спасибо, — прерываю парня, выдавливая из себя улыбку, и кидаюсь в свою комнату. Первым делом хватаю сигарету, закуривая. Голова идет кругом, и мне становится действительно страшно — вдруг эти идиоты умудрятся все испортить. Нотт ни за что не поступит так. Это слишком жестоко. Перевожу сбившееся дыхание и вдруг дергаюсь, увидев на изумрудном ковре гигантскую змею. Она поднимает голову, касаясь меня невероятно разумным взглядом, и устрашающе высовывает язык, шипя: — Дитя, ты напугана? Что-то произошло? — Мерлинова мать, я понимаю змеиный! Судорожно мотаю головой, инстинктивно пятясь назад. Как же вовремя я узнаю о своих скрытых талантах. Нагайна приближается, вынуждая меня рухнуть в попавшееся по пути кресло: — Не бойся, дитя. Я здесь, чтобы поддержать тебя. Ты можешь мне довериться. Можешь рассказать мне все, об этом все равно никто никогда не узнает. Не могу больше держать себя в руках. Горло внезапно сдавливают слезы, обжигающие щеки, и я совсем не по-слизерински шмыгаю носом, не прекращая мотать головой: — Я не могу. Просто не могу-у, — последняя гласная тянется в глухом реве. Удивительно умные маленькие глаза, напоминающие черные бусинки, проницательно касаются моего лица: — Ты поклялась кому-то, дитя? — я нервно киваю. На мгновение мне кажется, что она видит меня насквозь. — Повтори мне свою клятву, — шипящие звуки действуют на меня успокаивающе. Вспоминая свой Обет, глупо протягиваю, не находя в себе сил успокоить дрожащую нижнюю губу: — Ни один человек не узнает из моих уст семейных тайн, — запинаюсь, вытирая предплечьем лицо, размазывая слезы и сопли. Нагайна чуть мотает плоской чешуйчатой головой: — Но я и не человек, дитя. Говори. Клянусь, никто больше не узнает о твоей боли, — матовые бусинки-глаза смотрят на меня так доверительно, что я не выдерживаю. Меня словно прорывает: — Квинси, он, — я вся трясусь, впадая в истерику. — Заставлял меня пить Амортенцию, и, — онемевшей рукой провожу вдоль своего тела, снимая маскирующие заклинания. — И вот. Он делал со мной столько мерзких вещей, — зажмуриваюсь, глотая слезы. Руки касается что-то влажное и чешуйчатое, и я обнаруживаю на своих коленях змеиную голову. Нагайна носом толкается в мою ладонь совершенно по-собачьи, я даже не думала, что змеи могут так делать. Размеренное шипение останавливает шквал вырвавшихся наружу эмоций: — Не плачь, дитя. Ты никогда не должна плакать. Все будет хорошо, верь мне, — мы сидим так с пару минут, и я действительно чувствую успокаивающее опустошение. Это очень странно, но я определенно ощущаю себя куда лучше. Не о чем переживать. Не о чем жалеть. Все уже давно решено, и ничто не принесет мне такого удовольствия, как месть. — Мисс Спенсер, — дверь открывается, и я вижу Элиота, стоящего рядом с ярко накрашенной ведьмой, чьи огненно-красные волосы собраны в крупную конструкцию на макушке. — Где Вы были? — мужчина замечает змею и замолкает, а Нагайна спокойно выползает за дверь, кинув мне только напоследок ободряющий взгляд. Придаю своему голосу максимальное безразличие и пожимаю плечами: — Захотелось прогуляться. Элиот удивленно вскидывает брови, но только выдвигает мне стул и предлагает в него сесть: — Вам пора собираться. Послушно опускаюсь на мягкое сиденье, быстро объясняя ведьме, что мне нужно, и принимаю из рук Элиота бокал с виски. Пока вокруг меня порхают кисточки, помады, расчески и карандаши, безразлично пялюсь в стену, пытаясь успокоиться и убедить себя в том, что все пойдет по плану. В конце концов, что эти двое могут сделать? Ворваться и остановить свадьбу? Не выйдет — я все-таки дала Обет. Убить Филиппа? Тоже не вариант. А больше-то и мыслей никаких нет, иначе бы я обязательно это предусмотрела. Ведьма заканчивает с прической и макияжем, а я, не смотря в зеркало, оборачиваюсь к Элиоту. — Я хочу дать тебе одну вещь, — волшебник непонимающе смотрит на меня. Дождавшись, пока мы останемся вдвоем, вытаскиваю из сумки плотный конверт и протягиваю его дворецкому: — Вот. Только откроешь после свадьбы. Элиот принимает бумагу, но тут же уточняет: — Что это, мисс? Раздраженно вытаскиваю сигарету из пачки, задумчиво закуривая: — Узнаешь потом. У меня не осталось никого из семьи, и вся вереница фамильных особняков и счета в Гринготтсе не должны просто так исчезнуть. Элиот посвятил все свое время мне, и он заслуживает достойной жизни, когда его служба закончится. Я, конечно, написала еще длинное письмо с благодарностями и извинениями, но не думаю, что эти слова смогут загладить мою вину перед Элиотом. Уверена, он справится, но, как бы эгоистично это не звучало, хочу верить, что ему будет нелегко это переносить. Элиот вытаскивает из пустующего шкафа праздничный наряд, помогая мне переодеться, и подводит меня к зеркалу. Длинное платье в пол на кринолине с ворохом пышных юбок оказывается идеально белым. Книзу подол расшит мелкими переливающимися узорами. Тугой матовый корсет переходит в глубокий вырез на груди, покрытый тонким кружевом. Летящие рукава не прикрывают плечи, но спадают с них, начинаясь чуть ниже. Невесомая фата блестит и переливается, тянется за мной еще на пару шагов, а спереди летящая ткань покрывает лицо до подбородка. Волосы, чуть заколотые наверху, падаю по плечам крупными локонами. Элиот протягивает мне миниатюрный аккуратный букет из белых роз и уточняет: — Не слишком ярко, мисс? Я отрицательно мотаю головой, с радостью рассматривая густо накрашенные черным глаза и темно-красные губы: — Кое-чего не хватает, — говорю, скорее, для себя же, и, вытащив палочку, легким движением окрашиваю всю ткань в черный. Так гораздо лучше. В конце концов, кто мне запретит? Элиот собирается было что-то спросить, но, заметив мой предостерегающий взгляд, только улыбается: — Вы чудесно выглядите, мисс, — благодарно киваю, и мы сидим недолго в тишине, а мужчина заявляет. — Вам пора. Поджимаю губы, поднимаясь на ноги, но не сдерживаюсь и кидаюсь к мужчине на шею, силясь не зарыдать и сжимая его в крепких объятиях. Элиот легко поглаживает меня по голове и улыбается так по-доброму и понимающе, что в груди что-то болезненно сжимается, отрываясь и проваливаясь. Все. Я отпускаю дворецкого и выхожу в коридор. Мне нужно только спуститься вниз и выйти на улицу, а там уже все станет проще. Растягиваю свое путешествие к двери, ведущей на задний двор, как могу, но вот она уже оказывается передо мной. Резко оборачиваюсь к дворецкому, рвано выдыхая: — Элиот, — голос дергается и хрустит. Карие глаза улыбаются мне. — Просто хочу, чтобы ты знал, как сильно мне дорог, — заключаю волшебника в объятия снова и, невидящим жестом смахнув все-таки скатившуюся слезу, дергаю на себя дверь, пока Элиот не успел ничего спросить. Шагаю вперед, думая, что попаду на заснеженную улицу, но оказываюсь в просторном, расширенном магией шатре. Прямо по моему направлению виднеется прямоугольная арка из белоснежных роз, как в моем букете. Там стоит Филипп в праздничной черной мантии, а из кармашка на его груди радостно торчит бутон. Рядом с ним — старик в бежевой мантии с книгой в руках. По обе стороны от моей дорожки длятся бесконечные ряды стульев, заполненные гостями. Все вокруг заставлено цветами и летящими лентами. Так и думала, что все будет выглядеть ужасно. Громкая медленная музыка доносится со стороны небольшого оркестра за аркой, все синхронно оборачиваются ко мне, и мою голову заполняют удивленные и шокированные вздохи. Да, они наверняка не ожидали увидеть невесту в черном. Только вот это еще не самое страшное, что им предстоит наблюдать. Наслаждаясь всеобщей реакцией, шагаю вперед, пытаясь не наступить каблуками на подол или тянущуюся фату, когда кто-то резко подхватывает меня под локоть. На мгновение я пугаюсь, что папуля решил проводить меня к алтарю, но вижу только красивое лицо Теодора. Собираюсь уже уточнить у него, какого гиппогрифа он творит, но слизеринец шагает вместе со мной вперед, тихо шепча: — Во имя Мерлина, Спенсер, остановись, пока не поздно, умоляю, — на его лице не проскальзывает ни одной эмоции, но я слышу сквозящую в каждом слове боль. — Я уведу тебя отсюда прямо сейчас, только скажи. Я не собираюсь отвечать. Конечно, я очень ценю его отчаянный жест, но только ищу среди гостей платиновую макушку, но никак не могу обнаружить Драко. Мерлин, пожалуйста, просто увидеть его в последний раз и до самого конца смотреть в серые глаза. — Я отведу тебя к Малфою, если хочешь, — совсем отчаявшись, выдыхает Нотт, словно прочитав мои мысли. Его здесь нет. Отлично. Ну и к черту. Уже через минуту оказываюсь совсем рядом с Квинси, окидывая его презрительным взглядом. Нотт оставляет меня, напоследок слишком сильно сжав мой локоть, но я этого не замечаю. Филипп протягивает ко мне руки, откидывая с лица черную ткань, а я не могу прекратить представлять, как его лицо искажает проникающий в кровоток яд, и так увлекаюсь, что пропускаю всю речь старого волшебника. Слизеринец прочищает горло и начинает говорить эту идиотскую семейную клятву, рассказывающую всем гостям прекрасную и чистую историю любви: — Когда я впервые увидел Эву, то не мог глаз от нее отвести — такая удивительно красивая и необычная, — теряю интерес к этому несвязному бреду, выискивая глазами хотя бы Теодора. Парень сидит в первом ряду, и я не могу вынести его убитый взгляд. Замечаю семью Квинси, какую-то женщину и Адама, Забини с его матерью, своих однокурсников, каких-то незнакомых людей. — Эва, — ощущаю на себе требовательный взгляд дорогого женишка. Кажется, пришло время для моей истории. Ну хорошо. Сжимаю в руках написанную заботливой Беллатрисой клятву и, вздернув брови, показательно откидываю ее на землю. Картонка медленно опускается на цветы под нашими ногами, а я искривляю губы в самой презрительной своей усмешке: — Когда я увидела впервые Филиппа, то даже не заметила его, а, узнав получше, думала только о том, как он будет гореть в аду. Все вокруг замирают. Я перевожу торжествующий взгляд на гостей, выцепив в толпе усмехнувшегося Адама и обреченно смежившего веки Теодора. А что они мне сделают? Тишину разрезает мелкий неприятный смех Филиппа: — Обожаю твое чувство юмора, — среди гостей раздаются одинокие смешки, а затем стройный вежливый смех. Чувство юмора? О, нет, дорогой, мы действительно отправимся вместе в ад через пару минут. Ощущаю, как внутри разливается спокойное умиротворение и смирение. Я прикладываю палочку к поданному стариком свитку, а затем волшебник произносит: — А теперь закрепите свой чистокровный союз, и после можете поцеловать невесту. Он протягивает поднос, на котором высятся два идеально прозрачных бокала, внутри которых плещется коллекционное вино. И яд. Вцепляюсь ликующим взглядом в лицо Квинси, потянувшись за бокалом. Хрусталь отдается в пальцах прохладой. Филипп смотрит на меня и кивает, и я касаюсь губами бокала. Никакой пролетающей перед глазами жизни — только серый взгляд и болезненное удовлетворение. Все закончится прямо сейчас, и я последний раз вдыхаю полной грудью, отпуская все, что могло бы изменить мое решение. Кто-то вскрикивает. Что-то разбивается, рушится, огромная высокая ваза с цветами валится на землю, а длинная белая лента рвется, опускаясь с потолка. Бокал в моих руках разбивается с оглушающим звоном. Осколки впиваются в кожу рук, лица и плеч, а вино разливается по подбородку, капая на корсет. Квинси замирает. Меня хватают за плечи, утягивая в сторону, а я оборачиваюсь, напарываясь на яростный серый взгляд. Начинаю вырываться, истерично крича, но Малфой держит меня слишком крепко. Нет. Нет, Мерлин меня дери, это нечестно! Вокруг разворачивается настоящий хаос — стулья переворачиваются, гости испуганно кричат и трансгрессируют прямо из шатра, и я перевожу взгляд на дорожку, по которой шла всего несколько минут назад, замирая. Темный Лорд выглядит абсолютно спокойным, но в красных глазах мечется опасная злость. Они что, появились здесь вместе? Из груди вырывается совершенно неестественный нервный смешок, и я с силой наступаю каблуком на ногу Драко, надеясь кинуться за палочкой, но парень даже не дергается. — Ненавижу тебя. Ты все испортил, — из меня вырывается отчаянное шипение, только вот Малфой еще сильнее сжимает пальцы на моей коже, ничего не отвечая. Звуки затихают, обычных гостей нет. В шатре остаются только Пожиратели, склонившиеся в глубоком поклоне. Никто не смеет даже глаз поднять, а Филипп так и замирает с бокалом, ничего не понимая. Да что тут говорить? Я сама не понимаю, чувствую только, что мой план провалился, и от этого по телу распространяется тихая ярость. Темный Лорд медленно шагает ко мне, а я только невидящим взглядом утыкаюсь в развевающиеся полы серой мантии, понимая, что за волшебником ползет огромная змея, слегка задевая ровные ряды стульев. Оказавшись рядом, мужчина невесомым жестом касается моих волос, и ледяной голос разносится по шатру: — Эва, не волнуйся, — не знаю, как я могу не волноваться, если все летит к Мерлиновой бабушке. Темный Лорд оборачивается к гостям и медленно проходится между первыми рядами, а затем я замечаю только взметающуюся палочку и зеленый луч, валящий с ног мистера Квинси. У меня закладывает уши. Филипп отшатывается, но берет себя в руки, а его мать бесцельно визжит, кидаясь к телу мужчины с открытыми карими глазами. Только вот в следующую секунду миссис Квинси падает рядом с мужем, на лице застывает гримаса ужаса. Филипп боится двинуться, и я с садистским наслаждением наблюдаю, как зеленый луч касается миловидной женщины, сидевшей рядом с семейством Квинси. Перевожу взгляд на следующего человека и замираю. Адам стоит, выпрямив спину, но я вижу, как подрагивают его ноги, хотя подбородок гордо вздернут, а карие глаза бесстрашно смотрят вперед. Палочка Темного Лорда снова поднимается, а я начинаю еще сильнее вырываться из смертельной хватки Малфоя, дергаясь вперед: — Нет! — вскрик раздается в идеальной тишине, и я вырываюсь вперед, наконец-то выскальзывая из рук слизеринца. Мужчина оборачивается ко мне, и жуткие красные глаза сужаются до крошечных щелочек, но он все же опускает палочку: — Нет? Это его семья, разве ты не хотела бы чего-то подобного? — ледяной шипящий голос пробирает до костей, и я не дохожу до волшебника совсем немного, остановившись возле свернувшейся Нагайны. — Он не такой, как они. Адам хотел мне помочь, — смотрю только на Темного Лорда, но отчетливо чувствую на себе твердый взгляд парня. Какое мне вообще до него дело? Я пытаюсь спасти жизнь почти незнакомого мне человека из-за случайного пятиминутного разговора? Пусть умрет, если отец так хочет. Уже смиряюсь, не планируя говорить больше ни слова, безразлично опуская голову, когда Темный Лорд шагает ко мне: — Хорошо, — он требовательно берет мою руку и взмахивает палочкой, не объясняя, что делает. Ничего не чувствую и даже не могу разобрать слов заклинания, но в это время змеиная голова поднимается, и в мое лицо впивается черный взгляд: — Я ведь обещала, что все будет хорошо, дитя, — ее тихое шипение звучит совсем близко, и я опускаюсь на корточки, судорожно выдыхая. Золотистые нити тянутся от моей руки к чешуйчатому телу Нагайны, а я прикрываю рот ладонью, чтобы не издать удивленного возгласа. Такие нити связывали мою руку и руку Квинси, когда мы давали Обет. Но это невозможно. Нагайна ведь — просто змея, даже не человек, а единственная невероятная сказка об Обете, больше похожая на красивую легенду, говорит о том, что ответственность за клятву можно перенести только на близкого кровного родственника. Да и ни у кого за всю историю это не получалось. Змея не может быть моим кровным родственником, Мерлин, о чем я вообще думаю? Золотистая нить отрывается от моей руки, исчезая где-то в области свернутого кольцами чешуйчатого тела, а я отшатываюсь в сторону, не в силах отвести взгляд от матовых черных глаз. — Эва, — мне даже кажется, что голос Темного Лорда смягчается. — Ты хотела, чтобы мистер Квинси это выпил? Оборачиваюсь, замечая бокал в руках слизеринца, и, ни секунды не сомневаясь, киваю. Только какой в этом смысл? — Пей, — Темный Лорд, не мигая, смотрит на Квинси, а я чувствую на своем плече руку Малфоя. Ну теперь-то зачем меня держать? Боится, что я не выдержу и выпью яд вместо своего дорогого женишка? — Но ведь, — начинаю было напоминать о договоре, но мужчина приподнимает ладонь, заставляя меня замолкнуть. — Тебе не о чем беспокоиться, — красный взгляд касается меня легко, словно невзначай, а затем обращается к Филиппу. — Пей. Карие глаза наполняются ужасом. У слизеринца трясутся руки, и он судорожно мотает головой из стороны в сторону, трусливо озираясь. Ждет помощи от своих друзей? Да разве кто-то теперь сможет ему помочь? Темный Лорд поднимает было палочку, явно намереваясь заставить парня выпить яд, но я скидываю со своего плеча ладонь Драко и шагаю к побелевшему Филиппу, не смеющему издать ни звука. Мне не о чем беспокоиться? Хорошо. Впиваюсь взглядом в ненавистное до тошноты лицо и пальцами касаюсь руки парня, держащей прозрачный бокал. Он не посмеет и шевельнуться теперь, так что мне действительно не о чем беспокоиться. Прикладываю немало усилий, чтобы сдвинуть руку парня с места — он сопротивляется, словно застыв. Когда его пальцы, сжимающие бокал, оказываются на уровне тонких побелевших губ, расплываюсь в жутковатой улыбке, шипя: — Выпей, милый. Ты же знаешь, что у тебя нет выбора, — смакую каждое слово, вспоминая, сколько раз слышала эту фразу сама. Филипп судорожно мотает головой, будто у него начался приступ, но я толкаю бокал к его рту, силой вливая вино в разомкнутые губы. Парень глотает жидкость в идеальной тишине, а я, придвигаясь ближе, почти вплотную, уточняю: — Как тебе вкус? Прекрасное вино, правда? Квинси не отвечает, только смотрит на меня так жалостливо и испуганно, что, будь это кто-то другой, я бы непременно его пожалела. С минуту совершенно ничего не происходит, а все вокруг бояться даже шелохнуться. Я склоняю голову набок, внимательно скользя взглядом по бледному лицу, и замечаю алую струйку, стекающую из носа. Капля падает под ноги в такой тишине, что я отчетливо слышу этот звук. Слизеринец вздергивает к лицу руку, протирая нос, оставляя на пальцах кровавый след, и смотрит на заляпанные подушечки потерянным взглядом. Капли начинают стекать быстрее, превращаясь в один сплошной поток, а я с наслаждением отмечаю, что белок карих глаз краснеет, и через мгновение с нижних век падает кровавая капля. Парень испуганно хватается за лицо, пытаясь унять боль, а я не двигаюсь, даже не пытаясь отшатнуться. Белые туфли окрашиваются в алый, а дорожка из цветов под ногами превращается в кровавую лужу. Накрахмаленная рубашка слизеринца мокнет, алея. Филипп заходится хриплым кашлем, не прикрывая рот руками, и кровь из его рта брызгает на мои открытые плечи и шею. Парень бессмысленно пытается вдохнуть и тянет ко мне руки, заваливаясь вперед, пачкая мою кожу, но я не делаю совершенно ничего, наблюдая за тем, как длинные измазанные пальцы разжимаются, выпуская меня, и Квинси падает вниз. Шагаю в вязкую алую лужу, носиком туфли переворачивая парня, со счастливым наслаждением разглядывая окровавленное лицо, искаженное гримасой боли и ужаса. Наверное, я бы стояла так целую вечность, упиваясь этим зрелищем и повторяя про себя, что не знаю вида лучше, если бы не громкий хлопок за моей спиной. Резко обернувшись, непонимающе наблюдаю за тем, как огромное чешуйчатое тело змеи охватывает черное пламя, и успеваю уцепиться взглядом только за крошечные темные глаза, а затем по сгустившемуся воздуху разлетаются крупные хлопья пепла. И что это было? Перевожу взгляд на отца, и на мгновение мне кажется, что он испытывает невероятную боль, словно сам умирает, но ледяной голос развеивает все мои предположения: — Беллатриса, — одно имя вызывает россыпь мурашек по коже. Ведьма поднимается со своего места и падает на колени перед Темным Лордом, хрипло воя: — Повелитель, умоляю, я могу объясниться, — взмах палочки в костлявых пальцах заставляет Пожирательницу замолчать. — Мне не нужны твои объяснения, — волшебник смотрит на Лестрейндж, и взгляд его такой холодный и презрительный, что даже я невольно ежусь, а ведьма сжимается в черный неопрятный комок. — Ты предала меня, Беллатриса. Я разочарован. Кажется, она всхлипывает. Мелкие неухоженные кудри подрагивают: — Повелитель, — женщина тянет к нему руки, но Темный Лорд прерывает ее речь ленивым движением кисти: — Я никогда впредь не должен тебя видеть. Нигде рядом, — он отворачивается, шагая ко мне, но ведьма отчаянно вскрикивает: — Умоляю, пожалуйста… Мужчина даже не оборачивается к ней, только приказывает куда-то в пустоту: — Долохов, уведи ее. Вижу, как с одного из рядом поднимается темная фигура, направляющаяся в сторону отползающей назад и упирающейся Лестрейндж. Передо мной требовательно протягивается белая рука, накрытая серым рукавом, и я поднимаю взгляд на страшное лицо волшебника. Не задавая вопросов, вкладываю свою ладонь в костлявые пальцы, и меня тут же утягивает в потом красок трансгрессии. Приземлиться нормально не удается — нечто толкает меня на кучу мягких подушек. Раскрыв глаза и сфокусировав зрение, понимаю, что я в поместье, где была совсем недавно, в старой комнате матери. Темный Лорд знает это место? Он может сюда попасть? Хотя чего вообще он не может? Поднимаю глаза, не рискуя вставать с широкой кровати, и тут же виновато опускаю голову, вжимая шею в плечи. Красный взгляд волшебника пропитан холодной яростью, и его голос вынуждает меня вжаться в подушки: — Как подобное пришло в твою прекрасную голову? — он шипит, в секунду оказываясь рядом и заставляя смотреть в бледное лицо. — Нужно было просто хорошенько намекнуть. Мне нечего сказать. У меня нет оправдания. Пусть называет мое решение, как угодно, но я не видела другого выхода. Да и до сих пор считаю, что мой план был куда лучше, ведь, несмотря на все, что недавно случилось, я все еще продолжаю чувствовать боль. — Эва, — длинные пальцы впиваются в мою кожу, а ногти слегка оцарапывают кожу. — Я хочу увидеть, что с тобой случилось. Безразлично пожимаю плечами, стирая палочкой маскирующую магию. Чувствую себя экспонатом в музее. Взгляд волшебника меняется, и я вижу в глазах затмевающую все вокруг ярость и ненависть, но он сдерживается. Только бережно касается своей палочкой длинного рваного пореза на моей руке, который тут же затягивается, не оставляя даже крошечного шрама. Я резко дергаюсь, прижимая к груди запястье: — Нет, пожалуйста, — встречаю удивленный взгляд мужчины и чувствую, как глаза наполняются слезами. — Хочу, чтобы они сами затянулись. Темный Лорд задумчиво оглядывает меня и холодным движением утирает скатывающуюся слезу: — Ты должна знать. Никто не может тебя обидеть. Я никому не позволю так обращаться со своей кровью. Непонимающе замираю, приоткрыв рот в нелепом изумлении. На дне красных глаз плещется что-то совсем необычное и невероятное для темного мага. Мне никто никогда не говорил таких слов. Ни Кэти, ни дядя, а других родственников я и вовсе не помню. И этот человек, утративший все хорошее, лишивший жизни десятки людей, кажется мне сейчас единственным близким во всем чертовом мире. Тем, кто может меня защитить. Тем, кто хочет мне помочь. Отцом. Сдавленно всхлипнув, вдруг подаюсь вперед и утыкаюсь носом в грудь волшебника, путая руки в широкой мантии. Ледяные пальцы опускаются на мои волосы, а затем на спину, прижимая к себе. И я не чувствую привычного мертвенного холода, словно его кто-то отгоняет. Почти успокоившись, поднимаю взгляд на волшебника и уточняю срывающимся голосом: — Что случилось с Нагайной? — я знаю, почему она исчезла, но хочу понять, как. Мужчина поджимает губы и коротко отвечает: — Она переняла твои обязательства. Поглядывая на бледное страшное лицо, сейчас не кажущееся мне таким уж отвратительным, и чуть покачиваю головой: — Не может быть. Она — змея. Не человек даже, уж тем более, не родственник. Да и эта магия — просто красивая легенда. — Нагайна — не совсем обычная змея, — уклончиво отзывается волшебник, поднимаясь на ноги и двигаясь к двери. — Твой дворецкий скоро вернется к тебе, чтобы помочь привести себя в порядок, — он обводит меня красноречивым взглядом, а я вспоминаю, что все еще заляпана чужой кровью. — Мы еще сможем поговорить, а пока отдыхай. Темный Лорд кивает и исчезает, оставляя меня одну. Я спросила что-то не то? Он явно не хочет объяснять мне, что произошло. Устало откидываюсь на кровать, игнорируя пышную юбку и бесцельно пялясь в потолок. Воспоминания начинают душить, и я не понимаю, что делать дальше. У меня нет совершенно никаких идей. Опустив взгляд, натыкаюсь на кровавые разводы на своих руках, чувствуя, как по телу снова разливается удовлетворение. Это занятие кажется мне бесконечно увлекательным. Двери распахивается с громким стуком, и в комнату врывается Элиот. Мужчину не узнать — никакой привычной сдержанности или чего-то подобного. Глаза волшебника горят возмущением, и он кидается ко мне, замерев возле кровати и уставившись на меня: — Мисс Спенсер, Вы… — его голос дрожит, а дыхание сбивается. — Это просто немыслимо, как Вы… Сердце болезненно сжимается при виде раздавленного мага. Я собиралась причинить ему такую боль, эгоистично упиваясь собственной свободой от жизненных реалий. — Прости, Элиот, — заставляю себя смотреть прямо в глаза человеку, который значит для меня так много. Вина сгущается, ложась на мои плечи тяжелым осадком. Я иступлено покачиваю головой, пытаясь понять, как теперь все это расхлебывать. Дворецкий резким движением вырывает из внутреннего кармана пиджака вскрытый конверт, поочередно вытаскивая из него документы, только вот я не замечаю среди них своего письма. Элиот взмахивает палочкой, а бумаги вспыхивают, оставляя на пушистом ковре горку серого пепла. Я не могу ему сказать что-то еще. Просто не могу подобрать слова. Карие глаза, полные боли и немого сожаления, обращаются ко мне, и уже через мгновение мужчина опускается на кровать, порывисто прижимая меня к себе так, что становится трудно дышать: — Мисс, никогда впредь не смейте вытворять такое, — его голос ломается и хрустит, а я утыкаюсь носом в темные, чуть кудрявые мужские волосы, спадающие до плеч, отчего-то улыбаясь. Волшебник отстраняется, внимательно разглядывая меня, и я вижу, как сильно мрачнеет его взгляд: — Простите, мисс. Как я мог так недосмотреть? Как я мог не заметить? — поток его эмоций захлестывает и меня. Закусываю губу, сдерживая в очередной раз подкатывающие слезы, и сдавленно выдыхаю: — Ты не виноват, Элиот. Кто угодно, только не ты. Дворецкий протягивает руки к моей ладони, до боли сжимая пальцы. И этот легкий жест передает больше любых слов. *** Нестройные громкие хлопки трансгрессии оповещали о том, что Пожиратели покидали шатер после неожиданной встречи со своим повелителем. Мало кто понимал, что произошло, но не было смысла задаваться подобными вопросами — если Темный Лорд решил уничтожить чью-то семью, стоило только радоваться, что это не коснулось лично тебя. Драко стоял возле свадебной арки, не понимая, что ему теперь делать. Эва исчезла вместе с Темным Лордом, и где ее искать — неясно. Злость, прежде вытесненная страхом за жизнь Спенсер, захлестывала, навалившись внезапно. Он злился на всех — на себя из-за того, что не заметил раньше, что происходило со слизеринкой, на Нотта за то, что тот дал девушке яд, на Квинси и Забини, на Темного Лорда и каждого, кто сидел на этой свадьбе и смотрел, как ведьма чуть не отпила из бокала отравленное вино. Парень не мог оторвать взгляда от тела однокурсника. Безусловно, они все и раньше видели смерть так близко и явно, но это был первый раз, когда она коснулась именно Малфоя. Он ведь знал Филиппа с первого курса, они все вчетвером провели немало времени вместе, а теперь он был всего лишь окровавленным телом, валяющимся чуть подальше свадебной арки. Рано или поздно нечто подобное произойдет с каждым из них, и это открытие на пару минут ошарашило Драко. Хотя, впрочем, он не испытывал ни капли жалости к Филиппу, так что размышлять здесь было не о чем, и Драко повернулся к стройным рядам стульев. Гостей действительно почти не осталось, и слизеринец заметил младшего брата Филиппа. Адам сидел, так и не сдвинувшись с места, возле своих мертвых родственников, задумчивым взглядом блуждая по шатру и рассматривая разрушенные декорации. Сложно было понять, о чем он думает, и Малфой зачем-то хотел было подойти к нему, когда на его плечо легла тонкая женская рука: — Драко, дорогой, ты в порядке? Мерлин, он совсем забыл о том, что родители тоже были на этой чертовой свадьбе. Резко обернувшись, он обнаружил испуганную побледневшую Нарциссу и явно ничего не понимающего отца, и сухо кивнул. На матери лица не было, и Драко внезапно стало стыдно, что он заставил ее так волноваться. — Что произошло? — будничным голосом уточнил Люциус, награждая сына требовательным взглядом. Малфой раздраженно мотнул головой, оставляя вопрос отца без ответа, и обратился к Нарциссе: — Уходите отсюда. Миссис Малфой взволнованно коснулась ладонью щеки сына, заботливо предлагая: — Уйдем вместе, Драко. Слизеринец отрицательно покачал головой: — Нет, я не могу. Идите домой. Сейчас, — добавил он с нажимом, надеясь, что мать прислушается к его словам. Нарцисса все прекрасно понимала. Она видела взгляд сына, когда он только появился в шатре, сразу же вскидывая палочку. Видела, как крепко он вцепился в тонкие женские плечи, не выпуская девушку ни на мгновенье. Видела, каким сейчас он был потерянным, и точно знала, как сильно слизеринец хотел увидеть Эву Спенсер и убедиться, что она в порядке. То, что ее сын чувствовал, было не исправить, и бороться с этим не было никакого смысла. Если он выбрал главным человеком своей жизни эту девушку, Нарцисса не могла противиться, но должна была это принять и поддержать сына. — Как ты смеешь так разговаривать с матерью, — шипящий голос Люциуса вывел женщину из раздумий, и она взяла мужа под руку, трансгрессируя, напоследок кинув на сына ободряющий взгляд. Теодор стоял прямо рядом с Филиппом, на том же самом месте, где минут двадцать назад стояла Эва. Он смотрел на жуткую гримасу, сковавшую залитое кровью лицо, и не мог нормально вдохнуть. Он чуть не сделал то же самое с Эвой. Воспаленное и измученное сознание рисовало отчетливые картины, и парень так реалистично видел, как пронзающий до боли синий взгляд скрывается в потоке крови, фарфоровая кожа покрывается алыми разводами и девушка точно так же падает в лужу собственной крови, утыкаясь лицом в цветы. Руки парня дрожали. Как бы он смог жить дальше, если бы это действительно произошло? Почему он не забрал ее отсюда силой? Почему ни в чем не мог отказать этой девушке и чуть не обрек ее на такую страшную смерть? Нотт не мог перестать смотреть на эту кровавую лужу под ногами, не мог заставить себя успокоиться. Он не знал, где сейчас Эва и что с ней, но отчаянно хотел увидеть ее, извиниться, случайно коснуться изящных тонких пальчиков и сказать все, что чувствует, глядя в синие глаза. Хотел помочь ей перешагнуть через пройденный ад и доказать, что она сможет двигаться дальше. — Отличная работа, Нотт, — насмешливый голос Забини вынудил парня резко обернуться. — Угробил нашего друга. Нехорошо как-то, — на губах слизеринца играла совершенно безумная ухмылка. Теодор распрямился, мысленно готовясь отразить атаку: — Отвали, Забини. Все кончено. Блейз возмущенно вздернул густые черные брови и протянул, неопределенно передернув головой: — Ты с ней хотя бы спал? Воспользовался своим положением и нашим планом? — Теодор зло стиснул зубы, понимая, что его терпение на пределе, а Забини, заметив реакцию друга, колко рассмеялся. — Нет? Мерлин, как это убого. Пожалел шлюху? Может, ты еще надеешься, что она ответит тебе взаимностью? Нотт яростно выхватил палочку, Забини зеркально повторил его жест: — Не забывай, что мы вместе сделали это, Нотт, — слизеринец окинул однокурсника яростным взглядом. — Надо было сразу прикончить тебя, как только я заподозрил, что ты — предатель, — парень резко взмахнул палочкой, надеясь, что Теодор не успеет среагировать, но красный луч отразил кто-то другой. Малфой стоял рядом с Ноттом, с ненавистью оглядывая старого друга, и лениво протянул: — Осторожней, Забини. Всем уже очевидно, что ты труп, это просто вопрос времени. Но Блейз явно не испытывал страха. Он обвел двоих слизеринцев презрительным взглядом и рассмеялся: — Решили объединиться? Спенсер тоже будете делить на двоих? Так ей не привыкать. Драко плотнее обхватил палочку. Слова однокурсника ударили в нужное место. Вообще-то он не собирался помогать Нотту и вмешался только потому, что точно знал — Забини виноват в происходящем со Спенсер ничуть не меньше Квинси. И он должен был поплатиться. — Ты уже потерял сестру из-за своей одержимости, Забини, — процедил слизеринский староста. — Не усугубляй. Черные глаза парня потемнели от гнева. Он был готов сражаться с кем угодно. Блейз знал, что не проиграет, ведь чертова Спенсер еще не получила свое. Три волшебные палочки одновременно взметнулись в воздух, но слизеринцев остановил бесцветный бархатный голос: — Что здесь происходит? Йен оказался рядом совершенно незаметно, а с ним стоял еще и Адам. Оба парня расслабленно держали свои деревяшки, но в глазах сквозило внимательное напряжение. Забини разочарованно фыркнул, прекрасно понимая, что один теперь не справится: — Чего тебе, Эствуд? Йен высокомерно вскинул брови, окидывая Блейза холодным взглядом, всем своим видом показывая, что тот ему не интересен, и обратился к Драко: — Слушай, Малфой, — разговаривать с этим заносчивым мальчишкой, вечно ошивающимся с Эвой, ему явно было неприятно, и парень поморщился. — Ты явно в курсе. Что случилось? И где найти миледи? Драко скользнул по Эствуду неприязненным взглядом. Этот Пожиратель все еще вызывал у него раздражение и закипающую внутри ревность: — А тебе какое дело? — привычная прохладца в голосе давалась с трудом. Эствуд пожал плечами, продолжая поигрывать палочкой в своих руках: — Я поклялся ей, что отомщу каждому, кто посмеет навредить ей. Хочу узнать, кто еще был в этом замешан, — сухой взгляд казался угрожающем. Всем было ясно — парень не шутит. Нотт кинул насмешливый взгляд на напряженного Забини, чувствуя, как все внутри торжествует. Малфой собрался было заявить, что разберется во всем сам, и вообще об Эве есть, кому позаботиться, но вместо слов из него вырвался сдавленный выдох — предплечье обожгло резкой болью. Игнорируя направленные на него взгляды, слизеринец резко задрал рукав рубашки, уставившись на руку. Метка пульсировала и горела, задвигая этой болью все остальное на второй план. Кожу будто что-то раздирало изнутри. Теодор, осознавший, что происходит, быстрее остальных, легко хлопнул однокурсника по плечу: — Кажется, Темный Лорд желает тебя видеть, — он слегка кивнул. Драко с секунду осознавал услышанное, а затем коснулся горящей Метки кончиком палочки, чувствуя, как его утягивает куда-то трансгрессия. Ноги привычно опустились на каменный пол, и слизеринец понял, что находится в обеденном зале собственного дома. Заметив Темного Лорда, внимательно смотрящего на него, парень поспешно склонился в глубоком поклоне, но змеиный голос прошипел: — Встань, Драко. Слизеринец послушно распрямился, отметив, что Эвы здесь нет. Он не боялся ни Темного Лорда, ни разговора, думал только о том, что хочет поскорее оказаться рядом с девушкой, ведь у них украли непозволительно много времени. — Как ты узнал о том, что происходит с моей дочерью? — вкрадчивый голос мог бы напугать кого угодно, и Драко ощущал на себе пристальный красный взгляд. Малфой выдохнул: — Я давно заметил, что она ведет себя странно, но все узнал только вчера. Она рассказала мне о том, что Квинси вынудил ее оборвать со мной все связи, а уже потом увидел то, что с ней сделали, — слизеринец попытался распрямить плечи, но его подкосила внезапная вспышка боли: — Как ты это увидел? — в комнате резко похолодело. Драко пытался вдохнуть, но не мог. — Ты касался ее? Парень внезапно осознал, что, узнай Темный Лорд, как именно и сколько раз он касался Спенсер, то сегодня появится еще один труп. Вопреки всему, что происходило, Драко мысленно усмехнулся. Вот, значит, как проходит серьезный разговор с отцом девушки, если ты выбираешь дочь Темного Лорда. Малфой сдавленно кивнул, понимая, что нет смысла лгать. Красные глаза опасно сузились, и парень приготовился к очередной порции боли, но услышал грохочущий ледяной голос: — Что между вами? Что для тебя значит моя дочь? Парень думал, что ему мерещится этот вопрос. Все слова внезапно исчезли из головы. Как можно было ответить на такое Темному Лорду? Эва Спенсер была нужна ему до режущей боли, до сумасшествия, до самой смерти. В ней — весь его мир, и потерять ее хуже всего, что только может случиться. Вся, каждой клеточкой своего тела, каждым словом и недостатком, она должна принадлежать только ему. Драко резко встал, кидая вызывающий взгляд на страшного волшебника: — Без нее моя жизнь не имеет смысла. Сказанное повисло в воздухе, и Малфой подумал, что это его последние слова в жизни, но Темный Лорд только сжал тонкие губы, яростно вопрошая: — Тогда почему ты допустил то, что произошло? — красные глаза впивались в лицо слизеринца, а ему было нечего ответить. Он ошибся. Серьезно ошибся, и вряд ли сможет когда-нибудь себе это простить, но все же мечтает только о том, чтобы все исправить. Драко собрался было озвучить все эти мысли, но Темный Лорд опередил его: — Полгода назад, когда я приказал тебе привести твою однокурсницу ко мне, моя дочь действительно использовала Империус? Слизеринец замер. Это был какой-то вопрос с подвохом и на него не было правильного ответа? Да катись оно все к Мерлиновой бабушке. Малфой яростно мотнул головой, высвобождая правду. Через секунду идеальную тишину зала разбил холодный колкий смех Темного Лорда. Мужчина вскинул руку с волшебной палочкой, и Драко успел попрощаться с жизнью, представив перед собой знакомый темно-синий взгляд, но почувствовал, что его только снова утягивает куда-то трансгрессией.