Десятый

      С тех пор в Италии стало неспокойно — установленный было альянсом мафиозных семей баланс был нарушен. Покачнувший укрепившуюся картину мировосприятия жителей страны Тсунаёши Савада через пару лет после своего разгрома то и дело мелькал в разговорах.       Поначалу, узнав об уничтожении маленькой, но всё же полноценной мафиозной семьи, люди испугались. Глава семьи сошёл с ума, повторяя, как заведённый, одно и то же имя. Никому не известное имя. Но потом началось странное.       Постепенно, шаг за шагом, Тсунаёши, нашедший временное пристанище для себя, стал зарабатывать имя. Зачем? Ему хотелось ощущать себя частью другого мира, он не хотел навечно оставаться одним из бедных мальчишек, которых использовали для своих бесчеловечных экспериментов мафиози.       Поэтому Савада, достав карту города и повесив её на стену своей комнаты, сначала подробно изучил схему, затем несколько дней ходил по улицам, отмечая все тупики, тёмные проулки и особо узкие, спрятанные во тьме ночи от света фонарей, улицы, затем переносил обозначения на большую карту. Тсунаёши нарисовал небольшого диаметра круг. Для начала. Он разумно высчитал, какую область сумеет патрулировать в течение одной ночи, чтобы успевать перемещаться с одной улицы на другую, проверяя специально отмеченные места.       Да, Савада решил стать неким героем. Тсуна посмотрел в зеркало и усмехнулся лишь одной стороной. О да, он тот ещё герой, со шрамом, который не у каждого злодея встретишь. Исходя из этого и собственных соображений, Тсунаёши обзавёлся маской. Чёрной, крепко сидящей, скрывающей нижнюю часть лица, оставляя лишь глаза. Именно так. Перед смертью они должны будут видеть его глаза.       Нет, Савада убивал далеко не всех. Избивал — да, чтобы не смогли больше ничего сделать до приезда полиции. Убивал редко, по необходимости: при наличии у врага оружия или особой прыти. Хотя, стоит признать, пару раз Тсунаёши сорвался — тогда от его рук погибли один зарвавшийся вор и группа насильников. К таким случаям, как последний, Савада относился особенно, сам не зная почему, просто чувствовал — беззащитных девушек защищать ему хотелось сильнее всего, особенно когда видел наполненные ужасом и обречённостью глаза, нескончаемые слёзы, дрожащие плечи. В такие моменты от злости ему срывало крышу, и остановиться Тсуна не мог. Он понимал драки, он понимал воровство, он понимал дебоши, но изнасилование…       И так, через пару месяцев его неустанной работы, о Саваде заговорили. Сначала не обращали внимания, затем обсуждали участившиеся случаи неожиданного правосудия, потом и вовсе заинтересовались, понимая, что это чудо не прекращается. Потом и те, кого спасал Тсунаёши, рассказывали о загадочном человеке в чёрном, скрывающем своё лицо за маской. И все, как один, говорили, что особенно запомнили его глаза, его взгляд — взгляд человека, на себе прочувствовавшего, что такое боль и бессилие перед тем, кто сильнее. А уж когда его глаза приобретали янтарный оттенок…       Став едва ли не городской легендой, Тсуна не без удовольствия отметил, что уровень преступности в обведённом окружностью районе упал едва ли не до нуля. Боялись. Действительно боялись правосудия.       А окружность постепенно увеличивалась. Город, в котором жил Савада, был очень небольшим, довольно тихим, неприметным, туристами не занимаемым. Прекрасное место для начала, однако нужно было двигаться дальше.       По ночам Тсунаёши патрулировал улицы, при свете дня работал разнорабочим, подолгу не задерживаясь — на парня со шрамом на лице и странным взглядом многие косились. Да, Савада не внушал доверия. Он мог заставить их бояться и прекрасно осознавал это. Стоит лишь чуть нажать, посмотреть им в глаза, в упор, не отрываясь, не скрываясь, но он отводил взгляд и отворачивался, вновь принимаясь за работу.       Через год работа в городе была закончена. Преступность исчезла вовсе, а оскорблённые внутренние силы усилили патруль, и теперь уже уполномоченные стали следить за порядком в городе. Рабочим Тсуна себя попробовал уже везде, потому и устраиваться было некуда.       Сказано — сделано. Савада собрал свои скромные пожитки в те же сумки, оставил деньги за жильё на столе и скрылся в ночной тишине. Теперь о нём напоминала лишь оставшаяся на стене карта. Быть может, завтра, придя за деньгами, домоправительница обратит внимание на пометки и что-то поймёт.

***

      Девятый босс семьи Вонгола устал. Хотелось почувствовать себя обычным человеком, от которого бы не зависело столько жизней. Можно ли выйти из мафии навсегда? Нет. Но хочется хотя бы попытаться.       Конечно, приемником мог стать Занзас, однако… однако. Тимотео с грустью понимал, что это невозможно. С грустью и притом с ясностью. Нет, это должен быть кто-то другой. Хотя, стоит признать, почему-то названный сын в последнее время остепенился, забыл про мечту стать главой семьи, изменив её по своему вкусу, и занялся Варией.       Тимотео задумчиво смотрел на деревянную статуэтку на собственном рабочем столе. Не будь здесь маленького киллера, прячущего взгляд в полах шляпы, мужчина мог бы передохнуть, но нет — аркобалено утверждал, что его чувство (которое, конечно же, никак не может ошибаться) трубит, заверяя, что где-то есть достойный наследник. — Значит, — вздохнул Тимотео, осознав, что нужно наконец принять решение, — ты отправляешься на поиски преемника, так? — Реборн кивнул, привычно усмехаясь собственным мыслям — он всегда добивался желаемого. — Если не находишь… — мужчина откинулся на спинку своего кресла и ещё раз протяжно, устало вздохнул, — семья возьмётся за это дело.       Аркобалено победно ухмыльнулся, ещё шире и загадочнее, чем до этого — наконец Реборн увидел босса мафии. Ради такого можно и поохотиться. Конечно, киллерам обычно назначают цель, и в такой охоте солнечному аркобалено просто-напросто нет равных, но сейчас ему нужно выловить в Италии… кого-то. И это ощущение неограниченной власти в собственных действиях приятно щекотало нервы. Из здания Реборн выходил в полной готовности к прыжку.       Тсунаёши продолжал становиться легендой, призрачным героем, которого узнавали по маске и горящим глазам. Его глаза горели яростью, справедливостью, бесстрашием — в его душевном костре было множество разномастных поленьев, которые, казалось, кто-то постоянно подкидывал.       В итоге за полтора года беспрерывной деятельности Савада сменил пять городов. Где-то пробыл дольше, где-то — меньше. Не заводил знакомств, не попадался людям на глаза, старался отводить взгляд — не хотелось, чтобы его опознали. Отросшие волосы удобно закрывали шрам, который из-за них стал едва заметным. Вот только Тсуна всё так же отчётливо ощущал рубцы на собственной коже.