Чай с имбирем

- "Я облажалась," - с такой мыслью проснулась Андоо этим воскресным утром. После пробуждения, а точнее после того как ей удалось разлепить глаза, девушка еще минуты три пялилась в потолок. Это процедуру она повторяла каждое утро каждого выходного дня. Но вот только сегодня Тенши чувствовала себя глубоко несчастной, и тому были причины. Когда девушке наконец надоело разглядывать потолок, она с внутренним стоном встала с кровати и после секундного колебания приняла решение не умываться, а сразу спуститься на кухню. Мамы в ней, как и предполагала Тенши, не было, потому как по выходным свет в кухне включался не раньше одиннадцати, а сейчас было только девять с чем-то небольшим. Поставив чайник, Андоо опять зависла. Наблюдая за маленькими пузырьками воздуха в медленно закипающей воде, девушка продолжала грустить. Прервала сеанс утренних самокопаний Андоо-старшая, которая выключила чайник за секунду до того, как ему полагалось выключиться самому. Девушка перевела стеклянный взгляд на родителя, которая теперь оперлась о столешницу рядом с дочерью. - Как раз вовремя, - сказала Тенши, - я уже приготовила речь. Мать улыбнулась, глядя на нее сонными глазами. - Валяй. И, забрав чайник, который дочь ставила для себя, подошла к столу, где стояла неубранная со вчерашнего вечера кружка, и щедро плеснула туда кипятку. Проследив за действиями Кэзуми, девушка оставалась на месте, пока женщина не кинула в чашку пакетик и не заварила его до необходимой концентрации. Сделав глоток, она похлопала по противоположному краю стола, приглашая свою белокурую девочку присесть напротив. Удивительно, но своей матери Тенши рассказывала почти все свои самые сокровенные мысли. Редкие родители могли бы похвастаться тем, что их дети им полностью доверяют, Кэзуми была одной из таких немногих. Поэтому между ними довольно часто состоялись продолжительные беседы по душам. Во время некоторых из них, Тенши замечала боль в глазах матери. Андоо-старшая действительно испытывала почти физические страданиях, когда слышала некоторые мысли дочери, потому что они были невероятно схожими с рассуждениями, которыми с ней делился ее бывший муж. Но то, о чем ей сейчас хотела рассказать Тенши, было не тем случаем. - Ойкава вывихнул лодыжку, - сев на табуретку, сказала. - Оу, а кто это? - подняла брови мать и отпила из кружки. - Наш капитан. Лаконичный ответ и небрежный тон, которым его произнесла дочь, не понравились Кэзуми. Она прищурилась и сделав еще один глоток, спросила: - Ну и как он? Теншико повела плечами, делая вид, что ее это совершенно не интересует. В глаза женщины она не смотрела, изображая заинтересованность в линолеуме на полу справа от себя. Тем временем Кэзуми отчаянно пыталась понять, в чем на этот раз себя винит Теншико. Такого рода викторины случались довольно часто и она уже наловчилась их решать, но сейчас для ее еще не проснувшегося мозга это было серьёзным испытанием. Наконец мать-одиночка сдалась и напрямую спросила: - Ну и какого твое участие в этой истории? Ты подставила ему подножку? - Нет! Я же не маленькая, мам. - Для того чтобы ставить подножки не обязательно быть маленькой, я вот, например, в прошлом году поставила подножку заму нашего босса, - вспомнив об этом, женщина весело рассмеялась - он шлепнулся на пол с таким визгом. Теншико недовольно посмотрела на маму, которая довольно улыбалась, видимо, в свое время это доставило ей немало удовольствия. Заметив взгляд девушки, Андоо кашлянула и придав своему лицу серьёзное выражение, спросила: - Так в чем же твой косяк, милая? Школьница молчала, разговор как всегда пошел не по сценарию, составленному в ее голове и теперь ей даже было стыдно, но она решилась сказать, хоть и боялась показаться глупой. Потому что несмотря на свою слабохарактерность, Тенши не любила оставлять проблемы нерешенными. - Я.. ну, когда он, Ойкава то есть, упал, то тренер сказал мне бежать в медпункт и, короче, я не знала где он, вот... мне тогда Мацукава-сан сказал, а так бы и стоять мне там, пока небеса не рухнут на землю. Выслушав нескладную речь девушки, во время которой она упрямо пялилась в столешницу, и подождав, не скажет ли чего еще, Кэзуми вздохнула и аккуратно начала: - Ты же понимаешь, что вовсе не была обязана знать, где находится медкабинет? И вообще, вашему тренеру стоило бы попросить сбегать кого-нибудь из третьегодок, это было бы намного быстрее и правильнее? Тенши потерла переносицу и морщилась словно от зубной боли. Затем постаралась выразить словами, то что ее так мучило: - Может это и так, но это не меняет того, что я промедлила. Мне очень хотелось быть полезной, но, мама, я не знаю, как мне завтра смотреть в глаза тренеру, ты понимаешь, я не выношу, когда на меня смотрят глазами, полными осуждения. - Не слишком ли литературно ты выражаешься, Теншико? Девушка покачала головой и взъерошила волосы. Помедлив некоторое время, в течение которого ее мать терпеливо молчала, она усмехнулась. - Может так. - В любом случае, разобраться в этом ты сможешь только завтра, - решила подвести итог Кэзуми, которая знала, куда могут завести рассуждения такого рода людей вроде ее дочери - а сегодня давай куда-нибудь сходим...

* * *

Если говорить об отношениях Тоджо и Мацукавы, то мне бы кое-что хотелось рассказать. Любовь их была странной и непонятной - не только для других, но и для них самих. Если бы кто-нибудь спросил у Иссея и Мацумото, любят ли они друг друга, то они оба затруднились бы с ответом. Подростков останавливал страх, что они еще слишком молоды и могут ошибаться; что то чувство, которое связывает их - не любовь. Но чувство было, ведь они понимали друг друга как никто. Казалось, Иссей и Тоджо были знакомы целую вечность, тогда как встретились только на втором году обучения, с начала на церемонии поступления, потом оказавшись в одном классе. Они боялись прикоснуться к друг другу, словно не знали, где была черта, на которой они должны были остановиться, за которую нельзя было заступать. Так продолжалось весь второй год старшей школы, который стал первым годом их отношений. Неловкие прикосновения, короткие поцелуи, смущение и уйма недосказанных слов. Другие бы на их месте остановились и сказали бы - не судьба. Но эти двое не останавливались. На вопросы друзей несчастные отвечали, что как бы глупо это не звучало, но они чувствуют, что они должны быть вместе. Промучившись так целый год, они условились, что летние каникулы проведут в одиночку. И, как клялась потом Тоджо, не было в ее жизни месяца хуже того, которого она провела без Иссея. После объяснений на второй день учебы, когда Мацукава не только словами, но и глазами сказал ей, что никогда не оставит ее, в их отношениях больше не было смущения, они целовались долго, до эфории, смотрели друг другу в глаза, и улыбались, вспоминая друг о друге. Но было кое-что еще, что несомненно червячком точило сердца обоих. Иссей и Тоджо были третьегодками и окончив школу они должны будут поступить в университет, возможно, даже уехать в другой город. Так что даже убедившись в искренности чувств они не могли быть счастливы вполне. Тогда они еще не знали, чем закончатся их отношения, не узнаете пока и вы...