Плэйбой из ада.

      Свой коварный план Чонгук не собирается строить даже в мыслях, тем более куда-то записывать. Изо дня в день он питается людской грязной сексуальной энергией, каждую ночь приходя и целуя молодые тела красивых девушек, забирает их девственность и боится войти во вкус этой чудовищной сущности. Он хочет себе вернуть чертово право на удобную сидушку и красивые рога, покрытые дорогими камнями и обозначающие его причастие к великому роду вселенского зла. А получается пока что только подчиняться неутолимой жажде трахать все, что движется.       В какой-то чертов момент Чонгук смотрит на блондина как-то по-другому. Этот поганец — один из представителей семи смертных грехов, Асмодей. А ведет себя как Люцифер, смешанный с нарциссом и безмерной любовью Афродиты к себе единственному. Да вы бы видели, как он на троне восседает! Как будто позирует перед камерой, а не читает выговоры смертным, закинув ноги на подлокотник и рассматривая списки в тонких длинных пальцах.       Чонгук его терпеть не может, потому что тот смотрит на отпрыска Сатаны с такой высоты, будто Чонгуку никогда не достать.       И Джин знает себе цену.       Юный демон думает, что он ее пиздец как завышает. ***       Желание пополнить энергию настигает красновласого совсем неожиданно, и он ничего не может поделать со своим собственным вожделением. Его снова заносит и плывет перед глазами, как у самого настоящего слабака, но Чонгук просто не адаптировался к новой сущности. Красные волосы его вообще убивают раз за разом.       Приперло же его именно в этот день утолить свою беспощадную жажду кончить.       Сегодня Сатана пирует по-черному, в честь дня рождения старшего сына — Чимина, который, в свою очередь, мечтает лишь сплавить корону младшему из них и остаться хотя бы минуту наедине со слугой Вельзевула — Юнги. Чонгука на праздновании точно не будет, он не посмеет появиться в таком виде к подданным.       Чонгук снимает с себя верх и смотрит в сторону открывающейся двери его комнаты. Джин входит в нее, не стучась, и разглядывает широкую спину пацаненка.       — Тебя ждут, отпрыск.       Чонгук стискивает зубы.       — Рот свой прикрой, шлюха, — цедит тот в ответ.       — Ох, каждый день партнеров меняю, тот еще распутник.       Джин откровенно насмехается над Чонгуком, кидая на него высокомерный взгляд.       — Жалкое подобие демона, — продолжает блондин, облизывая блядские, аккуратные губы.       Младший подходит к Джину вплотную, хватая за глотку, и прижимает к стене, смотря с отголосками дикого былого огня в глазах, и пытается испепелить им красивое, чертовски идеальное лицо.       — Ты — утонченная куколка с хрупким позвоночником, я сломаю тебя, даже будучи совсем обессиленным, как человек, и заставлю тебя молить на коленях, слизывать грязь с ног. — В каждом слове младшего полно яда похуже цианида, и Джин усмехается, проводя руками по чужой спине, за полсекунды прижимая Чона к стене своим телом, пропуская колено между чужих ног.       — Мальчик мой, притормози и послушай меня, — Джин словно поет колыбельную, бархатистым, нежным, глубоким голосом прямо в щечку Чонгука. — Ты еще живой, потому что я так хочу. Не стоит со мной ссориться, малыш, иначе я буду злиться.       — Я выдеру твой зад при первой же возможности, ублюдок.       — Не кончи, сопляк.       Джину стоит только сжать рукой чужую плоть, как сразу становится слишком влажно.