***
Сидя у себя в кабинете, Хосок просматривает полученную по электронке медицинскую карту Чонын и сравнивает с полученными анализами уже в своей больнице. Как он и предполагал, потеря сознания случилась из-за внезапного коллапса, но все анализы не выявили ничего серьёзного, что могло бы препятствовать запланированной операции. Сложность заключалась в поиске имплантата, но этим занимался не он лично, а медицинские сёстры, поэтому пока всё, что он мог, это поддерживать состояние девушки, чтобы оно не ухудшилось. Он поднимается из кресла, собираясь навестить свою подопечную как раз в тот момент, когда в его кабинет врывается какая-то женщина. — Чон Хосок! — хирург даже сначала тушуется, потому что на него кричит девочка в медицинской одежде, которая ниже его на целую голову и вынуждена смотреть на него снизу вверх, явно испытывая от этого дискомфорт. — Ну ты и мудак! Хосок теряется и застывает, словно статуя. Любопытно, всякое бывало, конечно, но чтобы какие-то карлики… стоп, она из его больницы? Взгляд мужчины падает на болтающийся бейджик на груди, гласящий, что девушка маленького роста пришла из детского отделения и её зовут Кан Сыльги. — Что-то новенькое, — он чешет переносицу, — ты… вы собственно кто? — А то вы не знаете, доктор Чон! — с сарказмом фыркает она. А Хосок правда не знает и впервые чувствует себя неловко при общении с женщиной… не, это даже не женщина, так, её карликовая версия. — Да что я сделал? — Отдайте мне моего пациента, — требует Кан Сыльги, и Хосок всё ещё натурально не вкуривает, что за пациент и почему она его требует себе. — Из-за вас я теряю часы и мне недоплачивают, а вы решили, что если это ваши знакомые, значит, вам всё можно? — Знакомые?.. Вы о Чонын, что ли? — доходит до него. — Да! — А причём здесь Чонын и ваши рабочие часы, я не понимаю, — он складывает руки на груди. Сыльги закатывает глаза, мол, ну какой же ты тугой, как ты стал ведущим кардиохирургом этой больницы вообще? Хосок тонко чувствует посыл её страшного взгляда, однако смотрит на неё, как в миниатюре «Слон и моська», свысока и забавляясь, что ещё она скажет. Видно же, что она младше его как минимум на несколько лет, но борзости не занимать. Все младшие нынче такие? — Отдайте мне моего пациента, доктор Чон, — настаивает на своём девушка. — Она что, кусок мяса? — теперь хмурится Чон. — Это во-первых. А во-вторых, никого я вам не отдам, потому что уже её курирую и скорее всего, в ближайшие дни проведу операцию. — Она пациент моего отделения! — Да с какой стати? Её совершеннолетие наступило неделю назад. — А бумаги не переоформлены и айди-карта старая, так что она числится моим пациентом. — Успокойтесь, э… Кан Сыльги-ши, — Хосок даже имя коверкает с непривычки обращаться к кому-то уважительно. Давненько его в его собственном же отделении никто не строил! — Вернитесь в своё отделение и наводите там порядки. И то я думаю, вы же не заведующая в свои-то годы? Девушка смотрит на него уничижительно и дышит через нос. Она не собирается ему ничего отвечать, спешно покидая кабинет, но в последний момент тормозит перед дверью и резко разворачивается. — Я буду жаловаться председателю, Чон Хосок-ши, — делает акцент Сыльги на уважительной форме. — И, если окажусь права, вы принесёте мне устные извинения перед всей комиссией. Она громко хлопает дверью, когда уходит. Хосок плюхается в своё кресло, откидываясь на его кожаную спинку. — Сука, — ругнувшись, и сам того не ожидая, что это так его разозлит, он хлопает себя по лбу. — Ну мне ведь только этого не хватало для счастья! Где ж ты выкопалась такая юридически подкованная? Но взяв себя в руки, всё же идёт в палату к Чонын.2
20 августа 2018 г. в 21:31
Сеул встретил влажностью и духотой, что не могло радовать Юнги, немного ушедшего в себя, но всё ещё слишком заботящегося о Чонын, мерно сопящей рядом весь перелёт. Она перенесла его хорошо, и вот это его радовало, но в остальном мнительность и тревожность не дали ему спать ни ночь перед вылетом, ни сам полёт. Он думал о многом, больше — о том, сколько Чонын стала для него значить. Он думал и о том, что бы было, останься они на прежнем уровне отношений — сводных брата и сестры. Наверное, Юнги бы так и жил одиноко в своём доме, не слишком озаботившись поиском жены или что-то вроде того. Он и раньше не думал об этом, музыка и всё, что с ней связано — вот что всегда его волновало. Но сейчас это отошло на второй план, и центром вселенной стала едва перепрыгнувшая совершеннолетие девушка. «Не привязываться» было его основным правилом, безотказно до этого работающим. Не париться, жить, как вздумается, и, если повезёт — жениться лет в сорок на какой-нибудь хорошенькой девчушке. Может быть, завести детей. Разве было ли это похоже на что-то подобное? Какие им с Чонын брак, семья, дети… Может быть, дурь из этой высветленной головы так и не вылетит, а Юнги слишком степенный, чтобы что-то менять.
— Мы прилетели? — Чонын сонно трётся подбородком о его плечо. Юнги смотрит в иллюминатор, где уже видны родные небоскрёбы города.
— Да, почти, — отвечает он и целует её в макушку.
Педагогическое правило номер шестнадцать: во всём быть примером для подражания, но никак не для плохих вещей. Юнги думает, что умеет учить только плохому, и девчонка мастерски перенимает от него только самое худшее.
— Ты какой-то тихий с тех пор, как я упала в обморок, — делится девушка наблюдениями. — Не закрывайся от меня, пожалуйста.
— Ничего такого, — бормочет он, но понимает, что она очень хорошо его читает: всего его эмоции и мысли и грязные кинки Ким знает наизусть, и это ну очень не очень.
— Юнги, — она обхватывает его хмурое лицо, — ну-ка! Посмотри на меня, — нежно притягивает к себе, и Юнги сводит глаза на её переносице, — ты боишься больше, чем я, ей-богу! Всё будет нормально, ты же сам убеждал меня, что Хосок мастер-фломастер, помнишь?
— Он-то мастер, — отвечает Юнги, — это ты домашний пользователь.
— М, очень приятно, спасибо, — она перестаёт его держать, отпускает и отворачивается.
Они вызывают такси прямо к аэропорту, потому что машина Юнги любезно отогнана и поставлена в гараж Ким Тэхёном, лучшим другом. Юнги держит Чонын за руку, и она не вырывается, но оба смотрят в окошко машины, везущей их прямо в больницу. Мин сказал позвонить Чонын маме ещё вчера, но та под страхом того, что женщина сразу примчится и разлучит их с Юнги, так до сих пор и не сделала этого. Он не пытается настаивать, хотя совсем не против, чтобы Ким Тэён побыла немного строгой мамой и запретила Юнги всё время околачиваться рядом с дочерью. Так у него нет уважительной причины слинять домой и немного побыть наедине со своими мыслями, поразмышлять и проанализировать. Уходить в себя рядом с ней — не лучшая идея.
Хосок привычно встречает их на крыльце своей работы, жутко уставший и безмерно заёбанный. Мин впервые позволяет себе улыбнуться.
— Ну, здрасте, любовнички, — Хосок в своей манере отпускает шуточки, хоть в его мешки под глазами и можно складывать камешки. — Допрыгалась, мелкотня?
Чонын надувает губы и не даёт пять вытянутой хосоковой руке. Мин только жмёт плечами, мол, ну это же Чонын, та самая стервозинка с характером, что ты хотел? Она и на смертном одре будет прощаться со всеми сарказмом, хотя не хотелось бы этого так рано.
— Ну и бука ты, — Чон жмёт руку другу, — иди давай на ресепшен, дай взрослым дядям перетереть? Найдёшься? Там тебя медсестра из моего отделения ждать будет, сдадите с ней первые анализы.
— Окей, — Чонын машет Юнги и уходит внутрь под пристальным взглядом двух мужчин.
— Ну, — Хосок смотрит испытывающе, — ты как?
— Не знаю, пока, — Юнги видит, что Хосок вытаскивает пачку сигарет, и присвистывает. — Ты это чего? Не курил же никогда.
— Да с вами свихнуться можно, — отвечает тот и предлагает Юнги закурить. Тот грешит этим иногда, но очень редко и только в особо нервные моменты. А с появлением в жизни Ким Чонын, нервотрёпка практически двадцать четыре на семь, так что Юнги не отказывается от предложенного. Оба закуривают молча и ещё какое-то время молчат. — Диагноз-то её знаешь?
— Она что-то говорила про недостаточность клапана…э-э… лёгочной?..
— Лёгочной артерии?
— Да, оно самое. Хреново?
Хосок затягивается и испускает два клубка дыма через нос.
— Не худшее, что я бы мог предположить.
Юнги кивает, мол, вселяет надежду, что он просто загоняется.
— А почему ей стало плохо предположить можешь?
Хирург вздыхает.
— Могу. Накопление так называемого лёгочного мусора, отходов из-за неправильного оттока крови, если я всё понял верно по тому, что ты говорил. Она упала в обморок из-за головокружения плюс бледность, которая и сейчас присутствует, и губы синеватые. В лёгких скапливается не только кислород, но и другие примеси, создаётся давление и вот. Вот результат. Скорее всего у неё случился коллапс или что-то около него.
Юнги выхватывает пачку из рук врача и, докурив одну, закуривает вторую. Не проследил, не проконтролировал, не заметил. Этого можно было избежать.
— А…
— М?
— Ничего.
— Спрашивай уже, — Хосок тоже думает закурить ещё одну, но одёргивает себя, напоминая, что сам не должен увлекаться подобной дрянью. Юнги на нервяке, понятно, а он к этому напряжению уже привык и работает с ним ежедневно.
— Ну, как ты собираешься это лечить? Почему её не вылечили раньше?
— Не знаю, почему, — Чон задумывается, — могу предположить, что, когда по идее должны были, у неё были какие-то другие сопутствующие заболевания, которые не дали этого сделать. Если сейчас их нет, я прооперирую её в ближайшие время.
Юнги сглатывает.
— Что за операция?
— Не слишком сложная. Протезирование. Может быть даже удастся найти биологический имплантат. Ставить механический в девятнадцать… Не хочу.
— Сколько это будет стоить?
— Брось, — на секунду Хосок даже обижается, — разве что за материалы. За свою работу я не возьму ни воны.
— Ты такой благородный, — фыркает Юнги, скрывая за этим свою благодарность. И Хосок кивает, улыбаясь.