***
Чонгук подпирает голову рукой, наблюдая за бегающим по комнате блондином, собирающим разбросанные бумаги в черную папку. Омега недовольно бубнит, приговаривая, что выселит Чимина, если он собирается просыпаться в пять утра и будить его своими чересчур громкими сборами. Чонгук накрывает подушкой лицо, посылая проклятия в сторону друга, не дающего ему нормально выспаться уже две недели. Он искренне не понимает, почему Пак согласился на стажировку в компании, находящейся на другом конце Сеула, когда рядом с ними есть множество юридических контор. Чимин только стреляет грозными взглядами, говоря, что в престижной компании он получит больше опыта, нежели в третьесортном бюро. Чонгук только закатывает глаза, понимая, что друг прав, но это не повод будить его по утрам, когда ему самому только к десяти утра в офис «Goldmoon» явиться нужно. Встречу назначили на сегодня, в запасе у него еще целых пять часов. В него летит подушка с кровати Чимина, а сам блондин натягивает белую блузку и заправляет её в черные штаны. Пак выглядит ахуенно. Пак всегда выглядит ахуенно, будь на нем или домашние шорты и безобразная старая майка, или полупрозрачная шелковая блузка и узкие штаны. Он прекрасен. Чонгук восхищенно смотрит на блондина, поражаясь, как Чимин умеет сочетать несочетаемое. Чимин умеет быть разным, умеет находить выход из, казалось бы, плачевных и безвыходных положений, умеет построить диалог с другими, умеет правильно подать себя в обществе. А еще Чимин умеет быть сучкой, которую хочется придушить и кирпич о голову разбить, а еще лучше он умеет дружить, находиться рядом в сложные времена, появляться в самый ответственный момент. Чонгук своей жизни без собственного ангела не представляет, потому что Чимин защищает, крыльями окутывает и от всех бед мира укрывает. Ближе Чимина у него никого нет, вряд ли когда-нибудь будет. Чимин стал его семьей, опорой, поддержкой, которой он был лишен с самого детства. Чимин — его личный якорь, не дающий потонуть, уйти на дно и быть задушенным собственными демонами. Чонгук воды боится, смотря на своё отражение в гладкой поверхности, видит чудовищ, преследующих его по ночам, выползающих из всех углов и щелей. Чонгук — художник. Чонгук мир под другим углом призмы видит. У Чонгука чувства обострённые, сильнее, чем у других, из-за этого природный омежий запах отчетливей, перебивает все другие. А еще у Чонгука фантазия безмерная, все потому, что он художник, архитектор, а ведь все творческие люди немного сумасшедшие. — Черт, я опаздываю! — выпаливает Чимин, обуваясь и закидывая сумку на плечо, — до вечера, Гуки, сегодня будем смотреть ту страшилку, которая вышла месяц назад! — уже захлопывая дверь, бросает Пак, оставляя Чонгука в одиночестве, тяжелой плитой упавшим на грудь. Чимин приходит поздно, заваленный работой в офисе, к тому же, уставший и слегка потрепанный, выражая всем своим видом единственное желание лечь спать и вытянуть ноги. Но блондин включает какой-нибудь фильм на ноутбуке, прижимает Чонгука к себе и засыпает, пока Гук с интересом смотрит фильм и перебирает мягкие волосы друга между пальцев. Чонгук лениво сползает с кровати, надевает серый спортивный костюм и, закрыв ключом дверь от комнаты, идет к выходу. Лучше устроить незапланированную утреннюю пробежку, чем пытаться уснуть за пару часов до собственного подъема. Город еще спит, только карьеристы, подобные Чимину, уже бегут по делам, не обращая внимания на невероятно тихое и спокойное летнее утро, когда жара не вошла в свои законные владения, а легкий ветерок нежно ласкает кожу. Омега вдыхает утренний аромат росы, смешанный со свежим запахом выпечки и сваренного кофе, что продают за углом, а так же много других запахов, принадлежащих остальным, соединяющихся, создающих невероятную и хаотичную какофонию ароматов. Даже «Парфюмер» Зюскинда вряд ли смог четко разложить природные запахи омег и альф. Чонгук усмехается своим мыслям, медленно бежит по тротуару, наслаждаясь потоками воздуха, что ласкают бледную кожу. — Эй, спортсмен, — омега резко останавливается, застывает, будто его прибили к асфальту и запретили дышать. Низкий, с хрипотцой голос, окликающий его, может принадлежать только одному человеку в многомиллионном Сеуле. Чонгук облизывает внезапно пересохшие губы, медленно поворачивает голову в сторону дороги, после заставляет окаменевшее тело повернуться в ту же сторону. Черный автомобиль марки мерседес стоит на обочине, а из опущенного до конца стекла, улыбаясь уголками губ, на него смотрит альфа, подмигивает и выходит из машины. Чонгук назад пятится, когда мужчина оказывается катастрофически близко, да так, что из легких выбивает весь кислород, и они заполняются губительно-свежим запахом мяты, что обволакивает в кокон, принося за собой странное спокойствие. — Смотрю, ты время даром не теряешь, — со смешком говорит альфа, оглядывая застывшего паренька с выпученными от удивления глазами. — Как будто призрака увидел, я на работу еду, — Тэхён врет, как дышит: он едет с очередного допроса очередной крысы, которую Намджун сбрасывает в очередном канале. Но Чонгуку знать это необязательно. — Я бы раньше с тобой связался, но работы было много, — с извиняющейся интонацией говорит Ким, не сводя взгляда с красивого лица напротив. — Выпьешь со мной кофе? — не унимается он, наблюдая за реакцией мальчишки, который теряется, теребит край свободной футболки, отводит глаза, лишь бы не смотреть на него. — А вечером сходим поужинать? — спрашивает он, чуть наклоняя голову вбок. — Мама говорила с незнакомцами никуда не ходить, — первую пришедшую на ум глупость озвучивает Чонгук, оглядываясь по сторонам, в надежде встретить в семь утра каких-нибудь знакомых, которые могут спасти его. — Я ведь даже не знаю, как Вас зовут. Тэхен театрально разводит руками, начиная смеяться. — Тэхён, садись, — Чонгук наблюдает за альфой, который уже сел в машину, не сводя взгляда с омеги, что не может собрать расклеивающегося себя на части. Ким будто ураган ворвался в размеренную жизнь Чонгука, решив снести к чертям все привычные устои. Омега вздыхает, открывает дверцу и садится на переднее сидение, вжимаясь в спинку, потому что от запаха альфы голова кругом идет. Мята везде, весь салон пропитала, от неё не спрятаться, не скрыться, она теперь всюду преследовать Чонгука будет. Стеблями вокруг горла, будто змея обовьется, и душить станет. Тэхён усмехается, краем глаза наблюдая за мальчишкой, что в смиренной позе руки на коленях сложил и голову опустил. Чонгук забавный, его изучать хочется, читать, как любимую книгу взахлеб, ни с кем не делиться, себе присвоить. Целый месяц настоящей пыткой для альфы показался, даже во время пыток предателей в глазах проскальзывал образ совершенно невинного мальчишки. Тэхён одергивает себя от навязчивых мыслей, которые не должны засорять его голову, но Чонгука хочется рядом, причем, постоянно, хочется необычным запахом упиваться, вдыхать снова и снова, пока передоз не случится. — Какую кухню ты любишь? — нарушает нависшую тишину альфа, останавливая машину рядом с кафе, в то время как за ним тормозят еще два автомобиля, на которые Чонгук не обратил внимания. Омега чувствует себя неловко, не знает, куда взгляд деть, чтобы не смотреть на Тэхёна, облаченного в черную рубашку с расстегнутыми пуговицами наверху. Красивое соблазнительное тело, словно магнит, манит и заставляет Гука поднять голову и тут же пожалеть об этом. Альфа перед ним божественно красив, он словно сошел с обложки глянцевого журнала. Ким Тэхён великолепен, нарисован великими художниками искусства, потому что Чонгук в открытую пожирает его взглядом, живого места не оставляет. Отчаянно бьющаяся в голове мысль теперь надолго не вылезет с его головы. Он хочет нарисовать Тэхена с натуры, повесить на стену и любоваться им. — Дыру во мне просверлишь, — говорит мужчина, вырывая Чонгука из омута собственных мыслей. Он краснеет, отворачивает голову и на вопрос «что будешь?» отвечает: «капучино с корицей и тремя ложками сахара, а ещё рокки-роуд, если есть». Тэхён усмехается, подмечая, что Чонгук сладкоежка, и делает заказ, не сводя любопытного взгляда с омеги. Альфа забирает заказ, и они садятся за круглый столик возле окна. — Кухня? Французская, итальянская, мексиканская, китайская? Какую любишь? Чонгук облизывает губы, делает глоток кофе и пытается не смотреть на Тэхёна. — Я не гурман, но мы с Чимином любим заказывать пиццу, в которой много сыра. — Тогда итальянская, заберу тебя около девяти, ты же поужинаешь со мной? — наблюдает, как глаза мальчишки хаотично бегают из угла в угол, ищут чего-нибудь, чтобы зацепиться, но не находят, взгляд устремляется на шоколадные пирожные. Чонгук слабо кивает, делает еще несколько глотков и видит, как длинные изящные пальцы Тэхёна отбивают незамысловатый ритм по деревянной поверхности. Гук мечтать об этих пальцах будет с идеальным маникюром, представлять картину, где они прикасаются к нему, водят по телу, по самым недоступным, сокровенным местам. Чонгук краснеет, чувствует, как начинает возбуждаться, судорожно делает еще глоток, тянется к любимым пирожным. Омега начинает поедать любимую сладость, пытается не смотреть на Тэхёна, который улыбается, глаз с Чонгука не сводит, все понять пытается, неужели в погрязшем во тьме мире еще существуют невинность и искренность? Тэхён забыл их вкус, забыл, как они выглядят. Чонгук — эпицентром истинной чистоты стал, в которой альфа искупаться хочет, запёкшуюся кровь с рук смыть. — Кто так неаккуратно ест, — произносит Ким, протягивает руку к лицу омеги и большим пальцем аккуратно крошки пирожного смахивает. Кожа Чонгука нежная, напоминающая самый дорогой китайский шелк, который Тэхёну приходилось трогать. Альфа замирает, смотрит в темную ночь перед собой, затягивающую, плотно цепями обхватывающую и к себе навеки приковывающую. Ребёнок перед ним не должен таких диких, необузданных желаний вызывать в душе, от которых кровь к члену приливает, а фантазия развратные сценарии подкидывает. Возникшую мертвенную тишину подошедший телохранитель развеивает, а Чонгук позволяет себе облегченно вздохнуть. Находиться рядом с Тэхёном — пытка, но хочется в его запахе раствориться, на атомы расщепиться, единым целым стать. Тэхён резко поднимается со стула, бросает высокому мужчине какие-то поручения и переводит взор на Чонгука, который сжимается в комочек под пристально-тяжелым взглядом альфы. — Прости, крольчонок, мне надо бежать, приеду за тобой в девять, — подмигивает мужчина и идет на выход, а телохранитель остается стоять около стола. Чонгук смотрит на альфу, а тот кивает на машину и говорит, что ему велено отвезти его домой и сопроводить, куда омеге будет нужно. Парень понимает, что отказ не примут.***
Чимин не высыпается, у него болит спина, а ноги под вечер наливаются свинцом и отказываются двигаться. Чимин устал, по-настоящему устал за какие-то две недели адского труда в компании. Мальчик на побегушках. Чимин оправдывает негласно полученное звание, словно клеймом выжженное на лбу. Чимин носится по двадцатипятиэтажному зданию с поручениями и заданиями от работников департамента документооборота, куда его приставили в качестве помощника. Работа не пыльная, но невероятно заебистая. Тысячи документов, разноцветных папок с различными наименованиями, которые необходимо рассортировать по датам, времени и еще по миллионам другим пунктам. Перед глазами сплошные цифры и отчеты, бесконечное количество непонятных бумаг, и, главное, никакой юриспруденции. Все великое начинается с малого. Успокаивает себя Чимин, прикрывая глаза и облокачиваясь спиной на стену в небольшом коридорчике, где практически никого нет. Все великие адвокаты и судьи начинали с уровня помощника, после поднимались по карьерной лестнице, достигая невероятных высот. Чимин добьется всего через кровь, пот и слезы, но справедливость восторжествует, Пак докажет силу великого закона. На пейджер, выданный им на второй день работы, приходит оповещение от начальника. Блондин отталкивается от стены и быстрым шагом идет в сторону кабинета, где Сонгью, сорокапятилетний бета, рассерженно отчитывает Пака за то, что он где-то гуляет и прохлаждается. Чимин понуро опускает голову, рассматривая носки своей обуви, пропуская мимо ушей пару оскорблений. Чимин всегда умел «вовремя» уйти в свой мир, где надо промолчать. — Отнеси эти документы на двадцать первый этаж, — грозно говорит Сонгью, а Пак подходит к столу, берет в две руки штук двадцать папок, отчего становится тяжело, потому что они все набиты бумагой. Чимин вздыхает, подпирает подбородком врученные документы и выходит из кабинета. Сонгью ему не нравится от слова совсем. Неприятный лысый гладковыбритый мужчина с пузом, у которого собственное «я» границ не имеет. Начальство не выбирают, Пак до скрежета зубов сжимает челюсти, терпит, копит все в себе, главное, чтобы проблем не было. Они ему не нужны, к тому же, после стажировки Сонгью ещё писать о нем характеристику, а её передавать в университет. Чимин имеет отличную репутацию и портить её не намерен. Погруженный в свои мысли, омега не замечает, как народ расступается в разные стороны, отвешивает кому-то поклоны, пропускает каких-то людей, а Чимин целенаправленно идет к лифту, пытаясь не уронить документы. Парень видит, как открываются двери кабины и ускоряет шаг, почти переходя на бег, не слышит, как его окликают, а после быстро вбегает внутрь со словами «подождите». Чимин опять забывает, как дышать, чувствуя, как в секунду слабеют его руки и все папки падают на пол. Легкие забиваются ненавязчивым запахом дорогого табака с примесью мускуса и лакрицы, последнюю Чимин обожает, мармелад тоннами способен есть. Блондин головы не поднимает, боится, что задохнется, поэтому присаживается, начинает папки собирать, бурча под нос «извините». Тот, кому кружащий голову запах принадлежит, присаживается и помогает папки собрать, но замирает, тоже дышать перестает. Чимин охает, глазами несколько раз моргает, не верит, отказывается верить. — А ты тут что забыл, ребёнок? — альфа удивление не скрывает, мальчишку из своих снов глазами пожирает. Чимин краснеет, отводит глаза и вскакивает, когда лифт оповещает этаж номером двадцать один. Блондин пулей выбегает, оставляя Юнги в недоумении стоять. Альфа проходит по коридору в свой кабинет, останавливается перед столом, за которым сидит Ким Сокджин — белобрысый омега — его секретарь, печатающий что-то в ноутбуке. — Когда мы стали принимать детей на работу? — прищуривает лисьи глаза, не сводя внимательного взгляда с Джина. — Я сортирую информацию, которую тебе надо рассказывать, а которую нет, — фыркает Сокджин, на что получает неодобрительный взгляд босса. — Нам университет послал мальчишку, я прочел его рекомендательное письмо, свежие умы в компании всегда нужны. — Я хочу, чтобы он стал твоим помощником. — Что?! — Не обсуждается. — Юнги, мне не нужны помощники, ты же знаешь, что я веду весь твой нелегальный бизнес, — вскипает омега, на что получает только пожимание плечами со стороны альфы. — Будешь давать ему мелкие поручения, не касающиеся бизнеса, — бросает Юнги и скрывается за дверями своего кабинета, оставляя Сокджина кипеть от злости.***
Чимин тяжело дышит, легкие все еще царапает запах альфы, теперь даже аромат грейпфрута не существует, аромат того, кому Чимин в любви клялся, которому любовь дарить мечтал. Но запах табака с лакрицей сильнее, всё остальное перебивает, им теперь не надышаться, не насытиться. Чимин умирать будет, мармеладом давиться, сегодня же пачек десять купит и с Чонгуком разделит. Чимин, окутанный туманом, относит документы в другой кабинет, дрожащими руками складывает их на полки, после возвращается к лифту. Он задерживает дыхание, но напрасно, в воздухе один аромат, вызывающий дрожь в коленках и тяжесть внизу живота. Пак машет головой, пытаясь отогнать навязчивые мысли, вздрагивает, когда очередное оповещение на пейнджер приходит. Пусть его загрузят работой, желательно, чтобы работы было много, чересчур, чтобы он не думал ни о чём, кроме бумаг и цифр. Готов за кофе тысячу раз сбегать, перебрать очередные документы, по этажам бегать и поручения начальника выполнять. Все, что угодно, лишь бы об альфе с лисьими глазами не думать, чтоб красоту его перед собой не видеть. Чимин влетает в кабинет Сонгью, видя его побагровевшее от гнева лицо. — Сопляк! Ты что, блять, такого натворил, что тебя вызывает босс?!***
Чонгук одним движением выбрасывает все вещи Пака из шкафа, раскладывает по кроватям, перебирает и в отчаянии хватается за голову, тяжелым грузом оседая на пол. Его собеседование отменили, точнее, перенесли на два дня, потому что у компании случились форс-мажорные обстоятельства. Расстроенный омега пролежал весь день на кровати, читая интересующие его статьи и тяжело вздыхая. Он думал, что сможет прожить день, не думая о Тэхёне, но вместо этого почти десять часов не мог выбросить образ мужчины из головы. Чонгук все время на часы смотрит, проклинает, почему время так медленно ползёт, обнимает подушку, представляя, как Тэхён к себе прижимает, носом в волосы зарывается и нежности своим ахуенным голосом шепчет. Чонгук гореть изнутри начинает, руку в чёрные боксеры просовывает и член обхватывает. Выдыхает, школьником себя ощущает, чувствует, как щеки розовеют, но надрачивать продолжает. Перед глазами один человек, от которого кожа мурашками покрывается, а воспалённый мозг пошлости подкидывает, заставляя Чонгука глухо стонать, пальцы кусать. От одного голоса Тэхёна миллиарды галактик сталкиваются внутри, порождая новые миры. Омега плавится, словно мороженое под лучами солнца. Без конца имя альфы повторяет про себя, вслух, уже теряется, сколько раз произнёс. Чонгук кончает с протяжным «папочка», которое случайно из уст вырывается. Он краснеет пуще прежнего, сбившееся дыхание переводит, переворачивается на бок и прикрывает глаза. После подскакивает с кровати, понимая, что до свидания час остаётся, а он совсем не готов. К тому же, Чимин все ещё не пришёл. Он уснул. Черт. Перед самым желанным вечером уснул мертвым сном. Чонгук бросает в стену очередную блузку и ругается, берет телефон и набирает друга, но в следующую секунду дверь открывается. — Чимчим, ну наконец-то! — радостно говорит Чонгук, вставая на ноги и встречая друга, но на омеги лица нет. Бледный, уставший, он еле на ногах стоит, у Гука миллион вопросов в голове. — Ты куда-то собираешься? — натягивая улыбку, спрашивает Чимин, сбрасывая сумку на пол. Омега мнётся, кивает и оглядывает комнату, показывая всем своим видом, что в полной заднице. — Ты идёшь на свидание?! — Пак оживает, начинает свои вещи перебирать и думать, во что бы нарядить друга. — С тем альфой из клуба? Чонгук румянцем заливается, ловит вещи, которые кидает ему Пак, говоря переодеваться. Омега послушно все делает. Узкие, обтягивающие бедра штаны чёрного цвета и легкая блузка нежно-голубого оттенка. Чимин завороженно смотрит на друга, в который раз убеждаясь, что Чонгук красив, божественно красив. — Садись! Пак расчёсывает ему волосы, наносит легкий естественный макияж, подчеркивая скулы и глаза, а после, довольный проделанной работой, замертво падает на кровать, распластавшись звездой. — Ты восхитительный, Куки, — ласково говорит Чимин, наблюдая, как омега дрожащими руками берет телефон и отвечает на входящий звонок. Чонгук облизывает свои губы, даёт короткий ответ и кладёт телефон в карман, с разбегу прыгая на кровать к блондину и начиная обнимать его. — Завтра ты мне все расскажешь! Я вижу, что-то случилось! Я плохой друг, — начинает омега, но Пак прижимает младшего к себе и ласково поглаживает его по спине. — Ты самый лучший друг, — целует он целомудренно брюнета в лобик и отталкивает от себя. — А теперь иди. Чонгуку страшно. Страшно облажаться, сделать что-то не так, не то сказать, и вообще у него колени дрожат, а ноги еле как ступают по земле, отказываясь слушать своего хозяина. Ему кажется, что ещё шаг, — и он развалится на части, собрать себя больше не сможет. Чонгук останавливается на лестнице, а сердце его кульбиты делает, яростно биться начинает, из груди вырваться пытается, потому что Тэхён, стоящий перед ним, безупречен. В прямом и переносном смысле Тэхён создан высшими силами не по шаблону, а тонкой и профессиональной рукой истинного мастера. На альфе белая рубашка и чёрные брюки, русые волосы слегка растрепанны, а на лице серьёзный взгляд. Он говорит по телефону, докуривает сигарету и, учуяв запах, поднимает голову, расплываясь в блаженной улыбке. Чонгук прекрасен. Ему даже не нужно ничего делать, чтобы навсегда приковать альфу к себе и никогда не отпускать. Тэхён бросает окурок и идёт в сторону омеги, протягивает руку и смиренно ждёт, пока тёплая ладошка ляжет в его собственную, большую. Чонгук вкладывает, сжимает пальцами и смущенно отводит глаза в сторону. — Ты великолепно выглядишь, — не скрывая восхищения, говорит Ким, открывая пассажирскую дверцу своего мерседеса. Тэхён отменил все дела, скинув грязную работу на Намджуна. Сегодня он будет наслаждаться ужином в компании самого красивого омеги вселенной. Никто с ним не сравнится. Ни в каких альтернативных мирах, ни в каком времени и пространстве. Такой омега, как Чонгук — единственный, уникальный экземпляр. Чонгук давится воздухом, пропитанным стойким ароматом мяты, мягкой, нежной, приносящей успокоение. Рядом с Тэхёном становится спокойно, безопасно, с ним, как за каменной стеной. Чонгук с детства не знал, что значит сильное плечо рядом, потому что рос без отца, а матери на него плевать всегда было. Чонгук цепляется за Кима, хочет защиту почувствовать, которой лишен всю жизнь был. — Крольчонок, ты чем-то расстроен? «Крольчонок» заставляет сильнее смущаться, губы облизывать, потому что так ласково, так с заботой спрошено. — У меня сегодня отменили собеседование в «Goldmoon», перенесли на пару дней. Тэхён брови хмурит, анализирует полученную информацию, фильтрует её и не понимает. Зачем Чонгуку в его компании собеседование проходить, что-то не вяжется, но после, как удар током, мысли прошибает. Он ведь на архитектора учится, а его легальная компания строительным бизнесом занимается. Чонгука пригласили в качестве стажёра с последующим принятием на работу. Тэхён усмехается, смотрит на омегу и в очередной раз умиляется. — «Goldmoon» принадлежит мне, — у Чонгука нижняя челюсть к земле тянется. — То есть, — он теряется, слова правильные подбирает, но Тэхён их словно с языка снимает. — Да, я твой будущий босс, — мужчина начинает смеяться, как давно не смеялся. Искреннее, по-настоящему, душу свою показывая, которая, казалось, давно в Тартаре горит. Итальянский ресторан «El Pynto» находится в центре Сеула на семнадцатом этаже. С застеклённой веранды открывается крышесносный вид на город, Чонгук с восхищенным взглядом осматривает помещение, в котором практически нет посетителей. Чонгук, не привыкший к роскоши, ощущает на себе давление, то чувствуя себя не в своей тарелке, когда подают меню, то теряясь в непонятных названиях, бегая глазами по строчкам. — А что такое каннеллони? — Очередной сорт итальянских макарон, очень вкусных. Тэхён наблюдает за Чонгуком, умиляясь робости омеги, который теребит лежащую салфетку на столе. Альфа забывает обо всем на свете. О крысах в синдикате, о проблемах, свалившихся тяжелым грузом на плечи, о свадьбе с Югемом через месяц, о завтрашнем благотворительном вечере. От Чонгука глаза сложно отвести, точнее, невозможно. Пастельного цвета блузка открывает острые ключицы, к выемкам в которых хочется прикоснуться губами, вдохнуть природный запах и насладиться кружащим голову ароматом. Чонгук неземное, сказочное существо напоминает, которое оберегать надо, как самое ценное сокровище. Крольчонок. Безупречно ему подходит. Его улыбка всех улыбок в мире стоит, за неё Тэхён убивать готов и свою жизнь отдать, лишь бы чонгуковские зубки видеть. — Какие планы на будущее, крольчонок? — делает акцент на прозвище Ким, за реакцией наблюдает. Восторженно внутри в ладоши хлопает, когда Чонгук губу застенчиво закусывает и глаза отводит. — Ну, — мальчишка мнется, медленно поднимает голову и открыто Тэхёна рассматривает. — Думаю, закончу университет, пойду работать в строительную компанию и набираться опыта, а там может быть частной практикой заняться, как дизайнер и архитектор, я еще портреты люблю рисовать, — улыбается светлой улыбкой Гуки, отчего в душе Кима давно забытые и похороненные чувства просыпаются. — Покажешь свои картины? — увлеченно наклоняет голову набок, а Чонгук на секунду зависает, недоуменно смотрит на Тэхена, а в глазах вопрос: «ты серьезно?» Только Чимин его картины видел, только Чимину он может довериться, зная, что друг в ладоши похлопает и скажет, что его картины — настоящее искусство. Чимин давно предлагает Чонгуку инвестора найти, но омега грустно качает головой, зная, что его картины — его душа, открывать её он еще не готов. — Многие остались в Пусане, — врет Чонгук, потому что все картины он хранит в большой чёрной сумке в комнате общежития. Им приносят заказанные блюда, которые пахнут безумно аппетитно, отчего голодный желудок Чонгука издает ворчливый звук. Омега, в предвкушении облизывая губы, тянется за вилкой и охотно начинает есть. Альфа делает глоток вина, не сводя взгляда с мальчишки напротив, закидывает очередную порцию шпината в рот. У Тэхёна в голове фраза Мина проскальзывает: «трахнуть ты его хочешь», на что внутренний зверь остро реагирует, словно к прыжку готовится. Да, хочет. Безумно. Страстно. Желанно. Хочет. Ребёнка. Сладкого, невинного ребёнка, лакомый кусочек для Тэхёна, который к себе забрать хочется. — Ку-ки, рад тебя видеть, — рядом внезапно раздается до омерзения знакомый голос, заставляющий Кима оторвать взгляд от вздрогнувшего Чонгука. Хосок лучезарно улыбается, ловя на себе недовольный и немного растерянный взгляд Тэхёна. — Этот тебя не обижает? — нагло тыкает пальцем рыжий в нахмурившего брови альфу. — Хосок, будь аккуратней с выражениями, — в хриплом голосе Тэхёна слышится угроза, и Чонгук замирает, переводя взгляд с одного альфы на другого. Ким серьёзно смотрит на омегу, у которого вилка из рук падает, ударяется о стол и летит на пол. — Вы знакомы? — в голосе сквозит недоверие и такой холод, что покрывает коркой чонгуковскую кожу. — Он сбил меня около университета, не сбил, задел, я упал и ударился сильно, Хосок отвез меня в больницу, вот так и познакомились, — опускает голову Чонгук, рассматривая маникюр на своих пальцах. — Хорошо. Но у Чонгука весь мир замирает от этого «хорошо», превращается в черно-белое кино, кажется, кислорода не хватает. Он сжимает под столом салфетку, пытается дыхание в норму привести, но все вокруг сжимается, стеклянные стены давят, единственное, чего хочет Чонгук — это закрыться в комнате, под одеялом скрыться, ничего не видеть, не слышать. «Хорошо» — громким эхом в голове отдается, от стен черепа отбивается и разносится, в каждый уголок сознания заползает. — Следить лучше за своим малышом надо, — усмехается Хосок и взъерошивает волосы омеги, — хорошего вам вечера, — подмигивает рыжий и уходит за столик, который находится в самом углу заведения. Чонгук к еде не притрагивается, голову не поднимает, боится с Тэхёном взглядом встретиться, а альфа не настаивает, допивает вино и встает с дивана. — Я отвезу тебя домой, — протягивает он крепкую ладонь, которую омега принимает и поднимается с дивана, все еще чувствуя отвратительное в душе «проебался». Но откуда он мог знать о том, что Хосок и Тэхён знакомы, что вообще не переносят на дух друг друга, ибо атмосфера при появлении рыжего резко изменилась и накалилась? Он не знал, но почему-то нарастающее чувство вины не отпускало. Они едут молча. Только звук работающего кондиционера нарушает тишину, давящую на барабанные перепонки. Чонгук хочет оправдаться, спросить что-нибудь, но все слова забываются, когда он пытается открыть рот. Тэхён открывает окно, закуривает сигарету и выпускает струи серого дыма, смешивающегося с воздухом. — Обещай, что не будешь иметь ничего общего с Хосоком. — Но почему? — удивленно спрашивает Куки, смотря на мужчину, который делает глубокий затяг. — Потому что Чон Хосок — опасный человек, — выдыхает Ким, выбрасывая недокуренную сигарету и закрывая окно. — А ты? — Я еще опаснее, крольчонок, — смеется Тэхён, пятерней зарываясь в волосы Чонгука, лохматя их, пропуская через пальцы, наслаждаясь их мягкостью. Ким останавливает автомобиль на обочине напротив общежития Чонгука. Пальцы скользят по лицу, очерчивают профиль, спускаются по мягкой щеке, смыкаясь на подбородке. Тэхён невесомо касается нежных губ, оставляя на них легкий поцелуй, от которого голова Чонгука кругом идти начинает. Омега инстинктивно подаётся вперёд, упираясь руками в коробку передач, хочет Тэхёна ближе к себе ощутить. Альфа не против. Тэхён проводит языком по розовым губам, которые хранят вкус клубничного блеска для губ, целует верхнюю губу, переходит на нижнюю, посасывает и понимает, что лучших губ во всей вселенной не сыскать. Альфу откровенно кроет. Он целует податливого Чонгука страстно, напористо, изучая языком влажный рот. Гук млеет, его распирает от нахлынувшей нежности, что заполняет салон машины. Чонгук теряется в собственных ощущениях, позволяя альфе умело хозяйничать в своем рту. Но Тэхён отстраняется, проводит большим пальцем по губам омеги и улыбается уголками губ. — Крольчонок, не делай глупостей, — тихо говорит альфа, на что Чонгук слабо кивает. А ведь обычно все глупости начинаются именно с этих самых слов.***
Менсу откидывается на спину дивана, попивая виски из стакана, наблюдая за Хосоком, который довольно поедает мясо. Чон хмыкает, подзывает официанта, прося подлить еще. — Что думаешь делать? — запивая алкоголем еду, спрашивает рыжий. — Думаю, что пора познакомиться с сыном.