***
Юнги забирает Чимина от Тэхёна сразу по возвращении в город. Омега смертельно бледный, с опухшим лицом и темно-фиолетовыми кругами под глазами. Кажется, что его легкое дуновение ветра с места сдует. Юнги не привык проявлять заботу, но почему-то Чимина хочется окунуть в бассейн ласки и любви. Юнги знает почему. Юнги виноват перед ним. Пусть Пак ничего не знает, пусть живёт в неведении обо всем, но Мин, летя из Пусана, решает для себя, что Чимина в защитный кокон укутает от всего мира. Юнги лежит на постели, смотря на спящего блондина с полуприоткрытыми пухлыми губами, к которым безумно хочется прикоснуться. Альфа проводит большим пальцем по их изгибу, поражаясь их нежности и мягкости. Чимин на цветок похож, распускающийся постепенно, его поливать и лелеять надо, говорить ему, какой он красивый и неземной. Красивее омег Юнги за свои двадцать восемь лет жизни не встречал. Чимин безупречен внешне, а внутренне ещё прекраснее. Его стержень никакими трудностями не сломить, потому что за свои девятнадцать лет слишком многое успел пережить. Юнги знает все. Юнги восхищается тем, насколько силён Пак, несмотря ни на что. Профессию он выбрал трудную, смелую, которую не каждый омега потянет. Юнги восхищается мальчишкой, никогда ему не покажет этого, но в душе ликует, когда Чимин справляется с любым поручением от Сокджина. А белобрысый его на стойкость проверяет, характер вырабатывает, показывая реальность жизни. Альфа улыбается уголками губ, сам не понимая своего состояния. Потому что никуда уходить от омеги не хочется, пролежать бы с ним весь день в объятиях, слушать его истории и поспорить насчёт юрисдикции. Альфа нехотя садится на край кровати, зачесывает пятерней волосы назад и выдыхает. Пионы все пространство своим ароматом заполнили. От него теперь не спрятаться, не укрыться, только если пентхаус менять. — Юнги, — тихий голосок позади, совсем слабый и хриплый ото сна повернуться заставляет. Альфа смотрит на Чимина и протягивает руку к милому лицу, проводя ладонью по щеке. Пак льнет к нему, словно маленький котёнок, соскучившийся по ласке. Юнги затапливает доселе неизвестная нежность, которая по сосудам разносится в бешеном ритме. Альфа снова ложится, притягивает блондина ближе и заключает в крепкие объятия, утыкаясь в макушку и делая глубокий вдох. Запах сладкий в легких оседает, голову кружит и опьяняет сильнее самого крепкого алкоголя. Юнги готов всю вечность пролежать в обнимку с омегой, от которого по коже мурашки бегать начинают. — Чонгук, что с Чонгуком? Где он? Почему его никто не ищет? — Чимин смотрит на альфу с нескрываемой надеждой в глазах, что он ответит хоть на один вопрос, касаемый его друга. Юнги сам не знает. — Его ищут. Полиция, люди Тэхёна, мои люди, мы найдём его, Чимин, — вкладывает всю уверенность в интонацию Мин, только чтобы блондин поверил и глупых ошибок не совершил. Омега уже рвался в полицейский участок, чтобы написать заявление, расклеить по городу фотографии Чонгука, сделать хоть что-нибудь, но Ким убедил его в том, что все уже сделано. Юнги будет продолжать поддерживать легенду, созданную для Чимина, лишь бы он не узнал правду. Пак не должен знать о существовании темного мира, что скрыт во всем, что его окружает. Чимин слишком мягкий и верующий в правосудие и закон, правды не выдержит, что на него может обрушиться лавиной. Юнги будет защищать его от самого себя же.***
Чонгук медленно разлепляет веки, несколько раз моргает, привыкая к мягкому свету, что заливает комнату. Омега морщится, подносит руку к голове, которая раскалывается так, словно по ней кувалдой несколько раз прошлись. Он, конечно, в детстве бился головой об косяки, но сейчас боль такая сильная, будто бы его приложили обо что-то. Чонгук болезненно выдыхает, тихо постанывая себе под нос. Омега поворачивает голову и осознание прошибает похлеще электротока. Чонгук вспоминает. Он вспоминает страстную ночь с Тэхёном, их романтичное и нежное утро, обед с Чанёлем, как попал под дождь… и встретил его. Собственного монстра в лице Чон Хосока, который улыбался так, словно хотел его сожрать. Горячее дыхание альфы на своём затылке, крепкие руки на торсе, которые не хотели отпускать, гортанное рычание, холодящее душу. Чонгук чувствует, как липкий страх расползается по телу, окутывает и сжимает сильно, не даёт глубоко вздохнуть. Омега снова оглядывается и понимает, что находится не в комнате общежития. Она чересчур просторная, дорогое убранство бросается в глаза сразу. Кровать слишком большая, хлопковые простыни слишком мягкие. Чонгук хочет думать, что все ему приснилось, что он лежит в одной из многочисленных комнат в пентхаусе Тэхёна, но все меркнет, когда он медленно присаживается на кровать и видит того, кто в самых страшных снах приходит. Хосок сидит на стуле напротив кровати, держа в руках пистолет и щёлкая его затвором. Альфа усмехается, поднимает любимую игрушку перед собой, разглядывает её и переводит взор на бледного Чонгука. — Очнулся, малыш, — Хосок опирается локтями на раздвинутые в стороны колени и скользит голодным взглядом по лицу мальчика, сглатывающего вставший в горле ком. — А теперь слушай, — Хосок меняет выражение лица на звериное, смотрит так, будто убьёт в любую секунду. — Попробуешь сбежать прострелю коленную чашечку, — облизывает губы, — выкинешь ещё что-нибудь пулю в лоб пущу, не провоцируй меня, маленький, я серьёзен, не посмотрю на то, что ты сын Менсу. Ты заебал выпендриваться. Хосок встаёт со стула и убирает пистолет за пояс, продолжая смотреть на испуганного мальчишку, что вжался в изголовье кровати. — Я не просил у вас ничего, — тихо говорит омега, опуская голову и смотря на свои пальцы, сжимающие покрывало. Его трясёт, словно в лихорадке, ему страшно, как никогда в своей жизни. Хосок открыто угрожает, демонстративно показывает ему свою власть над ним. Чонгук облизывает пересохшие губы, не знает, что ему делать, потому что внутренние инстинкты кричат о том, что надо спасаться, надо искать выход из сложившейся ситуации. Омега поднимает взгляд, вздрагивает от неожиданно нависшего над ним рыжего. Альфа больно давит на подбородок двумя пальцами и заставляет посмотреть на себя, отчего Чонгук ощущает, как сердце пытается пробить грудную клетку. Омега не дышит, тело пронизывает такой страх, что ему кажется, что собственное сердце может остановиться. Хосок пугает и пахнет кровью, для Хосока не существует ни правил, ни закона, для Хосока ничего не существует, кроме приказов Менсу. Альфа начинает смеяться, проводит пальцем по сомкнутым губам и все гадает, какие они на вкус. Он их попробует, но позже. Хосок улыбается, перемещает руку к затылку и собирает волосы в кулак, натягивая назад и скользя взглядом по шее, где пульсируют сосуды от страха, что отчётливо в глазах читается. Альфа наклоняется к лицу, упирается лбом в лоб омеги и выдыхает в самые губы. — Будь хорошим мальчиком, тогда никто не сделает тебе больно, — Чон целует в уголок губ, но резко отстраняется, когда Чонгук толкает его в грудь, пытается показать свою напускную смелость. — Вечером отец ждёт на ужин, будь готов к семи, малыш. Чонгук остаётся один на один со своими мыслями и страхами, которые подобно урагану обрушились на него. Омега подтягивает колени к груди и начинает плакать от беспомощности, от отчаяния, что только один выход видят через слезы. Они катятся по щекам, собираются на подбородке и пропитывают дорогую ткань. Чонгук больше не знает, о чем думать, чего ждать, чего хотеть. Хосок его похитил, привёз куда-то, запер в комнате и угрожает пистолетом. Чонгук будто героем боевика стал, в котором похищают, пытают и в конце его либо спасают, либо убивают. Омега всхлипывает, по-новой слезами заливается и уже в голос воет. Что с ним будет? Чонгук заливается громкими слезами, потому что спасения ждать неоткуда. Он потерял счёт времени, он понятия не имеет, какой сейчас день и сколько он пробыл в отключке. Чонгук сжимает руки в кулаки и решает, что он сбежит и никакие угрозы Хосока ему не помешают. Лучше пулю получить, но попробовать отвоевать себе свободу стоит, хотя бы попытаться. Сидеть загнанным зверьком в клетке — последнее, что Чонгук будет делать. Он должен собраться, дождаться вечера и стойко встретить взгляд отца и задать ему вопрос, мучающий его с самой первой их встречи.***
Чонгук покорно ждёт судного часа, ходит по комнате из угла в угол, выглядывает в окно, которое выходит в огромный по размерам сад с бассейном и несколькими беседками. Омега на пару секунд застывает в немом восхищении и хочет выйти во внутренний двор, но стоящая охрана около двери запрещает. Чонгук выдыхает, снова ходит по комнате и думает, пока ближе к пяти вечера к нему не заходит прислуга-омега. Молодой парень оставляет чёрный костюм и обувь, косметичку и говорит, что в назначенное время он придёт за ним. Чонгук смотрит на костюм, проводит по нему рукой и поражается мягкости ткани, из которой он сшит. Ему такие вещи только во снах сниться могли, Чонгук не знает, что такое роскошь, не знает, как надо себя вести в подобном изыске. Он идёт в душ, долго стоит под тёплыми каплями воды, снимающими напряжение, и продолжает думать о предстоящем вечере. Чонгук высушивает феном волосы, хаотично укладывает их. Полчаса, осталось каких-то жалких тридцать минут до встречи с тем, кто его жизнь с ног на голову перевернул. Он надевает брюки, идеально подчеркивающие ноги и ягодицы, белую рубашку, ложащуюся на плечи, как вторая кожа, и сверху пиджак. Чонгук смотрит на себя в зеркало и удивляется. Таким дорогим и взрослым он никогда не выглядел. Омега делает дыхательную гимнастику, потому что в дверь стучатся, он пытается справиться с дрожью, что по телу проходит, оказываясь около двери, застывает. Хосок в чёрной рубашке с закатанными рукавами и чёрных брюках возвышается над ним, к полу одним взглядом приковывает и очередную дозу страха вкалывает. Рыжий довольно усмехается, проводит языком по верхней губе и протягивает руку, покорно ждёт, пока маленькая мягкая ладонь ляжет в его. Чонгук с опущенной головой идёт вдоль длинных коридоров, через раз делая вдох. Холод сквозит по всему дому. Ни жара за окном, ни костюм, надетый на омегу, — ничего от него не спасёт. Холод под кожу пробирается, каждый орган окутывает и болезненный спазм вызывает. Чонгук дрожит, альфа сильнее руку сжимает, чувствует страх младшего, но только изменить ничего не может. Чонгук не хочет заходить в просторную гостиную, боится шаг сделать, тянет Хосока назад, но мужчина рывком заставляет идти за собой. Чонгук резко останавливается около входа, обхватывает свои плечи руками и растирает их, надеясь согреться, но холод этот в душе, потому что в комнате достаточно тепло для летнего времени. — Здравствуй, сын, — голос Менсу холоднее всех льдов Арктики, тверже стали, одним тоном превращает в незаметную пыль, что на полках стелится. — Присаживайся, выпьем. Чонгук смотрит, не моргая, на макушку отца, а внутри всё переворачивается, сворачивается и на куски рвётся. Омега не знает, чего ожидать, потому что Чон Менсу для него самая страшная и тайная картина, которую создала природа. Хосок больно хватает за плечо, ведёт в сторону стола и заставляет сесть напротив альфы, в то время как сам рыжий садится на стул рядом. Менсу не сводит взгляда с опустившего голову Чонгука, рассматривающего пустую белую тарелку. Хосок, вальяжно раскинувшись на стуле, листает ленту инстаграма. Семейная идиллия. Прислуга приносит блюда и расставляет их на столе. Пахнет божественно вкусно. Однако Чонгук к еде не притрагивается, пока Хосок сам не кладёт ему салат и мясо в тарелку. — Ешь, — приказывает рыжий, — иначе сам впихну, — скалится и угрожает, тем самым вынуждая омегу взять вилку и наколоть на неё помидор. — Умница. Менсу ни слова не говорит, наблюдает и рассматривает сына: Чонгук прожигающий насквозь взгляд на себе чувствует. Вопрос, который мучал его, испарился и где-то на задворках сознания остался. Потому что Чонгук боится что-либо спрашивать, он даже дышать боится, не говоря уже о том, чтобы рот раскрыть. — Почему ты не подписал бумаги, Чонгук? — альфа говорит спокойно, мягко, показывая, что настроен дружелюбно. — Я не хочу, — мямлит омега, пытается взгляд от зелёного салата оторвать, но не получается. Зелёный цвет вроде бы успокаивает, но почему-то не сейчас, когда так необходимо. — Это не твой выбор, Чонгук, ты будешь носить свою настоящую фамилию, хочешь ты этого или нет, — нотки голоса приобретают стальной оттенок, от которого хочется зарыться где-нибудь глубоко под землёй, чтобы не видели и не нашли. Отец ни во что его не ставит. Какой же это отец, который приходит спустя восемнадцать лет, толкуя о каком-то бизнесе и семье? У Чонгука одна семья — это Чимин, точно беспокоящийся сейчас о нем. Сидящий напротив мужчина и рыжий монстр — никто, они — никто. Всего лишь жалкая пародия семьи. Чонгук сжимает под столом рукой колено, осознавая, насколько он беспомощен перед ними. Омега мысли в одну кучу собирает, поднимает взгляд, наполненный такой ненавистью, что раздавай обделённым. Он всю свою уверенность собирает, сжимает кулаки и на Менсу открыто смотрит. — Что Вам от меня надо? Менсу разводит руками и говорит: — У меня проснулись отцовские чувства! Чонгук видит, как тонкие губы в ядовитой усмешке расползаются, отводит взгляд и больше на альфу не смотрит. Он хотел задать ещё вопросы, но все мысли разом отключились, когда Менсу чёрными глазами блеснул, в которых сами черти пляшут. — Ты мой сын, что плохого в том, что я хочу узнать тебя лучше? — Спустя восемнадцать лет? — Никогда не поздно объединиться с семьей, — Менсу делает глоток красного вина, усмехается уголками губ и кивает стоящему неподалёку охраннику. Альфа приносит бумаги, отдавая их в руки Чона. — Тебе нужно поставить одну подпись, — протягивает один лист и ручку, но Чонгук головой машет, всем своим решительным видом показывая, что не исполнит того, что хочет его отец. — Хосок. Рыжий реагирует мгновенно, словно по сигналу, хватает запястье омеги и больно выкручивает в сторону. Чонгук хватается за руку альфы, хнычет и просит отпустить, но Хосок в другом пространстве, где только приказы Менсу существуют. Чонгуку кажется, что кости хрустят и пограничные ткани рвутся. — Если не подпишешь, Хосок сломает каждый твой палец, если ты только через боль понимаешь, то так с тобой разговаривать и будут. Хосок сильнее на запястье давит, Чонгук чувствует, как слезы из глаз брызгают, по щекам потоком скатываются. Омега кивает, ломается под взглядами альф, не скрывая непрошенных слез. Хосок отпускает руку и откидывается на стул, наблюдая за младшим. Его лицо опухшее, бледное, он проревел все то время, что просидел в комнате. Внутри цепного пса Менсу что-то скребёт, наружу просится, желает этого ребёнка в своих объятиях сжать. Хосок прокусывает изнутри щеку, моментально трезвея от привкуса железа во рту. У Хосока нет права иметь желания, противиться воли Чон Менсу. Чонгук дрожащими пальцами ставит подпись на бланке, оседает обессиленной тушей на стуле, которой только что чёрными чернилами на белой бумаге приговор вынесли. Омега только сейчас вспоминает, как в новостях читал о знаменитой фамилии «Чон», что для государства много благотворительных вещей делает. Но где обратная сторона медали? Где та тьма, что в глазах людей напротив мерцает? Чонгук льющиеся слезы не контролирует, его изнутри цунами под собой погребает без шанса на спасение. Чонгук больше ни слова не говорит, ничего не слышит, в свой мир погружается, где лишь существует блаженная иллюзия его прошлой жизни. — Покидать пределы особняка тебе запрещено, пользоваться телефоном и интернетом — тоже, остальное все в твоём распоряжении. Хосок, — Менсу встаёт со стула и кладёт белую салфетку на стол, поворачивая голову к приёмному сыну. — Отведи Чонгука в его спальню. Омега, опустив голову, следует за Хосоком, сжимающего его ладонь крепко, ведя, как маленького заблудившегося ребенка. Чонгук устал, просто устал, ему хочется закрыться за семью замками и сидеть, в надежде, что всё вокруг всего лишь страшный кошмар, и он скоро проснётся. Чонгук вскрикивает от неожиданности, когда его резко припечатывают к закрытой двери. Глаза Хосока в красный окрашены, напоминают алую свежую кровь, которую он сейчас у Чонгука высосет, ни капли не оставит. — Я тебе чуть запястье не сломал, перестань ломаться! — альфа рычит, сильнее сжимает хрупкие плечи. — Не зли Менсу, не испытывай его терпение, он с тебя кожу живьём снимет или похоронит живьём, ты этого хочешь? Чонгук дрожит, пытается оттолкнуть от себя альфу, но тот, как влитой стоит, не двигается, только мышцы лица выдают раздражение и кипящую внутри ярость. — Чонгук, я тебя защитить хочу, не делай глупостей, — альфа мягко касается сомкнутых губ, мажет по ним языком, ведёт губами по щеке к скуле, вдыхает свежий аромат хвои, трав и сладких цветов. Хосок такой запах впервые слышит, вбирает его в себя и наслаждается. Чонгук чист и невинен, как дети леса. Омега сильно толкает его в грудь, Хосок намеренно отходит, пошло облизывает губы, усмехаясь, смотря на покрасневшего младшего. — Ты мне угрожаешь! Какая защита, ты больной ублюдок! Хосок с силой маленькие плечи обхватывает, бьет спиной по двери и губы омеги накрывает, целует грубо, больно, до крови прокусывает, пахнущую железом кровь языком слизывает. Хосока дразнить нельзя, у Хосока от этого все защитные механизмы на поломку идут. — Будь послушным мальчиком, Куки, а сейчас иди спать, — наставляет Чон и оставляет целомудренный поцелуй на лбу, закрывает за собой дверь, отрезая все пути к побегу. Чонгук медленно сползает по деревянной поверхности вниз, словно земная гравитация в разы сильнее стала к полу припечатывать. Чонгук больше мир, вращающийся вокруг, не понимает, а мир будто его отвергает, в чудовищные лапы бросает. Чонгук прижимает колени к груди, осознание беспомощности тяжелым грузом в душе оседает. И в голове образ сильного Тэхёна появляется, единственного, кто спасти сможет. — Тэхён, пожалуйста…