Безгрешная

«Я тот, чей взор надежду губит, Я тот, кого никто не любит» М. Ю. Лермонтов «Демон»

1.

      Светлое небо над головой и яркие солнечные лучи заставили меня наконец разлепить глаза. Вначале я всматривался в безоблачное пространство над собой, а потом резко поднялся. Что-то здесь было не так, но что — я, как ни старался, не мог вспомнить.       Вокруг не было ни души, ни демона. Только бескрайнее пространство, состоящее из небосклона над головой да безжизненной пустыни, растянувшейся на многие мили. На горизонте также не было никого видно. Чтобы различить хоть что-либо, мне пришлось загородиться ладонью от яркого света. Силуэты были всё ближе. Вот они уже в нескольких шагах от меня — передо мной два человека, я готовлюсь атаковать или защищаться, готовлюсь встретиться с противником, но оба как ни в чём не бывало проходят мимо. Отец и сын. Оба с тёмными волосами и такими почти одинаковыми чертами лица. Отец говорит мальчишке что-то очень быстро, и где-то вокруг меня будто бы раздаётся эхо. Я почти не могу различить ни слова, и лишь смутно догадываюсь, о чём может идти речь. Маленький человек счастливо кивает мужчине и убегает. Мужчина улыбается, прослеживает глазами за своим чадом. Я тоже слежу за мальчишкой и отчего-то осознаю, что ситуация кажется мне до боли знакомой. А остальное происходит как в замедленной человеческой съёмке. Резкий поворот, из-за которого мчится машина. Крик отца. Последняя улыбка на лице мальчика. И хотя мне хотелось узнать, что произошло дальше, я внезапно переношусь в другое место. Видение. Меня поглотило видение.       Здесь ещё более ярко и повсюду снуют омерзительные ангелы в своих белых смокингах. Они не могут видеть меня, но, когда их призраки ненароком задевают меня или проходят совсем близко, я неосознанно морщусь и кривлюсь. Слабо улыбнуться меня заставляет лишь одна знакомая человеческая фигурка — всё тот же самый мальчик, только уже наедине с ангелом. Глаза его не по возрасту печальны, он глядит в какую-то вещь, напоминающую нашу сферу для поиска Грешников, и, вероятно, видит своего отца. Да, верно! Я щёлкнул пальцами от удовлетворения и внезапной проясняющей всё мысли. Должно быть, 95-й на досуге рассказал мне эту забавную историю, оттого она и кажется мне такой знакомой. Но вот и это видение исчезает, медленно растворяясь в пространстве.       Пока перед моими глазами не появилось что-то ещё, мне в голову приходит мысль о том, откуда 95-й мог знать историю об ангелах. Да, это странно и маловероятно, разве что… Разве что да, я прав в своих суждениях. И вот передо мной — уже не прежняя безоблачная жизнь, а уже довольно подросший мальчик. На суде в чистилище.       Я неосознанно вздрогнул. Обошёл парня и ангела, выносящего вердикт, со всех сторон. Присмотрелся к подвальному неприятному помещению… и всё вмиг встало на свои места. Падший ангел становится злобным дьяволом.        — Ты недостоин быть ангелом, — слышится приглушённый эхом голос ангела. Со вздохом он захлопывает белую папку с делами младших ангелов и смотрит на мальчишку. — Но и среди демонов тебе не место. Так пусть это послужит тебе напоминаем о том, чего ты лишился и что вечно будет мучить тебя в дьявольской жизни.       Я выдохнул. Подбородок у меня задрожал, а руки сами собой сжались в кулаки. Уже не хотелось — да это было и без надобности — смотреть, что происходило дальше. А после мальчик стал учиться на демона, стал работать в отделе, познакомился с коллегами… Ненароком я коснулся своего светящегося значка на груди и, резко рванув его, оторвал с запылившегося смокинга. На другой стороне его — чего никогда ни у одного демона не было и нет — красовалась выжженная цифра семь. Цифра, которую я перевернул когда-то, попросив разбить надвое. Ведь демонам не положено давать другие имена после ангельского суда, если только их не повысят. Задумавшись об этом, я не сразу осознал, что видение исчезло, и на сей раз окончательно, не заменившись другим. Со злости, что было силы, я стукнул кулаком по стене и только спустя какое-то время осознал, что задыхаюсь от рвущих душу рыданий. А слёзы не желали останавливаться ни на мгновение.       Мне не было ни совестно, ни стыдно. Я не чувствовал ничего кроме боли в том месте, где у людей находится сердце. Где у меня вместо него догорающий кусок уголька, имитирующий сердцебиение. Сдавив своё горло со всей силы, я опустился на тёмный холодный пол, уже не разбирая — то ли рыдания так душат меня и не отпускают, то ли я сам себе слишком сильно сдавливаю горло, пытаясь остановить их. Галстук на шее пришлось развязать. Он стягивал — и с каждой секундой стягивал всё сильнее. Казалось, немного — и конец моей чёртовой грешной жизни, в которой я ничего не успел и так и не сделал, но чей-то голос внезапно заставил меня подняться.       Нет. Не было какого-то света или перерождения. Был только голос. А когда я поднял голову, держась за стягивающийся сам собой на шее галстук, я увидел её.        — Элин, — только и смог хрипло произнести я.

2.

      С этой мыслью я проснулся. Я вскочил и ощутил собачий холод повсюду вокруг себя. Зябко поёжился. Вот дьяволы, похлеще нас — в морозилку суют. Вновь поёжившись и потерев рука об руку, я поднялся. Снова меня усыпило. Снова теперь разбитое состояние. Да ещё и снилась какая-то чертовщина — настолько бред, что сейчас и не вспомнить даже. Встряхнул головой и хотел взбодриться снегом из капсулы, но эта ерундовина, как оказалось после получаса разбора в ней, предусматривала лишь понижение температуры. Хитрые, гады!       Помирай, но проверяй. Я дёрнулся, попытавшись открыть её сначала руками. Потом ногами. Оба раза безрезультатно. Я рыкнул, выругался, но после этого рот старался особо не раскрывать, ибо боялся, что он, ещё чего, заледенеет в любой момент, и стал сильно тереть себя руками и быстро ходить по небольшому помещению-капсуле взад-вперёд. Согреться это помогало мало, но хоть температура тела больше не спадёт. Некоторое время так уж точно. Зверские мысли по уничтожению рода человеческого вновь стали заполнять мою голову.       Элин! Дурацкая девчонка! Я цокнул языком. Притащила меня к своим тварям, чтобы тут же поймать с поличным и в случае чего всё выведать. Ну, нет, милочка, не на того напала, так я вам всё и сказал! Я рыкнул, предприняв ещё одну попытку выбраться и со всей силы пнув дверь капсулы, но ничего, разумеется, из этого не вышло. Спустя ещё несколько подобных попыток пришлось-таки смириться. Сложив руки вместе, я опустил голову к коленям, ожидая своей участи. Я не знал, как могут пытать люди, что говорить при этом и что делать. И что, собственно, выведывать. Оружие против нас? Так или иначе, я им ничего не скажу, даже если надо мной чуть ли не молитву начнут произносить.       Время шло. Кажется, я опять задремал, потому что, когда в который раз очнулся, пришлось с непривычки напрягать глаза в полнейшей темноте. Они резко зажглись, распространяя вокруг себя свет, давая возможность разглядеть знакомую обстановку в темноте. Я думал, что погружаюсь в отвратительную дремоту снова, когда дверь моего крематория медленно открылась. Ну, надо же! Мои ребята облаву совершили на них, что ли? Я неспешно приподнял лицо с сонными горящими глазами, мало веря в собственное спасение, ведь даже облава с демонами меня не спасёт в этом случае. Почему-то где-то в той стороне, где у меня был зацеплен значок, что-то яростно заколотилось и сильно сжало всё моё нутро. Незнакомое ощущение одолело всего меня. Ведь если это действительно окажется облавой наших ребят, меня не спасут ни уговоры 95-го, ни громкие слова и звание 669-го. Вспомнились коллеги, явственно встав перед моими глазами. Отдел и множество отсеков. Разговоры и весёлые времена, когда можно было безнаказанно подшучивать друг над другом и напиваться до онемения. «К ангелам это всё! Сбежим, не будем никому подчиняться — и дело с концом!» 15-й. Он как будто здесь, передо мной, как живой, качает головой, а на его лице так и читается: «Что ты наделал…» Я тряхнул головой, хватая себя за волосы и уже сам не осознавая, что делаю. Сколько раз он забирал мои слова и мысли, выдавая их за свои! Сколько раз отвлекал меня от работы и звал в бары и клубы, несмотря на шаткое, у нас обоих, положение в отделе — стажёры, что с них взять. И при этом ни разу не пытался спилить меня с должности, хотя не просто мог бы — должен бы был. С 15-м я всегда обходился не как с равным себе, зачастую принижая и намекая на младшее звание. И он прекрасно всё это видел. И тем не менее, мы продолжали общаться, обсуждать дела отдела и резкий спад его репутации, думать о своём демоническом будущем…       Теплом повеяло от открытой двери. Я резко поднял голову, уже более не расслабляясь и не раскисая. И что это на меня нашло? Непривычно и странно. Хмурость и злоба шрамами исказили моё лицо, а глаза готовы были своим светом устрашить даже демона, не то что человека. Но от вошедшего не исходило страха. Более того, я буквально всем своим существом чувствовал, что мне приятно это — когда не боятся.        — Привет, — знакомый голос заставил меня вздрогнуть и поразиться всему происходящему ещё более. — Я не хотела, чтобы так получилось. О твоём заточении я и узнала совсем недавно. Если бы…       Я уже не слушал её. Я поднялся и шагнул прочь из холодной тюрьмы, с облегчением ощущая, как тепло разливается по всему телу. Немного обескураженная, она закрыла морозную клетку в виде капсулы.        — Дьяволы, Элин, ты жива, — обратился я к ней, но, судя по выражению её лица, она не поняла причину моей радости. Я попытался слабо улыбнуться. Девушка выдохнула и жестом показала мне следовать за ней. Мы шли в полнейшей темноте, но, кажется, она и без света прекрасно знала дорогу и не плутала в бесконечных коридорах.       Чем-то это нагромождение бесцветных стен даже напоминало мне наш отдел. И отдел 669-го. И все, в принципе, демоновские отделы. Корпус, который зовётся нашим миром, был весь построен одинаково.        — Куда мы идём? — тихо поинтересовался я, будто боясь нарушить давившую на нас обоих тишину.        — Провожаю тебя до комнаты, где ты будешь спать.       Я остановился. Перестав слышать глухие чужие шаги, Безгрешная тоже остановилась. Мы стояли в тёмном коридоре и оба тяжело дышали.        — Я не сплю по ночам, Элин.        — Тебе нельзя будет показываться по ночам. Никуда. Нигде. Твои глаза… — она запнулась, но тут же снова взглянула на меня своими голубыми глазами. — Они считают тебя за человека, я им так сказала.         — Ты же понимаешь, что никто в это не поверит, — я выдохнул, опираясь рукой о стену и прикрывая глаза. — Кто с первого взгляда не узнает во мне демона, тот просто слепец.        — Нет! — я шарахнулся, удивившись тому, как девчонка вспыхнула. — Нет, не слепец, Дис, ты совсем не такой как они!       Моё имя. Она помнит придуманное мной имя. Я взглянул на пол, а потом снова на Безгрешную. Ухмылку, которая вот-вот норовила появиться на моём лице, я старательно скрывал.         — Но я демон, Эвелин. И плевать, какой я, если такова моя сущность.        — Но все меняются, Дис. Даже люди! — казалось, ещё немного, и девчонка сорвётся на крик. Я совершенно не понимал такого её настроения. — В один момент самые Чистые становятся Грешниками, и никак этого больше не исправить! У них не только взгляд меняется, они, кажется, даже думать начинают по-другому и совершенно от всего прошлого отказываются! — она всхлипнула и закрыла лицо руками. Я безмолвно стоял рядом. Плечи её, слегка прислонённые к стене, содрогались от рыданий, и какое-то время она не произносила ни слова и лишь молча плакала. Мимолётно мне вспомнились наши пьяные посиделки с демонами. Я был совсем начинающим стажёром, а они были опытными и знающими. Мы наблюдали за тем, как Чистые становились Грешными, выпивали за каждую удавшуюся попытку, а самых не подчиняемых убивали на месте. Вспомнил, и самому противно стало, и захотелось оторвать от себя этот чёртов значок на левой груди, чтобы ничто больше не напоминало мне о том, кто я и откуда.       Будто убеждая себя в своих словах, я коротко кивнул и в последний раз взглянул на Безгрешную. Все мысли в отношении её как ураганом вышибло из головы.        — Пойду. Рад, что проводила, — пытаясь подражать людским разговорам, произнёс я, с удивлением и абсолютным непониманием осознавая, что мне хочется остаться, схватить её за плечи и убедиться, что её лицо не мокрое от слёз.

3.

      Лагерь только засыпал. Это была тёмная и непростая ночь, несмотря на то, что именно в эту ночь все наконец-таки убедились в том, что принцесса жива, устроив по этому случаю настоящий праздник. Эвелин смогла выбраться из общей ликующей толпы пораньше. В своём самом лучшем платье, с изящной причёской и макияжем, внешне уверенная и гордая — всё как раньше. И ничто не выдавало, что она какое-то время побывала в плену у демонов. Однако не все, кто присутствовал на торжественном событии, не заметили спешного ухода принцессы. Седовласый Сейдж, весь вечер бросавший на свою юную подопечную взгляды, с самого начала праздника заметил, что с ней что-то не так. Впрочем, он это заметил ещё с того момента, как он заговорила о том молодом человеке — никогда, никогда Эвелин не говорила в таком тоне о ком бы то ни было, даже ни об Эдди, ни об Адаме. Однако Сейдж был не настолько стар и довольно умён, чтобы наткнуться на кой-какие мысли. Нет, человеком это существо определённо нельзя было назвать. Старик тихонько подозвал к себе совсем молодого юношу, которого зачислили бойцом в их отряд не так давно.         — Реми, — староста прокашлялся, осознавая, что не в первый раз возраст, хоть он и держится, даёт о себе знать. — У меня к тебе большая просьба. Состояние у принцессы Миллс сейчас не из лучших — я надеюсь, ты понимаешь, о чём я. Присмотри за ней, пожалуйста. А заодно и за её гостем, — после этой речи лицо старосты заметно побледнело.       Итак, Эвелин сбежала. А староста ушёл пораньше с праздника, чтобы подумать, как быть их лагерю дальше. Несомненно, в 33-м появился шпион — и настолько опасный шпион, что ни уговоры принцессы, ни тёплая речь, их теперь могут не спасти. Оставались разве только… древние предания? И чувство, которому неподвластны даже тёмные силы.

4.

      Не спится.       Да и почему должно хотеться спать демону? Это нам не только несвойственно, но и совершенно не нужно. Однако в тот момент я совершенно не знал, как можно иными путями отделаться от мыслей, которые вновь и вновь возникали в моей голове, в которых беззащитная Безгрешная плакала, прислонившись к стене, а я, воспользовавшись её страданиями, мог бы выведать, о каком именно Грешнике идёт речь, провести цепочку, узнать наконец-таки, кто она и откуда, и почему в ту ночь оказалась там, где не должна была быть, когда я искал принцессу.       Я не корил себя, нет. Лишь безмолвно сидел на человеческой кровати, глядя в одну точку, а все слова и речи, между тем, были в голове. «Думай, 25-й. Думай. Выход где-то совсем близко, как и решение всего этого дерьма, что происходит в последнее время». Я рыкнул, стукнув кулаком по стене. Спокойствие не приходило, как бы я ни пытался его вернуть. Нет, опять Безгрешная, опять её слёзы, как и тогда, когда она была в камере в отделе. И внезапно в голове возникает уже не это прозвище демонов, а её имя. Элин. Она всегда смотрела на меня не так, как другие, даже обращалась ко мне по-другому, несмотря на все мои попытки её напугать. «Ты совсем не такой, как они».       Слова врезаются в место чуть пониже значка всё яростнее и яростнее, точно меня со всей силы бьют по горящим цифрам «25» кинжалом. Наконец, не выдержав, я спешно поднимаюсь с кровати, срывая с себя значок и в придачу чёрный смокинг демона.       Пускай так. Выхожу из комнаты и даже будто обнаруживаю, что стало легче дышать. Что-то перестало давить своей почти неподъёмной тяжестью, и, мне кажется, будь я в таком состоянии раньше, я бы не оставил Элин тогда там, у комнаты.       Я шагал быстро. Слишком быстро по слишком тихим коридорам, словно нарочно стуча каблуками ботинок. Осознав это спустя какое-то время, я стал красться тише. Особенно страха прибавилось, когда я услышал где-то вдалеке шорох. Страха перед людьми! «До чего ты докатился, 25-й, — цокнув языком и качнув головой, произнёс 669-й, появившись совсем рядом со мной, но я проигнорировал как само видение, так и его слова, продолжив поиски комнаты Элин. И нашёл. Не знаю, почему ноги сами привели меня туда. Я прислонился к двери и некоторое время стоял так, будто сомневаясь, но потом осторожно постучал вместо того, чтобы резко раскрыть дверь. Если за дверью и слышались какие-то звуки и шорохи, то после моего робкого стука стало совсем тихо. Я постучал снова, на сей раз уже твёрже. Снова никакого ответа с той стороны. Я рыкнул, взлохмачивая свои волосы. И какого ангела я сюда припёрся? Не спалось посреди ночи? Поучил бы языки или прогулялся бесшумным шагом по пустынному помещению людей! Была бы хоть польза — изучил бы всё здесь до мельчайших подробностей. Нет же, пригнала нелёгкая… Я вновь прислонился к двери, кашлянул в кулак и поднёс костяшки пальцев к металлической поверхности, когда совсем рядом послышалось знакомое человеческое дыхание, и дверь наконец распахнулась. Несмотря на то, что у Безгрешной не было светящихся в темноте глаз, она, конечно же, сразу узнала меня.         — Дис?!         — Тише ты! — шикнул я, боязливо оглядываясь в другую сторону коридора, но, к собственному спокойствию, не заметил там никого. — Перебудишь всех своих.        — Что ты здесь делаешь? Я… — она замялась, прикусила губу и потупила взгляд. Я всмотрелся в её лицо и только тогда заметил, что оно всё розовое и местами слегка вспухшее от рыданий. Человеческие слёзы! В любой другой бы раз я оставил Безгрешную, напоследок фыркнув что-нибудь насчёт мягких человеческих душ, но не теперь. Без её согласия я змеёй протиснулся в комнату сквозь небольшую щёлку между дверью и стеной, отчего Элин пришлось посторониться, и прикрыл дверь за собой. Спешно огляделся. Комната была небольшая, но довольно уютная по человеческим меркам. Яркого света здесь не было, можно было вглядываться спокойно, не напрягая лишний раз глаза как тогда, в демоновском отсеке. Мой взгляд снова остановился на Безгрешной. Здесь, в присутствии её сородичей, в знакомой обстановке, ей наверняка очень уютно и спокойно. Спокойно. Почему-то в голове крутанулась мысль о том, что от меня она никогда и нигде спокойствия не дождётся.        — Дис, так что случилось? Не спится?       Я устало закрыл глаза, выдыхая.        — Я уже не раз говорил, что я не сплю. Никогда, — я открыл светящиеся глаза, но вмиг осознал, что во взгляде девчонки читается волнение… Это ведь так называлось то чувство, когда одна человеческая особь испытывала страх за безопасность другой?        — Тогда почему ты… — она кивнула головой в мою сторону, но вновь не закончила предложение. В ответ я лишь махнул рукой.        — Поговорим о тебе.        — Я не понимаю, к чему ты клонишь, — она вздохнула и присела рядом со мной — но не совсем уверенно — на свою же кровать.        — О твоих слезах.       Похоже, Элин смутилась. Она долго молчала, так долго, что я уже сам собирался что-либо продолжить ей говорить, чтобы вот так резко не обрывать наш разговор, когда она наконец посмотрела мне прямо в глаза. Видимо, это стоило ей больших сил.        — Только не ври, что тебя интересует моё состояние.       Я не смог сдержать безумной улыбки. Я собирался залезть в её голову, для чего, собственно, для начала требовалось войти к ней в доверие, а это, в свою очередь, складывалось из полного слияния с человеческими чувствами, а она говорит о том, что меня не интересует её состояние!        — Но нет, я не сдам тебя им, если ты хотел поговорить об этом.       Тут уж я обомлел, и ни о какой иронии более не могло быть и речи. Девчонка беззаботно болтала ногами и иногда ненароком поглядывала на них. Не боится. Совсем ни капли страха в воздухе. Однако осознание этого меня только обрадовало.         — Ты же не такой плохой, Дис. Совсем не такой, — продолжала она. — Я понятия не имею, как тебя определили к демонам, но, вероятно, это было какой-то ошибкой. Ты только пытаешься казаться страшным, убийцей, а на самом деле ты…       На самом деле кто? И много ли она знает о нас, о демонах? Я молчал, лишь иногда недовольно хмыкая на её отзывы о себе, но при этом ощущал, как в том месте, откуда я сорвал полчаса назад свой значок, что-то гулко стучит и находит отклик её словам.       Внезапно на её щеках выступил новый румянец, намного приятнее прежнего, но уже совсем не от рыданий. Она устремила на меня свои голубые — томные, уносящие вдаль от всего этого глаза, которые поначалу казались мне такими наивными, глазами обыкновенной Чистой девчонки. Только в ту секунду я заметил, ненароком скользнув взглядом по её телу, что она вновь в одной ночной рубашке.         — У добра и зла исконно ведь одно и то же лицо, — негромко произнесла она, переходя уже чуть ли не на шёпот. — Всё зависит от того, когда они встречаются на пути у каждого из нас.       Я вздрогнул, не отрывая от Элин глаз. Откуда она знает об этом? Каждому человеку читают притчи и молитвенные легенды? Неужели у них принято это? Или только у избранных?.. Свои мысли слушать больше не хотелось. Я оказался совсем рядом с ней, прямо вровень с её лицом.        — Да, я не ангел, Элин, — как-то грустно усмехнувшись, произнёс я. — Но и ты тоже.       Она точно поняла мои намерения, тоже придвинувшись немного ближе. Я видел, как в темноте мелькнула улыбка Чистой, а её руки мгновенно утонули в моих волосах. Я подался вперёд, обхватив её за хрупкую талию, на мгновение ощутив, как она слабо задрожала, но потом тоже прильнула ко мне, отдаваясь поцелую, закрывая глаза и забывая обо всём в этом мире, как будто ни демоны, ни ангелы, ни человеческие создания не могли нас потревожить. По комнате в один миг пронёсся приятный запах, ничем не схожий ни с терпким запахом человеческой крови, ни с липким и жгучим — человеческого страха. То ли это были её духи, о которых нам, демонам, не раз приходилось слышать, а некоторым — даже пытаться опробовать их на себе, то ли медовый вкус её губ, но от него почему-то приятное чувство — доселе незнакомое слово «чувство» — разлилось по всему моему телу, и его не хотелось отпускать, как бывало прежде, когда ты сам или кто-то другой в отделе начинал что-то «чувствовать».       Я не отстранялся от неё ни на секунду, впрочем, как и она от меня. В какое-то мгновение мы упали на кровать, всё ещё держась максимально рядом друг с другом. Я прижал её руки к постели по разные стороны от подушки, предоставляя себе тем самым полную свободу действий, коснувшись губами сначала её лба, потом щеки, волос, шеи и спускаясь всё дальше и дальше вниз. Она не сопротивлялась, лишь иногда извиваясь, тяжело и прерывисто дыша, пыталась вырвать хотя бы одну руку из хватки, но всё было тщетно. Однако когда я привстал, она приподнялась, наверное, решив, что я ухожу, и дотронулась своей тёплой рукой до моего мертвецки холодного лица. Я услышал лишь её шёпот — своё ненастоящее имя из трёх букв.        — Дис…        — Тише, милая, — я улыбнулся, вмиг оказываясь без майки, и снова начиная покрывать её тело поцелуями и прикосновениями.       Странно, что эта ночь осталась в воспоминаниях надолго. Я давно не мог припомнить своих ночей, в которые бодрствовал. Причиной служили то сильные попойки, то какие-то дела, лишь частично занимавшие мой разум. Тем не менее, с первыми лучами солнца, когда Элин уснула, я помнил всё до единого. Пытаясь убрать со своих губ не желавшую покидать их улыбку, я отвернулся от зашторенного яркого окна и взглянул на девушку. Она спала, погружённая в свои мысли, чувства, и ей, вероятно, снились сны… То, что я уже никогда не смогу увидеть и ощутить. Я легонько коснулся рукой её волос, головы, склонённой к подушке. Под неё она положила свою руку — не впервой замечаю это за ней. Осторожно наклонившись над ней, дабы не разбудить, я коснулся губами её запястья, но затем резко отпрянул, будто ослеплённый светом. Пригляделся. И ужаснулся увиденному.