Безгрешная

1.

      Проходили дни, а на горизонте висела тишина. Хвала Небесам, это означало лишь одно — демоны не добрались даже до юга, не говоря уж о центральной части, в которой располагался лагерь. На еженедельных советах не раз моим глазам представала висевшая на стене карта, на которой были отмечены все лагеря, созданные принцем и принцессами. Большинство в северной части, в округе Чесса. Остальные расположены более-менее равномерно, а меньше всего — в центральной части, в которой когда-то заправляла я. Всего их было 33. Наш лагерь находился на самом отшибе, в пустыне, но всё же ближе к центру.       Тем не менее, мы были готовы к нападению в любой момент. Напрягал лишь вопрос с едой. Месяц-полтора ещё можно продержаться, но вот что делать дальше? Об этом я и хотела поговорить с Сейджем. Да, Реми стал мне неоценимым помощником и прекрасным другом, но особенно сильно сблизиться с ним, доверяя ему все секреты, как когда-то Эдди, я всё же не могла. А Дис не был причастен ко всем этим военным делам. Его до сих пор сторонились местные, и привести его хотя бы на один совет было бы неразумно.       Старосту я нашла в его любимом месте. На сей раз Сейдж наблюдал за пылающим закатом и бросал хлебные крошки чёрным стальным птицам. Живые давно не водятся в этих краях. Тыча в высохшую, местами потрескавшуюся землю прямыми блестящими в последних лучах солнца носами, они автоматически клевали хлебные мякиши, и в их мыслях не могло мелькать, что когда-то сотнями их древние сородичи, у которых билось сердце, делали то же самое.       В огрубевших от работы ладонях старосты сидела одна такая маленькая стальная пташка и проворно открывала клюв, когда мужчина подавал ей комки хлеба. Я подошла ближе. Да, я сразу догадалась, что птицы здесь неспроста — среди двух пальцев старосты виднелась зажатая маленькая записка.       — Хочешь попросить подмогу?       Сейдж даже не улыбнулся и молча кивнул. Мы оба смотрели в догоравший на горизонте закат.       — Вроде того, — наконец отозвался староста и, дав птице свободу, вручил ей записку. Сжав её в стальном клюве, птица мигнула своими неживыми глазами и, расправив крылья, унеслась прочь.       — А если её перехватят в пути? Или пристрелят? Воронья почта ныне небезопасная, — я покачала головой и вздохнула, садясь рядом со старостой. Конечно же, я говорила это не с укором, совсем нет. Сейдж ведь и сам понимал, какое сейчас опасное время.       — Тогда демоны узнают много интересного о твоём новом друге.       Я вспыхнула и резко поднялась с места, ощущая, как краска заливает мне всё лицо. Разумеется, ни от кого в отделе не могли скрыться наши с Дисом отношения, но говорить это так открыто — со стороны Сейджа это…       — Я всего лишь беспокоюсь о тебе, Эвелин.       Руки мои сами собой сжались в кулаки. Порой меня очень коробило то, что Сейдж до сих пор не доверяет Дису.       — Ты же знаешь, что он обычный! Почему ты к нему так холодно относишься?       — Потому что к нему слишком тепло относишься ты, — я не нашлась, что ответить, а Сейдж повернул ко мне своё улыбающееся лицо. — Я ничего о нём не знаю, Эвелин.       Я устало выдохнула, вновь опускаясь рядом со старостой. Птичье карканье застыло где-то за горизонтом, от солнца остался лишь едва заметный красноватый диск. Смеркалось и темнело. А значит, Дис больше не появится сегодня в коридорах.       — Я рассказывала тебе, — негромко ответила я, не глядя на Сейджа, а пребывая в своих мыслях. Он задумчиво приглаживал свою седую бороду и внимательно слушал мои объяснения. — Он помог мне сбежать. Мы сбежали от демонов вместе.       — Слишком хороший у него костюмчик для пленника, не находишь? — Сейдж хмыкнул, а я лишь помрачнела. Его замечание ещё раз подтвердило, что он не верит в эту придуманную историю о чудесном и прекрасно удавшемся побеге из плена.       — Дис не ангел, — я попыталась улыбнуться.       — Ну да, ведь твари не ходят в белом.       Кажется, краска снова подступила к моему лицу. Неужели Дис успел сделать ему что-то плохое? Нет! С самого первого дня он ото всех, а тем более, от Сейджа, держался в стороне, и это трудно было не заметить. Но Сейдж продолжал гнуть своё, как будто эта чёртова Война между людьми и демонами может в любой момент закончиться, если обе расы так и продолжат дуться друг на друга!       — Любое человеческое существо на земле расположено творить зло, — продолжал монологом староста.       Точно повторяя за Дисом, я рыкнула и уставилась в темноту. Сейдж весело и легонько ткнул меня локтем.       — Не писал я ничего про твоего доходягу.       — Сейдж, правда? — я расширенными глазами уставилась на старосту, готовая вот-вот запрыгать от счастья, хоть только мгновение назад чуть не разрывалась от обиды.       — Правда-правда, — мужчина закивал и с явной большой неохотой поднялся с места. Я поднялась за ним и проследила за его указательным пальцем. Он указывал прямо на север, где, должно быть, сейчас за несколько миль отсюда правит мой бывший друг принц Чесс…       — Птичка-то шустрая, — Сейдж мягко улыбнулся. — Уже вскоре и там будет.       — Ты написал Чессу? — брови мои взмыли вверх. Сейдж отрицательно помотал головой и некоторое время молча смотрел на меня, точно что-то обдумывая. — А кому? — не сдавалась я. Если уж староста решил обращаться за помощью к правителям — кто бы там ни был — значит, у него либо появились подозрения — насчёт этого я теперь могла быть более-менее спокойной — или идеи действия. Второе больше подходило под ситуацию, но почему он не посоветовался вначале со мной? Почему не рассказал о своих замыслах? — Кому ты отправил письмо? — я легонько дёрнула мужчину за плечо. Он повернулся ко мне, будто вышвырнутый из собственных мыслей. И я услышала лишь одно имя, лишь пару тихих звуков, слетевших с его губ, но этого было достаточно, чтобы разбудить спящие среди ресниц слёзы.       — Эдди.

2.

      Коридоры сливались один с другими, пока люди продолжали таскать тяжёлые металлические ящики. Я не знал, что в них, меня не посвящали в тайны происходящего на всевозможных советах и переговорах, но догадывался, что это оружие, предназначенное для убийства мне подобных. Или не убийства: люди не знают всех наших особенностей, а потому и полностью разгадать нас не способны. Я, разумеется, об этом тоже умолчал — работать на два лагеря всё ещё казалось сподручнее, нежели полностью склоняться к какому-то одному.       Эмоции, эмоции, эмоции. Повсюду — на их лицах, в их мыслях, создающие их чувства. С недавнего времени я стал присматриваться к людям как к некоему объекту для изучения, уже не считая их лишь теми, кто из-за слабости своей поддаётся чувствам и кого, даже самого Чистого, можно в любой момент искусить.       Не считал я их боле и слабыми и низменными существами. Так же, как демоны — после того, как примут кофе, конечно, — они могли делиться весёлыми историями, находясь в столовой — она была единственным местом, которое могло собрать их вместе, сплотить, а потом вновь разъединить по делам и комнатам. Так же, как демоны, они могли сотрудничать, могли помогать друг другу — у нас это обыкновенно называлось «оказывать услугу» или «Заключать сделку», да и строилось на более корыстных целях; порой даже их фразы и идеи совпадали — о, как ни странно это было для меня! — с фразами и идеями демонов. Порой внимательно вслушиваясь в чужие разговоры, я вспоминал слова 45-го и 669-го о моих несправедливых — теперь я это понимаю — высказываниях о них. Вспоминал Ищеек. Сравнивал оба племени. И всё больше и больше убеждался в том, насколько эти существа свободны, но даже сами этого не сознают!       Только у них одних был выбор. Только они одни могли решить, будут Грешниками или останутся Чистыми. Только они одни могли поддаться своим чувствам, но в другой момент — полностью закрыть себя от них (думая над этим, я вспомнил, как меня охватила волна «человеческой слабости», в которой я чуть не захлебнулся). И наконец, только они одни решали свою судьбу, а это был самый свободный и огромный выбор в мире. Выбор, за которым день изо дня гнались безумные Ищейки, которых сторонились обычные демоны и от которых сходили с ума юные стажёры, не изведав ещё азов обучения и не попав под штамповочную демоносоздающую машину. У них была свобода, которой они не ценили и никогда не смогут оценить, не побывав в чужой шкуре.       — Дис?       Её голос вырвал меня из размышлений. Только Безгрешная могла говорить со мной, остальные сторонились. А Сейджа я сторонился сам. Я поднял голову, отрываясь от лицезрения своих ботинок, хотя на самом деле множество глубоких мыслей поглотили меня и не собирались отпускать.       — Дис, нужна твоя помощь.       Наблюдая за земными существами, я даже завёл ежедневник, куда записывал особенности их поведения, а одновременно пытался справиться с самым трудным для меня понятием — чувствами. Начало стажировки для меня не прошло зря: из-за каждодневных гулянок и пьянок с юными демонами я не особо вникал в занятия по людской психологии, либо игнорируя всю информацию по предмету, либо пропуская уроки. Теперь, навёрстывая упущенное, я с изумлением осознавал, сколько интересного пропустил. Для других демонов искусить Безгрешную было плёвым делом, а я не справился с первым в своей проклятой жизни заданием. Именно об этом, кстати, с нами говорил 669-й. И именно в тот день мы с ним и познакомились.       На одном из занятий мы впервые посетили отдел 669-го, и один из демонов, указывая мне на него, стоявшего перед Грешницей, тихо шепнул мне: «Ему столько лет приходилось иметь дело с разнообразнейшими представителями рода человеческого, что теперь он мог бы с большей долей вероятности сказать, о чём она думает».       Не поверив этим доводам, я самолично, совершенно не конфузясь и не боясь, подошёл к 669-му после занятия. Он казался мне чересчур высоким и статным. К тому же, в то время ещё 669-й не носил очки — признак молодости и бодрости духа демона. «Неужели вы смотрели ей в глаза и читали все-все её мысли по лицу, будто текст по бумаге?», — осведомился я. Демон оторвался от дел и документов, взглянул на меня и рассмеялся. Тут-то и настало моё время конфузиться и клясть себя вопросами: «А что я вообще здесь забыл?», но как раз в тот момент, по словам 669-го, я заинтересовал его. «А ты сам как считаешь, 25-й? — взгляд его, немного изумлённый, скользнул по моему значку. Тогда-то он и узнал о моей страшной цифре. — Будь я женщиной, я бы, наверное, и смог прочесть мысли Грешницы, но ты сам видишь, что я демон, а не демоница».       Как раз после того случая я навсегда распрощался с занятиями, попав в отдел к 45-му, но слова 669-го до сих пор сидели у меня в голове. И только тогда, в плену у людей, прислонившись к стене и наблюдая за их муравьиной работой, до меня стало доходить, что, вероятно, демон имел в виду, что, не побыв в чужом обличье, в чужой, так называемой у земных существ, шкуре, невозможно и представить себе их жизнь — начиная мыслями и заканчивая чувствами. Это две сокровенные ипостаси, которые люди пытались хранить как можно глубже и дальше в себе. Если же они были доступны хоть кому-нибудь, в одночасье человек становился слабым и беспомощным перед другим, а здесь недалеко было и до завладения и манипуляции…       — Дис! — я не сразу очнулся, лишь когда Безгрешная, перестав махать рукой у меня перед лицом, легонько потрясла меня за плечо. Взгляд её голубых глаз был привычно нежен и добр, но сейчас, помимо этого, в них читалась и уверенность. — Ты задремал, что ли?       — Я не сплю, Эвелин. Я уже много раз тебе это повторял, — я нехотя приподнялся с колен, ощущая, что неясная мне дрёма и правда окутывает всё моё существо. Такими темпами жизни с людьми я вскоре окончательно свыкнусь с их привычками и начну не только есть человеческую пищу вместе с ними за столом — что я порой уже активно и делаю, но и спать по ночам, а ещё — ох, это мерзкое слово! — чувствовать.       — Тогда вставай, у нас полно работы, — она покачала головой. Эвелин я не мог отказать никогда и ни в чём. Как, впрочем, и Сейджу, который, однако, после нашей прошлой встречи даже если видел меня, так со мной и не заговорил.       Некоторое время я носил ящики вместе с остальными. Свет в коридорах был яркий, никто ничего заподозрить не мог, но люди, тем не менее, всё время недобро косились на меня. То они сравнивали мой тёмный костюм без единых недостатков со своими обыкновенными простенькими одеждами, местами нелепо зашитыми, испачканными, смятыми, поношенными от времени; то недовольно фыркали и делали замечания, прося «поставить ящик в другое место или не помогать вовсе» — в общем, сразу было заметно, что меня не просто не принимают в этом обществе, но и открыто показывают свою неприязнь.       Время пролетело быстро. Скрытое оружие от моих сородичей было перенесено уже к вечеру, и Эвелин, подойдя ко мне, тихо предложила прогуляться. Я кивнул, посчитав, что мы пойдём бродить по коридорам лагеря. Но всё оказалось иначе.       Только некоторые изученные мною отсеки — не мог я отказаться от этого названия, как ни старался и как ни учила меня Безгрешная, и начать называть их обычными комнатами или кабинетами! — оказались позади, как появились новые. Коридоры петляли, будто вели в никуда, а Эвелин уверенным шагом шла впереди, иногда оборачиваясь на меня. Когда я уже совершенно потерялся в догадках, куда мы идём, и напрочь спутал все направления, чего со мной никогда не случалось, Безгрешная вновь оглянулась на меня и как-то хитро — да, пришлось узнать, что она и так умеет! — улыбнулась. Наполовину светлый коридор оканчивался железной лестницей с широкими интервалами между ступеньками и вспомогательными узкими перилами. Девчонка легко, точно пролетев, первая взобралась наверх. Я с любопытством наблюдал за её движениями. Она подошла вплотную к плотно закрытой металлической двери и прислонила руку к кнопке-переключателю — не было сомнений, что это датчик. От прикосновения символа принцессы на левой руке он сразу же подействовал, загоревшись зелёным. Дверь автоматически открылась. «Интересно, — в тот момент промелькнуло в моей голове, — допустим, ей на правах правительницы разрешено входить туда, но как же тогда остальные?» Но эти мысли оставили меня, как только моим глазам предстало то, что за этой дверью находилось.       Я уже не в первый раз видел рассвет и закат, поэтому, казалось бы, и поражаться было нечему. Но каждый раз наблюдения за тем, как небо разрывается пополам, и сквозь него показывается алое солнце, а мимо, точно ничего не замечая, пролетают такие же пламенные облака, заставляли что-то в левой стороне груди еле слышно трепетать. Не осознавая, что со мной происходит, я полностью отдавался этому, не побоюсь сказать, чувству и широко распахнутыми глазами, не мигая, лицезрел природные явления. «Неужели ты никогда не видел этого? Ни разу? Дождь, снег, восход солнца, раскаты грома — в мире столько всего естественного и прекрасного, а твои глаза этого никогда не познавали?» — любила спрашивать Безгрешная снова и снова и после этих слов я поднимал на неё полные грусти, как я научился у здешних жителей, глаза. Нет, милая, никогда. До недавнего времени я считал, что прекраснее человеческих страданий нет ничего в целом мире.       В тот раз Эвелин даже не стала спрашивать меня. Она и так знала, что я с гулко бьющимся искусственным сердцем наблюдаю за происходящим, не отводя взгляда, видя, как солнце падает в объятия пушистых, окрашенных его цветом облаков и мягко ложится за горизонт, а после начинает темнеть, темнеть, и вот уже сумерки режут мои глаза, напоминая о том, что вскоре я начну привычно видеть. Эвелин обернулась ко мне. Я до сих пор не мог понять, зачем она показала мне это место. Зачем показала мне мой потенциальный путь к свободе.       — Дис? С тобой всё в порядке? — осторожно спросила она, и я зажмурился, как и всегда, при упоминании этого имени.       — Именно. В полном. Я снова чувствую, что дышу воздухом, и это чертовски странно.       Впервые за последнее время я позволил себе произнести что-то, связанное с демоновским миром. Люди произносят слово «чёрт» и аналогичные ему несколько раз на дню, даже не задумываясь над значениями этих ругательств, которые в нашем мире обращаются в проклятия и незамедлительно отправляются к тем, кому их присвоили. После, когда становится слишком поздно, они могут вспоминать об этом, гневить свою судьбу, проклинать даже самое себя… только, как и в любых человеческих историях, уже слишком поздно. А что бывает, когда демон произносит подобное? Да ничего, он лишь возносит хвалу своим творцам или призывает верного слугу-черта, которого отправлял за кофе или за половой тряпкой.       И в тот момент, когда я произнёс то, что, казалось, должен был забыть уже давно, что толком и из моего словесного обихода вышло, я вздрогнул всем телом. В воздухе вмиг запахло чем-то нехорошим, но это была не опасность при встрече человека, а…       — Почему ты так смотришь? — взгляд Эвелин, которая во всё время моих размышлений не отрывала от меня глаз, стал обеспокоенным. Плавно и мягко шагая, я со скоростью ветра оказался рядом с ней и приложил палец к её губам. На щеках её возникла бледность. Мы стояли не шевелясь, и я так и ощущал, как она дрожит всем телом. Мы и дышали-то с ней почти в унисон, только вот живое дыхание звучало для тёмных тварей куда более привлекающе, нежели искусственное.       — Дис… — попыталась произнести она, убирая мою руку, но я ещё сильнее сжал её рот. Эвелин еле слышно рыкнула, но на сей раз это не вызвало у меня улыбку. Почему-то мне и самому было страшно, страшно так, как никогда в моей проклятой жизни, но причин этому злополучному страху я не находил.       — Тише, — цыкнул я едва слышно, подтверждая свои жесты словами, а затем тихонько отстранился от неё, оглядевшись по сторонам. Тихо. Спокойно. Если бы демоны стали действовать, они давно сравняли бы этот лагерь с землёй.       — Дис, не было слышно даже ни шороха…       — Тише, — для чего-то вновь шепнул я, и неведомая сила повлекла меня прямо к Безгрешной. Вначале она от неожиданности отстранилась, но потом ответила на поцелуй, сама потянулась ближе ко мне, и я почувствовал её тёплые руки сначала на своей шее, потом в своих волосах. Я приобнимал её за талию, прикасался к её спине, но этого было мало, и как бы я ни притягивал её к себе, этого было мало, чертовски — уже второй раз за этот день! — мало.       — Не здесь, — она улыбнулась, прерывая поцелуй, но потом сама же, мягко взъерошив мои волосы, продолжила его. Я поцеловал в висок, между тем как знакомое жжение в груди не прекращалось, и если вначале я не особо обращал на это внимание, то в последнее время это начинало смущать и терзать меня нехорошими предчувствиями.       — Не здесь, ты права, — я резко отстранился от неё, отпуская не только приятный медовый поцелуй, но и распуская объятия, чуть ли не отталкивая при этом её от себя. Было заметно, что девчонка не поняла такого внезапного решения — что ж, это её проблемы, ведь я не раз уже предупреждал её. Я развернулся и спешно поплёлся в тёмный, накрытый сном лагерь через приоткрытую дверь. Я демон, Эвелин. И меня ничто не изменит.

3.

      Пускай мне всё более и более становилось привычно находиться среди людей и, играя роль придуманного ни в чём не повинного Безгрешного Диса, практически быть человеком, не всегда всё шло гладко и так, как хотелось бы. Мой последний спокойный день выдался не из простых. Чтобы не выделяться из общей толпы, приходилось много работать, выполняя поручения то одного, то другого человека. Я бегал из отдела в отдел, уже и перестав кориться мыслями о том, что в кои-то веки демон прислуживает земным тварям. По этому поводу я уяснил одну простую истину — никто здесь не будет ни потакать мне, ни хорошо относиться. Люди смотрели на меня волками, не подозревая при этом, что сами лишь пытаются обезопасить свои овечьи шкуры под угрозой надвигающейся стаи хищников. Исключением была Эвелин — о, Чистая и невинная Эвелин, доверявшая и слепо верившая каждому! Если вначале я посмеивался над этой чертой, а позднее это стало меня раздражать, то сейчас я привык к этому, если не сказать больше — стал её поддерживать в этом…       Но сейчас Эвелин нездоровилось, а ухаживавший за ней Сейдж не позволял никому навещать свою подопечную. Перечить Сейджу я, разумеется, не смел.       Староста. Не один день я присматривался к старику, но так и не смог понять его натуры и разгадать его намерения. Как и говорил 669-й, между старостой и правителем наблюдается неразрывная связь, причём, у Сейджа с Эвелин она скорее напоминала отношения отца и дочери. Я провёл черту в тетради, завершая тем самым свой вывод. С этим понятно. Остаётся лишь одно, ведь 669-й говорил о каких-то элементах, которые охраняет каждый из правителей.       — Зима, весна, лето, осень, — бормотал я про себя, не замечая, что бесцельно стучу ручкой по бумаге, оставляя на полях чёрные размашистые точки. — Но может, Эвелин и сама не догадывается, какой силой обладает? Тогда в чём это выражается? Она же обычная, обычнее не… — собственные мысли вмиг прервали мой монолог вслух. Необычная. Совершенно. Из тех, которых я никогда не встречал и не встречу. И я прекрасно знал это.       Голову заполонили знакомые мысли, которые с каждым днём одолевали всё больше. От чувств я почти научился отказываться, молча лёжа в темноте на кровати и закрыв глаза, будто сплю, но с мыслями было труднее. Мысли порой одолевали сильнее чувств. Эвелин. Поцелуй. Её дыхание совсем рядом. Её тонкие нежные пальцы, которые то вплетаются в мои волосы, то касаются моей щеки. Её губы, которые шепчут моё ненастоящее имя. Её длинные светлые волосы…       Рык сам собой вырвался из моей груди, и листы из тетради полетели в разные стороны. Боль ушла. Мысли перестали шептать в голове. Нужно было вновь приводить конспекты к общему порядку и продолжать вести наблюдения и строить на их основе выводы. А я всё никак не мог на этом сосредоточиться. Когда я закрыл глаза, концентрируясь на темноте, замаячившей передо мной, упираясь локтями в стол и положив на руки голову, чувствуя, что мысли вот-вот переплетутся с чувствами и разорвут меня на части, в дверь постучали. Я резко оторвался от своего занятия, едва успев убрать ежедневник и тетради с записями. Появившегося за дверью человека я никак не ожидал увидеть.       — Дис… Или как там тебя, — Сейдж нетерпеливо махнул рукой, одним этим жестом будто заставляя меня и встать, и подойти ближе к нему, и внимательно выслушать всю его речь. — Иди, ребята ищут людей для похода.       Выражение его лица было равнодушным, но мне показалось, что «людей» он выделил как-то особенно.       Между тем, прошла минута. Две. Кончалась третья. Сейдж стоял, скрестив руки на груди, и ждал моих дальнейших действий, а я был в полной растерянности, не зная, что предпринять.       — Ты не услышал меня? — сурово продолжал старик, чей возраст и внешний вид совершенно не вязался с таким голосом. — Или хочешь сказать, что не собираешься идти?       — Собираюсь, сэр, но…       — Но?       Взгляд старика был непроницаемым, лишь одна бровь взметнулась вверх. Я вспомнил, чем закончилась наша прошлая встреча, и отчего-то мне стало страшно думать о том, что было бы, если бы я не взялся протирать пыльные книги, ослушавшись, таким образом, его.       — Ничего, сэр, иду, — и с этими словами я действительно, точно будучи под гипнозом, послушно поплёлся к двери, но, когда схватился за ручку, замер на месте, сражённый голосом — а точнее, речью старика.       — Овцы тоже расположены убивать, Дис. Особенно когда носят волчью шкуру.