***
Жизнь обычного владельца магазина мелочей Урахары Киске была бы совершенно обычной и безоблачной, если бы не одно обстоятельство — необходимость скрываться от бывших коллег-шинигами. Конечно, у Урахары были и другие проблемы — налоговые службы, местные якудза, сложности с поставкой товаров, девять товарищей по несчастью, два нерадивых помощника-дармоеда, одна независимая кошка и множество научных проектов. Однако корень у всех этих бед был один, и Урахара занимался тем, что искал способ его обрубить. К несчастью, этот самый корень прочно сидел в Сейретее, пролезая в Мир Живых разве что отдельными веточками. Так что за неимением лучшего варианта, приходилось обрубать их. Монитор как раз высветил значок, сообщающий об очередном прорыве. Урахара присмотрелся к расположению метки на карте, чертыхнулся и пулей вылетел из магазина. Оказавшись на ночной улице, он запрыгнул на одну из соседних крыш, а потом помчался прямо по воздуху. Какое-то время он корректировал курс, ориентируясь на перемещения засечённого Пустого, но тот вопреки обыкновению не блуждал в поисках жертв, а шёл вполне целенаправленно, не отвлекаясь ни на что. Даже напрямки по крышам на дорогу ушло время — районы Мицумия и Минамикавасе были почти на разных концах города. В первом был расположен магазинчик Урахары, во втором — частная клиника Куросаки, куда и направлялся Пустой. И именно Пустой успел раньше. Когда Урахара остановился на одной из крыш, тот уже успел не только проломить стену клиники, но и пошарить внутри длинной жилистой лапой. В ней была зажата одна из двойняшек, светленькая, и по всей видимости, пока ещё в своём теле. Это было, конечно же, хорошо, но странно — обычно Пустые довольно быстро отделяли тело от души, чтобы поскорее последнюю схарчить. — Юзу!!! Отпусти мою сестру, тварина! Из дыры в стене вылетел Куросаки-младший, срывая голос, чтобы за собственным криком не чувствовать своего же страха. Это у него даже получилось, по крайней мере, ноги у него подгибались не очень заметно. И деревянный меч он держал в руках вполне уверенно, и сходу нанёс Пустому пару ударов под коленку. Будь меч настоящим, возможно, парень бы даже смог что-то ему сделать. Ичиго пролетел несколько метров от мощного пинка и остался лежать лицом в асфальт. По ощущениям, удар миновал рёбра и прошёлся прямо по внутренним органам. Никак не получалось вдохнуть, что, пожалуй, было к лучшему — не было воздуха, чтобы заскулить от боли. Пустой занёс над Ичиго кулак. В котором всё ещё была зажата Юзу. Куросаки-младший издал хрип, переходящий в рычание, опёрся на боккен, и начал подниматься на ноги. Из дома наконец-то вылетела и шинигами, полоснула Пустого по руке. Её меч был во всех смыслах настоящим, а потому прорезал плоть до кости, вынуждая монстра разжать хватку и отпрянуть. Ичиго подавился воплем и рванул вперёд, едва успев изобразить из своего тела подушку между дорогой и сестрой. Любимый фартук Юзу был в потёках крови. Обычно аккуратно уложенные волосы — взъерошены, любимая заколка висела на самом кончике пряди. Лицо — белое, как луна в небе. А она сама была как тряпичная кукла, и точно также безвольно мотала головой, пока Ичиго тряс её и пытался докричаться. — Рано оплакиваешь, она ещё жива! Хватай её и вали отсюда! — рявкнула шинигами, снова занося меч. Пустой взревел и замахнулся на девушку. Та перешла в защитную стойку, принимая удар на клинок, и отъехала на пару метров назад под весом монструозной лапищи, а потом издала боевой клич и начала теснить его в ответ. На подгибающихся ногах, неловко прижимая сестру к себе, парень отбежал в сторону. Сердце Юзу билось, хотя его ритм почти терялся на фоне бешеного стука в груди самого Ичиго. Он бережно усадил её в маленький закуток между соседскими заборами, пригладил волосы и стёр пятно крови со щеки, большую часть просто размазав. Лицо Юзу скривилось, будто она собиралась заплакать. — Братик, — хныкнула она, всё ещё без сознания, — беги, братик… Ичиго выдохнул и прижал голову сестры к плечу. Потом потёр собственное лицо рукавом и развернулся, ища глазами отлетевший боккен. — Эй, мелкая! Уведи его куда-нибудь! Шинигами в изумлении обернулась, и едва не пропустила удар. — Ты сдурел?! — рыкнула она, отскакивая в сторону. — Я же сказала тебе уходить! Пустой тем временем заметил подбежавшего Ичиго, и попыталася достать его. Парень перекатился по асфальту, уходя из-под замаха, а шинигами тем временем пырнула Пустого в незащищённый бок. — Хрена с два! — зло оскалился Ичиго. — У меня там в доме семья осталась! Девушка собралась было что-то сказать на это. Но одной лапой Пустой впечатал её в каменную стену вдоль дороги. А второй — отбросил Ичиго в сторону, для разнообразия приложив об асфальт хребтом. К чести парня, во второй раз он начал подниматься на ноги быстрее, но всё равно отчаянно не успевал ни избежать, ни тем более отразить атаку прыгнувшего к нему Пустого. Монстр раскрыл над ним пасть — и сомкнул зубы на маленькой фигурке в чёрных хакама и косоде. — Бакудо восемь, — выдавила она. — Сэки. Пустого отшвырнуло, а шинигами мешком рухнула на дорогу. Под ней начала расползаться тёмная лужа. — Придурок, — прохрипела девушка. — Думал, он тебе по силам? Или думал, он твою душу съест, и просто так уйдёт? — Ничего я не думал, — огрызнулся Ичиго, поднимаясь на ноги. — Я не мог семью бросить. Я поклялся их защищать. Она криво усмехнулась. — Насколько сильно хочешь их спасти? — спросила шинигами. — А насколько надо? — в тон ответил парень. — Есть один способ. Шанс на успех мал, но… Сесть у неё получилось только с помощью Ичиго. Девушка привалилась к каменной кладке стены, тяжело дыша. — Шанс на успех мал, — повторила она. — Если ничего не получится, ты умрёшь. Но у тебя высокий уровень рейрёку, и я уповаю на это… — Хватит рассусоливать, делать-то чего? Шинигами сжала рукоять катаны обеими руками для верности, и подпёрла их коленом, наставляя кончик клинка на парня. — Я передам тебе половину своей силы, и ты на время станешь шинигами. Для этого мне надо пронзить тебя своим мечом. Ичиго бросил взгляд на Юзу, на свой дом с развороченным забором и дырой во всю стену. Посмотрел на монстра, который как раз поднялся на ноги. Развернулся к девушке. — Куда пронзать, мелкая? — спросил он, хмуря брови и сжимая кулаки. — Я старше тебя, вообще-то, — вяло огрызнулась девушка. Злиться не было ни желания, ни сил. — И моё имя Кучики Рукия. — А я Куросаки Ичиго. Он придержал катану за лезвие, помогая шинигами нащупать нужную точку. Только в этот момент на Ичиго накатило осознание, что вот эта вся абсурдная ситуация — реальна. Реальна прохладная майская ночь в спальном районе Каракуры. Реальна сидящая перед ним девушка. Реальны её рваные раны. Реальна натёкшая с неё лужа крови. Реален бешеный стук в висках. Реальна обморочная слабость где-то в животе. Реальна саднящая боль по всему телу. Реален меч, холодящий пальцы как отточенный кусок льда. Реальна его бритвенно-острая кромка. Но реальнее всего была горячая злость — на невиданное чудовище, на раненую семью, на разрушенный дом, на собственное бессилие. Под рёв Пустого, катана вошла в его грудину и вышла на спине. Пальцы Кучики Рукии разжались и соскользнули с рукояти, руки упали как свинцовые. Куросаки Ичиго покачнулся, начал заваливаться набок, и рухнул на асфальт. В груди, под яремной выемкой, на месте меча была лишь прорезь в ткани майки. Занесённая рука Пустого исчезла, начисто срезанная у плеча. Куросаки Ичиго, одетый в чёрные хакама и косоде, уже стоял позади него, держа в руках меч почти с себя ростом. Чудовищная лапа упала на дорогу за его спиной. Рукия обхватила себя руками, впилась ногтями в кожу, силясь не потерять сознание из-за исходящего от парня духовного давления. Куросаки Ичиго, ученик первого класса старшей школы и почти шинигами, занёс над головой меч. Несмотря на размер и длину, держать его было на удивление легко. Пустой рванул вперёд, не заботясь о своей защите, а потому разрубить его не составило никаких усилий — всего-то и надо было, что дать мечу упасть, по пути прорезая зубастую маску, дыру в груди и всё остальное. Парень напряжённо всматривался в осевшие на дорогу половины туши, ожидая подлянки, и даже рискнул оглянуться через плечо, на лежащую за спиной лапу. Но части Пустого лежали смирно, и никаких сигналов к началу второго раунда не подавали. Куросаки Ичиго покачнулся, начал оседать на колени, и упал лицом в асфальт, рядом со своим новым мечом. Рукия перевела взгляд с рухнувшего парня в чёрной униформе на его же тело, всё ещё лежащее перед ней, и нервно хихикнула. Что она скажет капитану? Мысль обожгла мозг кипятком. Вслед за ней, будто прорвало плотину, полились и другие вопросы, один другого страшнее и лихорадочнее. Почему ушла вся её сила целиком? Как она будет лечить семью этого парня? Как ей скрыть последствия боя с Пустым? Откуда у этого парня столько духовной энергии? Почему она не заметила это раньше? Почему никто не заметил это раньше? Что она будет делать без своих сил? Кто этот парень? И какие же у него родственники? Представив себе давешнюю вроде бы сестру Ичиго с двухметровым тесаком под стать брату, с таким же суровым лицом рубящей Пустых, Рукия тихо, на грани истерики, засмеялась. — Надо же, чего только не увидишь в нашем маленьком провинциальном городке! Рукия вскинула голову на голос. Паника пошла на второй заход. По дороге выстукивал гэта мужчина в старомодной одежде лоточника и вполне современной полосатой панамке. Почему-то Рукия была совершенно точно уверена, что улицу он видит во всех подробностях. — Вы кто? — Я-то? Всего лишь скромный торговец сладостями, а также всякими полезными мелочами. Урахара Киске, к вашим услугам. От него исходила реяцу. Более того, от него исходила реяцу шинигами. — Вы… Вы доложите в Готей? — слабым голосом спросила девушка. Мужчина в панамке прикрыл лицо веером так, что было видно только блеск глаз. — Первая самостоятельная миссия в Мире Живых, да? — ответил он вопросом на вопрос, источая сочувствие. — Не волнуйтесь, докладывать в Готей я ничего не буду. К тому же, я некоторым образом, хе-хе, на пенсиии, и больше им ничего не должен. Рукия с облегчением и благодарностью кивнула. — Итак, — сказал Урахара, присаживаясь рядом, — как вы смотрите на то, чтобы я на правах бывшего шинигами, так сказать, протянул руку помощи юному и пока ещё неопытному новичку? В груди у девушки затрепетал робкий огонёк надежды.***
Куросаки Ишшин, владелец маленькой частной клиники, смирившийся вдовец, отец двух лапочек-дочек и сына в трудном переходном возрасте приходил в себя медленно, слишком медленно для человека, чьей семье угрожала опасность. Он продирался сквозь вязкую чёрную хмарь неровными рывками — скорее, ещё скорее, только бы успеть, только бы успеть хоть что-нибудь сделать!.. Куросаки-старший заорал прежде, чем открыл глаза, и задёргал конечностями прежде, чем понял, в каком положении находится. Всё ещё не полностью придя в себя, на одних рефлексах, попытался вскочить на ноги, но какая-то тяжесть на затылке придавила его к полу. — Девочки, бегите! — просипел он. — Папочка его задержит! — Ишшин, успокойся. Всё уже закончилось. Проморгавшись, Куросаки-старший пошарил взглядом по комнате и наткнулся на знакомую полосатую панамку. Скосил глаза наверх, и увидел не менее знакомый фартук. Тессай убрал одну руку с его затылка, и вторую — с его спины, по которой явно прошлась когтистая лапа Пустого. По ощущениям, там осталась только обширная ссадина, и то — для вида. — Киске, что с моими… — Обе девочки в порядке, их раны мы уже залечили. Твои, как ты понял, тоже. Мы у тебя даже немного прибрались, и дыру в стене заделали. Правда, всего лишь досками, уж не обессудь. Соседям скажешь, что грузовик в стену врезался. Урахара сидел над Ичиго, вытянувшимся на полу. Отсюда не было видно, дышит парень или нет, а изменений в духовном плане Ишшин видеть не мог. — Что с Ичиго? — спросил он, скрепя сердце для ответа. — Жив, цел, его мы тоже подлечили, — пожал плечами Киске. И прикрыл лицо веером. — Что с моим сыном? — повторил Ишшин, чувствуя подвох. — Шинигами теперь твой сын. Ответственная за Каракуру новенькая не смогла справиться с Пустым, который на вас напал, и была вынуждена передать свою силу Ичиго. Процесс опасный и рискованный, но, конечно, для него закончившийся более чем успешно. Куросаки-старший лёг обратно на пол и задумался. — А новенькая что? — запоздало спросил он. — Осталась без сил, но я это постараюсь исправить до того, как узнают в Готее, — успокоил Урахара, — Ну и ситуацию с твоим сыном — тоже. Правда, на это уйдёт какое-то время, так что пока что быть Ичиго исполняющим обязанности шинигами, а новенькая будет его консультировать. — А что сам не будешь? — подозрительно спросил Ишшин. — Ну надо же дать дорогу молодым! — притворно всплеснул руками Киске. — Как же ещё они научатся ответственности, как не в экстремальных условиях полевой практики? К тому же, я человек занятой. Я, конечно, буду за ними приглядывать, но уверен, что ребята и сами справятся! — Ну-ну, — вздохнул отец семейства, и с кряхтением уселся, скрестив ноги. — А теперь ответь мне, друг мой Киске, не ты ли уверял, что за вашими печатями никакие Пустые не найдут ни моего сына, ни моих дочурок?***
Тессай и Урахара, наконец, откланялись, и отправились обратно в свой магазинчик. Ишшин подоткнул дочкам одеяла, потрепал по голове мирно лежащего в кровати сына, сел перед портретом любимой жены и с чувством выполненного долга всплакнул. Потом дошёл до своей кровати, и, не раздеваясь, рухнул на неё, очень скоро захрапев. От одной из теней на кухне отделилась фигура, закутанная в чёрный плащ с глубоким капюшоном. Она немного постояла над Ишшином. Потом бесшумно скользнула в комнату Карин и Юзу, поводила над каждой руками, будто что-то искала. Затем так же беззвучно зашла в комнату Ичиго и простёрла ладони над ним. Но в этот раз руки скрылись под плащом, чтобы появиться вновь, уже с каким-то странным прибором. Им фигура тоже поводила над Ичиго, задержавшись над головой, грудью, и кистями рук. Свет небольшого экрана выхватывал из тени под капюшоном только подбородок и сжатые губы. Затем фигура тихо открыла окно и выбралась наружу, закрыв окно за собой. Оказавшись на улице, она приложила руку к разрушенной кирпичной ограде. — Истина третья — срединность. Ясность.[1] По воздуху пробежала рябь, обнажая выписанные на ограде узоры, похожие на очень бегло записанные иероглифы вперемешку с какими-то знаками. Женщина внимательно осмотрела рисунок, потом достала из-под плаща небольшую бутылку и обычную губку, смочила последнюю и начала оттирать нарисованное, распространяя едкий запах спирта. Убрав орудия действия, она достала новое — на этот раз обычный с виду маркер — и начала выписывать другие узоры. Закончив работу, она снова приложила к ограде руку: — Истина вторая — условность. Печать цельная,[2] — по рисунку прокатился всполох холодного цвета, а она добавила, — Истина третья — срединность. Сокрытие.[3] По узору пробежала ещё одна рябь, и рисунок пропал. Затем фигура достала старый мобильник и набрала короткий номер. Она уже собиралась заговорить после сигнала, но оцепенела, когда на другом конце ей ответили первой. Наконец, она отмерла: — Вовсе нет. Я не ждала услышать самого главу в столь поздний час, только и всего. Выслушав ответ, она кивнула, хотя собеседник и не мог её видеть. — Первый вариант не сработал, — начала она сухо отчитываться, — Вопреки расчетам, Рукия оказалась в доме Куросаки раньше меня, но наличие вмешательства неизвестно. По второму варианту были незначительные расхождения с планом. Итог тот же. Но Урахара привёл Тессая, есть вероятность, что они заметили печати. Печати исправлены, наблюдение будет продолжаться. От следующего вопроса женщина невольно сжала телефон. — Да, — сказала она после паузы, — Они в порядке. Она прикрыла глаза, вслушиваясь в голос на другом конце трубки. — Я знаю, — глухо ответила женщина, — Я знаю. В любом случае, слишком поздно что-либо менять. Взяв себя в руки, она закончила: — На этом у меня всё. Продолжаю вести наблюдение. До связи. Отключив мобильный и спрятав его под плащом, фигура в чёрном плаще в последний раз окинула взглядом улицу, и исчезла.