Игра теней - Затемнение

      Как и любой обычный старшеклассник, просыпался Мизуиро под мелодичную трель будильника, нежился в постели минут пять, и только потом выползал из-под одеяла.       В отличие же от большинства обычных старшеклассников, выползал он прямо на пол, на свободную его четверть. Другую занимал собственно футон, третью — небольшой низенький столик, а последнюю — разложенные по стопочкам вещи, учебники, и прочие нужные вещи (стенной шкаф все же резиновым не был).       Ванная и туалет были крошечными, и их едва-едва хватало для выполнения своих прямых обязанностей. Кухня была вообще символической — микроволновка на маленьком шкафчике и такой же маленький холодильник, где мышь не то чтобы повесилась, но уже отрабатывала завязывание нужной петли на намыленной верёвке.       Стеснённые условия проживания, прямо скажем.       Зато — квартира была полностью в его распоряжении. Конечно, не в его собственности, так-то она была съёмная. И даже не на его деньги: квартплату перечисляла на счёт родительница, и на этом её участие в жизни сына заканчивалось. Сейчас она скорее всего была где-то в центре Токио, охмуряла очередного мужика…       Но зачем мешать взрослой женщине устраивать себе личную жизнь? Так что к чёрту её.       Мизуиро влез в школьную форму, собрал сумку, закрыл на ключ дверь и спустился на первый этаж почти бегом. Пусть квартирка у него была маленькая, жил он всё равно в самом лучшем доме с самой лучшей хозяйкой.       На общей кухне почти никого не было, только Мифуне и Аоки с первого этажа мирно посапывали за обеденным столом, привалившись друг к другу плечами. Мизуиро бросил на свободный стул сумку и направился прямо к стоящей за плитой женщине.       Её он привычно обнял со спины, утыкаясь подбородком в плечо:       — Куре-сан, доброе утро!       — И тебе того же, — тепло отозвалась она, и похлопала его по рукам. — Бери тарелку и накладывай.       Соседями у Мизуиро были в основном здоровые мужики, на которых обаяние подростка не действовало. Но за два года этих мужиков сменилось порядочно, и Мизуиро мог бы лазить что в кастрюли и сковородки, что в общий холодильник на правах старожила — если бы не был уверен, что за наглость по ушам прилетело бы уже от Куре-сан. На неё мальчишеское обаяние действовало так себе. В своё время этого обаяния едва хватило на то, чтобы набиться в жильцы.       Это уже потом он по обрывкам информации догадался, что Накая Апаато[1] на самом деле принадлежал какой-то организации, которая сдавала квартиры своим работникам. От начальства ей, наверное, влетело, но Куре-сан ни намёка не обронила по этому поводу. А напрямую Мизуиро до сих пор не спрашивал — всё же не могла не внушать опасений работа, на которую надо было ходить преимущественно по ночам, а возвращаться побитыми.       Но завтрак он наворачивал со спокойной совестью, в который уже раз благодаря материнские инстинкты — пусть никто об этом ни разу не заикался, были подозрения, что питание тоже полагалось только членам организации.       Общая кухня выходила прямо в небольшой холл. Парадная была не единственным входом, кроме неё ещё имелась дверь на задний двор, а некоторые жильцы и вовсе лихо входили в свои квартиры через окна. Но парочка соседей просочилась именно через главный вход, и начала пробираться к лестнице крадучись, припадая к полу. На заинтересованный взгляд Мизуиро оба сделали большие глаза и беззвучно замахали руками.       — Кьё-кун, Кай-чан, доброе утро, — поздоровалась хозяйка, не оборачиваясь. — Завтрак готов.       Замершие было парни выпрямились и уныло поплелись к столу.       — Доброе утро, Куре-сэнпай, — виновато сказал рыжий.       — Доброе утро, анэго,[2] — в тон ему добавил второй.       Рыжим был Имори Кьёске, поселившийся в доме чуть больше месяца назад. По виду — вчерашний выпускник, едва-едва начавший работать, а потому ещё не убитый серыми буднями и должностными обязанностями. На следующий же день после заселения он вообще отвёл Мизуиро в сторону и заговорщическим шёпотом спросил, не знает ли тот каких интересных мест на предмет оттянуться. Но к организации он был точно причастен — не со школы же он Куре-сан сэнпаем звал, а в обычном университете они вряд ли пересекались, потому что женщине было немного за тридцать.       Вот со вторым было не очень понятно. Сунэя Кай появился у них немногим раньше Кьёске, и похоже, что примерно на тех же правах, что и Мизуиро — хозяйка уведомила остальных, что берёт ребёнка под личную ответственность, и на этом вопрос закрылся. «Ребёнку» же было на вид около двадцати, и хоть он выглядел так, будто имел в предках всю Восточную Азию, вёл себя как дремучий иностранец. Вроде бы нигде не работал и точно не учился, но куда-то его Куре-сан усылала. Скорее всего, на стажировку в той самой организации — остальные жильцы явно держали от него меньше секретов, чем от Мизуиро.       Куре-сан поставила на стол пару мисок с рисом, и очень мило обоим улыбнулась. Парни синхронно втянули головы в плечи, а Кай ещё и попытался спряться за товарища если не целиком, то хотя бы скрыть фингал во весь глаз.       — И где вы вчера гуляли? — осведомилась она с той же улыбкой, выставляя на стол ещё миски, уже перед Мифуне и Аоки.       — По Сибуе, — признался Кьёске.       — По Догензаке, — уточнил Кай.       — А, ну если по Догензаке, то всё понятно. Учил Кай-чана плохому?       Проснувшиеся соседи по столу тихо прыснули в тарелки.       — Плохо учил, — сказал Мифуне, — раз фонарище в пол-лица.       — Что, не клеились девочки? — ехидно спросил Аоки.       — Клеились, — понуро сказал Кай, ковыряя рис палочками, — только одна с парнем была… Но у меня хотя бы только фингал, вон у Кьёске вся спина расцарапана! Ай!       Кьёске пнул товарища со всей силы, отчаянно краснея. Мифуне уже хрюкал в тарелку.       — Какой кошмар, — вздохнула Куре-сан. — Плохой из тебя учитель, Кьё-кун. Мизу-чан, может, ты объяснишь, как с девочками разговаривать? Тебе-то они спину не расцарапывают.       — Угу, только к шее присасываются, — сдавленно выдал Мифуне, стараясь не расхохотаться в голос.       — Объясню, конечно, — безмятежно улыбнулся Мизуиро, — в выходные я совершенно свободен. Сунэя-сан, вы?       Кай горячо закивал. К девочкам он испытывал интерес зелёного девственника, который этих девочек если вживую и видел, то только издали и мельком, а нехватку информации компенсировал богатым воображением. Активно подбивать к девочкам клинья он, по всей видимости, начал совсем недавно, и если в какой-нибудь Америке такие настойчивые подкаты и могли бы сработать, то японки откровенно пугались и выискивали глазами ближайшего полицейского.       Не то чтобы у Мизуиро было так уж много подружек, но тот же флирт давался ему легко — смазливая мордашка помогала. Кая нельзя было назвать страшным, так что если обучить элементарной обходительности, то у него были бы все шансы.       К тому же, Куре-сан попросила. Как отказать такой замечательной женщине!       Мизуиро убрал коробку с бенто в сумку и ещё раз обнял хозяйку.       — А мне анэго за такое уши выворачивает, — пробурчал Кай.       — Потому что ты меня норовишь облапать, — ответила Куре-сан, приобнимая Мизуиро в ответ.       — Неправда!       Женщина тихо фыркнула и отстранилась.       — Мизу-чан, покажи телефон.       Сам мобильник, конечно, её не интересовал. Куре-сан поймала в ладонь брелок-омамори и на пару секунд прикрыла глаза.       — Неужели выдохся? — спросил Мизуиро.       — Материал уже старый, заряд держит хуже, — пояснила женщина, возвращая ему телефон. — Я потом сделаю новый.       — Что бы я делал без вашей заботы, Куре-сан, — преувеличенно растроганным голосом сказал парень, прижимая ладонь к сердцу.       — Точно так же ходил бы в школу и охмурял девушек на пять лет старше себя, — улыбнулась она в ответ. — Иди давай, на автобус опоздаешь.       Проводив Мизуиро, Куре-сан наконец сняла фартук и села за стол, подбирая свободную пару палочек.       — Зря вы к нему привязываетесь, Куре-сан, — заметил Аоки, допивая мисо.       Женщина подняла на него глаза.       — Неужели я стала хуже выполнять свои обязанности? — удивилась она. — И как только сама не заметила! Аоки-сан, если у вас возникли нарекания ко мне, прошу, озвучьте их.       Тон у неё был вежливый и доброжелательный, и улыбка была такой же.       Мужчина отвёл глаза:       — Нет, Куре-сан, никаких нареканий, придраться не к чему…       — О, так вы беспокоились о моей личной жизни! — улыбка стала ещё добрее. Аоки поёжился. — Полагаете, что мальчик разобьёт мне сердце?       Мифуне делал вид, что ничего не происходит, и подкладывал себе овощи. Кьёске и Кай тихо сползли со стульев и вприсядку ушмыгнули с кухни. Аоки хотелось бы последовать за ними, но не мог придумать достаточно уважительной отговорки.       — Что вы, Куре-сан, — вымученно начал он, — я верю, что вы… гм… трезво подходите к такому вопросу… с холодным рассудком, и всё такое прочее…       — Спасибо. Мне очень приятно, когда так лестно отзываются о моих способностях.       Повисла пауза. Женщина смотрела на него очень вежливо и почти ободрительно, ожидая продолжения. Её лёгкой улыбкой можно было забивать гвозди.       — Нижайше приношу свои извинения за нанесённую обиду, — выдавил Аоки, потому что путей для отступления уже не видел.       — Ну что вы, я вовсе не обиделась. Вами ведь двигала забота о коллективе, не правда ли? Это так замечательно, что вы отслеживаете обстановку в нём.       — Да, да, вот это самое, — закивал мужчина, и поспешно встал. — Я пойду, пожалуй. Посмотрю, где там ещё отследить надо. И позаботиться. Да.       Он ретировался с кухни и скрылся в своей квартире.       Закончил есть Мифуне, добросовестно вымыл за собой и остальными посуду, обменялся с Куре-сан кивками и тоже ушёл к себе.       Оставшись одна, женщина отложила палочки, откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Тихо и устало вздохнула.       Потом доела свой завтрак, снова надела фартук и прибралась на кухне, домывая оставшуюся посуду и убирая остатки еды в холодильник.       Проехала по улице машина, остановившись аккурат у главного входа. Женщина поправила перед зеркалом в холле причёску и хаори и вышла наружу. Из чёрной иномарки уже выходил мужчина в деловом костюме и солнцезащитных очках.       — Доброе утро, анэсан, — сказал он, открывая для неё дверь заднего сидения.       — Доброе утро, Йоши-кун, — ответила она, садясь в машину. — Извините, что вам пришлось забирать меня лично.       — Ну что вы. Было бы позором, явись вы на собрание пешком.       — Пожалуй.       Мужчина вернулся за руль и тронулся с места, направляя машину в Каракуру.

***

      Мика стонала в голос, с раннего утра носясь по храму и прилегающей к нему территории, спасибо ещё, что её было немного. Ядо-сан изволил принимать высоких гостей — не то духовную наставницу, не то главу какого-то клана. Прислужке на полставки, конечно, никто ничего не сообщал, но фамилия «Накая-сама», произнесённая с характерным уважением, пару раз прозвучала.       Гости стягивались постепенно. Некоторых Мика даже узнавала — вон хозяйка магазина сладостей с рынка, а вон врач из главной больницы, о, а вот новенькая учительница по физре из средней школы, у Мики там младший брат учился...       На её счастье, пожилые кумушки очень быстро заверили Мику, что со всем справятся, выдворили её из храма и взялись за расстановку гостевых мест, организацию чая и подобные дела. Девушка забегала по двору, выискивая, надо ли ещё что-то сделать — в идеале, получилось бы сбежать из храма пораньше.       У ворот зашуршали шины. Там, конечно, и так висела табличка «Закрыто для посетителей», но Мике всё равно надо было проверять входящих, а при надобности — разворачивать обратно. Вообще-то, этим мог бы занять и сам Ядо-сан, всё равно он просто сидел на скамеечке у самых дверей храма — но он, похоже, был занят каким-то разговором с одним из самых первых гостей, суровым на вид дедком в деловом костюме. Пришлый дедок смолил сигарету, и, по всей видимости, о чём-то брюзжал.       Мика подбежала к человеку у ворот и наспех поклонилась:       — Добрый день! Прошу прощения, но сегодня в храм можно попасть только по приглашениям. Могу ли я взглянуть на ваше?       Темнокожий и высоченный мужчина белозубо улыбнулся, залез во внутренний карман и широким жестом протянул ей карточку.       — Ноу проблем, мисс! Держите!       Карточку она оглядела бегло — вроде та. Внимание же привлекал сам мужчина, ибо казался знакомым — рост, цвет кожи, волосы в россыпи косичек, тонкие усики, знакомые интонации, английские словечки к месту и без…       — Дон Канонджи? — вытаращилась Мика.       — Йес! — мужчина снял несуществующую шляпу. — Автограф, мисс? Я здесь по делу, но у меня ещё есть свободная минута…       — Да, пожалуйста, — пролепетала девушка.       Про шоу «Изгони призрака» знала большая часть Японии — даже если кто-то не смотрел сам, то натыкался на энергичных фанатов со страстью к просвещению неверующих. Ну, а Дон Канонджи был энергичнее всех своих фанатов вместе взятых, и выделялся из толпы если не необычной внешностью, то поведением и одеждой. В этот раз, правда, оделся он без фирменной безуминки — всего лишь в ярко-красную косуху, рубашку с каким-то невероятным принтом, и штаны с бахромой.       Мужчина как раз закончил размашистую роспись, вырвал из блокнота лист и протянул его Мике:       — Вот, мисс! И не забывайте — духи всегда с вами!       — Да, спасибо, — сон явно подходил к концу, а потому надо было хватать его поскорее за хвост. — Извините, Канонджи-сан! А правда, что вы сами придумываете дизайны для своих сценических костюмов?       — Хо-хо-хо, разумеется! Имидж — одна из важных составляющих образа героя! А каким бы я был героем, если бы не уделял этому внимание?       — Здорово! — искренне выдохнула Мика. — А вы где-то учились? А материалы тоже сами подбираете?       — Ноу! Я работаю исключительно по наитию, давая волю воображению! И йес! Все материалы я подбираю сам!       Мика набрала побольше воздуха в грудь, и попыталась как-то упорядочить лезущие в голову вопросы.       — О, Мисао-сан. Я смотрю, поклонники нигде не дают вам покоя?       Мика и Канонджи как один посмотрели в сторону голоса.       В нескольких шагах стояла и мило улыбалась женщина. Мика первым делом разглядела одежду — чёрное хаори без рисунка, половинной ширины оби, вместо кимоно — неяркое западное платье, явно свободного кроя, длиной чуть выше колена, а под ним ещё и леггинсы…       — Накая-сама! — отмер Канонджи, и отвесил женщине поклон. — Приветствую!       — Добрый день, — женщина благосклонно кивнула, и направилась дальше. — Надеюсь, вы не сильно задержите собрание.       — Ни в коем случае!       — Ой, а приглашение… — пискнула Мика.       — Накая-сама не нуждается в приглашении, — сурово сказал мужчина в деловом костюме, следовавший вслед за женщиной в хаори.       Разом присмиревший Канонджи виновато раскланялся и поспешил следом. Девушка проводила их взглядом.       Хаори у женщины на спине не топорщилось — скорее всего, оби был префолд[3] и вообще без узла. И на спине хаори тоже было однотонно-черным - ни узоров, ни вышивки, ни гербов. Чёрные же волосы у женщины были закручены в узел, из которого торчали две шпильки-хираути[4] и один гребень. Вряд ли причёска держалась только на этом, скорее всего, там ещё обычных шпилек и невидимок горсть… спереди же у женщины была стрижка химэ[5], с прядями чуть ниже плеч.       Если это и была «Накая-сама», то она представлялась девуше как-то по-другому. Ну как минимум, уже бабушкой.       — Эй, Мика! — помахал ей Ядо-сан. — На этом всё. Можешь проваливать.       Посторонние мысли из головы девушки тут же вымело, и она поспешила в подсобку. Чем быстрее она переоденется — тем быстрее вернётся домой, к джей-рок клипам и наброскам одежды!       Дон Канонджи, урождённый Канонджи Мисао, очень старался сидеть ровно, говорить коротко и по делу, и всячески сдерживать широкий размах харизмы. Ноги давно затекли, нервы натягивались, а харизма и привычки шоумэна норовили вылезти наружу.       Но Накая-сама смотрела на него особенно доброжелательно, а потому сидел он как мышь под веником.       Нет, конечно же, он её не боялся. Накая-сама вовсе не была страшной — ну, по крайней мере, сама по себе. Ну, а слухи, которые про её предшественниц ходят — так это только слухи. Хотя, поговаривают, что чем дальше, тем больше она напоминает предыдущую Провидицу… Но это, скорее всего, просто совпадение. Не может там быть никакого переселения душ, и никаго умерщвления предыдущей владелицы тела — тоже!       Но если такие слухи долетают до посторонних — что же говорят среди пяти семей… Хотя Канонджи не совсем посторонний, над ним взяла шефство семья Морита! С благословления Накая-сама, между прочим, как раз той, что сидит по левую руку от главы клана Хаганэ и внимательно следит за разговором.       Собственно, шоу «Изгнание духов в райские кущи» тоже было идеей текущей Провидицы. Она порешила, что в Японии слишком много бродячих духов, чтобы справляться с ними силами пяти семей Хинамияма, а потому надо как-то научить обычных людей от этих духов защищаться. При этом — чтобы ещё и не потревожить обывательский покой тем, что бродячие духи действительно всегда с ними, но не всегда дружелюбно настроены.       Опять-таки по слухам, она даже кандидатов на роль просветителя не подбирала — уже знала, кого надо искать. Вскоре после того, как Канонджи вернулся из Штатов покорять родину, с ним связались, пригласили в Хинамияма, всячески оценили способности, да и сделали деловое предложение. С тех пор Канонджи с ними и сотрудничал — он с размахом и харизмой колесил по Японии, от одного паранормального случая к другому, члены пяти семей консультировали и ассистировали ему во время съёмок, Накая-сама на всё это благосклонно взирала.       В данный момент, правда, взирала она отнюдь не благосклонно. Нет, улыбка-то была на месте, и он неё даже не хотелось перебирать совершённые прегрешения, но…       Представители семей отчитывались о стандартных процедурах для удержания духа и защиты зрителей. И если с остальных спрашивал глава Хаганэ, то с Канонджи разговаривала лично Накая-сама, проверяя его знания техники безопасности так, будто он был отъявленным двоечником на пересдаче.       Но к счастью, всё кончается — и экзамен с пристрастием, и закрытое собрание медиумов. Канонджи раскланялся со всеми присутствующими, и в числе первых поспешил было на выход.       — Мисао-сан.       Рано он обрадовался. Накая-сама, похоже, хотела его ещё помучить.       Она уже встала — и то хорошо, значит, это ненадолго. Канонджи подошёл и почтительно наклонился, чтобы над ней не нависать.       — Когда увидите рыжего мальчика в чёрной одежде и с мечом, — сказала женщина, — не мешайте ему.       — Хорошо, Накая-сама, — послушно согласился сбитый с толку Канонджи. — А… где и когда это будет?       Она посмотрела на него, как на глупого ребёнка — между прочим, не такая уж и большая у них разница в возрасте! — и печально вздохнула.       — Где бы вы его не встретили — не мешайте, — повторила Накая-сама.       — Куре-кун, — встал и глава Хаганэ, — хватит уже пугать Мисао.       — Ген-сан, но я его вовсе не пугаю! — сказала Накая-сама тоном оскорблённой невинности.       — Ага, конечно, а коленки у него от сквозняка трясутся. Пошли, подброшу тебя в Наруки.       — Благодарю, — женщина вежливо улыбнулась, — но мне будет вовсе не сложно добраться туда самостоятельно.       Глава Хаганэ снисходительно на неё зыркнул.       — Пошли-пошли. Разговор есть, и ты от него не отвертишься.       Фамилия Накая хоть и пользовалась уважением пяти семей, но главным всё же был клан Хаганэ. На секунду уже Накая-сама выглядела студенткой на переэкзаменовке, но быстро взяла себя в руки, кивнула Канонджи на прощание, и последовала за Тецугеном.       Сын главы снова сел за руль. Сам глава Хаганэ и Накая расположились на заднем сидении.       Тецуген выждал совсем немного, прежде чем заговорить.       — Куре-кун, сколько тебе уже?       Женщина задумалась:       — Тридцать… два?       — А этой осенью будет тридцать три, — добавил старик. — А ученицу ты себе до сих пор не взяла, хотя все сроки вышли.       — Не взяла, — покладисто согласилась Накая.       — Как ты понимаешь, в Хинамияме по этому поводу беспокоятся. В твоей семье всегда не больше двух человек — Провидица и её ученица. Провидица выбирает себе ученицу, обучает её в течение шести лет, передаёт ей свой титул и полномочия, после чего умирает. Проклятие семьи Накая, Куре-кун, с тобой с того самого дня, когда ты начала обучение.       Улыбка женщины стала немного загадочной.       — Надеешься избежать этого? Обмануть судьбу?       — Ну что вы, — Накая коротко рассмеялась. — Я хорошо знаю историю каждой из своих предшественниц. И хорошо понимаю, и какой путь выбрала, и что меня ждёт.       Она посерьёзнела:       — Просто дом Накая умрет вместе со мной.       Машина вильнула, взвизгнула шинами по асфальту.       — Тецуёши, чтоб тебя!..       — Простите, отец, — мужчина выровнял руль и взглянул на женщину через зеркало заднего вида. — Накая-сама, это правда?       — Правда. Я буду последней Провидицей.       — Но почему?       — Я думаю, что Хинамияма больше не будет нуждаться во мне, — спокойно улыбнулась Накая-сама. — Она уже не нуждается.       Воцарилось молчание.       — Ты... - через силу начал Тецуген, - похоже, что старости ты не ждешь.       — Не жду.       — Это… было предсказано?       — Ещё Первая знала об этом.       — Знала ли она, сколько тебе осталось?       — Два года, — без заминки ответила женщина, — плюс-минус несколько недель.       Глава семьи Хаганэ внимательно на неё посмотрел.       Первая Провидица спасла его отца с тётей, когда оба были ещё детьми, нашла им дом в горах Гифу, сосватала семье Ядо, а потом привела будущих глав остальных семей — таких же сирот и беспризорников, таких же духовно одарённых. Сам Тецуген родился, когда она обучала преемницу. Ему было три года, когда Вторая Провидица приняла титул. Третья гуляла на его свадьбе, она же приходила нянчить его детей. Четвёртая баловала его внуков и стояла рядом на похоронах его отца; через два года она взяла ученицу и начала свой обратный отсчёт. Пятая выросла на его глазах, как вырастали девочки до неё — из невзрачного подростка в такую же неприметную женщину.       Пятая Провидица дома Накая, Накая Куренай-сама. Такая же, как и все её предшественницы — черноволосая, черноглазая, с теплой материнской заботой в глазах, с холодной вежливостью поверх стального стержня. Сидит, рассеянным взглядом посматривает в окно на городской пейзаж, поглаживает лежащую на коленях фамильную курительную трубку, думает о чём-то своём.       — Страшно? — тихо спросил Тецуген.       — Что именно?       — Знать дату.       Проклятие дома Накая переходило ученице вместе с титулом, и ни для одной тайной не являлось. И он впервые решился спросить — как это.       Провидица снова рассмеялась — невесомо и непринуждённо:       — На самом деле, я даже рада. Всё к этому шло.       Тецуёши подавленно молчал. Тецуген тоже не находил слов.       Машина, наконец, остановилась у Накая Апаато.       — Я пока не скажу ничего остальным семьям, — решился глава. — Это дело дома Накая, ты и сообщай.       — Спасибо, Ген-сан.       — Тецуёши, ты тоже молчи.       — Да, отец.       Накая-сама улыбнулась. Когда Вторая Провидица объясняла юному Тецугену, что после инициации Третьей её не станет, она улыбалась так же — сожалея о его утрате, но не о своей смерти.       — Всё будет хорошо, — сказала Накая-сама с тихой, непоколебимой уверенностью.       Ничего не оставалось, как принять это на веру.