Нужен

Макс снова пропадает на концертах, они не общаются, и это в разы усиливает чувство вины. Алан помнит, как он ушёл тогда, несколько недель назад, не попрощавшись, не сказав ничего. Уж лучше бы кричал, лучше бы врезал, выплеснул агрессию. Всё, что угодно, только не это пустое разочарование, от которого ноет в груди. Он возвращается к началу декабря. Они пересекаются в офисе у Наташи впервые после того злосчастного разговора. Макс, надо отдать ему должное, не показывает характер, обсуждает рабочие вопросы без тени злости. Поразительно, как ему удаётся себя контролировать, когда Алана колотит и раздирает на куски. Макс прокашливается. — Я написал новую песню, — он переводит взгляд с Наташи на него, и его бросает в дрожь. Макс скучал, и его самоконтроль не что иное, как защитная реакция.— Она дуэтная. — Макс, не темни, — подбадривает его Могилевская. У неё горят глаза, ну ещё бы, из них троих она единственная, кто думает лишь о работе. — Она для Светы Лободы, — продолжает Макс. — У меня есть текст, если вы прочтёте, станет ясно, что сам я её не спою. Алан отмалчивается. Проигрывает заново всё, что бурлило тогда внутри при виде Макса, восхищённо смотрящего на Свету. Вспоминает, как понял: пацан ему не безразличен. Понял, что снова пропал, что столь гонимое им чувство вернулось. Это не значит, что он не любил Жанну. Просто с Жанной всегда был покой, она окутывала теплом, согревала. С Жанной было безопасно, уютно и комфортно. Тихая гавань после месяцев в штормящем море. С Максом — иначе. С ним швыряет из стороны в сторону. И, быть может, тому виной обстановка, напряжённая, не располагающая к умиротворённости изначально. Или же его собственные страхи, которые он проецировал на Макса. В конце концов, Макс — не Руслан. Он совсем другой. Но мозг кричал: «Опасно», когда сердце уже пропиталось им насквозь. — Алан, ты как? — обращается Наташа к нему. — Снимешь клип? Со Светой я переговорю. Ревность противно царапает глотку, но он отвечает, улыбаясь: — Разумеется. Через пару дней приду с идеей, у меня уже есть кое-что на уме. Он старается игнорировать взгляд Макса, холодной волной пробегающийся по позвоночнику.

***

Со Светой удаётся договориться. Для него это становится неожиданностью, потому что он думает, что вряд ли бы спустил с рук такое поведение, или он ещё слишком максималист, чтобы воспринимать всё в ином ключе. Профессионализм. То, что нарабатывается годами. Умение отделять личные переживания от работы. То, чему ему стоит поучиться, учитывая сложившуюся ситуацию. Света приезжает на репетицию вовремя. Она улыбается всем, обнимает Алана и Наташу, а Максу пожимает руку. И это не ранит. Не отзывается ничем внутри. Макс осознаёт: ему всё равно. Перегорело. Он улыбается в ответ. Рассказывает, чего ждёт как автор от исполнения. Далее подключается Алан. Он превосходит сам себя, потому что для реализации его безумной идеи им придётся тренироваться в зале, чтобы на съёмках движения вышли с нескольких дублей. Света проникается идеей, да и ему самому очень интересно попробовать. Процесс поглощает их настолько, что подготовка к клипу занимает почти весь декабрь. Они успевают лишь записать песню в студии, а съёмки переносят на середину января, потому что новогодние праздники ещё никто не отменял. Накануне нового года он приходит к выводу, что в Киеве ему делать нечего, праздновать с однокурсниками Наташи нет ни малейшего желания. Мать радуется его приезду, а он думает, что впервые за девятнадцать лет не чувствует себя дома комфортно. Потому что мысли возвращаются к Алану непрестанно. Их общение практически сошло на нет, если не считать обсуждение работы, а привычное расстояние в десяток сантиметров разверзлось до метровой пропасти. Всё изменилось. Жалеть было бы глупо, ведь если Алан не хочет сам с ним делиться тем, что его гложет, он бессилен. А наступать себе на гордость, чтобы взамен не получить ничего, он не хочет. Несмотря на тоску, ему всё же удаётся развеяться. Он гуляет по городу, вспоминая школьные годы. Ему кажется, будто прошла целая вечность, хотя в реальности всего какие-то несколько лет. Новый год он отмечает дома, мать бьёт все рекорды по количеству приготовленного, и это вызывает тепло. Через пятнадцать минут после полуночи ему звонят, и он выходит на улицу. — Привет, — у него в горле першит. — Привет, Коль. Макс закрывает глаза. Господи, он так соскучился, что готов разреветься на ровном месте. Он прокашливается, надеясь протолкнуть этот комок из чувств, мешающийся, не дающий дышать. — С новым годом, — Макс не видит его сейчас, но почему-то он уверен, что Алан улыбается. — И тебя. Тут же в памяти всплывает прошлый Новый год. Его полная апатия, нежелание что-либо делать, двигаться и стремиться. Тогда казалось, что жизнь рухнула, что дальше нет ничего, кроме депрессии и унылой серости. И вот он выпустил альбом, прокатился с туром по стране. Вот он потихоньку идёт к своей мечте. — Загадал желание? Макс смеётся. — Ты веришь в то, что они сбываются? — Все мы немного дети. — Хорошо тебе отметить. — И тебе. Макс кладёт трубку и заходит в дом. Алан прав: каждый в душе ребёнок, верящий, что всё разрешится будто по волшебству.

***

— И долго вы друг друга мучить будете? Света ударяет вопросом по позвонкам. Бьёт, не щадя. Он курит на улице, вымотанный съёмками. Они дались сложнее, чем он думал. Абстрагироваться было крайне тяжело, и это нельзя было не заметить. — Не понимаю, о чём ты. Она ещё в боевом раскрасе — они только-только закончили. Она закуривает сама. Алан знает: она редко позволяет себе это. — Алан, я знакома с тобой уже очень давно. Скажи правду. Чего ты боишься? Он вздыхает. — Боюсь, что не нужен ему со всеми своими загонами, что он перегорит, а меня самого не отпустит так скоро. Света смеётся. — Что за глупости. Если бы ты не был так погружён в свои переживания, ты бы увидел, что он глаз с тебя не сводил. И со мной обращался вежливо, не выходя за рамки ни на секунду. Ему вообще было не до меня, — она смягчается. — Слушай, может, я не так уж хорошо разбираюсь в людях, и Макс, конечно, в силу возраста ещё достаточно инфантилен, но одно я поняла точно. — И что же? — Он не разменивается на чувства. И ты ему очень дорог. Алан молчит, потому что причина куда глубже, она зарыта глубоко внутри, там, куда хода нет никому. Там, где он не оставил ничего, кроме тупой боли и пепла от рассыпавшихся надежд. Прежде чем уйти, Света добавляет: — Пока ты будешь бегать от самого себя, можешь его потерять.

***

Они познакомились на дне рождения. Разношерстная компания, где все друг о друге слышали за глаза, — городок небольшой, как говорится, большая деревня — но так и не пересекались до поры до времени. Руслан привлёк внимание сразу. Завалился, как ни в чём ни бывало, через пару часов после начала празднования. Он был старше Алана на три года, и в шестнадцать лет такая разница представлялась пропастью. Руслан был из тех, кого знали все. Он невольно запоминался. Ничуть не располагал к себе, а скорее отталкивал, но было в нём что-то такое, что заставляло смотреть. Девчонки были от него без ума. Они флиртовали, хихикали над его шутками и пытались обратить на себя его внимание. Но он, казалось, был ко всему равнодушен. Будто жил в своём мире, до которого не долетали столь приземлённые материи. — Алан, да? — он обратился к нему, и Алан уставился в ответ, удивлённый и ошарашенный. — Да. — Расскажи нам о себе. Он ухмыльнулся. Знал ведь, что тёмной лошадкой здесь был он сам. Что с большинством присутствующих Алан вполне неплохо общался. Это было невозможно не заметить. Руслан любил провоцировать. Бросать вызов по поводу и без. Он проверял на вшивость по каким-то своим параметрам, и его это интриговало, хотя должно было бы настораживать. Они ушли с вечеринки вместе. Потому что этого захотел Руслан. Алан, поддавшись вспыхнувшему внутри желанию, последовал без вопросов. Впрочем, один вопрос у него всё же был. — Почему я? — он правда не понимал. Его не пугало, что ему понравился парень. Вполне возможно, сказалось воспитание родителей, прививавших ему мысль о том, что все люди равны, а любовь — это веление сердца. Сердца, которое может быть разбито в один миг. Но тогда он об этом не знал. Тогда он слепо шёл за своими чувствами, не боясь обжечься. Руслан рассмеялся. — Потому что ты мне интересен, глупый. Если бы он знал, как Руслан привык поступать с теми, кто вызывает у него интерес, он бы бежал без оглядки. Но беда в том, что никогда нельзя знать заранее, чем всё обернётся.

***

Время летит так быстро, что он не замечает, как наступает день рождения. До него доходит, что он вконец заработался, когда утром ему звонят Жанна и Лолита и радостно вопят в трубку поздравления. Он болтает с ними час, осознавая, как же сильно по ним соскучился. У них для него целый воз новостей, он слушает их, пока ухо не начинает отваливаться. Они сейчас у родителей Жанны, и Алан обещает, что по их возвращению они непременно проведут вместе выходные. Ему не хочется отмечать. Телефон разрывается от поздравлений, а ему тошно, потому что единственный человек, услышать которого он хотел бы сейчас, так и не позвонил. Он смотрит глупую американскую комедию по телевизору в попытках отвлечься. Его прерывает стук в дверь. Он открывает дверь и пялится на Макса, стоящего на пороге, не веря. — Звонок не работал, пришлось стучать, — объясняет Макс. — Давно нужно починить, всё никак руки не дойдут что-то сделать с этим, — отвечает на автомате. Это так глупо — говорить о дверном звонке сейчас, но этот нелепый разговор заполняет неловкую тишину. Макс заходит внутрь. Вешает куртку на крючок, разувается. Копается в рюкзаке. Он нервничает, это заметно невооружённым глазом. — Я не знал, что тебе подарить, ведь у тебя всё есть, но хотелось сделать тебе приятное, поэтому вот… С днём рождения! Он протягивает ему рамку для фотографий. Алан задерживает дыхание, когда видит, что в рамке — его портрет, выполненный карандашом. Смотрит на экран — Макс изобразил его поглощённым рабочим процессом. Он рассматривает штрихи. Он не то чтобы разбирается в графике, и, возможно, принимает желаемое за действительное, но портрет пропитан любовью, он дышит этим. Светом, теплом и безграничной любовью. Это словно держать в руках пульсирующее сердце. — Тебе не нравится? — неуверенно спрашивает Макс, смущённый его молчанием. — Нет, что ты, Коль, это… Это невероятно. Мне никогда ничего подобного не дарили. Он чувствует, как слёзы щиплют уголки глаз, он моргает часто-часто, пытаясь успокоиться. Чтобы сгладить неловкость, он приглашает Макса на кухню. В холодильнике нет ничего подходящего, и он решает готовить сам, потому что всё же у него день рождения, а кормить гостя остатками чего бы то ни было ему не позволяет совесть. Макс не возражает. Он заваривает себе чай, и это напоминает Алану тот день, когда он болел, а Макс возился с ним. Макс садится на стул, не желая мешать. Они молчат, пока Алан готовит. Он накрывает на стол. — Очень вкусно, — говорит Макс, пробуя запечённую рыбу. — Я рад. Они болтают о всякой ерунде, но напряжение никуда не уходит. Алан чувствует это: оно вот-вот лопнет, прорвётся. — Перестань, — произносит вдруг, устало глядя на него. — Тебя что-то не устраивает? Вопрос становится последней каплей, и спокойная обстановка сменяется потрескивающей яростью, исходящей от Макса. — Не устраивает! — он кричит, не в состоянии себя контролировать. И Алан знает, что заслужил это. — Прекрати закрываться от меня, прекрати бегать. Что бы ты ни думал себе, дерьмовые эпизоды в жизни бывают не только у тебя, не тебе одному приходится тяжело. Он подскакивает с места и обходит стол. Упирается рукой в спинку его стула, дёргает на себя, заставляет встать. — Неужели ты не видишь? Неужели ты так и не понял? — он шепчет потерянно, проводит большим пальцем по щеке. — Ты можешь не отвечать, но я должен сказать. Я люблю тебя, понимаешь? Люблю тебя, — повторяет он и целует уголок рта. И Алан перестаёт себя контролировать. Он срывается, забывая обо всём. Целует, бесцеремонно врываясь языком в его рот. Макс постанывает, не ожидая такого напора. Сжимает его чуть отросшие волосы и отвечает. Прижимается к нему, и башню сносит окончательно, когда он кладёт руки ему на задницу. — Сумасшедший… — хрипит он, отрываясь от Макса. У него губы припухли, а глаза лихорадочно блестят. По щекам пятнами разошёлся румянец. Красивый. Нереально красивый. Макс становится вдруг серьёзным. — У нас ничего не будет, если ты и дальше будешь держать меня на расстоянии вытянутой руки. Ты мне нужен, Алан, но я должен знать, что тревожит тебя. Алан знает, что он прав. Знает, что сейчас всё зависит от него одного. И отталкивать Макса он больше не намерен. — Я расскажу тебе, только не сегодня, ладно? В голове мутно, и жутко хочется спать. Макс улыбается — он верит. Берёт его за руку и ведёт в спальню. Отодвигает одеяло, ложится на кровать, а в ответ на его недоуменный взгляд говорит: — Давай спать, Алан. Алан забирается в кровать, устраивает голову у него на груди. Макс укрывает их одеялом. Под его мерное дыхание Алан засыпает.